Синяя плёнка

Темный коридор. Где-то вдалеке тускло светит лампочка на длинном шнуре. Он видит её и удивляется. Здесь всегда были люминесцентные лампы, правда, давно перегоревшие. Да и электричество, равно как и воду, уже не подавали. Впрочем, что ему до этой лампы… Ему надо найти. Что? Что найти? Он не знает. Но уверен, что как только найдёт, сразу поймет – оно.

Он аккуратно ступает по местами провалившемуся полу с лохматыми остатками линолеума. По обеим сторонам коридора, через равные промежутки, – белые одинаковые двери. И за каждой – что-то происходит. Тут слышен скрежет, тут – тиканье часов, тут – стук, а тут – шепот. Ему страшно, струйка холодного пота стекает по спине, рубашка неприятно липнет к телу. Но он упорно идёт вперед, переступая дыры в полу и кучи мусора. Он должен, должен найти!

Лампочка не даёт света, и он достаёт из кармана брюк украденный у отца фонарик. Батарейки к нему – на вес золота. И он надеется, что искомое обнаружится раньше, чем они сядут. Тускловатый дрожащий луч начинает несмело тыкаться в сваленные тут и там груды бумаг. Пожелтевшие страницы, с машинописным текстом. Везде – какие-то формулы, графики, таблицы. Вдруг среди бумаг мелькает что-то маленькое и темное. Он бросается туда – плёнка! Кусочек фотографической пленки! Дрожащими руками раскидывает бумаги, чтобы добраться до вожделенной добычи. И в этот момент прямо ему в ухо кто-то шепчет: «Это обычная плёнка, Мешок… Ты проиграл…».

***

Встреча одноклассников или однокурсников – дело привычное. А вот у них намечается, видимо, встреча «однодворников». Денис, Катя, Мила, Андрей и Миша выросли в одном дворе. Они не ходили вместе в детский сад или в школу, у них не было общих выпускных и вступительных, они не собирали компанией металлолом и не бывали друг у друга в гостях и на днях рождения. Их объединяло одно – двор. Огромный двор, в который выходили подъезды сразу нескольких домов. И другие дворы, где компания детей искала приключений, когда в собственном дворе становилось скучно. А такое случалось нередко. Или… Или редко?..

Всё это мгновенно пронеслось у Дениса в голове, когда зазвонил телефон и незнакомый, но красивый женский голос в трубке мурлыкнул:

– Привет, Мешок! Это Мыло! Помнишь меня?

В мозгу словно петарда разорвалась. И снова пошли картинки. Девчонка с мальчишеской стрижкой и расцарапанными руками – Мила, которую в компании прозвали Мыло. Он стал Мешком, потому что Мешков. Катя – Зараза: она говорила, что мама-врач все время боится, что дочь подцепит какую-нибудь заразу. Андрей – Воробей, просто в рифму, а Мишка – Медовик. Потому что медведи мёд любят, а сам Мишка очень уважал торт с таким названием.

Денис словно смотрел на старую фотографию, черно-белую, выцветшую, которая на глазах обретала краски. Две девчонки и три пацана – подростки лет десяти-двенадцати – стоят на фоне колоритных развалин. Впрочем, это были не совсем развалины: сегодня опустевшее, местами обвалившееся и никому не нужное здание бывшего НИИ, в котором они провели массу времени, назвали бы «заброшкой». Он вынырнул из внезапно накативших воспоминаний и прокашлялся:

– Мила, привет! Сколько лет, сколько зим! Как ты меня нашла?

В трубке усмехнулись:

– Тридцать шесть лет прошло, Мешок. Представляешь? Как нашла – это мой секрет. Но все секреты раскроются, если ты приедешь на нашу теплую и ламповую встречу старых друзей. Воробей с Заразой уже согласие дали, они у нас одна, так сказать, сатана – двадцать лет женаты. Я – само собой, Медовик тоже собирается. Осталось твое «одобрямс» услышать.

Денис замялся. С одной стороны, было бы прикольно увидеть тех, с кем не встречался реально целую жизнь. Но с другой – сердце как-то тоскливо и тревожно сжималось от такой перспективы. Чтобы оттянуть момент принятия решения, он стал уточнять детали:

– А когда и где вы планируете встретиться?

– Ты не поверишь, Мешок, но на месте наших любимых развалин теперь открыли вполне себе современный глэмпинг. Это как кемпинг, только гламурный такой кемпинг. НИИ снесли, густой лес вокруг него чуть проредили и наставили комфортабельных и современных домиков. Один на пять человек я уже забронировала на сутки. Сегодня вторник, собираемся через три дня, в эту субботу, заезд в полдень, выезд в полдень воскресенья. За отдельную плату нам обещали обед, ужин и воскресный завтрак. Но спиртного там не подают, так что, если тебе нужно, придется взять с собой. Мы все не пьем, по разным, правда, причинам, но совпадение забавное, правда?

Денис лихорадочно размышлял. Из города своего детства он уехал, когда ему было двенадцать. Ни разу туда не возвращался и почти никогда о нём не вспоминал. Городок М. был крошечный, возникший как раз на базе того самого НИИ. А когда институт приказал долго жить, и городок начал постепенно умирать без своего градообразующего «стержня». Люди теряли смысл жизни, оставаясь без работы и денег. Школа и детский сад как-то держались на плаву, но и воспитатели, и учителя пали жертвами общего депрессивного состояния. Летом ни сад, ни школа не работали, и дети, никем не контролируемые, бродили по окрестным лесам и «заброшке» НИИ. Взрослым было не до них, они ездили на заработки в ближайшие города и сёла. Кто-то стал спиваться, кто-то уезжал насовсем, и родители Дениса, к счастью, предпочли второй вариант. И ни разу Денису не пришло в голову узнать, что происходит с местом, которое было его домом целых двенадцать лет. Поэтому сейчас он пытался сообразить, как туда доехать вообще и сколько это может занять времени.

