Сингония миров. Смотрящие

Суббота, 12 октября 2019 года. Ночь

«Альфа»

Ново-Щелково, улица Колмогорова

…Пули зудели, дырявя пышную глянцевую зелень. Плотные листья-опахала с четким, выпуклым разбегом прожилок шуршали и скреблись, терпя выстрелы, а вот звуки погони доносились до меня урывками – убийца пыхтел, ломился сквозь заросли, трещал иссохшими ветками, но все шумы заглушало мое бурное дыхание.

Шарахнувшись в сторону, под защиту громадного раскидистого дерева, я прижался спиной к тупым шипам, блестящим, будто лакированным, усеявшим толстый ствол, раздутый и оплывший.

Глаза так и шарили вокруг, подмечая любой пустяк, те мельчайшие штрихи, из которых складывалась окружающая меня картина – блёклую лазурь меж развесистых крон или голую черную землю под деревьями, вспоротую толстыми перевитыми корнями, пульсирующими, словно щупальца… Или крученые лианы, чьи петли то висли бессильно, то вдруг натуго захлёстывали обвитые стволы…

Унимая лёгкие, хапавшие густой воздух, здоровой правой я крепко сжимал рукоятку верного «Стечкина», а пальцами раненой левой нежно поглаживал ствол. Напряг слух – и четко различил злобный «fuck».

Выдохнуть.

Шагнуть на линию огня.

Выстрелить навскидку…

…Вздрогнув, я проснулся. Надо же, задремал! Старею…

Ладонь огладила измятую простынь, еще хранившую тепло женского тела, да и лицо моё горит от жарких, сосущих касаний Наташиных губ. И не только лицо…

Я лениво перевалился на спину. Хорошо…

Осень бодрила, навевая в форточку ночную свежесть, и я ногами распутал скомканное одеяло. Укрылся, и потянулся довольно, закинул руки за голову.

Странный сон… Уж больно чёткий. Может, вещий? Как тогда, в канун «Кровавого Благодаренья»? Ну уж, нет уж!

Я тихонько хмыкнул, изгибая уголок рта. Обойдутся враги рабочего класса! Ни в какие джунгли я не полезу, и партизанить не собираюсь. Хватит с меня приключений на «нижние девяносто»…

А «там, вдали, там, возле синих звезд»? «На пыльных тропинках далёких планет», ежели напеть куда более давний шлягер?

Я расплылся в самой широкой из своих улыбок, и отложенная радость мигом затмила глупые тревоги и суетные мысли. Закрываю глаза – и вижу…

– …Ну, что ж, товарищи… Предлагаю внеочередное заседание Совета Государственной Безопасности считать открытым. Прежде всего, разрешите поздравить всех присутствующих с Днем космонавтики… Тем более что нынешнее двенадцатое апреля напрямую связано с повесткой дня. – Голос президента звучал как обычно, спокойно и размеренно.

Я оглядел присутствующих как бы вчуже, сверяя судьбы в разных мирах.

Вон Рамзан Кадыров, министр внутренних дел… Человек умный, безусловно храбрый, хотя и несколько порывистый – он таков и в моем родимом гамма-пространстве, но здесь, в «Альфе», к которой я и сам прикипел на всю оставшуюся, жизнь Рамзана Ахматовича сложилась иначе.

Его отец был не имамом и внештатным агентом КГБ, а кадровым офицером госбезопасности. Во время волнений на Кавказе в восьмидесятых сепаратисты убили его, только лет на десять раньше, чем в «Гамме», а Рамзан пошел в органы мстить за отца и со временем сделал блестящую карьеру в МВД.

Или вон, Евгений Пригожин, министр обороны. Тут, в «Альфе», он, разумеется, не занимался бизнесом и уж, тем более, не сидел. И не собирал бойцов в ЧВК «Вагнер». Евгений Викторович с малых лет, с Суворовского училища, овладевал главной для себя профессией – Родину защищать…

– Слово предоставляется секретарю ЦК КПСС по науке и вузам Михаилу Петровичу Гарину. – Бросив взгляд на меня, Путин добавил с присущей ему вкрадчивой мягкостью: – Можно сидя, Михаил Петрович.

Бегло улыбнувшись, я наскоро перебрал свои бумаги, сосредотачиваясь, и внушительно начал:

– Товарищи! Мне тут, в кулуарах, уже высказывали неудовольствие моими «романтическими прожектами» и «научно-фантастической маниловщиной»…

Члены СГБ заерзали, а некоторые открыто заулыбались – Елена фон Ливен, седая, но, как и прежде, неукротимая; хитро щурящийся Кадыров, да и сам Владимир Владимирович.

Лукьянов, наш новый министр иностранных дел, безошибочно глянул на Лукашенко, нашего нового председателя Совета Министров, и тут же отвел глаза.

