Сивка-бурка вещая каурка

Жил в селении старик,

Край обжит был и не дик.

Жил старинушка с сынами

Да ещё с двумя снохами.

Старшие два сильны, ладны,

Младший жив, да и то ладно.

Крив, к тому же дурачок,

Всё на печку на бочок

Младшенький быстрей стремился,

Не сказать, чтобы ленился,

Но в хозяйстве мало проку,

Не спасала даже порка.

Ерофей и Еремей

Завели жёнушек-змей.

Те Егорку изводили

И на психику давили.

Но как слова он не знал,

Не тужил, не унывал.

Вот иной порой незнанье —

Благость, а не наказанье.

Жили чинно, по-крестьянски,

Работали не как в сказке,

Хлеб давался им трудом,

И немалым, что притом.

Вот ко сбору урожая

Напасть приключилась злая:

Конопля, рожь и пшеница

Скоро уже народится.

Кто-то поле им потопал,

Урожай злодей попортил.

Братья ночью в дозор встали,

Только в сене и проспали.

Второй идти раз не хотят,

Все равно ведь все проспят.

Жен они подговорили,

Чтоб Егора изводили.

Снохи к печки приступили,

На Егора надавили.

Он с печи им: «Нету мочи

Мне ходить по полю ночью».

Тогда снохи взяли скалки —

Тут уж не до перепалки.

Натянул свою мурмолку

И пошел в дозор Егорка.

Наш Егор сидел в кустах

Не за совесть и за страх —

Токмо ради развлеченья

И сердечного влеченья

К похождениям ночным.

На общенье был скупым,

С детства всех он сторонился,

Нет, Егор не возгордился.

Насмехались все над ним:

Был с рожденья он кривым.

Ни один ещё прохожий

Не смолчал про его рожу.

Вдруг ополночь слышит ржанье —

Бросил он в траве лежанье

И привстал из-за куста —

Даль по прежнему пуста.

Но вот ближе ещё ржанье.

Вот же напасть, наказанье.

По полю кобыла скочет,

Меньше ест, а больше топчет.

Кобылица трёх мастей.

«Не звали мы таких гостей!

Вот кто губит нам посевы,

А ведь это не резервы.

Коль не будет урожая,

Всем то смертью угрожает!» —

Тут Егор рассвирепел,

Гневом пыша, засопел.

Подобрался, изловчился

И к кобыле прицепился.

Запрыгнул ей на хребет,

Но ногами лишь вперёд.

Кобылица тут же взвилась,

Вскачь немедленно пустилась,

Поднялась скотина дыбом,

Из ноздрей пахнуло дымом,

Но Егор силен, прохвост,

Крепко держится за хвост.

Седока бы укусить,

А она давай носить.

Через кручи гор и реки,

Но Егор, зажмурив веки,

Ничего-то не видал,

Куда конь его таскал.

Акрофобией страдал,

Но об этом и не знал.

Где узнать о том во поле?

На земле все время коли.

Долго ли его таскала?

Наконец она устала.

Повернулася к нему

И промолвила ему:

«Мой хозяин ты теперь,

Хочешь верь, хочешь не верь,

Уж таков теперь удел:

Мной ты силой завладел.

Как зовут тебя, парнишка?»

«Ничего себе! — Мыслишка

Промелькнула в голове. —

Вот приеду на коне,

На кобыле, если точно.

Только кто увидит ночью?»

Так Егорка поразмыслил,

И поток из слов полил:

«Звать Егор меня, кобыла,

Ох, и круто сейчас было,

Может, ещё повторим?

Слышал, где-то город Рим,

Там всегда веселье, праздник...»

«Ох, не торопись, проказник,

Не гони коней, нахал,

Ты совсем меня загнал.

Хоть не вышел своей рожей

И одет в одну рогожу,

Ни сафьяновых сапог,

Но сдержать напор мой смог», —

Так кобыла отвечала,

Дальше снова начинала:

«Что же, юноша, Егор,

Мой хозяин с этих пор.

Коли трудно тебе будет,

То зови свою Гертруду».

«Слышь, Гертруда — это трудно

И звучит как-то занудно.

Не по нашему к тому ж,

Не учёный же я муж.

Буду звать тебя я Сива.

Так, по-моему, красиво»,—

Ей ответствовал Егор,

На придумки был он скор.

«Как желаешь, так, для справки,

В протокол внесла поправки.

Слушай далее, Егорка,

Звать меня всходи на горку,

Где раздолье всем ветрам

По ночам и по утрам.

Громко свистни ты три раза.

Не умеешь? Вот зараза.

Поменяем мы сигнал,

Никого чтоб не пугал,

Ты, давя натужно свист,

Что дрожишь, Егор, как лист?

Подойди, тебя согрею,

Ведь я всякое умею.

Тогда просто прокричи…

Можешь филином в ночи?

Ну тогда кричи, как филин.

Не совою, не как сыч,

Тонок слух, как филин кличь», —

Снова молвила Гертруда,

То есть Сивка, ей не трудно.

«Что ещё? Ты крив на рожу —

Не беда, будешь пригожий.

В ухо в левое залазь,

А из правого вылазь.

Сразу станешь парень видный

И к тому ж жених завидный.

И скажу тебе, Степан,

Будешь выглядеть, как пан», —

Только молвила ему,

Он же ей сейчас в вину:

«Ты чего несёшь, кобыла?

Как зовут меня, забыла?»

«Ты прости меня, Егор.

Много уж веков с тех пор,

Как мою модель создали.

Вы и слыхом не слыхали

О веках тех допотопных.

Мне б процессор расторопней.

Оперативка подзабилась,

Вот, Егорушка, и сбилась.

Не системная ошибка,

Не кори меня ты шибко.

Сделать б мне перепрошивку —

Не узнал б тогда ты Сивку.

Влазь в инвертор, то есть в ухо,

Вновь не понял, вот непруха», —

Сивка тяжело вздохнула,

Дымом изо рта дохнула.

Наш Егорка, не чинясь,

В ухо влез не торопясь.

Вылез с правого потом,

Ловко сделал все притом.

Поглядел он в лужу рядом,

Подивился и нарядом:

Платья крой нездешний был,

Но про то он позабыл,

Замерев от удивленья:

Это что за изменения?

Крив с рожденья был он рожей,

А теперь такой пригожий.

«Ладно, если по уму,

Так тебе быть ни к чему.

Полезай, Егор, обратно,

Только очень аккуратно».

Сивка его подтолкнула,

Головой своей мотнула.

То инвертор генный был,

Но Егорка позабыл.

Много знаний, по уму,

В огороде ни к чему.

Тут с Егором попрощалась,

Не чинить разор пообещалась.

И умчалась, как стрела.

Не видать у ней крыла.

Но летит же, и Егорка,

Почесав свою мурмолку,

Повернул домой он стопы,

Как вели по полю тропы.