Мила договорила, и в трубке блямкнуло: пришло сообщение в мессенджер. Снова раздался голос:

– Мешочек, мой дружочек, лучше ехать на машине. Иначе – с тремя пересадками. А маршрут я тебе скинула, навигаторы почему-то его очень бестолково составляют и каждый раз по-разному. У тебя в телефоне – максимально удобный и быстрый. Ехать почти семь часов, но, думаю, ты справишься. Справишься ведь?

Дальше тянуть было некуда. Если бы у Дениса, к примеру, имелась жена, можно было бы сказать, что ему надо посоветоваться с ней и согласовать поездку. Но жены давно не имелось, а соврать он не догадался. И, хотя сердце и ум по каким-то неясным причинам настоятельно советовали отказаться, глупый язык, словно сам по себе, независимо от хозяина, ляпнул:

– Отличное предложение, Милка-Мылко! Приеду. Давай номер карты и говори, сколько тебе денег скинуть за аренду и еду. Или можно по номеру телефона перевести?

Мила рассмеялась:

– Даже не думай. Я у вас теперь миллионерша, госпожа Корейко практически, так что банкет за мой счет. Надоело, знаешь ли, в этих рублевских и арабских дворцах, решила вспомнить детство и посмотреть на старых друзей и «места боевой славы». Ностальгия прямо. Так что ждем, Мешочек.

Денис положил трубку и вытер лоб, почему-то покрывшийся испариной. Да что там лоб, он весь был мокрый, словно бежал стометровку, и сердце билось где-то в горле. А еще – если раньше было тревожно, то теперь почему-то стало страшно. Но почему? Почему звонок подруги детства и невинное приглашение привели его в такой ужас?..

***

Работа финансового аналитика давно научила Дениса на первое место ставить рацио, а все эмоции игнорировать. Он сделал себе чашку крепкого сладкого кофе, закурил и задумался. Страх, ужас, тревога, волнение – это эмоции. Ну или чувства, в данном случае непринципиально. Надо понять, почему произошедшее заставило его, взрослого, здорового и здравого мужика, ощутить себя кисейной барышней, которая вот-вот лишится чувств?

Мозг, подстегиваемый одновременно кофеином, никотином и глюкозой, начал выдавать данные, очищенные от эмоций. Денис взял листок бумаги, ручку и стал записывать в столбик то, что могло так поколебать его трезвый рациональный ум. Первое пугающее – память. Ровно до того момента, как Мила позвонила, он вообще не помнил, что она в его жизни была. Равно как и остальные ребята со двора. От разговора с ней и начали появляться какие-то воспоминания, картинки, но и то – отрывочные.

Второе пугающее – осведомлённость. Человек, с которым ты не виделся тридцать шесть лет, с которым у тебя вроде бы нет общих знакомых и интересов, откуда-то взял твой телефон. Впрочем, это напрягает, да, но телефонные базы давно могут купить все, кому не лень. Для чего – вот это пугает. И еще – откуда Мила узнала адрес? Включая и город? Ведь маршрут, который она ему прислала, начинался в точности от его дома.

Третье пугающее – цель. Зачем людям, с которыми ты не виделся почти четыре десятка лет, но которые очевидно общались при этом между собой, звать тебя в свою компанию? Как нынче модно говорить, чтобы что? Вспомнить даже не молодость, а детство? Общие игры, походы на «заброшку» НИИ? Так у него этих воспоминаний толком и нет.

Денис отложил ручку, одним глотком допил кофе и еще раз перечёл все пункты. Основных вопросов, таким образом, три. Во-первых, почему он ничего не помнит об этих ребятах из детства? Точнее, что-то помнит, но очень мало. Пока не позвонила Мила, не вспоминал о них ни разу. Кажется. Но надо уточнить у родителей, у лучшего друга Санька, с которым вместе учились в институте и до сих пор рядом, и у бывшей жены Маши. Брак распался, но отношения они сохранили хорошие. Но, что бы ни сказали близкие, вопрос «почему забыл?» остается на повестке дня.

Во-вторых, где всё же Мила взяла его координаты? Самый простой способ получить ответ на вопрос, как его учили когда-то, взять и спросить. Спросить у человека, который этот ответ точно знает. Вместо того, чтобы мучаться догадками и строить версии. Если вопрос про странные шутки памяти задать толком некому, то тут вариант единственный и беспроигрышный – перезвонить Миле. И спросить. И попросить ответить прямо сейчас, а не разводить тайны мадридского двора, как она попыталась сделать. Мол, приедешь – расскажу. Вот не надо этого. Надо дожать. Вежливо и тактично, но дожать. Послушать, что она ответит. И уж тогда решать, как к этому относиться. Денис даже потянулся было к телефону, но отдернул руку. Почему-то.

И, в-третьих, зачем они его позвали? Этот вопрос, пожалуй, был самым пугающим. Потому что от ответа зависело, стоит ли ему вообще принимать это странное приглашение. Которое он, кстати, почему-то уже принял. И тут тоже лучший вариант – спросить у Милы. Но почему-то Денису казалось, что на оба интересующих его вопроса ответа он не получит. Честного ответа. Поэтому и необходимость спрашивать отпадает сама собой.

Что-то ещё не давало покоя. Ощущение, что он упустил нечто важное. Словно есть в его жизни что-то, связанное с детством. Но память сегодня в очередной раз превратилась из подруги и союзницы во врага. Денис махнул рукой, ему и так было чем заняться, времени до поездки оставалось всего-ничего, а выяснить ему предстояло многое.

