Системный самурай

Анонс:

После апокалипсиса наш мир восстановили по единственным сохранившимся источникам – книгам в жанре литРПГ, бояръ-аниме и маг-академ. Получилось эпично.

Главный герой – молодой уличный самурай, в прошлом – инвалид, исцелённый чудотворной целительницей. Его цель – своим служением вернуть ей долг благодарности.

Но Российская Федерация, восстановленная по таким достоверным источникам, как подшивка газет «Тайная власть», «СПИД-Инфо» и «Мир криминала» – не самое лучшее место, чтобы возвращать долги.

На пути героя встанут и древние боярские рода, и коварные спецслужбы, и огнедышащие драконы, и те, кто разрушил наш мир, и те, кто его воссоздал.

Ни правда, ни успех не дадутся ему легко, но дорогу осилит идущий, к тому же сам путь отнюдь не лишён своих радостей и открытий.

Читайте новую книгу в жанре бояръ-аниме от создателя <ничего не найдено> – «Системный самурай».

Системный самурай

«Был человек в земле Уц, имя ему было Иов, и был человек этот непорочен и справедлив, богобоязнен и удалялся от зла.

И сказал Господь сатане:

– Обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле – человека непорочного, справедливого, богобоязненного и удаляющегося от зла.

И отошел сатана от лица Господня и поразил Иова проказою лютою от подошвы ноги его по самое темя его.

И сказала Иову жена его:

– Ты всё ещё твёрд в непорочности твоей! Похули Бога и умри.

Но он сказал ей:

– Ты говоришь как одна из безумных. Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?

Во всем этом не согрешил Иов устами своими»,

Книга Иова

Меня зовут Иовист Владиленович Мышкин. Я никогда не знал своих родителей, а, сколько себя помню, сразу жил с бабушкой.

Я никогда не спрашивал у неё, почему меня зовут Иовист, а моего папу, судя по отчеству, Владилен. Я никогда не спрашивал, почему саму бабушку зовут Либре Ювландовна. Точнее, кажется, я спросил её однажды, и она ответила, что такие порядки были на станции Сверхдальней, где она жила. Её братьев, например, звали Кучер, Мисегор и Бониель. Меня же при личном общении бабушка называла Иов, ну или ласково Ёвочка, а когда строго, то Вист.

Я поискал в Сети, что значит Иов. Оказалось, это библейский праведник. Он был богат и успешен, потому что Бог его очень любил. Но сатана, судя по Ветхому завету, сидевший на всех планёрках Господа, подал Ему идею испытать праведника Иова всякими страшными напастями… Тогда – в детстве – я удивлялся этому, но потом, когда пошёл работать, убедился, что всё так и есть – на каждой планёрке у большого начальника будет сидеть такой вот мутный типчик из блатных, который по её завершении непременно подойдёт к боссу и начнёт нашёптывать гадости про передовиков производства. Однако, узнав историю Иова, я решил, что хочу быть как он – праведником, чтобы Бог был мной доволен. Ведь мне, как и Иову, было послано испытание.

Я был парализован ниже пояса. Кажется, не с рождения, но после какого-то инцидента в раннем детстве. Бабушка никогда не пробовала лечить мой недуг или показывать меня врачам. Словно ждала какого-то знака, чтобы начать действовать, или что с возрастом всё как-то пройдёт само.

Телесная слабость укрепила мой характер, но всё же, в глубине души, я тяготился своим увечьем и тайно грезил – как в японском жанре «исекай» – попасть под грузовик и переродиться в другом мире – здоровым и сильным, и стать там великим героем, ведь в том мире обязательно будут приключения, монстры и система прокачки… И мог ли я представить тогда, что получу всё это, не перерождаясь. Даже из страны уезжать не пришлось. Всё это нашло меня прямо по месту прописки.

Бабушка, как и многие постсоветские люди, смотрела телевизор, причём все каналы подряд. Поэтому, играя в комнате под его информационный шум, я помимо воли был в курсе новостей, включая политические.