Сам Александр Григорьевич поморщился в досаде, недовольно хмурясь и топорща жесткие усы. Чует котяра, чье сальце слопал…

– Дескать, если страна богата, – журчал я, – то это еще не значит, что можно загребать деньги из бюджета, лишь бы ублажить собственное любопытство… Согласен! Однако посмотрите – самые наши дорогостоящие проекты, куда мы вбухали миллиарды рублей, ныне приносят прибыль! И орбитальные заводы, и лунные базы… А экспедиция на Плутон уже практически окупилась за счет доставленного на Землю «хабара». Впрочем, я далек от того, чтобы рассматривать хозяйственную сторону космической экспансии… Зрите в корень, товарищи! А он вовсе не в чьих-то научных восторгах и не в доказательствах ксеностелларности девятой планеты, а в том редчайшем, воистину чудесном шансе, что выпал человечеству благодаря советским инженерам и ученым. На Плутоне рептилоиды оставили людям ключ от транскосмической базы в системе Альфа Центавра, оставили как своим наследникам! Я лично на днях видел и даже щупал этот ключ…

– Михаил Петрович! – повысил голос Лукашенко, сбиваясь на белорусский акцент. – Я, конечно, жмот, но, честное слово, горжусь достижениями советской космонавтики! Мне уже доложили об артефактах, собранных… э-э… сталкерами с «Циолковского». Там и квазиорганика, и губчатые металлопласты, и… Да много чего! Только я всё равно не понимаю ваших, как вы только что выразились, научных восторгов. Вы же сами сейчас сказали, что база пришельцев находится не где-нибудь поблизости, а в триллионах и триллионах километров! В четырех световых годах! И когда же вы собираетесь добраться до «наследства»?

– Осенью, Александр Григорьевич, – кротко ответил я.

– Что-о?! – отшатнулся Предсовмина, краснея от негодования. – Да вы издеваетесь, что ли?!

– Отнюдь, – мой голос обрел твердость. – Сингонально-пространственная интерполяция… СПИ-драйв, как говорят наши космонавты, позволяет транспозитироваться… м-м… перемещаться в радиусе двадцати пяти парсек – это примерно восемьдесят световых лет. Вот и доберемся! Что я предлагаю конкретно? Использовать наш новый ТМК «Королёв» – он сейчас собирается на орбитальной верфи… Мы переделываем его… как бы в нуль-звездолет! Устанавливаем фотореактор помощнее и отражатель побольше… Скоро доставим на орбиту обитаемый отсек… А буквально на днях закончили испытания посадочного модуля «Эос». Кстати! При всем уважении к памяти Сергея Павловича, мы подумали и решили назвать первый звездолет иначе…

– И как? – буркнул Лукашенко, отходя.

– «Аврора»! – с чувством сказал я.

– Неплохо, – оценил Путин, наметив улыбку. – То есть, как я понимаю, у вас всё готово к Первой межзвездной экспедиции?

– Почти, – тяжко вздохнулось мне. – Перемещение в нуль-пространстве требует сложнейших расчетов, с которыми бортовой нейрокомпьютер «Иркут» сладит… ну-у, если надо будет проложить курс в облако Оорта. Максимум! Но Альфа Центавра… – я покачал головой. – Нет, тут уж ему не справиться. Однако, как мне стало известно, искусники в Зеленограде создали «Илим» – комп с гель-кристаллическим процессором четвертого поколения. Вот он бы нам подошел! Правда, его зарезервировали для Министерства обороны…

– «Илим» существует в единственном экземпляре и будет работать в связке с системой предупреждения о ракетном нападении, – сухо вымолвил бритоголовый Пригожин, непримиримо поведя плечами, затянутыми в генеральский мундир. – Так что ни о какой передаче «Илима», пусть и для интерстеллара, не может быть и речи.

– Согласен, – кивнул Кадыров. Посмотрел на меня, и огорченно развел руками.

– Согласен… – проворчал Лукашенко. – СПРН – это свято.

– Свято место не пусто! – парировал я, малость горячась. – Второй и третий «Илим» на подходе. Что, нельзя месяц-другой потерпеть? Да и от кого нам ждать ракет? От Франции с Англией? Да, эти пакостить горазды, но воевать с нами не станут. Ни за что. США? Янки трудолюбиво разгребают залежи навоза в собственных конюшнях, а возможную угрозу со стороны Китая легко купирует и старая СПРН…

– Нет! – лязгнул министр обороны.

Видя мое огорчение, княгиня прищурилась и глянула на президента.

– Владимир Владимирович, вы позволите?

– Да, ваше сиятельство, – улыбнулся Путин.

С достоинством кивнув, фон Ливен оглядела присутствующих.

