Системный Аудитор

Глава 1. Пробуждение в активе

Боль была первым, что вернулось. Тупая, раскатистая, пульсирующая где-то в виске. Не та острая, обжигающая боль, что бывает при ранении, а знакомая, нудная — похмельная. Сергей попытался пошевелить рукой, дотянуться до лба, но тело не слушалось. Оно было тяжелым, ватным и чужим.

Он заставил себя открыть глаза. Вместо стерильного белого потолка реанимации или привычной трещинки на штукатурке его спальни взгляду открылось нечто, напоминающее полог балдахина из темного, дорогого бархата, расшитого потускневшими золотыми нитями. Воздух был густым, пахлым — смесь ладана, пота, старого дерева и едва уловимой ноты рвоты.

«Где я?» — пронеслось в голове чистым, ясным клипом, резко контрастирующим с мутным состоянием сознания.

Память накатила обрывками. Кабинет. Гора бумаг по проверке оборонного завода. Давление за 200. Сдавленность в груди, холодный пот. Затем — резкий, разрывающий удар в грудную клетку, падение в кресло и… пустота.

Сергей Игнатьев, старший аудитор Счетной палаты, умер. В этом не было никаких сомнений.

А потом он проснулся.

Он медленно, с невероятным усилием повернул голову. Комната была огромной, каменной. Гобелены на стенах изображали сцены охоты на каких-то рогатых тварей. В камине, огромном, как пещера, тлели угли. На резном дубовом столе у стены стояли и лежали пустые бутылки причудливой формы, серебряный кубок опрокинут, и из него на темное дерево растеклось багровое пятно вина, похожее на кровь.

Он был не один. На широкой кровати, справа от него, лежала девушка. Очень юная, с бледной кожей и распущенными огненно-рыжими волосами. Она спала глубоким сном, нагое плечо выбивалось из-под меховой одеяла. Рядом, на полу, свернувшись калачиком, спала вторая — темноволосая.

Сергей закрыл глаза. «Хорошо, – подумал он с присущей ему аналитической холодностью, отсекающей панику. – Ситуация нетипичная. Клиническая смерть? Кома? Галлюцинации?»

Он попытался призвать свой главный инструмент — внутренний «Excel». Таблицы, схемы, алгоритмы. Все, что помогало ему годами раскладывать по полочкам финансовые потоки целых министерств.

Гипотеза А: Бред. Вероятность низкая. Ощущения слишком реалистичны. Тактильные, обонятельные.
Гипотеза Б: Новая реальность. Вероятность… высокая. Принимается как рабочая.
Входящие данные: Тело мужчины, 25-30 лет. Мышечная слабость, тремор, признаки тяжелой алкогольной интоксикации. Окружающая обстановка — доиндустриальная, аристократическая. Наличие прислуги (спящие девушки) указывает на высокий социальный статус.

Он снова посмотрел на свои руки. Длинные пальцы, холеные, без следов работы. Но не его руки. Руки юноши. На одном пальце — массивная печатка с каким-то звериным оскалом.

В этот момент в массивную дверь постучали. Не дожидаясь ответа, она открылась, и в комнату вошел сухопарый мужчина лет пятидесяти в темном, поношенном камзоле. Его лицо было испещрено морщинами забот, а в глазах стояла смесь подобострастия и отчаяния.

— Мессир Артур? — тихо произнес вошедший. — Вы… уже пробудились?

«Артур. Значит, так меня теперь зовут», — мгновенно зафиксировал Сергей.

Он попытался сесть. Спина отозвалась пронзительной болью, голова закружилась. Он сделал несколько глубоких вдохов, заставив легкие работать.

— Я… — его голос был хриплым, чужим. — Да. Пробудился. Что происходит?

Человек в камзоле заломил руки.

— Мессир, прошу прощения за вторжение, но… дела не терпят. Казначей герцога Раймонда прислал своего клерка. Они требуют выплаты долга. Сорок тысяч крон. К полудню. Иначе… они накладывают арест на все ваши активы, включая Замковый удел.

Сергей, а теперь уже Артур, барон фон Хартвиг, уставился на него. Его мозг, привыкший оперировать миллиардными бюджетами, мгновенно проанализировал информацию. «Сорок тысяч крон». Исходя из уровня технологий (предположительно феодализм) и обстановки, это должно быть астрономической суммой. Наложение ареста — начало процедуры банкротства и изъятия феода.

— Какие еще долги? — спросил он, и голос его стал тверже. Аудиторский, казенный тон.

Управитель — а Сергей уже определил его статус — попятился.

— Мессир, вы… не помните? Игра в кости с бароном де Ланже… Прошлой осенью. Вы поставили доходы с удела на три года вперед. И… проиграли.