Я расспрашивал бабушку про Советский Союз, про то, хорошо ли жилось при Сталине, но она только отмахивалась – мол, ты ещё про динозавров спроси.

Я даже не знаю, была ли она бабушкой по папиной линии или по маминой.

Бабушка была очень высокая и худая, и выглядела бледной и измождённой.

У неё были слабые лёгкие, потому что за жизнь она пережила несколько взрывных декомпрессий, причём первый раз – ещё в младенчестве.

Ещё она была слаба на ноги и на спину. Из-за этого она быстро утомлялась при ходьбе, и поэтому всегда ходила с клюкой, но говорила, что с ней всё в порядке. «Эта сила тяжести меня доконает», повторяла она.

До выхода в отставку по здоровью, бабушка всю жизнь прослужила в сводном отряде быстрого реагирования МЧС, в месте под названием «Станция Сверхдальняя», и, с её слов, никуда особо не летала. Как-то раз я видел, как она перекладывала вещи, и там был её китель. Я попросил посмотреть. Помню красивые небесно-голубые погоны с единственной большой звездой на каждом. На плече была нашивка, на которой какой-то бородатый мужик в тоге сидел на троне с огромной двузубой вилкой в руке. Рядом с ним сидела трёхголовая собака. Бабушка сказала, что это символ той базы, где она служила.

Потом, уже после её смерти, я искал любую информацию, о том, где же эта станция, но ничего не нашёл, однако считал, что это точно где-то в советской Арктике, потому что бабушка упоминала, что там было адски холодно и нечем дышать.

Помню, когда мне было шесть лет и оставался год до школы, в которой я, как инвалид-колясочник, скорее всего, учился бы удалённо, начали происходить события, изменившие мою жизнь, да и не только мою.

По телеку пошли новости, что на Крайнем Севере, в городе Кировск, появилась молодая монахиня, которая способна исцелять любой недуг. Её звали сестра Александра (Найдёнова), а место, где она жила, называлось Хибиногорский женский монастырь Казанской иконы Божией Матери.

Но сестрой Александрой она оставалась недолго, потому что народ быстро окрестил её матушкой Александрой.

К ней туда из области потянулись толпы страждущих, и предприимчивые местные придумали собирать с них плату за лечение, хотя матушка не раз заявляла, что её исцеление бесплатно, но что характерно – народ платил. Очень скоро прямо там состоялось эпичное побоище между ментами и бандитами за право крышевать этот новый сверхприбыльный бизнес, в котором победила третья сторона (ФСБ), которая и добила выживших. Всё быстро поутихло. Стало больше порядка, а расценки – посильными. Говорят, даже монастырю стали отстёгивать какой-то процент. Вокруг обители быстро разросся палаточный городок из ожидающих исцеления и их родни, и пришлого народу стало так много, что даже силовики больше не представляли для них угрозу. И тогда матушка вышла к людям и сказала, что ей было знамение и теперь она пойдёт в Москву пешком, по пути исцеляя всех, кого сможет.

Предсказывали, матушка возьмёт власть в свои руки. Будет бархатная революция достоинства. Но главное – уверяли, будто грядёт то, что я тогда больше всего любил в детских книжках – иллюстрации. Иллюстрируют всех продажных чиновников, а дряхлого Первого сенатора вытащат из его бункера и принародно пристрелят в затылок как бешеную собаку. Так, по крайней мере, мечтали на канале «Эхо дождя», который иногда смотрела бабушка.

Мне, ребёнку, это нравилось, потому что я тоже устал от режима – вставать в шесть, ложиться в девять, а ещё днём – обязательный часовой сон. Проклятый режим!