– Не собираюсь никого уговаривать, доводы Евгения Викторовича очень даже весомы. Я лишь напомню о похожем случае, произошедшем двести лет назад… Тогда наши предки затевали Первую Антарктическую экспедицию, под предводительством Фаддея Беллинсгаузена. Её тоже готовили в спешке – приказ был опубликован пятнадцатого марта, а уже четвертого июля тысяча восемьсот девятнадцатого года состоялось отплытие. Тогда даже научную команду собрать нормально не успели – на всю экспедицию нашелся один-единственный гражданский специалист! А всё почему? А всё потому, что, хоть Джеймса Кука и съели к тому времени, но в поход намеревался выступить еще один Джеймс – Уэдделл… Понимаете, какими вопросами задавались тогда? Национального престижа! Русские должны были первыми открыть Антарктиду! И ведь плаванье Беллинсгаузена стало сенсационно успешным… Сейчас, ровно два века спустя, ситуация повторяется. СССР не монополист, товарищи, а только лидер в нуль-технологиях – и промедление грозит утратой приоритета! По сведениям разведки, англичане с французами крепко взялись за совместный – обновленный – проект воздушно-космического самолета «Гермес», да не простого, а с ЯРД. Они даже мезовещество сумели синтезировать для радиационной защиты реактора, хотя отражатель и не потянули. Внедрили СПИ-драйв… Вот только, чтобы его использовать, надо стартовать из сопредельного пространства, а в «Бете» даже тамошние Британия с Америкой категорически запретили перемещения «союзникам», не желая для себя «побочек», вроде радиоактивного заражения и мощнейших электромагнитных импульсов, разрушения ионосферы и озоновых дыр. Однако даже это не остановило умников из Лондона и Парижа! Они всерьез собираются транспозитировать «Гермес» в «Дельту»… – председательница КГБ оглядела коллег. – И вот я хочу спросить вас, товарищи… А как мы будем себя чувствовать, когда год или два спустя всё же слетаем к Альфа Центавра – и обнаружим там англо-французскую базу?

Чопорно поджав губы, княгиня сложила руки на столе. Кадыров с Лукашенко переглянулись. Путин с интересом следил за ними, а я затаился, чувствуя, что мое молчание в текущий момент – дороже золота.

– Пожалуй, я соглашусь с мнением Елены Владимировны, – спокойно выговорил Пригожин.

– И я! – повеселел министр внутренних дел, оглаживая бороду.

– Ну… да… – промямлил Лукашенко.

– Единогласно! – улыбнулся Путин, и шлепнул ладонью по столу, как судья – молоточком…

…Я вовремя вынырнул из омута памяти – шушуканье и хихиканье, доносившиеся с галереи, приближались, а вздрагивавшее сияние свечей обгоняло легкие шаги.

Рита с Инной, соприкасаясь голыми плечами, переступили порог спальни. Ладонями они прикрывали мерцающие огоньки, и тусклый теплый свет выделял из тьмы милые, давным-давно родные лица, набрасывал шаткую тень на упруго качавшиеся груди, скатывался по стройным бедрам, теснясь между ног.

– Ишь, разлёгся! – заворчала Инка, осторожно опуская подсвечник с оплывшим огарком на тумбочку, стоявшую справа от моей кровати.

– Ага, как тюлень! – поддакнула Ритка, гибко приседая у левой тумбочки. Бронзовый канделябрик качнулся, роняя каплю воска. – Ай!

– А мы скучаем! – с надрывом сказала Дворская, изящно опускаясь на четвереньки и коленками вминая постель. – Брошенные… Забытые…

– Одинокие! – застонала «главная жена», бухаясь рядом со мной и живенько ныряя под одеяло. – Ни тепла, ни ласки… – пыхтела она.

– Да кому мы нужны… – горько вздохнула Инна, тискаясь ко мне с другого боку. – Старые мымры…

– Мы-ымрочки! – ласково затянул я, обнимая обеих.

– Вот куда нам одним… – жалобно заныла Рита, укладывая голову на мое плечо. – А ты улетаешь! Хорошо Наташке, ведьме этой, а мы без тебя соста-аримся… Эй, ты чего делаешь? – насторожилась она, глядя, как Инна потихоньку залезает на меня, усиленно подлащиваясь.

– Мишеньку соблазняю… – проворковала Дворская, ёрзая в позе всадницы.

– Вот на-аглая! – возмутилась Маргаритка. – Главное, хитренькая такая! Недаром – еврейская кровь!

– В очередь, донна Фальер! – хихикнула Инна. – В очередь… А-ах! – со сладким стоном она изогнулась, запрокидывая голову.

Мои ладони оставили в покое Инкины груди, сдавливая талию. Услада накатила прибойной волной – и все мои тревоги, все заботы отхлынули. Хорошо…

Часом позже сердца трёх уняли биенье. Мы просто лежали рядком и болтали ладком.

– У меня такое ощущение, – молвила Инна, переворачиваясь на живот, в позу сфинкса, – что больше всего тебя волновал вовсе не «Илим», а кандидатура начальника экспедиции…

– Да-а… – ухмыльнулся я. – Кстати, единственным в СГБ, кто голосовал против моего назначения, была фон Ливен. Проявила женскую солидарность!

– Хоть кто-то нас понимает… – вздохнула Рита.

– Риточка, – заворковал я, – ну, не грусти! Меня не будет какой-то месяц… Мы же только туда и обратно!

– Мишка… – дрогнул Ритин голос. – Это ведь даже не дальнее синее море, это космос!

– Всё, всё! Не будем о грустном и печальном! – громко сказала Инна. – Кыш, кыш, негатив! – дотянувшись до своего любимого планшета, она мазнула пальцем по экрану и взяла деловитый тон: – Та-ак… Где у меня тут… А, вот… Экипаж «Авроры». Начальник экспедиции… Угу… Знаем такого… А еще ты кем будешь? На корабле же у всех по две, по три специальности! Уж мы-то знаем…

– А, ну да! – припомнил я. – Поработаю инженером вычислительных установок… По простому если, инженером-кибернетиком.

