Сказание о Финне Темном

Жрать диких цвергов – к дождю, к неурожаю, к засухе и кровавому поносу. Цверг должен быть домашний, откормленный.

На дворе только Белтейн, месяц огней, а вершины холмов уже обметало инеем, да что там инеем, лед похрустывал под копытами лошаков на дороге. Изо ртов фениев, как из дымовых отверстий, вырывался пар. Вдалеке в сумерках светились вершины курганов-могильников. Их коронами венчало бледно-зеленое пламя, мертвецкий огонь. Говорили, посидишь на таком вот холмике, даже и днем, так с пальцев начнет облезать кожа, выпадут волосы, ногти, станешь блевать черной желчью и сдохнешь на тринадцатый день.

Впрочем, никто из Псов Улада не лез на холмы. Шли понизу, торной тропой. Везли клетку. Точнее, три клетки. В первой восемь прекрасных и соразмерных дев. Во второй восемь крепких юношей. В третьей… вот насчет третьей Кайле мак Диамат в упор не понимал. Его из-за третьей клетки и отправили с этим конвоем. Внуку и наследнику короля не по чину сторожить оброчных, справятся и обычные воины. Да и позор…

Псы Улада платили Воронам Коннахта оброк уже двенадцать лет, с последней войны. И Кайле знал, что причиной войны был он, оттого дед и отправил его – хлебнуть позора, приучиться опускать взгляд. Кто умеет опускать взгляд, тот однажды поднимет его и глянет противнику в глаза так, что мало не покажется. Будучи малым ребенком, Кайле не по своей воле попался Воронам. И те наверняка принесли бы его в жертву пернатому богу Кронахи, кабы король Оссиан не заключил постыдный договор.

Теперь Воронам потребовался этот пленник. Для чего? А для чего вообще что-то потребно Воронам? Они колдуны, потомки страшных фоморов и знаются с подземными цвергами, и служат им ржавые, оживленные цвергской магией, собаки и железные птицы. Так они и победили славное войско короля Оссиана Убийцы Ворон, ведь ничем, кроме темной волшбы, не разбить Псов Улада.

- Эй, господин боевой колесницы, мясо готово! – окликнул здоровенный детина по кличке Булл от костра.

Кайле передернулся. Господин боевой колесницы, ха – из колесниц тут только телеги, да и те скрипучие и трухлявые. Древний титул прозвучал, как издевка.

Он знал, что фении его презирают. Ну как презирают. Признают, что в бою он стремителен и быстр, как ласка, что нет ему равных в мечевой игре. Только не любят за невысокий рост и слишком темную для человека кожу, перешептываются за спиной. Обзывают цверговым последышем, хотя дед его – владыка людей, а мать, прекрасная Нотта, до сих пор юна лицом и сильна мышцами, и сразит любого, кто вознесет хулу на ее сына.

- Я не голоден, - бросил он и отошел к третьей клетке.

У костра заржали.

Кайле зорок был в сумерках, может, не так, как другие воины, чьи глаза светились красным, когда над холмами сгущался мрак. И все же он ясно видел скорчившегося в металлической коробке из прутьев человека. Тот не был ни юн, ни стар, и нельзя было сказать, из скрайбов он, мугов или фениев. Нет, пожалуй, не фений – ростом и статью не вышел. Отправляя Кайле с конвоем, дед запустил пятерню в пегую, не седую еще, бороду, заплетенную в нижней части в косицы, и сказал так:

- Этот человек опасен. Он известный вор, смутьян и бродяга, и наверняка попробует сбежать. Стереги его пуще кошелька и пуще собственных пальцев. Пока не передашь с рук на руки фоморовой падали, этим цверговым лизоблюдам, даже не думай сводить с него глаз.

- Как его зовут?

- Некоторые называют его просто Черным Вором, а мать, говорят, звала его Финном. И вот еще что, внук – бродяга этот больно горазд врать. Послушаешь его, очнешься – а ты уже в пчелином гнезде или на вершине могильника. Так что уши заложи воском, а сверху покрепче натяни шапку.

Разумеется, к этой части дедова совета молодой наследник не прислушался.

Заметив Кайле, или, может, услышав треск ледка под его ногами, мужчина в клетке выпрямился. Узкое лицо, рассеченное шрамом от лба и до подбородка, и правый глаз вытек. А второй, здоровый его глаз, был странным и черным, как у ворона или цверга, а не серый или голубой, как пристало человеку.

- Что же ты не ешь мясо, юный ярл? – спросил, как прокаркал, он.

И этот сладкоречив? Да у него голос, как у сухого пня. К тому же непонятным Кайле показалось то, что Черный Вор назвал его ярлом – так величали своих боевых вождей дружинники-Вороны, а единственным ярлом у фениев был король, законный их господин.

- Жрать диких цвергов – к поносу и неурожаю, - хмыкнул молодой фений и ткнул пленника острием меча.

Чувствительно ткнул, так что потекла кровь, но Черный Вор и не поморщился.

- Вороны сгложут твои кости, - продолжил Кайле.

- Это вполне вероятно.

- Ты же знаменитый вор. Неужели не отомкнешь замок и не попробуешь сбежать?

Пленник поднял голову и уставился на курганы, чьи макушки уже украсились венцами из мертвецкой зелени. Огни так и будут плясать до утра. Говорят, под курганами зарыто оружие королей древности, и многие пытались откопать его, да ни один не выжил, чтобы рассказать о своих находках.