***

Отец с мамой вопросами Дениса оказались словно бы удивлены и немного напуганы. Оказывается, они тоже совершенно не помнили его, так сказать, «друзей по двору». Ни Мила, ни Катя, ни Андрей, ни Мишка – даже имена эти ни на какие воспоминания родителей не натолкнули. При этом они прекрасно помнили всех его одноклассников, школьного же друга Женька́, с которым Денис вместе ходил играть в футбол. Женька́, кстати, Денис тоже, оказывается, помнил. И помнил, что родители вроде бы увезли его из М. еще раньше, чем уехала семья Дениса. Мама как-то неуверенно сказала, что, кажется, Женёк переехал сюда, в город, где скоро четыре десятилетия как живут они сами. Но за точность этих сведений она не ручается, столько лет прошло. В общем, в качестве источников информации родители сработали из рук вон плохо. Впрочем, и из сведений о Женьке́ можно было почерпнуть что-то полезное. Денис улыбнулся.

– Мам, здорово, что ты про Женька́ вспомнила. Если тебе не сложно, попробуй его найти, а? Мне было бы интересно с ним поболтать.

«Уж он наверняка знал, с кем я играл во дворе. И вообще наверняка знает обо мне тогдашнем больше, чем мама с папой», – эту мысль Денис озвучивать не стал. Он и без того видел, что родители как-то излишне напряжены.

– Пап, мам, ну чего вы так разволновались? Подумаешь, съезжу, погуляю, так сказать, по местам счастливого детства, развеюсь. Опять же, на людей посмотрю, которых целую жизнь не видел.

Напускная жизнерадостность давалась Денису нелегко, он вообще был плохим актером. И уж родителей его фальшивый энтузиазм точно обмануть не мог. Мама начала всхлипывать, отец подхватился, принес какое-то лекарство, начал капать в стакан, шёпотом отсчитывая капли. Мама выпила, несколько раз судорожно вздохнула и сказала умоляюще:

– Не надо туда ездить, сынок. Плохое это место. И тогда было плохое, а сейчас и подавно.

А отец добавил:

– Ты же помнишь, не просто так мы оттуда уехали и тебя увезли.

Денис нахмурился. Вот именно, что ничего подобного он не помнил. Точнее, смутно помнил, что сначала закрыли лабораторию в НИИ, где работала мама. Немногим дольше продержался цех, где отец собирал какую-то аппаратуру для институтских опытов. Мама так и осталась дома, а отец вместе с другими товарищами по несчастью стал ездить на работу в соседний город. Возвращался поздно, очень усталый. И, судя по тому, как они стали жить, зарабатывал он крайне мало. Так прошло два или три года, он из младшей школы перешел в среднюю. И в какой-то момент мама, проведя с десяток телефонных разговоров, вдруг посветлела лицом. И сказала, что они переезжают в П. Что там и ей, и папе пообещали работу. Они как-то очень быстро собрались и уехали. Стояло лето. Когда все вещи уже были в грузовике, вдруг хлынул теплый и шумный ливень. И соседка баба Шура, крестя их «на дорожку», всё повторяла, что в дождь переезжать — это к добру.

Всё это Денис и рассказал родителям. Те переглянулись, у обоих в глазах стоял знак вопроса. Мама, аккуратно подбирая слова, спросила:

– Дёнечка, а ты не помнишь, что дети стали пропадать? Что друг твой Женёк чуть в окрестных лесах не заблудился, и каким-то чудом именно ты его нашел?

Отец, дав маме сказать первой, закончил:

– С работой, деньгами и прочим мы бы разобрались. Мы уехали, потому что за тебя боялись. А тебе в том НИИ проклятом как мёдом намазано было. Все ты там искал что-то вместе с Женько́м своим.

Денис с досады аж замычал.
– Слушайте, а вы меня в детстве по голове не били, а? Наркотиками не опаивали? Не гипнотизировали? Какого чёрта я вообще ничего о тех событиях не помню, а?

Отец возмущённо фыркнул, а мама сложила руки в умоляющем жесте и явно хотела что-то сказать. Но Денис, впервые, кажется, в жизни, ей такой возможности не дал. Раздражение разрасталось в нём едким ядовитым облаком и рвалось наружу.

– А может это ваш сверхсекретный НИИ, а? Что вы там делали? Облучатели какие-нибудь чтобы людей с ума сводить и памяти лишать?

Родители совершенно одинаково поджали губы, лица их закаменели. Отец сухо сказал:

– Не болтай ерунды, Денис. Ты прекрасно знаешь, что у нас с мамой был самый низкий уровень доступа, мы вообще ничего не знаем. Да и не надо знать, не наше это дело. И уж точно в исчезновениях детей институт не виноват, он уже закрылся к тому времени, даже охраны не осталось. Заброшка, как вы говорите.

Денис словно опомнился. Раздражение пропало без следа, его сменил жгучий стыд. Чего он на близких набросился?

Кое-как как мир восстановили. Мама его накормила, традиционно дала еды с собой. Пообещала поискать контакты Женька́ и еще раз попросила отменить поездку. Денис сказал, что подумает. И поехал домой с двумя вдруг возникшими идеями. Во-первых, самому пошукать по соцсетям старого товарища. Фамилию его, как ни странно, он помнил — Суетин. Впрочем, не странно, потому что помнил он друга детства не как Женька́, а как Женька́-Суету. Поэтому фамилия сама всплыла.

Во-вторых, надо посмотреть в интернете, чем всё же занимался НИИ. Кучу засекреченных предприятий давно рассекретили, может институт тоже стал «открытой книгой». И, возможно, его деятельность как-то прольет свет на то, почему у Дениса такие проблемы с памятью. И подскажет, что именно они с другом в детстве искали на его метафорических обломках. И что сам Денис продолжает искать в своих кошмарах, пусть редких, пусть сразу забывающихся, но тревожных и пугающих. И вот сейчас так кстати (или некстати?) вспомнившихся?

Через несколько часов сёрфинга по сети Денису пришлось признать, что обе его идеи провалились. Профиль подходящего Евгения Суетина в одной соцсети нашелся, но оказался совершенно неинформативным. Да и заходил туда товарищ детства больше года назад. С НИИ всё тоже оказалось глухо. Да, построили. Да, работал на оборонку. Да, стал градообразующим для города М. А потом – проект свернули, НИИ закрыли, город умер – на сегодняшний день населения ноль. А на месте института – частично лес, а частично – реально большой и современный глэмпинг, как Мила и говорила.

