Синдром Правды

ОЗЕРО БАЙКАЛ, 2003 ГОД

Последний раз, когда они были вместе, вода была холодной, как сталь.
Алексей Горчаков, его широкая спина, испещрённая шрамами от старых ожогов, блестела на закатном солнце. Он стоял по пояс в воде, держа на плечах обоих сыновей. Марк, тринадцатилетний, сжимал отцовские виски коленками, пытаясь сохранить равновесие и выглядеть суровым. Лев, девятилетний, вцепился в его волосы и визжал от восторга.

— Держитесь, команда! — крикнул Алексей, и его голос, громовой и весёлый, разнёсся над гладью. — Наш корабль идет ко дну!

— Мы утонем? — испуганно прошептал Лев.

— Горчаковы не тонут, — ответил отец, и Лев почувствовал, как напряглись могучие мышцы под ним. — Мы уходим на глубину, чтобы переждать шторм. Правда всегда на глубине, сынок. На поверхности — одна рябь и ветер.

Он нырнул. Мир перевернулся в мгновение ока. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь толщу, разбился на тысячи мечущихся золотых бликов — будто кто-то рассыпал под водой горячие монеты. Земная твердь ушла из-под ног, сменившись безвольной, обволакивающей тяжестью. Это не было падением — это было возвращением. Давление возросло, заложило уши сладковатой болью, и мир сузился до зелёного, пронизанного солнцем купола, за пределами которого не существовало ни времени, ни проблем. Звуки — навязчивые голоса из радиоприёмника на берегу, обсуждавшие очередной политический скандал, — растворились, не в силах пробить эту благословенную толщу. Лишь биение собственного сердца отдавалось в висках глухим, мерным барабаном — звук жизни, очищенной от всего лишнего. Пузыри воздуха, словно серебряные монетки, за которые он больше не мог и не хотел держаться, укатились наверх, к тому миру, где всё было сложно, лживо и утомительно. А здесь, в обжигающем холодом царстве тишины, была только правда. И он, крепко державший их обоих — свои самые большие радости и самые страшные уязвимости, — был в эту секунду её богом и стражем.

Пузыри воздуха, словно серебряные монетки, за которые он больше не мог держаться, укатились наверх, к тому миру, где всё было сложно и лживо. А здесь, в обжигающем холодом царстве тишины, была только правда. И он, крепко державший их обоих, был её богом и стражем.
Он не знал, что это последняя тишина в его жизни. Лев зажмурился, чувствуя, как отцовские руки крепко держат его. В этом подводном царстве не было ни криков новостей с берега, ни шёпота соседей за спиной. Только правда глубины. Тишина.

Он не знал, что это последняя тишина в его жизни.