- Почему ты не у костра с друзьями?

- Они мне не друзья, - пожал плечами юноша. – Я их господин.

- В мои времена, - сухо хмыкнул Черный Вор по имени Финн, - все фении были равны, и ни один не звал себя ни слугой, ни господином, но лишь братьями.

- Так ты фений?

- Я много кто, и много кем был. И скрайбом, и фением, и даже мугом.

Кайле пристроился у колеса телеги. Было зябко, несмотря на полушубок из меха яги. «Мерзни, мерзни, волчий хвост» - так дразнили его младшие сестренки, все как на подбор выше и плечистей его, с красивой белой кожей и светлыми, как лед зимы, волосами. Над миром вставала Щербатая – ущербная сегодня с правого, будто изъеденного зубами, края. Бледная, под стать сестрам Кайле, ухмылялась она высоты, а от земли тянуло морозом. Лошаки пофыркивали вдалеке, перемалывая крепкими зубами ветви гиблого кустарника. Лошакам все нипочем.

- Так ты был фением. Расскажи мне, старик. Говорят, ты ловок плести побасенки.

Справа, от телеги с девками, доносились сдержанные подвывания. Снасильничают над ними Вороны и сделают чернавками-мугами, а, может, и вовсе продадут в услужение цвергам или в дальние южные земли, где лишь раскаленный воздух дрожит над барханами, а людоедки из племени пустынных фоморов очень охочи до человеческой плоти. Стыдоба.

- Хорошо, я расскажу тебе сказку, юный ярл и внук короля, - откликнулся пленник, который вовсе не был стариком. - Жил-был на белом свете один мальчик. И был он совершенно один.

1.Мальчик и цверг

Жил-был один мальчик, чьи родители давно умерли от мотыльковой чумы или были съедены, или погребены заживо адептами темных богов. А, может, закусали их насмерть дикие пчелы, или поднялись они на вершину холма и ухнули в мертвецкий огонь. Как бы то ни было, мальчик жил в школе скрайбов, поскольку был умен, хотя и хлипок телом. Но с самых юных лет мечтал он стать фением, свободным охотником диких земель. Сверстники же лишь смеялись над ним – не вышел он ростом, в свои десять зим не выше четырех с половиной локтей. Зато он умел читать и писать и разбирался во всяческих механизмах, однажды даже развинтил и собрал ржавого пса. Любил он и животных, всяких неразумных и полуразумных, а то и вовсе безумных, бестий. Во дворе школы скрайбов был дощатый цвергятник, и каждое утро цвергов выгоняли во двор, чтобы у мяса их не оставалось затхлого привкуса. Тот мальчик делился с ними остатками завтрака. Особенно полюбился ему один цверг – не мягкий, гладкий и жирный, как остальные, а поджарый и более похожий на человека, хотя и сплошь черный. Мальчик звал его Чернышом, и, хотя мяса цверг не ел, но жадно глодал ячменные и овсяные лепешки.

Как-то раз должен был явиться в школу король тех земель, чтобы проверить успехи юных скрайбов и узнать, сколь они продвинулись в науках. В честь такого события Верховый Наставник, понятное дело, заставил всех учеников принарядиться, отскрести грязь с лиц, и затеял пир горой. Кровь на заднем дворе лилась рекой, но, когда один из кухарей подступил с ножом к Чернышу, наш мальчик бросился ему в ноги и принялся умолять, чтобы цверга-питомца пощадили. Пусть вместо него отправят в похлебку другого. Кухарь, однако, был неумолим. Мол, похлебка-похлебкой, а по внутренностям таких тощих и черных еще и гадать неплохо, и наверняка вёльве короля захочется позабавить всех ворожбой. Тогда мальчик взял скрайбовский кинжал для очинки перьев – благо, в школе все были заняты приготовлениями к визиту короля, и на задний двор никто не смотрел – да и воткнул кухарю в шею, раза три или четыре. После чего быстро затащил труп в тень сарая и, воспользовавшись кухарским тесаком, разделал так ловко, что и не отличить от свежей цвергятины. Тут надо добавить, что мальчик сей любил и живых тварей, и механических чудищ, а вот с людьми у него как-то не заладилось. Итак, кухарь пошел в суп – который все только и нахваливали – а по внутренностям его вёльва предсказала семь урожайных лет и скорую свадьбу младшей дочери короля. Это удивило высоких гостей, поскольку и старшие две еще не нашли равных им по силе и красоте мужей. Черныша же мальчик спрятал в срамной яме за сараем. Что с ним делать потом, он особо не представлял, да и незачем размышлять, что будет потом – день прожил, вот уже и счастье.

Вечером мальчик отправился в постель, только проспал он недолго, хотя расстройством сна точно не страдал. Под лежанкой что-то сильно заскреблось, да так, что все скудное ложе заходило ходуном. Может, землеройка или тушкан. А, может, и скелет съеденного за обедом кухаря, гремя костями и зияя провалами глаз, заполз туда, чтобы напугать убийцу. Мальчик сунул руку под подушку, сжал посильнее рукоять скрайбовского кинжала и, не открывая глаз, глянул из-под опущенных ресниц. Под крышей, в повети, где располагалась общая спальня учеников, было интересно. А именно, парили всюду малые огоньки ядовито-изумрудного цвета, такие, что заводят в топь людей на болотах, и такие, какие ветер сдувает с вершин курганов-могильников, чтобы отравить ими еще чистые земли.