С больной головой и без малейшего понятия, что делать дальше, Денис лег спать. Решив, что утро вечера мудренее. До поездки осталось два дня. И осталось два разговора – с другом и бывшей женой. Которые вряд ли чем-то помогут, но вдруг.

***

Маша от похода в кафе или ресторан отказалась, велела приезжать в мастерскую, потому что у нее «приступ вдохновения». Все годы знакомства и недолгого брака Денис не уставал поражаться этой женщине. Она была высококлассным бухгалтером, которого клиенты передавали из рук в руки. Работала исключительно на фрилансе, не желая, как она говорила, надевать на себя «офисное ярмо». Отлично зарабатывала и грамотно вкладывала деньги. И примерно раз в несколько лет находила какое-то творческое увлечение, которому отдавалась с азартом и страстью. Денис как-то высказал предположение, что он сам и брак с ним тоже были таким увлечением. Маша расхохоталась и предположение опровергла. Сказав, что все увлечения проходят без следа, а Денис в её жизни существует для увлечения просто неприлично долго.
И это действительно было так.

За эти годы Маша плела кружева, писала любовные романы, делала украшения, пекла умопомрачительной красоты торты, шила яркие пледы. И, на удивление, всё, за что она бралась, выходило отлично. Кружева и пледы скупали еще на этапе задумки. За торты были готовы платить совершенно неприличные деньги. Украшения Маша раздаривала многочисленным знакомым, но её постоянно уговаривали что-то сделать на заказ. И даже четыре любовных романа, опубликованных на одном из сайтов самиздата, нашли издатели, выпустили и очень хотели дальнейшего сотрудничества. Но увы. Маша не врала: в какой-то момент то, чем еще вчера она горела, вдруг резко становилось неинтересным. И она тут же прекращала печь, плести и писать — к разочарованию окружающих. А через какое-то время всплывала в очередной творческой ипостаси.

Сейчас, если Денис ничего не пропустил, был период картин-настроений. Так Маша называла свои странные полотна. Нагромождения цветовых пятен и замысловатых фигур каким-то образом реально отражали то или иное человеческое чувство, эмоцию или состояние. Денис затруднялся с объяснением, но и он, и другие, глядя на одну картину безошибочно угадывали в ней гнев. В другой – изумление. В третьей – безмятежность. Ошибались только совсем уж «эмоциональные брёвна», как их Маша называла. А «небрёвна» не только выстраивались за картинами в очередь, но и позировали. Маша довольно быстро научилась изображать истинное настроение конкретного человека в конкретный момент. У Дениса долго стояло перед глазами полотно, для которого позировала одна крутая бизнесвумен. Сочетание лавандового, салатового, розово-золотого, спиралей, облаков и размытых силуэтов. И состояние: «Я хочу замуж и маленькую хорошенькую дочку». Железная леди, ни разу не улыбнувшаяся за время позирования и взирающая на всех взглядом ядовитой змеи, расплакалась. Сняла с себя какие-то брендовые бриллианты за бешеные миллионы, отказа не приняла. И через пару лет, по слухам, стала счастливой домохозяйкой и мамой сразу двух хорошеньких дочек-близняшек.

Так, под воспоминания о Машинах творениях, Денис добрался до её мастерской. Звонить не стал, открыл своими ключами. Прокричал от порога, что пришел. Разулся, помыл руки, заглянул в мастерскую. И остолбенел. На мольберте стояло полотно, название которого пугало, но не оставляло сомнений. Денис выдохнул:

– Предчувствие смерти?..

Маша обернулась.

– Я не сомневалась в тебе, Дёнчик. Это хорошая новость. А плохая – это настроение моих последних дней, Дёнчик. И покоя мне не дает не чья-то возможная смерть, а твоя. Полюбуйся.

Маша стала поворачивать полотна, которые стояли у стены. Пять разных сочетаний цветов, фактур, фигур, тонов. И везде, в каждом – предчувствие смерти.

Внезапно задрожавшими руками Денис вытащил сигареты. По давней привычке прикурил сразу две, одну передал Маше. Она глубоко затянулась и спросила:

– Что у тебя случилось? Точнее, что с тобой должно случиться, а?

Денис попытался отшутиться:

– Это дело не на одну трубку, Ватсон.

Маша шутливого тона не приняла, продолжала смотреть пристально-вопросительно. И он рассказал ей все. В отличие от разговора с родителями – вообще всё, без купюр. Передал в лицах разговор с Милой. Поведал обо всех своих рациональных и иррациональных страхах и о странных проблемах с памятью. О бесполезном поиске информации о друге детства Женьке́ и загадочном НИИ. О кошмарах, как-то с этим НИИ связанных. И о том, что он очень не хочет ехать, но при этом его в эту поездку невыносимо тянет.

Рассказывал Денис долго. Маша внимательно слушала, успевая при этом жарить картошку и отбивные на маленькой кухоньке. И задавать дельные вопросы. Потом они молча ели, словно переваривая историю. Наконец, Маша нарушила молчание:

– Мне совершенно не нравится эта история, Дёнчик. Вот вообще. А при наличии моих странных и страшных предчувствий – не нравится вдвойне. И по этому поводу у меня два предложения. Первое – отмени поездку. Просто не отвечай, если будут звонить твои эти товарищи. И оставайся дома. Второе – если уж тебе так невмоготу, давай я поеду вместе с тобой. Вроде бы, разговора о том, чтобы ты приезжал один и не было, да?

Денис отрицательно помотал головой.

– Нет, Машунчик. Разговора не было. Но это как-то априори предполагается. Да и не стану я тебя подвергать опасности, да еще и такой непонятной. И не поехать не могу. Не в договоренности дело. Дело в том, что я хочу восстановить ту часть моей жизни, которую память почему-то вычеркнула.

Маша грустно вздохнула:

– Я понимаю. Всё понимаю. Но может не зря память так сработала, а?..