В голове у Сергея что-то щелкнуло. Картинка сложилась. Мажор. Аристократ-прожигатель жизни. Промотал состояние, влез в долги, напился до смерти, и теперь в его теле оказался он, Сергей Игнатьев, чтобы разгребать эти говнарские последствия. Ирония судьбы была настолько чудовищной, что ему захотелось усмехнуться. Но он сдержался.

— Кто ты? — спросил он у управителя.

Тот смотрел на него с ужасом, решив, что барон повредился рассудком.

— Я… Бернхард, мессир. Ваш управитель. Служу вашему дому двадцать лет.

— Хорошо, Бернхард, — Сергей откинулся на подушки, чувствуя, как его внутренний «Excel» начинает строить первые столбцы и строки. «Пассивы». «Кредиторы». «Угрозы». — Принеси мне все. Книги учета. Налоговые ведомости. Опись имущества. Списки вассалов. Карты угодий. Все, что есть.

— Но, мессир… казначей…

— Казначей подождет, — отрезал Сергей. В его голосе прозвучала сталь, которой не было у прежнего Артура. — Сначала я должен увидеть полную картину. Чтобы понять, с чем именно мы имеем дело. И приведи в чувство этих двух, — он кивнул на спящих девушек. — Пусть уходят.

Бернхард заморгал, пораженный. Он смотрел на своего барона, который внезапно говорил не как самовлюбленный повеса, а как… как его покойный отец, только как-то по-другому, более холодно и расчетливо. Он неуверенно поклонился и ретировался.

Сергей остался один. Он поднял руку и разглядывал ее. Чужая рука. Инструмент. Теперь его инструмент. Он был в чужом теле, в чужом мире, на грани разорения. Но в его голове были знания, которые здесь, судя по всему, считались ересью или магией пострашнее любой шаманской возни. Знания о том, как работают деньги, системы и люди.

«Ну что ж, – подумал он, глядя на багровое пятно вина на столе. – Начинаем аудит».

Бернхард вернулся через полчаса, сопровождаемый двумя рослыми слугами, которые с трудом несли огромный, обитый железом сундук. Сундук с грохотом поставили на пол, и управитель с подобострастной опаской протянул Сергею связку старинных ключей.

Пока слуги по приказу Бернхарда будили и по-тихому выпроваживали из покоев сонных девок — одна из них успела бросить на Сергея обиженно-соблазнительный взгляд, на который он не отреагировал, — он вскрыл замки.

Внутри царил хаос. Свитки пергамента, стопки потрепанных книг в кожаных переплетах, разрозненные листы, испещренные неровными строчками. Пахло пылью, плесенью и отчаянием.

Сергей достал первую попавшуюся толстую книгу в коже — «Главную казначейскую книгу Баронства Хартвиг». Он открыл ее. Записи велись ужасающе безграмотно. Чернильные кляксы, помарки, суммы, вписанные разными почерками. Доходы с земель, налоги, оброки — все свалено в кучу. Расходы поражали идиотизмом: «За покупку пары соколов для соколиной охоты — 500 крон». «Платье для фаворитки Лизетты — 800 крон». «Проигрыш в кости лорду де Ланже — 40 000 крон».

Он отложил книгу и взял свиток с описью войска. Бернхард, нервно переминаясь с ноги на ногу, наблюдал, как его господин, обычно брезгливо морщившийся при виде цифр, с холодным, сосредоточенным выражением лица листает страницы.

— Бернхард, — голос Сергея был ровным, без тени похмельной слабости. — Сколько у нас профессиональных солдат? Не ополченцев, а именно тех, кто получает жалование.

— Э-э… Рыцарей, мессир? Десять человек. И… отряд стражников. Двадцать пять человек. Но жалованье им не плачено уже три месяца. Они ропщут.

— Арбалетчики? Лучники? Инженеры?

Управитель смотрел на него как на сумасшедшего.

— Мессир, лучники — это ополчение из крестьян. Собираются только на сборы или в случае войны. Арбалеты… они очень дорогие. У нас их штуки три, не более. А инженеры… — он беспомощно развел руками.

Сергей кивнул, мысленно создавая новую вкладку в своей голове. «Военный потенциал. Отстой.»

Он перешел к налоговым ведомостям. Система была до безобразия примитивной. Подушный налог, поземельный, несколько случайных пошлин. Никакой градации. Богатый купец платил столько же, сколько нищий ремесленник, едва сводящий концы с концами. Убытки.

— Кто главный кредитор, кроме герцога? — спросил он, откладывая очередной невнятный свиток.

— Банкирский дом «Альбани», мессир, — почти прошептал Бернхард. — Из Столицы. Вы брали у них на… на праздник Весеннего равноденца. Под залог южных земель. Срок выплаты истекает через две недели.