Инкины пальцы запорхали по обрисованным на экране клавишам.

– Ки-и… бе-ер… нетиком… Ага… Ну, командир корабля – понятно. Пашка Почтарь! Шурка Бирский… Этот – планетолог… Ага. Бортврач – Строгов… Бельские – астронавигаторы… Бортинженер – Римас, да?

– Ну, а куда ж без него… – закряхтев, я передвинулся и уложил голову на Инкину попу. – Подушечка кака-ая… Мя-яконькая…

– Моя твёрденькая, что ли? – ревниво отозвалась Рита.

– Моя круглее! – Дворская показала подруге язык.

Торопливо утаптывая затлевшую обиду, я спросил, изображая подозрительность:

– А чего это вы так экспедицией увлеклись? Да еще в деталях?

– Здра-ассьте! – затянула Рита. – А «Звезду КЭЦ» кто снимать будет? Пушкин?

– А спать когда?

– Успеешь, соня! – фыркнула Инна. – Завтра не на работу… Та-ак… Римантас Станкявичюс… Ну, и фамилии у них… А кто еще летит?

– Пиши! – я легонько ущипнул «подушку».

– Ай…

Мои губы изогнулись в хулиганской улыбке, но тут меня самого ущемила Рита.

– Ай! – дернулся я. – Ты чего? Больно же!

– Женская солидарность! – хихикнула возлюбленная.

– Пиши, – буркнул я. – Вудро Сандерс, 2-й бортинженер… и еще инженер-пилот. Он из НАСА… Ну, если убрать политические трели про «международное сотрудничество», то в сухом остатке только бизнес. Штатовцы попросту купили место для своего астронавта, выменяли на кучу всяких приблуд и парочку вездеходиков-роверов. Правда, сделаны роверы из советского титана, но не будем придираться…

– Секундочку… Вот этот? – Инна подвинула планшет, с которого улыбался русоволосый янки с глазами стального цвета и брутальной щетиной.

– Вот этот… Вообще-то, Вуди Сандерс – дублер, лететь должен был Зебони Тэлон, тоже из летчиков. Так вчера Зеб… нет, уже позавчера… превысил скорость и… Короче, то ли он в чью-то машину врезался, то ли в него кто-то въехал. Живой, но заработал неслабое сотрясение мозга и сломал обе ноги.

– Ужас какой-то… – пробормотала Инна, быстро печатая.

– Судьба… – философически обронила Рита. Поелозив, она пристроила голову у меня на животе. – А этот… Вуди… ничего так, киногеничный. Может Джеймса Бонда играть.

– Да уж, – хмыкнул я, – фактурного нам «кукушонка» подкинули! Ничего, воспитаем в своем коллективе… А вот кто 3-м бортинженером полетит, в жизни не догадаетесь! – и тут же выдал секрет, не в силах его удержать: – Юлька Браилова!

– Да ты что?! – выдохнула Инка.

– Здорово! – обрадовалась Ритка. – Так это… – у нее на переносице залегла складочка. – Подожди… Это сколько же народу в экипаже? Раз… Два… Три… Семь… Девять человек?

– А одиннадцать не хочешь?

– А кто еще? – повернула голову Инна.

– Пиши! Рута Шимшони. Инженер связи и съемки…

– Какая Рута?.. Наша Рута?! Видова? Ну, вообще-е…

– И Талия Алон. Ксенолог и бортврач.

– Изя вышел из доверия! – хихикнула Рита.

– Да не, его Алька не пустит! – оспорила Инна. – Ревни-ивая…

– Записала? – я шлепнул Дворскую. – Всё! Отбой!

…Я повернулся на правый бок, любуясь, как Инкина спина вбирает лунное сияние, а изгиб бедра темнится, маня. Моя рука, будто сама по себе, осторожно… нежно… легла на круглую, тугую и прохладную ягодицу Инны. Лишь минуту спустя ладонь ощутила нутряное тепло, и не выдержала испытание покоем – огладила приятную выпуклость.

– Ты ко мне пристаешь?.. – сонно уточнила женщина, истончившимся, девчачьим голоском.

– Это он так любуется! – тихонько хихикнула Рита, шурша одеялом. – На ощупь…

– Спите! – цыкнул я, сердясь на собственную несдержанность.

– Спим! – мигом отозвались обе.

Инка запыхтела, сдвигаясь ко мне поближе, тискаясь попой, кладя мою руку себе на грудь, а Ритка прижалась к спине. Обняла, чмокнула, задышала в шею…

Я блаженно улыбнулся, смежая веки: мне и пледа не надо, без того тепло…

Там же, позже

Я проснулся один, заботливо укрытый одеялом, но глаза не протирал. И без того было ясно, что утро, и даже плотные шторы не могли спрятать меня от ярких лучей. Ну и ладно, поваляюсь хоть…

Дрёма опять замутила разумение, и я бы заснул, но тут мягкие девичьи губы коснулись моей щеки, и ласковый голос Леи прошептал:

– Папусик, встава-ай… А то переспишь – и настроение себе испортишь…

– Какой у меня хорошенький будильник… – забубнил я. – Доброе утро, Леечка.