***

Разговор с Саньком никаких новых вводных не дал. А делиться своими проблемами, да еще такими непонятными, Денис был с другом не готов. Уже жалел, что Маше рассказал. Поэтому просто выпили пива и разошлись. Впрочем, о поездке в город детства Денис поведал. Санёк заинтересовался, что был за НИИ, и поник, узнав, что сведений о нём нет. Хотя огонёк в глазах загорелся. Денис подумал, что увлеченный советским периодом истории товарищ, к тому же отлично разбирающийся в программировании, возможно что-то нароет. Но вряд ли эта информация чем-то поможет в реконструкции событий детства Дениса.

Последний перед поездкой день Денис забил работой. Чтобы к выходным не осталось никаких «хвостов» и незавершенных дел. Страх никуда не ушел, но он изо всех сил старался не обращать на него внимания. И успокаивал маму и Машу, которые звонили и тревожными голосами просили остаться дома. Когда ты всё для себя решил, и бояться глупо, и оставлять всё как есть – тоже. Обе его любимые и по-разному, но любящие женщины это понимали. И понимали, что Денис не отступит. Но всё же пытались. До последнего.

Ранним утром в субботу Денис выехал. И на заправке ему вдруг неожиданно позвонили:

– Де́нис?.. Ты меня, говорят, искал?

Денис нервно, но при этом облегчённо расхохотался:

– Суета? Женёк? Это правда ты?

Из трубки раздалось немного обиженное:

– Нет, лошадь в макинтоше!

Дениса вдруг словно окатило теплом: давно забытое их с другом выражение. А товарищ меж тем продолжал:

– Ты вроде в М. собрался? Очень удачно! Мне тоже надо в те края, а машина не на ходу. Ты в городе еще? Не подхватишь?

У Дениса словно гора с плеч упала. И страх почти развеялся. Женёк – это не Маша. Он и мужик, и про прошлое его можно расспросить, и вообще. И тут же согласился подобрать товарища на выезде из города.

Удивительно, но за почти четыре десятка лет школьный товарищ мало изменился. Нет, конечно, повзрослел, отчасти даже постарел. Но в нем совершенно безошибочно угадывался тот самый Женёк-Суета, с которым в своё время было съедено столько пудов соли. И никакой неловкости – словно вчера расстались.

Разговор в машине шел обо всём на свете. Друзья делились рассказами о карьерах, личной жизни, увлечениях. Женёк, оказывается, довольно высоко поднялся, владел несколькими бизнесами. С азартом о них рассказывал и вдруг хохотнул:

– Кстати, всё благодаря тебе, Де́нис. Точнее, амулету, который ты мне подарил.

Денис посмотрел с недоумением. А потом признался, что ничегошеньки о том периоде своей жизни не помнит. И, чуть помявшись, всё остальное выложил. Про встречу друзей и прочее.

Женёк замолчал. Как-то тяжело замолчал. А когда начал говорить, было видно, что рассказ даётся ему с трудом.

– Это была наша с тобой тайна. Вот эта компания твоя. Потому что с этими ребятами никто, кроме тебя, не общался. Даже я. Ты всё время хотел нас познакомить, но постоянно не складывалось. Я уже сам мечтал увидеть их, но так и не вышло. Более того. Никто из общих наших знакомых их тоже не знал. Вообще никто, я специально спрашивал. Мы тогда, как ты помнишь, ни в какую мистику не верили вообще, время было другое. Но мне иногда становилось страшновато: не такой большой у нас двор да и город вообще, чтобы сразу четверых подростков никто не знал.

Денис ошарашенно молчал. А Женёк с явным нежеланием продолжил:

– Я стал расспрашивать у наших старушек, может откуда-то из других мест сюда ребята забредают. А узнал совсем другое. Что в наших местах, наоборот, ребята пропадают. Причем, пропадали всегда, задолго до того, как наш НИИ построили и М. возник. Тут уж мне совсем жутко стало, но при этом и интересно. Стал я по районным библиотекам ездить, старые газеты искать со статьями о таких исчезновениях. Но, сам понимаешь, в советские времена о подобном не писали. Одну только историю и нашел, про пионеров, которые в послевоенные годы в лесу пропали. Два мальчика и две девочки.

На том месте, где институт построили, никто никогда не селился, дурным оно считалось. Причем, с каких-то совсем древних времен. При этом говорили разное. И капище там было. И какие-то колдуны жили. И ведьма людей ела, а косточки хоронила. И леший людям глаза отводил, не давал оттуда выйти. В итоге довольно большую территорию люди просто стороной обходили. А детям-то оно и надо!

Уж зачем та четверка туда пошла – теперь и не узнать. Но пропали все. И нашли их через много дней по лесу в разных местах разбросанных. И мертвых. Искали душегуба, который детей убил, но тщетно. Похоронили всех в одной могиле на местном кладбище, остались родители безутешные. И всё. Больше никаких материалов я не нашел про подобное.

Хотел тебе хотя бы это рассказать. И подбить на то кладбище съездить, на могилу посмотреть. И имена прочитать на памятнике – мало ли. В восставших покойников не верилось, но разобраться хотелось. И библиотекарша моим интересом прониклась и пообещала сама местных поспрашивать о подобных случаях. В тот день, воодушевленный её обещанием и перспективой разговора с тобой, я домой возвращался. И заблудился. Хотя, кажется, этот путь через лес знал как свои пять пальцев. До темноты блудил. И вдруг – ты навстречу. Глаза бешеные, весь встрёпанный. Меня увидел и заорал. И я заорал. А когда оба замолчали – узнали друг друга. Ты мне велел в лес больше не ходить и вообще из города уезжать. Ничего не объяснил, трясся только. Мою историю даже слушать не стал. И подарил талисман на удачу, как ты выразился. Вот…

Женёк достал что-то из кармана. Денис скосил глаза – вроде кусочек фотоплёнки, только синего цвета. Память упорно молчала и не желала подсказывать, откуда Денис тогда бежал, почему такое своему другу сказал и что это за плёнка. А Женёк, выговорившись, как-то поник и тихо попросил остановиться. По естественной, так сказать, нужде. Денису и самому хотелось попрощаться с двумя чашками кофе, поэтому он остановил машину на обочине, и друзья разошлись в разные стороны.

