Сказ о змеях и людях

Лето было всё ближе, а это значило, что скоро прилетит дракон. Боялись селяне, а поделать не могли ничего. Всей деревней своей к соседям обращались за помощью. Но среди всех деревень окрестных не оказалось у них дружных соседей, что помочь пожелали бы. Поговаривали, что не любят жителей Гадюкино за характер пакостный, да можно ли верить тому? А лето приближалось, и приближался страх. Хотя, правду сказать, с годами он становился чуть меньше. Была тому причина веская…

***

Дракон старел, и это было заметно. Уж несколько лет он, садившись, стёсывал верхушки сосен в окружавшем деревню лесу, а в прошлом году снёс пару сараев да баньку припечатал своей тушей, не пожалел. И ведь как не чувствовал же! Приземлился – и ладно…

Старел дракон. Бывало ж как: прилетал раз в год ближе к лету, требовал невесту, подпаливал две-три избы, чтоб возражать неповадно было, забирал бабу и улетал. А в последние годы – иначе. Прилетал, обращался человеком, заходил в избу к старосте, и… молчал. Смотрел укоризненно, словно хотел пристыдить жителей деревни за что-то. Понятно, что девушек жаль отдавать было. А уж если стареет змеюка летучая – авось не сильно и подпалит, коли что не понравится! Можно и не самых красивых подсунуть. Однако ж, получив бабу (какую дадут), забирал её дракон, и улетал. И самыми некрасивыми не брезговал. И полей всё меньше сжигал. Оттого и замыслили мужики подвиг ратный совершить – мужика ему в бабьем платье подсунуть. Заберёт его дракон, дескать, притащит в логово, а пока разберётся – мужик ему голову и снесёт.

Долго спорили жители деревни, кого дракону всучить. Вроде бы и самого сильного надо – да только вдруг что не получится? Жалко. Сильный в хозяйстве нужен – и на охоту сходит, и землю вспашет, и урожай соберёт быстрее. Кого послабее – тоже нельзя, а ну как не справится с драконом? Пытались в споре и бабы поучаствовать. Высказали мужикам, что, мол, нельзя под женской юбкой прятаться, а надо выйти на дракона всей деревней и победить его. Посмеялись над бабами мужики: нешто победишь дракона-то вот таким образом? Это не советы глупые давать. В общем, долго деревня спорила, а в итоге Игната выбрали. Вроде бы и не самый сильный, но и слабым не назовёшь. И шанс победить есть, и, если погибнет – не так жалко.

***

Поначалу всё шло, как по маслу. Прилетел дракон, баню снёс, сараи. Привыкли все, восстановить – дело не хитрое, хоть и хлопотное. Зашёл в избу, уже в человечьем обличье, посмотрел на старосту ярко-зелёными глазами, во дне которых по-прежнему полыхал огонь, и сказал:

– Здравствуй, мужик.

Обалдел от удивления староста. Уж лет пять как молчал дракон, а тут – на тебе.

– Здорово, коли не шутишь.

– Знаешь, мужик, есть один вопрос…

– А что знать-то, милсдарь? – перебил его староста. – Всё понимаем, отдаём себе отчёт, так сказать… Надоть бабу тебе – будет она, ети меня в клети… Ты эта… не ругайся только. Красивых нет давно, а что есть – даём!

– Да не про то я, – ответил дракон. – Поговорить я с вами хочу. Со всей деревней. Соберёшь народ?

Казалось старосте, что никогда в жизни он так не удивлялся, да и жутковато стало от такой просьбы. Кто знает, что у дракона на уме? Может, изничтожить всех разом решил? Испуганно смотрел староста в зелёные очи и молчал, не зная, что ответить. Однако ж долго молчать было ещё страшнее, потому выдавил он из себя:

– Соберём, конечно. Вы, уважаемый, посидите тут чутка, а я пойду людей кликну. Ладненько?

Не дожидаясь ответа, староста попятился в сторону двери и выскочил на крыльцо. Закрыв дверь, он быстро развернулся и шумно выдохнул, утирая рукавом рубахи пот со лба. Недалеко от крыльца стояли селяне и молча глядели на старосту. Было видно, что каждый хочет спросить: «Что случилось?», но, видя испуганный взгляд старосты, опасается ответа.

Собравшись с мыслями, староста обратился к землякам:

– В общем так. Поговорить он хочет. Со всеми. Об чём – не знаю.

