Символ империи - пурпурная хризантема

Посвящается Айзеку

Песчаный ветер стонал, как плач по забытой эпохе. Сергей и Гена, кадеты Звёздного флота, остановились перед рухнувшим колоссом. В песке, словно поверженный титан, лежала каменная статуя императора — лицо, некогда обращённое к звёздам, теперь уткнулось в землю. Нет, оба кадета были в этом далеком мире чужими, и погибшая Империя была им далекой и чужой...И все же.

— Смотри на него, — шепнул Гена. — Когда-то он правил тысячью миров. А теперь… пыль.

Сергей провёл рукой по холодному камню. Лицо императора было суровым и упрямым даже после падения. В ухе сквозила тьма — слишком ровная, чтобы быть трещиной.

— Это вход, — догадался он. - Тут когда-то был тайник.

Они включили фонари и осторожно пролезли внутрь. Каменный тоннель вёл вниз, в чрево головы.

Там их ждала тишина. И мёртвые.

Маленькое помещение оказалось убежищем последних верных Империи. Вдоль стен — пыльные полки с книгами и ящики с оружием. Но среди них — тени, застывшие навеки: скелеты в потрёпанной форме, обломки винтовок в костлявых руках. Некоторые сидели, опершись о стены, словно уснули, другие лежали в позах, говоривших о последней схватке.

На полу валялись гильзы, почерневшие от времени. Одна стена была исполосована следами лазерных выстрелов. Здесь шёл бой, и бой проигранный.

— Они держались до конца… — хрипло сказал Гена.

Могильный склеп. Последняя безнадежная схватка. Сергей молча подошёл к полке, на которой покоилась книга. Кожаный переплёт потрескался, но страницы сохранились. Он раскрыл её — и сердце дрогнуло: между страницами лежал цветок. Засушенная хризантема. Лепестки её, хоть и поблекшие, всё ещё хранили тёмный пурпур.

— Пурпурная хризантема… — прошептал Сергей. — Символ Империи.

Тишина казалась тяжёлой, как могильная плита. Он вдруг ясно понял: тот, кто спрятал этот цветок, сделал это сознательно. Как последний знак. Как клятву, что Империя жива, пока есть хоть один, кто помнит.

Он закрыл книгу, словно опуская крышку гроба.

— Пошли, — сказал он. — Здесь их святилище. Мы не имеем права тревожить мёртвых.

Они выбрались обратно. Холодный осенний ветер всё так же стонал над руинами и каменистыми дюнами. Лицо императора в закатном свете казалось живым, и в его каменных глазах сквозило то же упрямство, что и в глазах погибших партизан.

Сергей прижал книгу к груди. Хризантема хрупко покоилась внутри, но теперь он знал: это не просто цветок. Это кровь, это память, это символ упрямой веры, которая не исчезает даже в могиле. И не важно, что Империя была ему такой далекой и чужой, и его наверное даже нельзя было назвать убежденным сторонником.