Мальчик поднял голову. Все, кроме него, непробудно спали. А напротив его лежанки сидел на корточках Черныш и пялился на него непроглядно-черными огромными моргалами. А потом втянул куда-то двойное с раструбом рыло, как обычно делал при кормежке, и заговорил человеческим языком.

- Ты не боишься меня, мальчик? – спросил он.

- С чего бы? – разумно ответил его спаситель. – Только странно, что ты говоришь, как человек.

- Хорошо, что не боишься, - заметил Черныш, сам себе кивнув головой. – Тогда пошли со мной, я покажу тебе кое-что чудное.

Что чудное, кроме срамной ямы, мог показать ему Черныш, мальчик не знал, но и терять ему было особенно нечего. Прихватив на всякий случай скрайбовский кинжал, мальчик спустился за своим питомцем по приставной лестнице и мимо спящих вповалку фениев из охраны короля прошел во двор. В тот день, как и сейчас, в небе ярко сияла Щербатая, освещая школу и хозяйственные пристройки. И нужное место, огороженное невысоким плетнем.

- Лезь, - предложил Черныш.

- Сам лезь, - откликнулся мальчик.

И Черныш полез. А мальчик полез за ним, только никакой выгребной ямы там не было. Может, и правда это лишь сон, подумалось ему. Был глубокий лаз, и привел он к медным вратам с большой печатью, а врата те охраняли два медных рыцаря в доспехах. Но рыцари были сонные, и стеклянные их глаза не горели зеленым огнем, как у тех, что охотятся на людей на северных пустошах. Черныш же спокойно прошел мимо рыцарей и, приложив ладонь к печати, что-то сказал не по-людски, отчего двери разъехались в стороны.

И они пошли дальше – через медный сад с звенящим воздухом и многими механизмами, через черный железный сад с острой травой, и вышли в сад живой, с усыпанными разноцветными камнями дорожками и бледными, летающими между деревьями огоньками, вроде тех, что мальчик видел в повети. И деревья тут были странные, не сухие, колючие или багрово-мясистые, хватающие любопытных мух, как наверху, а тоже зеленые, и небо над ними ровно светилось.

- Что это за место? – спросил мальчик.

- Это Бункерк, - ответил Черныш.

Только, обернувшись, мальчик увидел, что он вовсе уже не Черныш, а содрал с себя шкуру, словно оборотень в день Перелома, и стал похож на мужчину, только маленького, ростом на голову ниже мальчика, тщедушного и смуглого.

- Так ты не цверг, - удивился мальчик.

- Я такой же цверг, как ты горный тролль, - непонятно ответил этот новый Черныш.

А потом пошли совсем уж странные дела. Сад заполнили сотни маленьких смуглых людей, и все они ликовали, радуясь возвращению Черныша, а один из них – должно быть, король, потому что у него на руках были золотые запястья, а на голове золотой обруч с красивым камнем – обратился к мальчику и спросил, что тот желает получить за возвращение из верхнего мира своего главного ксенопсихолога.

Мальчик совсем смутился, не так уж часто спрашивали его об его желаниях. Будь у него время подумать, он, может, попросил бы чего-то другого, но тут сказал:

- Я хочу стать сильным, как фении.

Отчего-то король поморщился, услышав его просьбу, и Черныш тоже погрустнел.

- Фении охотятся на нас и убивают, где только найдут, - тихо произнес король. – Но я обещал исполнить твое желание, мальчик, и исполню. Вот, возьми…

Он протянул мальчишке какую-то странную плоскую пастилку, вроде очень тонкого хлебца. Хлебец был серый, и от него отчетливо тянуло грибным духом.

- Когда вернешься наверх и положишь ее под язык, твоя сила утроится, - заверил его король. – Но только смотри – никому и никогда не говори о том, что здесь видел! Иначе нам придется бежать из этого места в другой Бункерк, и многие из нас погибнут.

Мальчик заверил Черныша и короля, что никому и никогда не скажет ни слова, и они тепло попрощались, а потом…

- И что потом? – спросил Кайле, поднимая голову.

Странно, вроде Финн рассказывал недолго, а уже занялся над грядой холмов под названием Чешуя Дракона тусклый, сквозь снеговые тучи, рассвет. Девки в соседней телеге перестали выть и мирно посапывали, костер притух, дремал у костра часовой, и догорали на углях кости съеденного цверга. Правду, значит, говорят – язык способен перенести тебя через горы быстрей самого резвого лошака. Еще Кайле понял, что изрядно замерз, и это в полушубке-то, а ведь на пленнике был лишь ветхий плащ.

- Что случилось потом? Мальчик стал фением? Он сохранил секрет или все разболтал? И пришлось ли маленькому народцу бежать?

Черный Вор улыбнулся ему из-за решетки.

- Разве это важно, юный ярл?

- А что тогда важно? – спросил Кайле.

И не получил ответа.

Днем Кайле удалось сесть на телегу на место возчика и немного подремать. Снилась ему какая-то дурь – чернорылые цверги, превращающиеся в людей, город Бункерк под холмом, где царит вечный праздник, а в чистых благоуханных залах отплясывают пары, и пустошь в ядовито-зеленых пятнах светящейся отравы. «Не бывает зеленых деревьев, - думал он во сне, - бывает ил зеленый в отстойниках, бывает зеленый гной в ране, зеленые сопли в носу, и брюшко навозного жука блестит зеленым на свету, а деревья – нет, нету такого». Почему именно цвет деревьев так взволновал его из всей сказки Финна, он и сам бы не смог объяснить. Маленькие люди в светлых залах наперебой угощали его, приглашали пройти к длинному пиршественному столу и отведать эля из резного кубка, а закусить его наилучшим паштетом из поросенка, только во сне Кайле знал, что в эль добавили приворотное зелье, а паштет из человечины, и от угощения отказался.

