Синяя роза

МаксВ

СИНЯЯ РОЗА Книга первая

роман

Глава 1

Далеко в стороне от основной городской застройки Семиреченска, практически на пустыре, где не просматривалось даже кустарника, высилась одинокая многоэтажка. Одиночество здания разбавлялось разве что кирпичной водонапорной башней, стоявшей в полукилометре от высокой серой громадины бетонного корпуса. А внутри строения размещались административные представительства нескольких компаний.

По бесконечным ступеням служебного входа поднимался одинокий человек. Он уже успел утомиться от этого марафона, и утирал со лба выступивший пот:

– «Вот ведь чёрт бы их побрал! Топаешь, топаешь, как верблюд какой, а им конца и края нет!»

Альберт с трудом переставлял ноги по бетонным ступенькам, и старался держать дыхание ровным – ему предстояла встреча с работодателем, или, как он его сам называл – «наймидателем». Так и рассуждал: «Если я нанимаюсь к кому-то, чтоб выполнить свою работу, то я зовусь «наймит», а он, соответственно – даёт мне возможность наняться, значит он должен называться «наймидатель», но не «наймодатель», и уж никак не «работодатель», это слишком уж официально! Терпеть не могу канцелярских слов. Мне уже скоро сороковник, и половина головы седых волос – не буду я эти дурацкие словечки использовать. Но когда же эти чёртовы ступени закончатся!».

Так рассуждал «про себя» человек, по имени – Альберт, по фамилии – Муравьёв, шагавший по лестнице высотного здания на деловую встречу. Ему было ровно тридцать пять лет, физически он был совершенно здоров, разве что зрение начало немного ухудшаться, да спина иной раз беспокоила, но зато совершенно отсутствовал лишний вес, – это уже генетика спасла, – как бы не питался, вес держался стабильной величиной, совершенно не меняясь, начиная с момента окончания полового созревания.

Подниматься по ступеням Альберта нисколько не утомляло, хотя психовал он из-за этого знатно. Ещё хорошо, что оделся не тяжело – кроссовки, джинсы, светлая футболка, и джинсовая же куртка на плечах. А главное – сигареты не забыл! Курить, конечно, плохо и вредно, но – чертовски приятно! Тем более, что сейчас купить можно любые марки. Он предпочитал «Кэмел» и «Мультифильтр от Филипп Моррис». Вот по пачке этих палочек с табаком он и засунул в нагрудные карманы.

Альберт поднимался по ступеням. Длинные лестничные марши временами казались бесконечными. На очередной площадке появился коридор, ступеней вверх теперь уже нет. Получается, что лестница в этом месте – закончилась. Далее возможен только один путь. И он ведёт в этот самый коридор. Где-то далеко впереди виднеется окончание этой прямоугольной трубы – светлая, очевидно, белёная стена. На потолке тускло горели светильники. Коридор длинный, но всё равно заканчивается. На следующей площадке ступени повели уже вниз.

Понять, как он перемещался в пространстве, не было никакой возможности.А может, вообще – ходил туда-сюда на одном и том же этаже, кто знает?

Наконец, через высокий и просторный проём без дверей, человек зашёл в огромное помещение. Свет поступал только через окна, встроенные под самым потолком. Зал ошеломлял своими размерами. Если захотеть, тут можно спокойно даже мячик попинать, или толпу чиновников разместить. А что – столов наставить, компьютеры сверху, стул под задницу – никаких проблем. И лестница долгая, и им на пользу будет – меньше геморроев насидят.

Вокруг – полная тишина. Звенящая. Будто вата в ушах. Альберт растерянно осмотрелся: стены комнаты – абсолютно пустые. Нет никаких кнопок, включателей. Да даже ямочек никаких не видно: «Какая-то силосная яма». Почему именно силосная, сам не понял. Он её и не видел ни разу.

Пол в комнате идеально чистый. Уборщицы поработали на славу.