– Доброе утро, папусечка…

Ладонью я протер глаза. Дочь сидела с краю кровати, накинув любимый свой халат – красный, с золотыми драконами. Выпростав руку, я погладил дочкину коленку.

– Красотка! Моя гордость.

Лея вздохнула, и прилегла рядом, на подушку. Пальцами провела по моему лбу, словно поправляя челку. Всхлипнула.

– Леечка… – меня резануло жалостью. – Я ненадолго! Только туда – и сразу обратно…

– Я верю, папусечка…

Девушка прижала голову «папусика» к груди, и стала перебирать мои растрепанные волосы, густо перевитые с проседью. Я затих, греясь нежным теплом Леи.

…Люди частенько путают главное с третьестепенным. А вот, когда соскочишь с беличьего колеса будней, сядешь да рассудишь, то поймешь первейшую заповедь: по-настоящему важно вовсе не идти вперед, храбро одолевая все преграды, а знать – ты тот, кого ждут дома. И надо обязательно вернуться, чтобы любящие тебя не плакали от горя!

Воскресенье, 13 октября. День

«Альфа»

Москва, улица Академика Королёва

В буфете телецентра установилась редкая тишина – все разбежались по студиям, и «три грации» решили заполнить паузу собой. А заодно и гостей покормить. Вернее, гостий.

Прямо за огромным окном круглилась Останкинская башня и наискосок планировали желтые листья. Сидишь, дуешь чай с баранками, и любуешься…

Ивернева мельком оглядела «космическую троицу». Талия, Рута и Шарлотта держались вместе, словно привыкая к скорому близкому соседству – старт назначили на двадцать пятое…

Наташин взгляд метнулся к Гариной – роскошная кинозвезда талантливо играла спокойную, уверенную в себе женщину. Правда, улыбалась Ритка уж больно часто, превосходя меру – и выдавая те самые душевные терзания.

Инке легче – она давно уверила себя, что с «Мишенькой» никогда ничего плохого не произойдет. Хотя… А у кого вчера в гримерке глаза были красные и ресницы слиплись?

Уж на что Рита скрытная, но Инна… Чуть навалится минор, и Дворская – шасть! – прячется за маской глупенькой очаровашки, недалекой, легкомысленной блондинки…

Наталья усмехнулась. А сама?

До чего же тошно делается порой… Ведь всё счастье – и их, и Леи с Юлькой, и Натали! – держится на Мише. А Настя? А Ленусик? А Юлькины девчонки?

Не дай бог, случится что-нибудь с Мишечкой – и всё рухнет, утратив свою единственную опору…

«Прекращай!» – резко скомандовала себе Ивернева. Хватит себя изводить, да жалеть! А Мише кто посочувствует? Видит же всё, понимает… И каково ему постоянно, днем и ночью, нести ответственность за тех, кого он любит, и кто отвечает ему взаимностью?

Конечно, ночью можно юркнуть к Мише в постель, чтобы чисто по-женски сказать «спасибо»… Вот только кто кем насладится – он ею? Или она – им? Лишь молодые глупые девчонки убеждают себя, что, отдаваясь, одаряют избранника благодатью. Как будто сами не получают удовольствия…

Наталья живо нагрузила тележку вкусностями, и покатила к сдвоенному столику – Инна как раз торжественно опускала на скатерь блестящий самовар.

– Налетай! – улыбнулась Ивернева. – Таля, дать колбаски?

– Да… О-о! – страдающе вздохнула Талия Алон. – Опять весы покажут лишних полкило, и я буду себя ругать за этот «плюсик»…

Рута Шимшони фыркнула.

– Думаешь, ты одна такая? – энергично выразилась она. – Натан с Олегом уже боятся открывать холодильник! Давятся, бедные, моими «салатиками»… Ничего… Вот улечу, будут одними чебуреками питаться!

– Всё можно есть, но в меру! – убежденно сказала Шарлотта Бельская-Блэквуд. – Даже шпик! Даже грудинку!

– …С прослоечками! – плотоядно заворковала Рута, и все рассмеялись.

– Не кошерно, – рассудила Инна, – но вкусно же! – щепетно взяв лакомый кусочек, она оживила свой планшет. – Так, девчонки… Съемки через два часа, надо подготовиться!

Жующие «девчонки» закивали в унисон.

– Та-ак… Ага… Таля, о чем ты хочешь рассказать? Нет, о чем ты можешь рассказать?

– О «кубике»! – взмахнула вилкой Алон. – Я на сто процентов уверена, что «кубик» – это ключ к внеземной базе у Альфы Центавра! И не в переносном, а в буквальном смысле. Но именно об этом я, пожалуй, умолчу… Мне кажется, зрителям будет интересно другое открытие. Мы его сделали здесь, на Земле…

– У Тали развилась мания величия, – прыснула в ладошку Гарина. – Под словом «мы» она подразумевает себя!