Разбудил его резкий толчок. Телега остановилась. Оказалось, что доехали они до Ключицы, сухой и глубокой пади, отделявшей Чешую Дракона от Костей Дракона. Через Ключицу был перекинут бревенчатый мост с ненадежным рассохшимся настилом, тут уж не разоспишься.

Пока телега гремела колесами по настилу, Кайле вглядывался в Кости Дракона. Никогда он еще не бывал так далеко на западе, только легенды слышал об этих местах. Вот и довелось повидать. Как рыбьи скелеты, вставали из пустоши остовы то ли зданий, то ли изъеденных ветром до самого позвоночника гор. Эти торчащие из земли хребты были натуральные, костистые, только кость та была железная и ржавая, с обломками камня. Вот бы забраться на такую башню-остов и оглядеться. Небось, видно все, от подворья Оссиана на востоке и до Вороньих Земель на западе, от пустынь на юге и до вечных льдов Молчаливого Моря на севере.

- Ты бы, господин, глазами не лупал, а следил за лошаком. Ненароком угодит копытом в щель, и пиши пропало, вечным затором будешь торчать на мосту, - осклабился Булл-балагур.

Остальные фении угодливо заржали. Вот не нравился им танист Кайле, наследник и внук короля, хоть вывернись он наизнанку, словно Черныш из рассказа Финна.

Финн, кстати, мирно дремал и не делал попыток вырваться из заточения, о которых предупреждал дед. А, может, и не дремал, может, смотрел из-под опущенных ресниц, как тогда, в школе? Откуда взялась мысль, что Черный Вор рассказывал о себе?

В Костях Дракона свистел ветер, перебирал осколки и обломки. Пахло здесь до сих пор мерзко: гарью, гнилым тряпьем и разложившейся плотью. Но больше гарью. Долго оставаться на месте нельзя – посидишь так, как на верхушке могильника, и кожа начнет отшелушиваться, а глаза слепнуть.

Пока остальные фении ели вчерашнее мясо и глотали эль из фляг, Кайле отошел изучить то, что осталось от… фоморского города? Наверняка же в таких железных и каменных громадах жили чудовища-великаны, с одной рукой, одной ногой и звериными башками?

Ветер напевал свое. По развалинам гуляли пыльные дьяволы-смерчи. Стоило отойти на две дюжины шагов от стоянки, как под сапогом что-то хрустнуло. Кайле опустил взгляд и вздрогнул. Череп. Черепа. Только не звериные, а как бы детские. Он поднял один. Совсем маленький, желтый, череп свободно умещался на ладони. Сдави – и рассыпется в прах. Не человеческий, не совсем цверговый и уж точно не фоморский. Молодой воин сжал пальцы, но давить череп не стал, и бесшумно двинулся обратно. Нервировал его этот город костей, железных, каменных и почти человечьих.

Подойдя к клетке Финна, он все еще сжимал в левой руке свой трофей. Правой же вытащил меч и ткнул вроде бы спящего пленника, но уже не до крови, легонько так.

Тот поднял голову, сел, мутно глядя на молодого фения. Похоже, и правда спал.

- Чей это череп? – спросил Кайле, сунув его Черному Вору чуть ли не под самый нос.

Булл со товарищи сзади разразились криками:

- Молодец, господин, так ему, пусть жрет кости.

- Покорми вонючего пса!

- Не стал бы я говорить о псах в этой местности, - спокойно заметил Финн, протирая глаза. – Что касается твоего вопроса, юный ярл – то это череп человека.

- Какого же человека? – удивился Кайле. – Смотри, как он мал.

- Маленького, значит, человека, - беззаботно ответил Финн и, завернувшись плотнее в плащ, снова прикорнул на дне клетки.

Вечером Щербатая светила так ярко, что путь решили продолжить. Тем более и дорога сделалась ровней. Непривычно, пугающе ровной, хоть и рассеченной трещинами. Широкое гладкое полотно из серого камня, тянувшееся до самых гор на западном горизонте, называемых Гребнем Дракона. За горами в королевстве Коннахт жили Вороны. На дороге из серого камня временами попадались ржавые скелеты, то ли огромных железных черепах, то ли иных фоморских или цверговых тварей, а в остальном телеги катились легко. Кайле шагал рядом с той, где горбился Черный Вор по имени Финн.

- Ты расскажешь мне еще что-нибудь? – спросил молодой воин.

- Хочешь услышать продолжение истории? – хмыкнул Финн.

Кайле кивнул. Тащиться было еще долго, посеребренная Щербатой пустошь по обе стороны от дороги навевала дрему, а дремать тут нельзя, лучше сразу залезть в гнездо диких пчел и дать закусать себя до смерти.

- Хорошо, я расскажу тебе сказку, юный ярл и внук короля, - ответил Черный Вор.

И рассказал, только уже совсем другую.

2.Три ведьмы из Верхнего Мира

Известно, что Верхний Мир населен великанами, громадными и белокожими, охочими до человеческого мяса. Хорошо, что Верхний Мир отделен от Нижнего каменным небом, железным небом и небом из меди, но есть в тех небесах лазейки и дыры, и иногда нисходят великаны в мир людей.