– «Большой зал, очень. Вот бы крылья были, сейчас бы тут полетал. И что за ерунда иной раз в голову приходит? Какие ещё крылья? Да если и были бы, то можно на улице порхать. Летай, сколько влезет».

Тишина просто пугает. Никогда такой тишины не слышал. А может оглох? Шаркнул ногой по полу – да нет, не оглох, всё нормально с ушами.

Дошёл до стены, присел на корточки, навалившись спиной назад.

– «Ну, и сколько ещё ждать? И чего делать?»

Чтобы хоть как-то развлечься, решил собирать в уме аккорды:

– «Вот так прямо по всему ряду с «до» и начну».

Это было очень увлекательное занятие – нужно представить пальцы левой руки, гитарный гриф. А потом, после этой мысленной разминки, что-нибудь сыграть. Но перед этим необходимо создать «визуал» правой руки, и струны над резонатором – для понимания, в каких местах извлекать звук. А, ещё вот что, – чем извлекать звук? Пальцы, или медиатор? А на пальцах ногти есть? Всё это имеет большое значение. Очень увлекательное занятие, время просто незаметно теряется во время этих упражнений.

Альберт попытался представить, как у него потом получится совместить обе руки:

– «Может, в мозгу есть специальные отделы для таких вещей? Для музыки точно должен быть. И должен быть у каждого человека. Музыка всем нравится. Только как его назвать, совершенно непонятно, а точнее – неизвестно. Наверное, медик бы нашёл нужные формулировки, но я не медик. Но мне ведь это жить не мешает? Определяю своими словами так, как мне кажется правильным, вот и всё. Просто сам окружающий мир слишком часто подтверждает странное правило: чем давать вещам объективную оценку, лучше воспринимать их как тебе удобно – и ты приблизишься к истинному пониманию вещей. А теперь нужно попробовать сыграть в уме блюз. Блюз – технически простая музыка. Хотя, если быть точным, хорошая музыка простой быть не может»...

Музыка всегда помогала ему отвлечься. Послушать бы что-нибудь сейчас. Но тут не то место, да и время тоже не то, чтоб мотивом наслаждаться.

Так, продолжая сидя подпирать стену, человек ждал:

– «Ну почему так долго никого нет? Может быть, тоже запутались с этими лестничными маршами? Там ведь чёрт ногу сломит! То вверх, то вниз, то по коридорам, похожим на трубы. А снаружи, кажется, нормальное здание – широкий, застеклённый вход, пост охраны с амбалами, причём вежливые все, пальцем показали, куда топать. Приветливо так».

От скуки в голову лезли разные мысли:

– «Умники, запутали всё! Могли бы и указатели на стенах расположить. Хотя, может здание новое, ещё не успели? Ладно, надо ждать. Деваться-то всё равно некуда. Но всё равно – разные стрелки не помешали бы, или можно хоть бумажечку приклеить со словами. Вон, побелка-то хорошая на стенах. Не три копейки стоит».

В какой-то момент, Альберт отчётливо осознал, что теперь он тут не один. Подняв глаза, увидел – в проёме появился человек. Небольшого роста. Слегка прищурившись, принялся разглядывать его: «Вот когда же займусь, наконец, этими глазами? Ну понятно же – плоховато зрение, уже давно пора признать, и дуть к этому, – офтальмолог, или как его ещё? Короче, глазник, вот и всё! А то щурься тут на всяких детей!»

Невысокий человек сделал ещё пару шагов вперёд, и тут до человека дошло, что он появился тут не спроста, что это к нему:

– «Вот те на! Сижу, жмурюсь, как кот на солнышке. Это же за мной!»

Перед ним стоял мелкий парень. Это слово подходило лучше всего – «мелкий». При взгляде на него вспомнилось выражение из какого-то американского фильма – «мелкий, малюсенький, просто мелюзговый сукин сын!»