Таля покраснела.

– Ну… да. Просто мне кажется нескромным выпячивать свои личные заслуги…

– Это грудь выпячивают, когда она во-от такусенькая, – мило улыбнулась Инна. – Но тебе, кстати, есть, что выпятить! Так что не майся дурью, а говори, как есть.

– Ладно! – решительно тряхнула головой Талия. – В общем, мы… хм… я исследовала титановый корпус, в который был заключен «кубик», и обнаружила… – она запнулась, и поспешила сказать: – Да, надо будет обязательно отметить, что сам артефакт, я имею в виду «кубик», изготовлен рептилоидами около семидесяти миллионов лет тому назад. Но вот защитной титановой оболочке всего семьдесят тысяч лет!

– Палеолит… – пробормотала Наталья.

– Да! – выдохнула Алон. – Сначала меня удивили грубые ошибки в тексте, врезанном в титановую крышку. Ну, там, в субстайле высокого почтения, во вставке знаков внимания… Потом мы сделали анализы и… Да, корпус был сработан в палеолите! Кем именно, мы не знаем, но понятно, что эти неизвестные разумные не совсем чужие нам. Ведь именно они облегчили… да попросту спрямили путь, проломив стену базы на Плутоне! Они, вдобавок, и все коридоры заложили, чтобы мы не блуждали по ярусам, не отклонялись от прямого пути, еще и «кубик» выложили на самое видное место… Более того. Ну-у… Дальше уже не факты, а наши… э-э… мои догадки. Я встречалась со Светланой Евгеньевной Сосницкой и с Леей Михайловной Гариной… Считается доказанным, что рептилоиды… Ну, они как бы задали направление эволюции гоминидов, облегчив для них процесс ноогенеза – сделали закладку в генетическую структуру пургаториуса, зверька, похожего на маленькую белку, ставшего прародителем всех приматов. Но, что самое интересное, в его геноме отсутствовала другая занятная вставочка, ответственная за развитие метакортикальной аномалии… иначе говоря, за паранормальность. Будь всё иначе, зачатки метакортекса мы бы обнаружили у целого ряда обезьян, но они этого лишены! И Лея Михайловна…

– Да просто Леечка! – не выдержала Наталья, и дружная аудитория сдержанно захихикала.

– Цыц! – строго сказала Инна, и погрозила Иверневой пальцем. – Продолжай, Таля! Это в самом деле очень, очень интересно!

– Ну вот… – Алон рассеянно поправила волосы. – И Лея… м-м… и Лея привела доказательства того, что генную манипуляцию совершили именно семьдесят тысяч лет назад – кроманьонцам. По ее мнению, паранормальные способности должны были помочь нашему виду пережить катастрофическое извержение вулкана Тоба. Готова с ней согласиться и… И думаю, что эти неизвестные разумные как бы продолжили дело, начатое рептилоидами, то есть активацию ноогенеза, и довели ее до совершенства. А метакортикальная аномалия стала чем-то вроде вишенки на торте!

– Блеск! – подвела черту Инна. – Модератор Дворская довольна, ну и вы будьте довольны… А, нет, стоп. У меня тут еще один пробел. Таля, а как ты определила, что та самая база – ты ее еще называла подземным городом, помнишь? Ну, что она расположена на планете именно у Альфы Центавра?

– А вот это уже точно не я! – рассмеялась Алон. – Мне Шарли помогла! Скажу только, что тройная звездная система, как бы адрес базы, была описана в четвертом слое «кубика».

Бельская-Блэквуд заулыбалась.

– Вы только не придумывайте для себя лишние сложности, – сказала она, отщипывая виноградины от грозди. – Да, в Галактике миллиарды звезд, но это трио – Проксима, Альфа Центавра «В», иначе – Толиман, и Альфа Центавра «А», она же Ригил Кентаури – весьма характерная система. Вот только тайна связана вовсе не с местонахождением этих светил. В мезозое, во время первого палеовизита, наше Солнце находилось черте где – возможно, в рукаве Персея. Да, вполне вероятно, что рептилоиды умудрились таки построить модель движения всех звезд Галактики на семьдесят миллионов лет вперед, но как же им удалось точно рассчитать время, когда «кубик» найдут хомо сапиенсы? По-моему, самое разумное предположение таково: записи в «кубике» подправили более поздние визитеры, те самые «неизвестные разумные»! Вот они-то и указали «особые приметы» тройной системы Альфа Центавра – и соотношение масс, и относительные расстояния, и спектральный класс всех трех звёзд. Наводка практически однозначная!

– Здорово! – восхитилась Инна, но оглядев стол, нахмурилась: – А ну, быстренько всё доели!

– Шо я имею вам сказать за «усё», – блеснула зубками Рита. – Оно-таки не кошерное! – приметив, что Шарлотта неожиданно закаменела лицом, Гарина спросила с легким беспокойством: – Шарли, что случилось?