Матушка Александра во главе десятитысячной армии поломников (их почему-то упорно писали через «о») двинулась на Москву и провела в дороге почти год, а когда дошли до Красной площади, то из ворот Кремля ей навстречу вышел сам Первый сенатор и склонился перед ней, и покаялся ей в своих грехах, и она простила его и, прилюдно благословив, своею волей оставила во власти. От её целебного прикосновения Первый сенатор снова стал молодой, сильный и красивый, как тогда, когда в конце двадцатого века только-только принял страну, ещё будучи простым президентом. Кто бы чего не ждал, кто бы на что ни надеялся, но тогда похоже вообще никого не иллюстрировали. И даже поломники, которых тогда перевалило за триста тысяч, ничего не поломали. А матушка Александра пошла и прихватизировала под свои нужды свежевозведённую циклопическую стеклянную пирамиду на берегу Москвы-реки, рядом с Крокус Сити – с внутренним освещением такой силы, что пирамиду было видно даже космонавтам с орбиты – безо всяких приборов. Просто забрала себе, со всеми коммунальными службами и прочими ништяками. И даже никакого спора хозяйствующих субъектов не возникло.

Там она объявила, что у нет права судить других, ибо на ней самой лежит грех великой гордыни, и в его искупление она будет сидеть в центре пирамиды и денно и нощно принимать болезных, пока не исцелит всех…

Сейчас, долгие годы спустя, я понимаю, что если ты хочешь понять суть фокуса – следи за руками фокусника. Но тогда мы не заметили не то что фокуса – самого фокусника не углядели. И даже сейчас я готов рукоплескать тому, как всё было грамотно выстроено теми, кто дёргал за ниточки.

А бабушка тем временем сказала, что без промедления мы уезжаем из нашего маленького провинциального городка в далёкую Москву, и что квартиру там она уже купила, а эту продаст. Я не знаю, откуда у бабушки-пенсионерки были такие деньги, но тогда меня это не интересовало.

Уже в Москве мы записались в очередь на исцеление на ГосУслугах, и ждать нам полгода, но последние пару месяцев перед исцелением нам всё равно придётся провести в палаточных лагерях вокруг Пирамиды, а потом внутри её, потому что ГосУслуги – это хорошо, а порядка всё равно нет, и живая очередь в итоге решает.

Помню, как вышли четыре месяца ожидания, и мы сначала переехали из квартиры в большие шатры МЧС, рядом с аллеей Дорога Жизни, через дорогу от Крокус Сити, где жили вместе с другими такими же инвалидами и теми, кто за ними ухаживал. Удобства там были чисто символическими, но нам организовали баню раз в неделю, горячее пятиразовое питание, а всюду стояли тепловые пушки, но всё равно было страшно, суетно и очень скученно. За порядком следили молодые поломницы – их ещё называли послушницами, и им очень хорошо удавалось сохранять порядок и успокаивать вечно всем недовольных очередников. Сейчас я уже понимаю, что те девушки были рыцарями предела, минимум пятнадцатого порога, и с их специфическим жизненным опытом они могли справиться с чем угодно, но тогда я и не подозревал о том, кто они, и мне их было жалко.

Но больше всего мне было жалко саму матушку Александру. Когда в последние две недели перед исцелением нас пустили в стеклянную пирамиду, где мне и бабушке предстояло достоять нашу очередь, то издали я смог наблюдать процесс исцеления – через маленьких театральный бинокль, с одной из верхних стеклянных балюстрад, устроенных внутри пирамиды. Матушка стояла рядом со своим ложем, вереница людей тянулась к ней, многократно изгибаясь вдоль размеченных на полу линий, между установленных ограждений, и она касалась каждого, и яркий свет – как от сварки! – слепил меня через бинокль, а потом исцелённый человек тут же отходил, чтобы дать место следующему, и исчезал в специальном выходе, чтобы никогда больше не возвращаться. Каждое исцеление занимало полминуты, максимум минуту, если, например, не хватало какой-то части тела и дополнительные секунды уходили на то, чтобы недостающее отрастало, скрытое ярким светом. Матушка делала это восемнадцать часов в день, делая только три перерыва на еду по десять минут, и люди обычно шумели, что им приходится ждать, и торопили её, а когда восемнадцать часов заканчивались, она ходила в туалет, а потом сразу валилась на своё ложе, устроенное на небольшом возвышении, и люди шли мимо неё и прикладывали её безвольно свисавшую руку к своему лбу – это была другая очередь. Очередь тех, кого не нужно исцелять, а просто благословить. Свет тоже вспыхивал в такие моменты, но неяркий.