Вернулся Денис первым. Товарища не было. Не пришел он и через десять минут, и через двадцать. Денис принялся его звать – бесполезно. Попытался позвонить – робот поведал, что такого номера не существует. Через сорок минут, обыскав все ближайшие кусты, растерянный и снова напуганный Денис решал, что делать. В полицию звонить? И тут – входящий. От мамы. И грустный мамин голос:

– Сынок, нашла я товарища твоего. Точнее, родителей его. Ты не расстраивайся, но Женя погиб в автомобильной аварии год назад. Так что опоздали мы.

Мама ещё что-то говорила, Денис автоматически отвечал. А сам смотрел на сиденье, где совсем недавно сидел его друг. Бизнесмен. У которого, при этом, машина не на ходу. Конечно, не на ходу, если он на ней разбился, ехидно подсказал внутренний голос. На светлой коже выделялся тот самый кусочек синей пленки. Который вроде бы приносил удачу, но не спас. И который был почему-то так важен, что товарищ даже с того света умудрился прийти и Денису его отдать. Денис сунул пленку в карман и тронулся в путь. Мысленно поблагодарив Женька́.

***

Высланный Милой маршрут оказался идеально построенным. Ровно в назначенное самому себе время Денис был у ворот глэмпинга. Посигналил, проехал на территорию. У ворот имелась даже будка охраны, сидевший там человек в камуфляже остро глянул на номера Денисовой машины и кивнул в сторону парковки, проезжай, мол. Припарковавшись, Денис почти сразу увидел симпатичный домик с табличкой «Администрация». Молодой крепкий мужчина, узнав номер, забронированный Милой, как-то странно посмотрел и попросил паспорт. А потом выдал листочек с отмеченным маршрутом: от домика администрации до искомого. И предупредил, что на территории тихо и спокойно, но есть проблема: периодически пропадает связь. И, если что-то срочное, то можно прийти сюда – у администрации и охраны есть и рации, и спутниковый телефон. Денис, и так не сильно спокойный, после этих слов как-то внутренне закаменел. Впрочем, он был в хорошей форме. И, если что, сюда добежать сумеет. Какое это может быть «если что», Денис предпочитал не думать.

Путь занял минут десять. Вот и милый мини-коттеджик, из которого слышались веселые голоса. Денис покурил. Расправил плечи. И, не постучавшись, толкнул толстую деревянную дверь:

– Разбегайся, народ, сам Мешок к вам идёт!

После этих его слов на несколько мгновений в комнате стало тихо. А потом к нему на шею с радостным визгом бросилась ослепительная блондинка в кожаных штанах и сильно декольтированной футболке.

– Мешочек! Притащился! Ура!

Следом обнимать Дениса кинулась не менее ослепительная брюнетка с отличной фигурой. Пока он пытался понять, кто из них Мила, кто Катя, подошли двое мужчин примерно его возраста, но не в пример более молодо и ухоженно выглядевших. И если Милу Денис признал в блондинке исключительно по голосу, который недавно слышал в телефонной трубке, методом исключения догадавшись, что брюнетка – это Катя, то с мужчинами было сложнее. Они, видимо, поняли его замешательство. Брутальный шатен с модной щетиной протянул загорелую руку:

– Медка не привёз, Мешок?

Денис расплылся в улыбке:

– Мишка? Медовик?

И поймал ответную улыбку:

– Он самый!

Второй мужчина – лысый и с бородой – прогудел:

– Мне представляться уже излишне, но я Воробей, если что. Не Джек, а Андрей.

Встреча-знакомство спустя тридцать шесть лет вышла, тем не менее, тёплой. Денис расслабился. Да, ни в одном из четверки чисто внешне он не признал друзей детства. Да, никакое новое воспоминание в голове не возникло. Но почему-то рядом с этими людьми ему стало как-то спокойно. И появилась уверенность, что вот-вот всё разъяснится и встанет на свои места.

До вечера они прекрасно проводили время. Принесли обещанный и очень вкусный обед. Потом они пошли поплавать в открытом бассейне. Потом просто валялись в домике на диванах. И все время болтали. Денис узнал, что Мила – бывшая жена довольно известного олигарха. И у нее действительно есть дом и на Рублевке, и в Эмиратах. Мишка-Медовик – хоккеист не из последних, Андрей-Воробей – врач-онколог, а Катя-Зараза – врач-гинеколог, оба очень хорошо зарабатывающие. Все товарищи по детским играм стали успешными и небедными людьми, все отлично выглядели. Катя с Андреем явно были счастливы друг с другом, Мила намекнула, что уже забыла супруга и влюбилась в нового мужчину, а Мишка смущенно признался, что недавно отметил с супругой серебряную свадьбу. Единственное – ни у кого из четверки не было детей. Но Дениса это не удивило, ведь сам он тоже не мог похвастаться наличием наследников.

Вечер наступил незаметно. Принесли ужин, а потом товарищи решили разжечь костер в специально отведенной для этого зоне. Идею подал Мишка, все с энтузиазмом поддержали. А Мила вдруг хитро подмигнула:

– Ну чего мы в самом деле как туристы-то? Мы ж практически аборигены. Айда туда, где НИИ был. Глэмпинг от него чуть в стороне. Может, там не все снесли, осталось что-нибудь? Возьмем по артефакту на память.

Это предложение Денису не понравилось, но он оказался в меньшинстве, поэтому вслух возражать не стал. Все нагрузились бумагой, жидкостью для розжига, некоторым количеством угля – на всякий случай – и мини-шампурами. А также сосисками и зефирками, которые, оказывается, тоже можно было жарить над костром.