– Да так… – поморщилась Бельская-Блэквуд. – Вспомнила тут одного… «Парасюхина». Бортврача нашего, Строгова! С самого старта к Изе приставал, изводил по-всякому, «кацманавтом» обзывал… Сам Динавицер как будто и не замечал его, выносил за скобки, но до чего же это было неприятно! Фу-у! Какая-то тупая, животная злоба! А теперь нам опять с ним лететь? Чтоб он уже Тале жизнь портил?

Инна с такой силой треснула по столешнице, что все вздрогнули.

– Как же я их ненавижу! – выцедила она. – Всех этих узколобых человекообразных! Мне еще повезло… Моя мама – еврейка, но я-то блондинкой родилась! Помню… – ее губы задрожали. – Я же сама из Первомайска, вот, как Рита. Это на Украине, недалеко от Одессы. У нас, там, в войну румыны огородили поле колючей проволокой – типа, концлагерь, но даже бараков не строили – и загоняли туда евреев. Люди умирали от голода, от холода, от болезней… Десять тысяч человек! А маме… она тогда еще в школе училась… какая-то паскуда сказала ­– жаль, мол, что твои родители тогда не сдохли! Это нормально?! – в голосе Инны звенели слезы.

Черные глаза Риты еще сильнее потемнели.

– Не волнуйся, Шарли, – резко сказала она, – никуда этот… «Парасюхин» не полетит! Мы обо всем расскажем Мише. Сегодня же!

Запись прошла живо, с настроением. Талия не обращала никакого внимания на камеру, а Шарлотта, хоть и дичилась поначалу, быстро вошла во вкус, и обе с большим чувством, с толком и жаром выкладывали зрителю тайны, задевавшие воображение.

Ближе к вечеру устали обе троицы. Рита с Инной остались в студии, «причесывать» отснятый материал, а Наталья вышла проводить гостий.

– Пока, пока! Шарли, Таля! Рута! Приходите еще! Ха-ха-ха!

– Погоди, Наташ! – разошлась Алон. – Тайны кончились!

– Слетаем сначала! – крикнула Бельская-Блэквуд.

Ивернева помахала рукой, глядя за обширную стеклянную стену. Шарлотту увез Пётр Бельский – она упорно звала его Питом, а тот и привык уже, откликался. За Рутой приехали двое – постаревший Олег и возмужалый Натан Видов, блондинистый викинг.

А вот Талия… А, нет! Наталья улыбнулась – к Тале неуверенно приблизился мужчина средних лет с броской внешностью – и с букетиком нераспустившихся роз. Ну-ка, ну-ка… Ага!

Талия приняла цветы… А, да это же тот комиссар – Лея о нем рассказывала! Глебский! Аарон Глебский.

Похоже, что комиссар явно не дамский угодник... Неуклюж, но искренен. «Старый солдат, не знающий слов любви…»

Ничего, улыбнулась Наталья, узнает. Сами на ум придут.

И помахала рукой обоим.

Там же, позже

Глебский брёл куда-то в сторону метро «ВДНХ» – и наслаждался. Даже не общением с Талией, а тем лишь, что он рядом с нею.

Удивительная штука – жизнь…

Помнится, когда комиссару поручили отыскать пропавшую археологиню, доктора исторических наук Алон, он завел дело с изрядным раздражением. Вот ему заняться больше нечем, только какую-то ученую мумию искать!

Но постепенно отношение менялось от минуса к плюсу.

Талия оказалась весьма привлекательной женщиной с великолепной фигурой. Просто не следила за модой (некогда ерундой заниматься), не пользовалась косметикой (да кому нужны помады с кремами в археологической экспедиции?) и совершенно запустила свою личную жизнь (махнула на себя рукой).

Глебский чувствовал, понимал, что его тянет к Талии, но оставался пассивен, а потом всё вконец разладилось – он вышел на Беню Шломо, на этого мерзавца, чуть было не застрелившего доктора исторических наук…

Комиссар и сам уже был готов поступить, как археологиня – послать к чертям всю эту дурацкую романтику, но тут явились Лея с Натали, и всё завертелось по новой. Воскресли полудохлые надежды, даже вера какая-то забрезжила…

А стоило Глебскому увидеть Талию в «Альфе», живую и счастливую, как ему стало ясно – жизнь не кончена, она только-только начинается!

До той встречи в московском кафе комиссар видел Талю только на фотографиях и один раз по телику в каком-то репортаже по каналу «Решет-13», где она рассказывала, чего там её экспедиция накопала на дне озера Кинерет.

И у Аарона чётко сложился образ женщины красивой, но эмоционально холодной и ничем, кроме черепков, бронзулеток и других артефактов Ярмукской культуры не интересующейся.

А тут он увидел Талию Алон «живьём» и убедился, что в глазах у ней не холод, а огонь, и что она, вдобавок, очень харизматична.

Встряхнувшись, вынырнув из облака тягучих мыслей, Глебский прислушался к женскому щебету, которым упивался, как меломан – музыкой.