Рядом с матушкой на ложе обычно лежал старый белый тигр, которого она обнимала во сне другой рукой, свободной от благословений. Говорят, тигр был из Московского зоопарка – он умер от старости и его тушу по просьбе матушки выкупили послушницы с аукциона таксидермистов, устраиваемого при зоопарке. Матушка оживила тигра и оставила при себе – он ходил по Пирамиде и никого не трогал. Как-то раз я даже погладил его – это был добрый и тихий зверь. Только вот дирекция зоопарка ничего не забыла и не простила – несколько раз они врывались в Пирамиду с приставами и полицией, чтобы забрать своего тигра назад, ведь они продавали его на чучело, а не чтобы его оживлять – на это согласия они не давали, а значит тигра надо вернуть. В живом виде он, получается, всё ещё стоял на балансе у зоопарка. Говорят, в последний такой заход одному из приставов послушница отрубила руку мечом – у некоторых этих девушек, действительно, почему-то на поясе были мечи. Случился большой скандал, но его в итоге замяли – матушка приживила руку на место, а в зоопарк, говорят, занесли кучу денег от спонсоров, чтобы они отстали от неё и от тигра. Народ тогда шумел, что матушка поступила грешно и недостойно, раз потратила дарованную ей силу на оживление тигра, а не на исцеление страждущих. И главное зачем? Чтобы сделать зверя своей игрушкой для спанья в обнимку… Каждый день в очереди я слушал, как люди полоскали матушку на все лады, и слёзы ярости и обиды катились по моему лицу. Как они могут, думал я тогда, в чём-то винить ту, кто всё своё время и все свои силы отдавала на исцеление их недугов?! Тогда я ещё очень много не понимал о людях, и это было моё первое столкновение с реальностью.

Как-то поздним вечером я в очередной раз попросил бабушку откатить меня на одну из самых верхних балюстрад. Туда вели наклонные траволаторы, временно выключенные, по которым было удобно толкать кресло-каталку. Оттуда – с небольшой стеклянной площадки я любил смотреть на ночной город, на его огни, ведь к ночи в пирамиде приглушали свет, чтобы все в очереди могли поспать – на полу, в спальниках. Оттуда же я мог видеть очередь благословения, но сейчас был перерыв – матушка уже закончила исцелять, но ещё не легла спать на ложе, чтобы во сне благословлять всех, кто дотронется до её ладони.

При помощи бабушки прокатившись в дальний тёмный угол балюстрады, мы вдруг натолкнулись на матушку, стоявшую там в компании всего одной послушницы. Матушка смотрела на город. Может, молилась.

Она была невысокой и стройной, и носила простое длинное голубое платье, поверх которого накидывала длиннополую багровую куртку с капюшоном.

Нас эти двое не заметили, и бабушка – моя высокая и худая бабушка, со своим МЧСовским кителем, украшенным планками наград, пошла прямо к матушке. Китель она носила тут, потому что так к нам было больше уважения. К тому же, китель неплохо защищал он вечернего холода.

Послушница мгновенно развернулась к бабушке, но ничего не сделала. Сейчас я знаю – это была Мария Храмова, достигшая двадцать седьмого порога, и никакая другая послушница не подпустила бы мою бабушку к матушке так близко, но Маша была не как все остальные рыцари предела – ей её служба была безразлична, отчего она находилась у матушки в перманентной немилости.

Матушка тоже повернулась в нашу сторону, и я увидел в полумраке её прекрасное лицо. Клянусь, ещё тогда я решил, что нет на свете никого краше и лучше её.

– Почему прохлаждаешься, мать? – раздражённо и с ожесточением спросила её бабушка. – Раз есть время стоять тут, излечи мальчика, как обещала. Мы не для того кровь проливали…