Так уж случилось, что три свирепых ведьмы нашли такую лазейку. Может, подглядели и разнюхали, а, может, выдал им секрет дуралей, который обещал молчать, что бы с ним не делали. И вот повадились великанши грабить королевство и пожирать люд, как кур. Многие славные флаты и рыцари пытались справиться с этой напастью, только ничего у них не вышло, всех растерзали жестокие великанши. Не брали их ни копья огненные, ни ножи из волшебной стали, ни пчелометы, ни даже сильные друидские молнии. Народ возроптал против тех ведьм и против собственной знати и дружины, которые ничего не могли с ними поделать. Тогда доблестный сын короля Нижних Земель, юный принц, заявил, что сам покончит с чудовищами. Взяв с собой только верный пчеломет, двинулся он в путь, к тому месту, где ведьмы спускались из Верхнего Мира и особенно часто разоряли поселения. Шел он длинными коридорами из меди, из железа и камня, прошел через сад живой, и сад железный, и медный. И, кажется, заблудился, ибо в той части Нижнего Мира мало было света, и мало кто жил. Наконец принц совсем устал и отчаялся. Набрел он на зал о пяти углах, и решил в том зале заночевать. Расстелил он свой плащ прямо на холодном полу, лег на него и уснул, держа руку на верном пчеломете.

Разбудил его некий шум. Проснулся наш принц и увидел, что склонились над ним три гигантских и ужасных, но как бы женских силуэта. И первая из женщин сказала:

- Фи!

А вторая:

- Фо!

А третья:

- Фай!

И вместе:

- Фут! Дух человека чую тут. Мертвый ты или живой, попадешь на завтрак мой.

Схватился юноша за верный пчеломет, а пчеломета-то и не было под рукой, пчелометом старшая из ведьм, ужасная плосколицая карга ростом под самый потолок, в зубищах своих огромных ковырялась.

- Не ешьте меня! – взмолился тогда принц.

Ибо был он молод, и очень хотелось ему жить.

Старшая ведьма вытащила пчеломет из зубов и ответила так:

- Хорошо, не будем мы тебя есть, коли каждую из нас ты удовлетворишь на любовном ложе.

Тут средняя закрыла лицо руками, а младшая, даже отдаленно похожая на дщерь человеческую, с голубыми глазами и длинными светлыми косами, зарделась и захихикала.

Как сказано, так и сделано – постарался принц, и всех великанш удовлетворил. Только старшая из них была зла и коварна.

- Давайте, сестры, все равно разорвём его на куски и съедим, а то будет он хвастаться, как с нами тремя тут забавлялся, и ничего хорошего из этого не выйдет.

Сказано – сделано. Разорвали ведьмы принца на куски и сожрали, хотя младшей и было немного стыдно и горько. И, смеясь и держась за руки, вернулись они к себе в Верхний Мир, где были вовсе не ужасными великаншами, а прелестными юными дочерьми короля.

Прошло, как положено природой, двенадцать месяцев. Животы у принцесс росли и росли, и запер их разъяренный король в высокой башне. Спустя же двенадцать месяцев родила старшая кусок выплавившегося в камень железа, и испустила дух. А средняя родила чудище, без рук, без ног, без кожи и с огромным ртом. То чудище искусало ее изнутри, так что умерла и она, истекши кровью. Младшая же, та, что пожалела бедного принца, родила мальчика, а потом…

- И что потом? – спросил Кайле, щурясь на красный диск Кровавого, встающего из туманов над пустошью.

Воздух стал ощутимо холоднее. Местность повышалась, они уже поднялись к предгорьям Гребня Дракона. Старики и охотники-фении, исследующие далекие края, говорили, что тут небо реже затянуто туманом и облаками, так что можно порой увидеть Кровавое Око, восходящее над заснеженным миром. Надо же, не соврали.

- Выжила ли младшая дочь короля? Простил ли ее отец за прелюбодеяние? Кем стал ее сын, и вернулся ли он в Нижние Земли?

Черный Вор улыбнулся ему из-за решетки.

- Разве это важно, юный ярл?

- А что тогда важно? – нахмурился Кайле.

И не получил ответа.

Днем они углубились в предгорья. Здесь пахло снегом, но сквозь его стыль и свежесть пробивался иной запах. Запах ржавчины. Юному вождю делалось всё тревожней, а остальные, казалось, ничего не замечали, шагали себе вперед. Они сошли с ровного полотна древней дороги, и телеги вновь грохотали по камням. Громко. Лишком громко. А еще им не попадалось никакой добычи. Партия охотников, отправившаяся к северу от тропы за свежим мясом, вернулась ни с чем. Ни сурков, ни горных ползунов, ни увесистых важных даманов. Лишь птицы кружили над дальними вершинами и орали зло и неразборчиво.

Наконец на обеденном привале Кайле превозмог неприязнь и подошел к рослому Буллу. Тот, в шкурах степного волка и сурчиной шапке, возвышался над юношей чуть ли не на две головы, и смотрел насмешливо. Лед в его глазах блестел, как лед на уступах.

- Надо же, - протянул Булл, обращаясь как бы к Кайле, а на самом деле к своим приятелям-фениям, - господин боевой колесницы обратил внимание на нас, жалких мугов. Может, мне поклониться? Поклонюсь, пожалуй. Или вовсе стану на колени, а то что-то тебя плохо слышно, танист.