— Сумма?

— Пятьдесят тысяч крон.

Сергей закрыл глаза. Его «внутренний процессор» лихорадочно работал. Долг герцогу — 40 000. Долг банкирам — 50 000. Просроченное жалованье страже — еще примерно 1 500. Текущие расходы, содержание замка… Активы? Замок, полуразрушенный, судя по сквознякам. Земли, истощенные неправильным севооборотом (это он определил по отчетам о сборах урожая). Крестьяне, живущие в нищете. Ни промышленности, ни торговли, ни логистики. Одна долбаная феодальная дыра.

Он открыл глаза.

— Хорошо. Первое: найди самого быстрого и трезвого гонца. Сейчас же.
— Мессир?
— Второе: принеси пергамент и чернила. Я буду диктовать письмо.

Бернхард, ошеломленный, бросился исполнять приказ. Через несколько минут на столе, очищенном от бутылок, лежал чистый лист пергамента. Сергей встал с кровати, его чужая, но уже послушная воля заставила тело двигаться. Он подошел к столу, взял перо. Ощущение было странным, но привычка заполнять тонны бумаг взяла верх.

— Пиши, — сказал он Бернхарду, который встал по стойке «смирно». — «Его Превосходительству Казначею Герцога Раймонда, от Барона Артура фон Хартвига. Ваше Превосходительство, получив Ваше требование, провел сверку взаимных расчетов…»

Он диктовал медленно, подбирая слова, звучащие максимально официально и архаично, но несущие четкий смысл.

— «…и в связи с выявлением ряда неучтенных обстоятельств, требующих личной встречи и аудита, прошу Вас о предоставлении отсрочки по уплате долга на срок тридцать дней. В качестве гарантии своей доброй воли предлагаю…»

Сергей на секунду задумался. Что он мог предложить? Ничего. Ничего, кроме наглой лжи.

— «…предлагаю увеличить итоговую сумму выплаты на пять процентов в качестве компенсации за неудобства. С глубоким уважением, Барон Артур фон Хартвиг».

Бернхард, записав это, смотрел на пергамент с таким видом, будто тот был написан кровью самого дьявола.

— Мессир, но… пять процентов! Это же еще две тысячи крон! И они никогда не согласятся!

— Они согласятся, — спокойно сказал Сергей. — Потому что если они наложат арест сейчас, то получат лишь развалины и голодных крестьян, с которых нечего взять. А через месяц я предлагаю им на пять процентов больше. Для них это выгодная сделка. Они не глупцы, они — финансисты. Деньги для них важнее принципов. Отправляй.

«Финансисты?» - подумал Бернхард причурившись. Но выбора не было, он поклонился и побежал исполнять, держа пергамент как священную реликвию.

Сергей остался один в покоях. Он подошел к узкому бойничному окну, отодвинул тяжелый занавес. Перед ним открылся вид на его новые владения. Холмистая местность, жалкие домишки у подножия замка, поля, поросшие бурьяном. Нищета. Упадок.

Третий звонкий удар меча о щит отозвался эхом в каменном дворе замка. Сергей, стоя на скрипучих ступенях крыльца, смотрел на свое «войско». Те самые двадцать пять стражников, которым не платили три месяца.

Они представляли собой жалкое зрелище. Ржавые кольчуги, потертые на плечах. Щиты с облупившейся краской. Лица — одутловатые, одни — с похмельной одутловатостью, другие — с хроническим недоеданием. В глазах читалась апатия, перемешанная с наглой надеждой «авось пронесет». Типичные «государевы люди» в состоянии глубокого системного разложения.

Рядом с Сергеем стоял капитан стражи — дюжий детина с багровым шрамом через левую бровь, Гунтер. Он смотрел на своего барона с немым вопросом, привыкший, что тот появляется перед стражей только в дни праздников, да и то — проездом, на коне, чтобы щедро кидать в толпу медяки.

Сергей медленно прошелся взглядом по шеренге. Внутренний «Excel» уже присвоил каждому условный индекс: «Боеспособность – низкая. Лояльность – под вопросом. Мотивация – отрицательная».

— Люди! — сказал он. Голос, к его удивлению, лег на тишину плотно и властно, без привычной для прежнего Артура истеричной высокомерности. — Мне доложили о задержке жалования. За три месяца.

В строю зашевелились. Кто-то потупил взгляд, кто-то, наоборот, вызывающе уставился на него.

— Это — безобразие, — холодно продолжил Сергей. — И вина за это лежит на мне.

Эта фраза вызвала легкий шок. Барон, признающий свою вину? Этого еще не бывало.