Ну, насчёт сукина сына тут не очень подходило – просто вспомнилось, и с этим ничего не поделаешь, но – чёрт побери, этот типок точно выглядел, как самый настоящий мелкий сукин сын!

Для него это было просто идеальное определение – не больше полутора метра ростом, русые, вихрастые волосы на голове, и – костюм! Где сейчас увидишь человека в костюме? Да только на телеэкране, и на важных персонах! Но у них это – форма одежды, им так положено – как мундир солдату, но где-нибудь на вокзале, или в кафе – ни за что не поймаешь взглядом так вот одетого человека! А тут – стоит! Костюм – серый с отливом, брюки наглажены до идеальных стрелок, туфли – вишнёвые оксфорды, голубенькая рубашка, и синий галстук! Возраст у этого «пеццонованте» не тянул выше двенадцати лет, но взгляд был, как у взрослого – тяжёлый и внимательный. Смотрел на Альберта он довольно строго. Такие серьёзные, карие глазки, и плотно сжатые губы. «Ну, просто мини-дон Барзини! Или Борзини?»

Мини-дон окинул сидевшего возле стенки долгим взглядом, словно приценивался, и склонил голову вбок. Будто хотел сказать: «Ну что, так и будем тут сидеть?» Только ничего не произносил, конечно.

Альберт понял, что доиграть блюз в голове до конца не получится, поднялся из позы «на корточках», и сделал шаг навстречу. Мелкий тут же развернулся, и зашагал назад, через пустой проём, сразу же свернув влево.

Муравьёв заспешил за ним, сразу же заметив, что через этот коридор он ещё не проходил – интерьер в проходе был странным, и на удивление безликим. Впрочем, как и все предыдущие: у стен везде очень качественная отделка – но совершенно не за что зацепиться взглядом. Хотя нет – пол тут выделялся от предыдущих мест. Полировка – до блеска, и это был мрамор, настоящий:

– «Хотя откуда мне знать, как выглядит настоящий мрамор? Не умничай».

Где-то в середине коридора на стенах появились боковые светильники, и Альберт увидел тут другой колер стен – белый, с кремово-желтыми пятнами, и пятна неровные, похожие на яичный желток в сковороде. И здесь уже появились двери – тяжёлые, массивные. Явно дубовые, на каждой – аккуратная металлическая табличка с надписью. Он попытался вникнуть в смысл обозначений, но без особого успеха. Да и что можно было понять из таких слов и аббревиатур – «ГВЗД», «Белка», «УИРК», «Не изыди»? Да ничего. Ерунда какая-то! Как ни крути, таких табличек не встретишь нигде. Что-то здесь явно не так.

Сопровождающий не сказал практически ни одного слова. Хотя, как показалось Муравьёву, какое-то бурканье, или бульканье он всё-таки издавал, но в самом начале пути, а потом семенил молча. Он тогда ничего не понял, но куда приятнее было думать, что прозвучало вроде: «Пойдёмте со мной». Да и логично. А логичность в происходящем вокруг он любил. Но тут что-то настораживало. Причём, с самого начала – здание огромное, на входе сказали, что его уже давно ждут, хотя он совсем не опоздал, даже ни на минутку. Но куда точно идти, никто не знал – охранники махнули рукой: «А, топай вон туда!» Хорошо, хоть не порекомендовали идти вон, и то хорошо. Пошёл в указанном направлении, а там – бесконечная лестница. Шагал только потому, что надеялся – по пути встретят. А теперь ещё этот «мини-дон». Сопровождающий, однако, бодро топал впереди, звучно цыкая по мрамору каблуками «оксфордов» – «Подковки, что ли у него набиты? Чего так громыхать-то?» – рассуждал Альберт, поторапливаясь вслед за своим сопровождающим. Шли уже достаточно долго, и это начало раздражать, гость решил хоть как-то разнообразить этот марш: «А то иду, как на казнь какую-то!».