Все бодро пустились в путь, Мила шла первой, Денис – последним. И удивлялся. Он был уверен, что глэмпинг окружен забором по всему периметру, однако они без проблем вышли за территорию и углубились в лес. Мила вела их уверенно, другие тоже не проявляли никакого беспокойства, а вот Денису снова стало страшно. Страх навалился внезапно, но так мощно, что больше всего на свете ему хотелось повернуться спиной к друзьям детства и рвануть обратно в глэмпинг. А там – сесть в машину и уехать. И навсегда забыть и об М., и об этих людях, которых он и так не вспомнил: весь день провел в приятном, в принципе, общении, но с незнакомцами. Делая вид, что помнит какие-то истории и шутки из прошлого, которые постоянно рассказывал кто-то из компании. Днем они его не пугали совсем. Красивые, успешные, обеспеченные и довольные жизнью люди. Детей нет – так это не преступление. Немного царапнуло его еще то, что никто не рассказывал, как, куда и когда уехал из М., эта тема всё время плавно «сливалась». Но, в принципе, и в этом не было ничего особенного. Днем не было. А сейчас, в ночном лесу, все чувствовалось совсем иначе.

– Ребзя, смотрите! Остался обломочек эпохи!

Мощный фонарь, которым Мила освещала путь небольшому отряду, выхватил из темноты какое-то небольшое перекошенное строение. Как Денис ни напрягал память, но вспомнить что это так и не смог. Хотя был уверен, что в детстве облазил всю территорию НИИ вдоль и поперек. Впрочем, сейчас ему казалось, что он все же не представлял истинных размеров института. Потому что, если верить картам, глэмпинг построили только на части земли, ранее отданной под научно-исследовательский комплекс. Еще часть заросла так, что ее не стали даже расчищать. А вот на этой части еще и какие-то постройки сохранились.

Все пятеро подошли к «заброшке». Пять фонарных лучей (Денису тоже вручили такой фонарь) осветили дом словно прожекторы. Стало понятно, что, скорее всего, это было что-то типа проходной или домика для охраны. Один этаж, провалившаяся крыша, пара окон со сломанными рамами и разбитыми стеклами, крыльцо с раскрошившимися бетонными ступенями. Мила улыбнулась и спросила:

– Ну что, сталкеры есть среди нас? Кто-то хочет попробовать внутри пошарить?

Сердце у Дениса забилось так, словно хотело выпрыгнуть из грудной клетки. Неужели придется еще и внутрь лезть? Но, к счастью, Милу никто не поддержал. Андрей нашел ровную площадку, вынутым из рюкзака топориком выкопал в ее центре довольно большую ямку под костёр. Мишка позвал Дениса за дровами, и вдвоем они довольно споро собрали много сухих толстых веток. Минут через пятнадцать костер, сдобренный принесенным с собой углем и жидкостью для розжига, пылал вовсю. Компания расположилась вокруг на туристических ковриках, которые взяла с собой запасливая Мила.

Снова пошли легкие разговоры ни о чем. А потом Андрей вдруг предложил:

– А давайте, как в детстве, страшные истории рассказывать, а?..

Денис, который только-только сумел угомонить свой страх, вздрогнул. Страшные истории? Все посмеивались над этим предложением, а ему вдруг стало так жутко, что вспотела спина и затряслись руки. Пришлось даже убрать свой шампур с нанизанной на него сосиской, потому что он буквально ходил ходуном. А меньше всего Денису хотелось, чтобы его состояние увидели спутники.

Спутники же веселились, с радостью поддержав глупое предложение Воробья. Мила замогильным голосом рассказывала историю про гроб на колесиках. Денис прекрасно ее помнил, но сейчас дурацкая детская «страшилка» почему-то пробирала до костей. Потом сам Воробей долго, нудно и с ненужными подробностями вещал про желтые занавески. С одной стороны, Денису стало скучновато. Но с другой – даже в таком затянутом виде история пугала. Что уж говорить о «страшилке» про зеленые глаза, которую совершенно безэмоционально поведал Мишка. Ровный, лишенный интонаций голос действовал на нервы сильнее, чем Милины завывания.

Катя прокашлялась и начала почему-то писклявым детским голосом, хотя до этого говорила довольно низко и хрипло:

– Синяя пленка. Жили были мальчики и девочки в одном дворе. И дружили. А рядом с их двором было страшное-страшное здание, в котором раньше жили злые-злые колдуны. Потом колдуны куда-то ушли, а здание осталось. И вместе со зданием осталось много-много разных колдунских штук. Среди мальчиков и девочек, которые любили лазать по заброшенному зданию, ходила легенда о синей пленке. У колдунов были свои страшные фотоаппараты и специальные фотопленки. Желтая пленка позволяла наводить на человека болезни. Если посмотреть на кого-то через красную пленку, можно было увидеть человека голым. А вот синяя пленка показывала покойников. Они – среди нас. но выглядят и ведут себя как люди. А если через синюю пленку посмотреть, то сразу будет ясно, кто живой, а кто мертвый.

Денис от ужаса буквально прирос к своему коврику. Воспоминания в его голове бурлили и пытались вырваться наружу. Но и без них было жутко. Денис вдруг понял, что сидит в одиночестве, его попутчики почему-то оказались вместе по другую сторону костра. И смотрят не на рассказчицу, что было бы логично, а на него! Катя тоже смотрела на него, прямо в глаза. И вдруг вместо нее он увидел девочку-подростка, какой она была много лет назад. Голос у нее действительно был писклявым. Именно таким она сейчас и продолжила:

– Ребята не верили в синюю пленку, а вот один мальчик поверил. И стал ее искать. Уж очень ему хотелось узнать, есть ли вокруг него покойники. Ребята его подначивали, подшучивали над ним, но мальчик оставался при своем мнении. Искал пленку каждый день. И однажды выбежал к друзьям, которые играли во что-то во дворе «заброшки», с радостным воплем:

– Ребзя, я нашел! Я её нашел!