Тихий ропот прошёл среди селян. И только Игнат вдруг молча развернулся и побежал куда-то, на ходу срывая с себя женскую одежду. Обернувшись ему вслед, несколько селян тоже начали было пятиться назад, но староста умел, когда хотел, удержать народ.

– А ну стоять! – тихо прорычал он. – Кто уйдёт – сам попрошу гостя, чтоб избу тому спалил! С Игнатом потом разберёмся. И да, Матрёна – с драконом полетишь, раз Игнат испугался.

Высокая нескладная девка лет двадцати пяти прикрыла платком лицо и зарыдала, медленно опускаясь на землю.

– Чего рыдаешь, дура? – строго спросила её дородная пожилая тётка, которая, судя по тону голоса, обладала в деревне немалым авторитетом. – Замуж не берёт никто, что лицом не вышла, что фигурой. Все сроки прошли. А тут, может, счастье твоё – охомутаешь змея, да и будешь как царица жить во дворце у него!

Матрёна внезапно замолчала и встала с земли. Поправив на голове платок, она оглядела селян каким-то новым для них взглядом, в котором почудилась им непреклонная воля и власть – как у князя, который раз мимо деревни проезжал, годков десять назад. Улыбнувшись, она перевела взгляд на старосту и тихо сказала:

– А что? И пойду, коли надо. Эй, кто-нибудь, принесите мой сундук из избы. Там приданое томится уж лет десять лишних.

Услышав в её голосе что-то такое, чему нельзя не подчиниться, побежали к её избе два юных шалопая – Прошка с Ерошкой. Их староста останавливать не стал, лишь рукой махнул, да и сам отчего-то расхотел осаживать внезапно обнаглевшую селянку.

– Ладноть… Пойду я, - сказал староста и отправился за драконом.

***

Не прошло и минуты, как оба вышли на крыльцо. Староста боялся поднять глаза, а дракон молча оглядывал жителей деревни. Почти все опускали головы вниз, как и староста, лишь Матрёна ответила дракону уверенным взглядом с надменной улыбкой, от чего тот даже слегка улыбнулся в ответ.

Ещё немного помолчав, дракон произнёс:

– В общем так, люди. Не буду томить вас ожиданием, скажу всё сразу. Не нужны мне больше ваши бабы, и жечь вас огнём больше не буду. Можете жить спокойно и счастливо.

И вновь среди людей ропот прошёл. Одна Матрёна стояла с открытым ртом, выпученными глазами и глупой застывшей улыбкой. А первой пришла в себя от удивления та самая тётка, что дракона ей в мужья советовала.

– Это ж как оно так, уважаемый дракон? От чего нам милость такая полагаться стала?

– Чего скрывать, люди – старею я. И пороху не осталось для пламени, и место жительства меняю, потому бабы ваши не нужны. Улечу в горы, где предки мои жили, там встречу старость и смерть – лет через триста.

Староста сбежал с крыльца вниз, встав рядом с остальными селянами, и с ужасом смотрел на дракона.

– Это что ж такое получается-то, а? Значится, ослабел ты, милсдарь? Зачем прилетел тогда?

– Прилетел извиниться за поля пожжённые, за избы порушенные, да и предупредить вас, чтоб больше не боялись и не ждали меня. Не со зла я это делал – такова природа моя, что огонь нет-нет да и пышет, пока молод. Не всегда отвернуться успевал, каюсь. И селянок больше брать не буду – за что тоже извините. Кстати, всем вашим женщинам у меня хорошо было. Чтоб ничего лишнего вы не думали – мне они как прислуга нужны были. Пока работали – я их учил грамоте, наукам разным. Потом вручал кошель с золотом, доставлял за тридесятое море – чтоб, если болтать про меня будут, «герои - победители» найтись не смогли. Большинство из них весьма неплохо устроились: за последние годы одна – женой градоначальника стала, три – лавки свои открыли, а некоторые в науках сильны стали. Одна беда: к вам в Гадюкино никто возвращаться не захотел. Ни одна за все годы…

Народ не верил, народ ждал подвоха. Но постепенно к селянам приходила уверенность, что дракон не врёт, что всё так, как он говорит. А с уверенностью этой громче становились голоса и чаще возмущения.