Он шутовски согнулся, приложив руку к уху, словно Кайле был слишком низок ростом, чтобы до него докричаться. У молодого воина возникло сильное желание подсечь ноги Булла топориком, чтобы тот так и стоял на коленях до конца своих дней, только сейчас было не до этого.

- Нет зверей. Пахнет ржавчиной. Не заставляет задуматься? – нарочито тихо произнес он.

В гробовом молчании, повисшем после выходки старого фения, слова его прозвучали очень отчетливо. Воины начали переглядываться. Склоки склоками, однако никому не хотелось напороться на стаю.

- Вальган, - повысив голос, приказал Кайле. – Нужен Глаз.

Вороны Коннахта пользовались для этого железными птицами цвергов, то ли купленными, то ли выменянными, а может, и просто взятыми силой. У Псов Улада не было таких сильных колдунов, однако и их друиды кое в чем смыслили. Вальган, тощий и жилистый, откинул меховой капюшон своего плаща и шагнул вперед. На белом размытом свету ярче проступили синие татуировки на его шее и на щеках. Он запрокинул лицо к небу и издал птичий крик. И был услышан. Голошеий коршун, чиливший над грядой, резко спикировал вниз, а потом взмыл вверх и пошел кругами, высматривая, что скрывается за ближайшими вершинами и в узких недоступных каньонах. Вальган закрыл глаза, вслушиваясь и вглядываясь, а потом ощерил желтые кривые зубы и тихонько зарычал.

- Ржавые собаки, - сообщил он. – Надвигаются с севера, целая стая. Больше дюжины дюжин голов.

Коршун вырвался и с возмущенным криком ушел на юг. Все давно уже ушли на юг, все звери земные, кроме неразумных фениев, влекущих по тракту свой груз, да их лошаков, уже начавших нервно переступать, коситься и блестеть склерой глаз. Они тоже почуяли опасность.

- С этими телегами нам крышка, - рявкнул Булл. – Бросаем их и сматываемся.

- А как же люди? – неуверенно спросил один из младших воинов, Тинок.

- Своих выпустим и пусть спасаются, как умеют, - прошипел старый фений. – Может, ненадолго отвлекут от нас собак. Черный Вор пусть сидит в клетке.

Можно было бы подумать, что железные прутья решетки оградят Финна от клыков, только это не так. Ржавым собакам ничего не стоит перегрызть и железо, а если не перегрызть, искрошить, пустить ржу. Долго одноглазому сказителю не продержаться. Да и девки с парнями из оброка ни разу не фении, обычные муги. Даже если не псы, первая же морозная ночь в горах их прикончит.

- Нет, - мотнул головой Кайле и крепче стиснул рукоять топорика. – Это не дело.

- Что же ты прикажешь, танист? Погибать из-за этой швали? – взвился Булл.

Остальные фении тоже недовольно зароптали.

- Я отвлеку собак, - невозмутимо продолжил юный воин, которого Финн упорно звал ярлом. – Вы стерегите оброк и пленного. Ты…

Он обернулся к друиду.

- Найди мне птицу и найди подходящий утес.

Тот молча кивнул – был умен и читал в людских душах и сердцах, так что сразу все понял.

В чем слабость рыжих собак – они следуют за вожаком. Слишком мало разума в их головах. Они идут, сжирая и истачивая все на своем пути. Говорят, некогда они были слугами людей, но после большой войны служили лишь тем, кто владел магией цвергов. От поступи их гудела земля, и крошились камни. Кайле засел на скале, внимательно глядя на то, как рыжая волна перехлестывает горбатую спину утеса и рушится в теснину под ним. Они бежали молча, сосредоточенно и слишком беззвучно, чтобы их можно было принять за живых существ. Ни дыхания, ни визга, лишь мерный тяжелый топот.

- Эй, - заорал он со своего насеста, привлекая внимание, - рыжие собаки, кто позволил вам явиться сюда?

Еще в лагере он сбросил тяжелый полушубок и сапоги, а меч на всякий случай просунул в клетку Финна – вдруг Булл задумает покуражиться над пленником, пусть же забава не дастся ему столь легко. Черный Вор, большую часть дороги дремавший и никак не реагирующий на суету в лагере, на миг приоткрыл глаза и благодарно кивнул. Теперь босые пятки пощипывало от холода, под рубаху забирались ледяные пальцы мороза, но все это ничего не значило по сравнению с возбуждением, которое испытывал Кайле. Его первая Большая Охота. Он мог спасти всех или погибнуть, а мог, погибнув, спасти всех. Возможно, филиды и барды еще сложат песни об этом дне?

Глухотой, по крайней мере, ржавые бестии не страдали. Их вожак задрал тупорылую морду и провыл со странными механическими нотками:

- А ты кто такой, ворона на ветке, что смеешь говорить с нами?

- Я такая ворона, - немедленно отозвался молодой воин, - которая выклюет тебе глаз.

И, вытянув из-за пояса подаренный дедом однозарядный пчеломет, выстрелил – да так метко, что действительно выбил вожаку собак правый глаз. Вожак завизжал громко и пронзительно, словно все гвозди мира скребли обо все камни. Стая завыла, залаяла: каждый из псов сыпал проклятьями на свой лад.

- Видите, как плох ваш вожак, рыжие собаки, - рассмеялся Кайле. – Не справился с обычной вороной! Знайте же, что среди вас единственный настоящий пес – это я, Пес Улада, а вы лишь жалкие мокроногие шавки. Бросайте своего кривого поводыря и следуйте отныне за мной!