В его руке был маленький синий квадратик. Два мальчика и две девочки молча повернулись на его крик. Он приложил синюю пленку к правому глазу и посмотрел через неё на друзей. И вдруг закричал…

– Вы покойники! Я всё вспомнил! Вы покойники!

Это выкрикнул взрослый Денис, вскочив с земли. Он смотрел на тех, кто стоял по другую сторону костра, через синюю пленку, которую оставил ему еще один покойник – Женёк. И вместо красивых взрослых людей видел разложившиеся почти до состояния скелетов детские трупы. Живые трупы. Потому что они двигались. Глазами, которых давно не было, они на него смотрели. И голосами, которым просто неоткуда было звучать, говорили:

– Брось плёнку! Брось в огонь! Брось!

Денис захохотал. Переложил пленку в левую руку. И посмотрел на «друзей» через неё левым глазом – глазом сердца.

***

Маша курила, задумчиво вглядываясь в ночную темноту за окном. Душа не на месте – вот самое правильное описание её нынешнего состояния. Она боялась, волновалась, тревожилась за своего бывшего мужа. И вдруг затушила сигарету и бросилась к мольберту. Через два часа Маша со слезами поглядела на получившееся полотно. А потом написала на обороте название: «Прощай».

Родители Дениса смотрели фильм. Точнее, делали вид, что смотрят. Жена глотала слезы, муж угрюмо молчал. Когда перевалило за полночь, женщина вдруг спросила беспомощно:

– Мы его больше не увидим, да?..

Мужчина обнял её, но ничего не ответил.

Кладбищенский сторож во время планового ночного обхода вверенной территории чуть не умер со страху, когда памятник на одной могиле вдруг покачнулся. Мгновенно протрезвевший от ужаса старик подумал было, что это ему с пьяных глаз почудилось. Опасливо подошел к «возмутителю спокойствия», осветил фонарем. Не показалось. Не только камень накренился, но и могильная плита сползла. Сторож выдохнул: рано поставили памятник, не дали земле как следует осесть. Словно мальчишку-шалуна, погладил памятник сухой дрожащей рукой, сказал:

– Спи спокойно, Евгений Суетин, не ворочайся. Памятник мы тебе завтра поправим.

И пошел в свою сторожку.

Санёк с досадой выключил компьютер. Столько потрачено времени, сил и даже денег – и ничего. Родители его друга работали в настолько засекреченном НИИ, что до сих пор было не ясно, чем тот занимался. Он нашел лишь пару намёков на какие-то разработки, связанные с оптикой, способной показывать то, что не видно обычному глазу, но и всё. Тайна так и осталось тайной.

***

– Дорогие радиослушатели! Снова пришло время криминальной хроники. Напомним, недавно мы сообщали о жителе города П., который снял коттедж в нашем новом глэмпинге «Синие дали». Сотрудники глэмпинга утверждают, что мужчина забронировал дом на пять персон, однако никто кроме него туда так и не заселился. При том, что и обед, и ужин в дом приносили на пятерых. Утром, когда в коттедж доставили завтрак, дверь никто не открыл. Не появился гость и к моменту расчетного часа. Дверь вскрыли и обнаружили только вещи, постояльца не было. Полицейские, добровольцы и волонтеры трое суток прочесывали прилегающий к глэмпингу лесной массив, но найти мужчину так и не удалось. Ведется следствие. А сегодня наш город всколыхнули еще несколько загадочных и при этом жутких исчезновений. Четверо известных людей бесследно пропали прямо из своих домов и квартир, оставив вместо себя детские скелеты. Подробности – через час в новом выпуске. Оставайтесь на нашей волне!

***

Денису снился странный сон. Он видел давно исчезнувшие из недр и с поверхности земли драгоценные камни густо-синего цвета. Он видел мастеров, которые умели обтачивать эти камни до состояния тонкой пленки. Он видел жрецов, которые клали эти пленки на веки умершим. Он видел колдунов и лихих людей, срывавших с век мертвецов ритуальные камни. Он видел свежие и разложившиеся трупы, которые вставали из могил и искали свои посмертные амулеты.

Он видел, как упокаивали мёртвых те, у кого в руках оказывались кусочки синего камня. Видел, что и древних мертвецов, и охотников на них, и камней становилось все меньше. И видел, что мёртвые больше не хотят к себе в могилы.

Он видел сотни покойников, надевших на себя личины живых. Они жили среди живых, убивали живых, чтобы длить свое страшное посмертье. Чем больше живых было на их счету — тем реальнее и живее становилось они сами. Поначалу лишь единицы могли их увидеть, но с каждой новой загубленной душой они словно ярче проявлялись, становились осязаемыми и абсолютно похожими на обычных людей.

Он видел, что древние кадавры в физических телах не могли жить вечно. Поэтому искали себе подходящие «футляры» и «переодевались». А еще он видел, что синих камней во всем мире осталось лишь несколько кусочков. И что из миллиардов ныне живущих лишь несколько человек знали: правильный взгляд через этот волшебный минерал загонит покойников обратно в могилы навсегда. И знали, какую придется заплатить за это цену. И готовы были её заплатить.

Денис проснулся от странного ощущения: он не чувствовал своего тела, словно оно, всё целиком, затекло. Что-то странное случилось и с глазами – он не мог их открыть. Но при этом видел – мутновато, как через толщу воды. Седой загорелый старик в белом медицинском халате ходил по помещению типа лаборатории и что-то кричал в телефонную трубку. Язык Денису был незнаком и никаких ассоциаций не вызывал. Но говоривший явно был недоволен. С раздражением на лице он отключил мобильный. А потом сорвал с себя халат, швырнул его на прямо на пол, подошел к Денису и… И Денис вдруг стал видеть окружающее чётко. Но не своими глазами. Старик посмотрел на себя в зеркало, поправил на носу темные очки, в которых левое стекло было синим, и вышел из лаборатории.