— Но безобразие не только в этом, — его голос стал жестче, как налетный бухгалтер на выездной проверке. — Оно в том, что я вижу перед собой. Ржавчину. Неряшливость. Упадок. Вы не солдаты. Вы — статисты в дырявых доспехах.

Гунтер вздрогнул и хотел было что-то сказать, но Сергей остановил его жестом.

— Я не буду читать вам проповеди о долге и чести. С голодного брюха о чести не говорят. Вот что я вам предлагаю.

Он сделал паузу, давая словам осесть.

— Жалование за все три месяца будет выплачено. Сегодня. К полудню.

В строю пронесся недоверчивый гул. Апатия сменилась настороженным интересом.

— Но, — это «но» прозвучало как удар хлыста, — не всем. И не полностью.

Тишина стала гробовой.

— Жалование получат только те, чьи доспехи будут начищены до блеска, а оружие — заточено. Только те, кто сможет отжаться от земли не менее двадцати раз и пробежать пять кругов по двору без одышки. Капитан Гунтер проведет смотр. Прошедшие смотр получат все сполна. Остальные — получат половину. А те, совсем разочаруют, — уволятся. Без выходного пособия.

Он видел, как у многих в глазах вспыхнул гнев. Старая, как мир, солдатская ненависть к «тыловым крысам», которые приходят и все ломают.

— С этого дня, — продолжал Сергей, не обращая внимания на возмущенные взгляды, — система меняется. Жалование повышается на двадцать процентов. Но оно будет состоять из двух частей: основное жалование и премия. Премия — за учения без нарушений, за чистоту оружия, за дисциплину. За пьянство в карауле — штраф в тройном размере. За драку — увольнение. За предательство — смерть!

Он повернулся к Гунтеру. Капитан смотрел на него с новым, сложным выражением. В нем боролись злоба, недоумение и капля уважения.

— Капитан, вам — полчаса на то, чтобы донести это до каждого. Смотр — через час. Деньги будут здесь, — он указал рукой на стол, который уже выносили слуги.

Не дожидаясь ответа, Сергей развернулся и пошел обратно в замок. За его спиной взорвался гомон голосов — возмущенных, испуганных, заинтригованных.

Бернхард, бледный как полотно, ждал его в большом зале.

— Мессир! Откуда мы возьмем деньги? Даже на половину жалования! В казне уже 5 мышь повесилась!

— Не беспокойся, Бернхард, деньги есть, — спокойно сказал Сергей.

— Но где?!

Сергей остановился у камина и протянул руки к огню. Чужие, холеные пальцы. Пальцы мажора и мота.

— В личных покоях предыдущего барона. Иди со мной.

Он повел ошарашенного управителя в свои апартаменты. Минуя опочивальню, он прошел в небольшую потайную комнату за шкафом с одеждой — ее расположение он «узнал» из обрывков смутных воспоминаний, оставшихся от Артура.

Комната была полна хлама. И богатств. Здесь, в сундуках и на полках, лежало то, на что промотал состояние прежний владелец. Дорогие, никогда не надеванные камзолы, расшитые серебром. Коллекция изысканных кинжалов с рукоятями из слоновой кости. Ящик с шелковыми рубахами. Несколько свертков с ювелирными украшениями для фавориток.

— Все это, — сказал Сергей, указывая на это великолепие, — подлежит немедленной продаже. Отправь в столицу с самым надежным, самым жадным и самым беспринципным купцом, какого только найдешь. Он должен знать, как сбыть это без лишних вопросов.

Бернхард, глядя на эти сокровища, ахнул. Для него это было священной реликвией, частью баронского достоинства.

— Мессир! Ваши парадные наряды! Украшения вашей покойной матери!

— Бернхард, — Сергей повернулся к нему, и в его глазах горел холодный огонь. — Мы не ведем балы. Мы ведем войну. Войну за выживание. И на войне сражаются воинами, а не шелковыми подштанниками.

Управитель замер, а затем медленно, с пониманием всей серьезности происходящего, кивнул.

— Так точно, мессир.

Сергей вышел из потайной комнаты, оставив Бернхарда подсчитывать будущую выручку. Он подошел к окну, выходившему во внутренний двор. Оттуда уже доносились ругань капитана Гунтера, звон точильных камней о сталь и тяжелое дыхание мужчин, начавших внезапную, непонятную им тренировку.

Он стоял и смотрел. На нищее селение. На ржавых стражников. На серое, низкое небо этого странного мира. Он был в ловушке. В долгах. В чужом теле. Вокруг были враги, глупость и предрассудки.

Но впервые за долгие годы — и после смерти — он чувствовал себя по-настоящему живым. Начинался самый грандиозный аудит в его карьере. Аудит целого мира. И он не намерен был его заваливать.