– …До чего же я счастлива, что меня взяли в Первую межзвездную! А представляешь, как у них тут? Сама Елена фон Ливен, председатель КГБ, вручила мне паспорт СССР! А ведь дочь белоэмигранта! Даже президент обращается к ней: «Ваше сиятельство», и к ручке прикладывается! – восклицала Талия. – Да я с первых же дней, стоило мне здесь оказаться, полностью погрузилась в интереснейшую работу! Понять язык иной разумной расы! О-о! – жестикулируя, она описывала рептилоидов, рассказывала, как додумалась до озвучки их речи, а синие глаза женщины светились, сияли, горели!

Внезапно обнаружив, что его спутница смолкла, Глебский заговорил сам.

– А я тут шпиона ищу! – похвастался он, хотя ему подобная вольность была не свойственна. – Да-а! Проник сюда из «Гаммы», вынюхивает… Весной я просто не смог – в отпуск долго не отпускали. Надо было закончить дело с Беней Шломо…

– И как? – заинтересованно спросила Талия.

– Да как… – неопределенно пожал плечами Аарон. – Никак! Нет, меня и наградили, и повысили до дивизионного комиссара, а толку? Я столько улик накопал, что хватило бы засадить Беню лет на десять! Но кто-то подсуетился, нанял лучших адвокатов, и Шломо вышел на свободу, не отсидев даже четырех месяцев. – Он поиграл желваками. – Мне потом шепотом объяснили – и мафии, и военным оч-чень интересны «серые кристаллы»…

Женщина неожиданно остановилась. Смолкнув, Глебский растерянно замер рядом.

– Поцелуй меня! – затребовала Таля.

У Аарона мигом губы обсохли, а мир, что шумел, цвёл и пах вблизи и в отдалении, пропал, будто наваждение. Комиссар ничего больше не видел, кроме затягивающих синих глаз, синих озер, в которых хотелось утонуть.

Касание мягких женских губ потрясло его, а в голове заметались несвязные обрывки мыслей, и все - на русском:

«Она! Меня… Я… Целую ее! Люблю… Люблю!»

– Таля, я… – выдохнул Глебский, но расслышал лишь тихий женский смех, а затем их губы слились накрепко, смешивая два дыхания.

Документ 1

КГБ СССР

Четвертое главное управление

Служба Безопасности Сопределья

Начальнику УСБС по «Альфе»

М. Т. Исаевой

Дата: 23 августа 2019 г.

Автор: Л. М. Гарина, ст. лейтенант

Псевдоним постоянный: «Рожкова»

Статус: руководитель-исполнитель

Содержание: проект «Грааль»

Гриф: совершенно секретно

Тов. Исаева!

Вы просили в двух словах объяснить суть проекта «Грааль», но я сама, к стыду своему, понимаю с пятого на десятое. Потому, кстати, и учусь на физфаке МГУ в «Гамме». Поверьте, это не только отличная «легенда», но и элементарная необходимость.

Попробую растолковать азы. Если верить христианскому мифу, всяк испивший из Святого Грааля обретал бессмертие. Отсюда и название проекта.

Сама идея поражает и восхищает. Я, как генетик и психофизиолог, могу допустить такой вариант относительного бессмертия, когда, скажем, мы выращиваем копию (клон) некоего гражданина (далеко не всякого, разумеется, а ценного для общества).

И вот, когда человек-основа состарится, мы с помощью ментографа записываем его сознание на гель-кристалл, а затем переносим в мозг клона – и активируем. Это самый простой вариант – и никуда не годный, поскольку деятельный, занятой человек вряд ли будет сидеть дома и дожидаться конца.

Наш избранный может быть офицером – и погибнуть в бою, где-нибудь в Африке. Или космонавтом, полярником или милиционером.

То есть, было необходимо обеспечить перенос сознания умершего или погибшего на любом расстоянии, и при этом сохранить в целости весь личностный комплекс на момент смерти – память, эмоции, интеллект – то, что мы называем душой.

Подобное возможно лишь в единственном случае – если мы применим эффект квантовой запутанности к макроскопическому телу – человеческому мозгу.

Отсюда и разработки по проекту «Грааль» – в гелевом кристалле «разворачивается» точная квантовая копия личности, и происходит «самозапутывание» с оригиналом.

Никакого внешнего воздействия для этого не требуется, но пока существует оригинал личности (сознание и подсознание), этот гель-кристаллический клон не осознаёт себя и активируется только после гибели или необратимой модификации оригинала – своего рода психофизиологический аналог принципа Паули, который гласит, что «два или более тождественных фермиона квантовой системы не могут одновременно находиться в одном и том же квантовом состоянии». Кстати, именно поэтому мой отец и М.П. Гарин (агент «Розенбом») ощущают себя разными личностями.

Этой осенью или зимой мы будем готовы создать несколько квантовых копий, хотя проблема еще не решена полностью – не ясно, куда пересаживать активные психоматрицы. Клонировать ли человека-основу или, как вариант, использовать тело преступника, подвергнутого ментальной деструкции?

Как видите, возникают проблемы не только научного, но и морально-этического характера. Кого именно избирать в «бессмертные»? По каким параметрам? К тому же неясно, как поведет себя психоматрица в случае с тем же уголовником – не окажет ли на нее влияние плохая наследственность?

Вопросы есть, но, я уверена, они решаемы.

Лея Гарина

Конец документа 1