- Я глотку тебе порву! – рявкнул одноглазый вожак.

- А ты сначала поймай меня, слепошарый, - выкрикнул Кайле и помчался по узкой козьей тропе, пролегавшей в двадцати локтях над дном ущелья, в самом теле утеса.

Стая ринулась по каньону следом за ним. Некоторые из собак пытались вскарабкаться по отвесной скале, чтобы добраться до противника и вцепиться ему в горло, только где им, проржавевшим и неуклюжим.

Погоня длилась больше трех часов, и Гребень Дракона, отделявший Улад от Коннахта, уже окрасился багрянцем, когда стена ущелья начала снижаться – или, напротив, подниматься дно. Впереди показалось плоское плато, голое, ровное, лишь кое-где буревшее кочками лишайника и низким кустарником. Ветер нес по плато колючий снег.

Кайле поднажал. Птица показала Вальгану это плато, но здесь бегуну нужно было преимущество перед собаками, не менее двух дюжин трайдов. Он перекати-полем слетел со скалы и понесся вперед, не замечая впивающихся в босые ступни мелких камней. Собаки позади восторженно взвыли – ведь здесь, на плоской равнине, добыче от них не уйти. Они начали выстраиваться загонным полукругом, пытаясь обойти Кайле с боков и взять в кольцо. Чего не знали ржавые, и что ведомо было Кайле – это то, что плоскогорье резко обрывалось вниз, трайды и трайды отвесной скалы и пустого воздуха, а внизу скалила зубы древняя осыпь.

Юноша оглянулся. Передние псы догоняли, особенно ржавый вожак, который в остервенении забыл про всякую осторожность и вырвался на несколько корпусов вперед. Кайле усмехнулся, прервал свой бег, вытащил из-за пояса топорик, развернулся спиной к обрыву и сделал прыжок. Перекувыркнувшись в воздухе, он далеко выкинул топорик на обвивающем запястье кожаном ремне. Лезвие топора прочно засело в груди утеса. Правую руку и плечо рвануло, Кайле повис, а затем, качнувшись, ударился о твердое тело скалы. И прижался к нему, ледяному и равнодушному, как к материнской груди. Сверху, молча и страшно, в пропасть рушились ржавые псы. Ряд за рядом, а на острых камнях внизу уже застыло разбитое тело их вожака…

Этой ночью они пировали, хотя меньше всего уставшему молодому герою хотелось веселиться, а больше – послушать еще одну историю Финна. Щербатая стала совсем ущербна и спряталась в скальном лабиринте, так что стоянку их освещало лишь пляшущее пламя костра. Друид Вальган, видевший все произошедшее глазами коршуна, рассказал остальным – а, поскольку был еще и филидом, сильно приукрасил подвиги Кайле. И все же это было приятно, его первая триумфальная песнь. Даже старый Булл смягчился и протянул юному господину рог с хмельным медом из самых сокровенных своих запасов.

- Lamh Laidir Abu! – провозгласил он.

«Сильная рука навсегда», девиз их клана.

- Lamh Laidir Abu! – подхватили остальные.

Ели мясо и хлеб, не жалея запасов – оставался всего-то один день пути до Ущелья Фенрира, за которым уже граница Коннахта, и у которого должны были встретить их посланцы Воронов. Даже оброчных щедро накормили и напоили. Когда фении перепились и впали в дрему, Кайле взял ячменную лепешку, рог Булла с недопитым им медом и подошел к клетке Черного Вора.

- Не обижали тебя тут? – спросил он, протягивая одноглазому угощение.

- Попробовали бы они, узнали бы вкус твоей стали, - хмыкнул тот.

- Ты отдашь мне меч? – спросил юноша.

- Хотел бы я сказать, что он более тебе не пригодится, - странно ответил Финн, - только это не так.

И протянул сквозь прутья славный клинок Костогрыз в кожаных ножнах.

- Ты расскажешь мне еще что-нибудь?

- Разве молодой ярл, внук короля, не устал, гоняя собак по всему Гребню Дракона? – улыбнулся Финн, но из-за шрама улыбка его вышла неприятной и перекошенной. – Если нет, старый вор охотно поведает тебе еще одну историю.

Кайле кивнул, взял свою собственную флягу с чистой водой и привычно уселся, опираясь спиной о тележное колесо. Щербатая вынырнула из-за скалы, тронула его лицо бледными пальцами. Весь лагерь спал, и ржавчиной больше не пахло.

3.Ученик вора и дочь фомора

Начать следует с того, что мальчик, который спас Черныша, стал знатным воином и фением. А все потому, что клал под язык грибную пастилку, и становился от этого втрое сильней обычного человека, втрое ловчей и быстрее. Только пастилка через какое-то время вся иссосалась, и настали для мальчика темные времена. Вся его сила куда-то делась. Наставники в школе фениев сначала решили, что он заболел, потом, что притворяется, а потом, что попросту смеется над ними. И начали бить его, и били до тех пор, пока мальчик не рассказал свою чудесную историю…

- А как же уговор? – перебил Кайле. – Он же обещал, что ничего не скажет, иначе подземному королю и его народу придется покинуть свои земли и уйти далеко, и многие погибнут.

- Король – королем, а спина – спиной, - резонно заметил Черный Вор. – И своя спина ближе к телу.