Он догнал «мелюзгового», и стараясь не наступить на пятки вишнёвых туфель, вытянув шею сверху-сбоку, попытался закинуть крючок на беседу:

– Какой путь у нас длинный. Не скажешь, далеко ещё?

Не снижая темпа шагов, маленький человек в роскошном костюме посмотрел на него снизу вверх. На короткий взгляд, ему было лет десять-двенадцать. Розоватые щёки ещё не утратили детскости, только глаза выдавали полную сосредоточенность при выполнении поставленной в уме задачи, и ещё некую потаённую печаль.

Глядя на Альберта, он ответил:

– Бонзо!

Хотя, может он сказал и «грозно», или ещё что-то, но Муравьёв готов был поспорить, что он сказал именно «Бонзо». Хотя, что общего может быть между длиннымии коридорами и кличкой рок-музыканта, он никак не мог понять. Поэтому тут же решил уточнить:

– Это ты про Джона Бонема, что на барабанах в Цеппелине стучал?

Мелкий проводник посмотрел на него, как на идиота, и повторил:

– Бонзо!

Немного притормозив, Альберт выдержал интервал за спиной своего проводника примерно в три-четыре шага, и попробовал шагать точь-в-точь по звуку подкованных каблуков впереди, при этом пытаясь размышлять:

– «Что он имел в виду? Может, не «бонзо», а «гонзо»? Хотя, и это что значит, тоже не понятно – при чём тут наш длинный путь? Наверное, на каком-то не нашем языке сказал. Да точно, так и есть».

Что бы это всё ни значило, они продолжали шагать. Коридор казался бесконечным. Они сворачивали то влево, то вправо, спускались, и поднимались по разным лестницам – где даже ступеньки всякий раз оказывались разными. Эти двое проделали путь длиною в несколько обычных многоэтажек. А может, и вообще никуда не двигались, а кружили по замкнутой кривой. И сколько бы они ни шли, вокруг ничего не менялось. Везде всё тот же мраморный пол, те же стены яичных оттенков, и те же деревянные двери с железными ручками и сумасшедшими табличками. И ни одного окна. Мелкий проводник всё так же цокал каблуками «оксфордов», а Альберт галошно шлёпал кроссовками, и никак не мог понять, приличный это звук, или нет.

Когда мелюзговый человечек в униформе чиновника вдруг остановился, Муравьёв, весь снедаемый сомнениями о приличности шлепков своей обуви о мрамор, уткнулся в него, чуть не сбив с ног. Пришлось буквально ловить мелкого за шиворот, чтоб он, не дай бог, не разбил нос о мрамор.

– О, прости, пожалуйста, задумался, – буркнул Альберт, отряхивая с воротника костюма проводника несуществующие соринки, но парнишка, похоже, и не собирался обижаться. Он, не выражая никаких эмоций, обернулся на него, и ответил:

– Наго-ного, – а затем, махнув ладошкой в сторону, добавил, – Пириши.

– Пириши? – уточнил Альберт.

– Омуи, – ответил проводник, и гость остолбенело уставился на него:

– Омуи? А точно «омуи»? Может, не совсем ещё «омуи»? – задал вопрос Альберт, лихорадочно соображая – на каком языке может говорить этот паренёк – «А вдруг что-то восточное – вьетнамский, или филлипинский? Да какая мне разница – хоть крокодильский, всё одно не знаю ни слова!»

В этот момент маленький чиновник вытащил из внутреннего кармана пиджака круглый, зелёный жетончик электронной карточки, и вставил его в щель, что была еле заметна под ручкой двери с табличкой «Держаторная». Замок еле слышно щёлкнул, дверь открылась.

Он встал у порога, и кивнул гостю со словами:

– Теп, пириши омуи.

Совершенно неизвестный Альберту язык, на котором разговаривал «мелюзговый сукин сын», совершенно отчётливо давал понять, что их путь подошёл к концу, и теперь пора зайти в открытую дверь. Что Альберт, разумеется, тут же и сделал.