– То есть, мать твою змеиную, не хотел, да жёг? – ехидно поинтересовался дед в треухе, надетом на голову, несмотря на жару. – А мы опосля тебя заново отстраивайся, да поля сей?! Да ты хоть раз избу рубил?! Плуг в руках держал?!

Селяне замерли. Хоть и проходил страх, но не так быстро. Потому и говорить с драконом в таком тоне считали преждевременным. Но дракон лишь улыбнулся и грустно ответил деду:

– Да, уважаемый, именно так: не хотел, да жёг. Сожалею. Может быть, легче вам будет от того, что большая часть моего пламени в небо уходила? А то б уже и деревни давно не было. Но, как я и сказал – кончилось пламя у меня. Больше не пожгу ничего. А избы я не рубил, и плугом не пользовался – правда ваша. Говорю ж, извиниться прилетел! И попрощаться!

Осмелели селяне, глядючи на столь тихого, доброго и слабого дракона. В этот момент и Матрёна от столбняка, вызванного новостями драконовыми, отошла:

– Так ты что ж, каждый год по бабе из деревни нашей в люди выводил, а меня тут оставить хочешь?! Совесть-то есть у тебя?

Но голос одной селянки заглушили голоса всех остальных, наперебой возмущавшихся тем, что девки, дескать, год вкалывать на дракона должны были – в это поверить можно, а было ли у них что хорошее потом – не знает никто. Науки, кошель и прочее могут враньём змеиным быть.

Гул нарастал, и уже через пару минут оказалось, что обиды селян на дракона уже не касаются сгоревших строений да посевов. И засуха, по словам жителей, его виной была, и излишняя дождливость. А то, что иной раз град с неба сыплет – так кому, окромя дракона, пакость такую учинить? Даже Игнат, который, оказывается, за соседней избой прятался, прибежал обратно и выкрикнул:

– Да что там говорить, он меня в логово унести собирался!

Дракон от этих слов онемел и попытался что-то возразить, но жители деревни, помнившие задумку про ратный подвиг Игната, всё поняли и согласились с односельчанином.

– Бей его! – закричал кто-то в толпе, и толпа бросилась на дракона.

Поначалу он отбивался, но мужики в драку лезли осторожно, а баб бить он не приучен был – совесть и воспитание не позволяли. Так и упал на сыру землю, уже не пытаясь объяснить людям, что и жёг не намеренно, и женщинам, по сути, путёвки в жизнь давал. Уже почти погибая, он вновь превратился в крылатого змея, что позволило взлететь и устремиться подальше от этой деревни. Припадал, правда, на левое крыло – в человечьем обличье руку вывихнули.

А хоть и улетел – рассказов о победе над драконом меньше не стало. Самые бойкие из селян вещали, что отрубили когти, которые потом носили на шее, как знак своей доблести. Шутка ли: дракона одолели! Некоторые якобы крыльями поживились, куртки из кожи драконьей пошили и сапоги. Голову-де отрезал староста, прибил её в горнице, а под ней повесил меч, что от прадеда достался, да ненадобен в хозяйстве был. Подтвердить некому было, а деревенские правду свою блюли: иных мыслей не допускали.

***

Много лет после того жители деревни похвалялись во всей округе, как победили чудище страшное. И с каждым годом обрастали рассказы новыми подробностями. Уже и дракон был длиной с полверсты, а высотой – соснам столетним вровень; и огнём он плевал сажень на сто; и крылья распустив в небе солнце затмевал. А сразу же после подвига переименовали они деревню свою в Драконовку. Да только не прижилось название: как называли её Гадюкино, так и продолжали. И невдомёк было селянам из Гадюкино, что люд окрестный их сродни змеям одноимённым считал, от того и название появилось в стародавние ещё времена. И не понять было им, что змеи, как и люди, разными могут быть. Но соседи им не объясняли, ибо незачем, а самим гадюкинцам название «Драконовка» больше нравилось. А что другие иначе зовут – не важно им…

Всё больше историй рассказывалось в горнице избы старосты. А когда сгнила изба, а внуки старосты новую срубили, историй ещё больше стало. Вроде как и голову драконью староста получил, да потерялась она со временем. Когти и кожу селяне получили – да сохранить не смогли, видимо. И пусть ни когтей, ни кожи, ни головы драконьей никто не видел – подвиг ратный от того не слабее становился. Ликовали люди. А дракон доживал свой век на горе неведомой, и удивлялся человеческой природе.