После этого была у мальчика совсем плохая жизнь. Пальцы ему переломали, так что в скрайбы он вернуться не мог, и стал рабом-мугом. После же сбежал, долго скитался по свету и в конце концов подался в ученики к знаменитому вору по имени Честный Патрик. Перенял он его воровское искусство, да так, что почти превзошел учителя. И вот однажды, когда мальчик уже подрос, отправились они вдвоем с Честным Патриком в южные земли на поиски удачи. И тамошние жители рассказали им о некоем великане-фоморе, разумом не сильном, да больно жадном до всяких блестяшек и диковин. И в норе того великана много было запрятано древних сокровищ. Нашли ученик и Честный Патрик ту нору. Дождавшись ухода уродливого фомора, Патрик велел ученику спуститься вниз и собрать сокровища, пообещав, что сам будет ждать наверху, и в нужный час вытянет его на веревке. Как сказано, так и сделано – ученик спустился вниз. Только вместо сокровищ застал он там красивую плачущую девицу с маленьким мальчиком на руках. У девицы же той не было ног, которые, по ее словам, отрубили покуражившиеся над ней фении. Так ученик вора понял, что девица – людоедка из племени фоморов, из тех, что в пустыне пляшут перед путниками и затягивают их в фата-моргану на съедение. Старики сказывают, делают они это по наущению цвергов, и есть даже те, кто верит, что вовсе не едят они путников, а уводят их в цвергские подземные города, где те живут потом среди блистательных залов в полном довольстве до конца своих дней. Как бы то ни было, эта дева уже не могла плясать. Однако могла говорить, и поведала следующее: родитель ее, фомор-великан, украл мальчишку, маленького пригожего принца, которого дед-король отправил в дальний удел для пущей безопасности. Дело в том, что принцесса, мать мальчика, нашла себе нового мужа, славного воина. И всем этот воин был хорош, да только не любил он старшего сына своей супруги, прижитого невесть от кого, и замышлял его извести.

Тут Кайле вздрогнул – вероятно, от холода, или от того, что низко-низко над Гребнем Дракона пролетела падучая звезда.

Фомор украл ребенка для дочери, чтобы та оторвала мальчику ноги и прирастила себе, но сын человеческий фоморской деве полюбился, и не хотела она его калечить. И отдала она его ученику вора, слезно прося спасти от уготованной ему злой участи. Удивился молодой вор, потому что иное слышал о фоморах, однако решил ей помочь. В сумку вместо медных запястий, громовых пчел, дивных инструментов и холодного железа положил он мальчика и дернул за веревку, чтобы Честный Патрик поднимал. Малыш же молчал и не плакал, и принял старый разбойник его за сокровище. После же вытянул своего ученика, и только потом заглянул в сумку и обнаружил подмену...

На этих словах Черный Вор замолчал и погладил свой шрам, что рассекал лицо ото лба и до подбородка.

- И что потом? – спросил Кайле, глядя на вытекший глаз Черного Вора.

Щербатая светила в небесах ярко, будто белый холодный костер, и мороз сковал землю до того, что казалось – тронь, и зазвенит. Ударь в нее, как в бойран или бубен, пустись в пляс вкруг белтейнского столба, украшенного не цветами, а ледяными узорами…

- Честный Патрик наказал своего ученика? Удалось ли спасти королевского внука? И что стало с безногой дочерью фомора?

Он не ожидал ответа, однако вопреки ожиданиям Финн улыбнулся своей неприятной косоротой улыбкой и ответил:

- Честный Патрик примерно наказал своего ученика, молодой ярл. Но не чужд он был гласу рассудка, и, когда сметливый ученик сказал ему, что много медных запястий и громовых пчел даст король за спасение внука, решил вернуть мальчика деду. Что же сталось с безногой дочерью фомора – разве это важно?

- А что тогда важно, Финн?

И снова молодой воин не ждал ответа, и снова ответ он получил.

- Неважно, что было в прошлом, юный Кайле мак Диамат. Гораздо важнее, что есть сейчас, и что будет.

Они достигли Ущелья Фенрира к полудню, когда побелевший, как затянутый бельмом глаз, шарик Кровавого Ока стал совсем мал и спрятался в тучах. Вопреки заведенному обычаю, никто их не ждал у входа. Не было тут ни следов очага, ни Вороньего Жезла, украшенного холодным железом, костями и перьями, который воины Коннахта повсюду таскали с собой и водружали на каждой стоянке, и дымом не пахло.

Почти все запасы Псы Улада подъели накануне на праздничном пиру, добычу распугали ржавые собаки, и горы затянуло белой дымкой – надвигался буран. Тогда Булл сказал так:

- Мы достигли своей цели, довезли оброчных и старого ворюгу до границы, в дальше не наше дело. Бросаем их здесь и уходим.

Однако Кайле выступил вперед и возразил:

- Мы дождемся, когда Вороны придут за ними, потому что обещал я деду передать Черного Вора с рук на руки воинам Коннахта, а до тех пор не спускать с него глаз.

Булл ухмыльнулся.

- Ты, танист, может и силен тягаться с собаками, однако больно много стал о себе воображать. Фении не подчиняются никому, кроме своего короля, а ты нам не король, да и прав у тебя поменьше, чем у иной шлюхи на честный брак… Престол Улада наследуют лишь воины чистой крови.

В глазах у Кайле потемнело, а, точней, покраснело, словно Кровавое Око вынырнуло из туч, и лучи его ударили юноше прямо в лицо.

- Здесь, в горах, - продолжал Булл, как будто ничего не замечая, - мы далеко от короля Оссиана и его подворья. Что же ты скажешь мне, маленький танист? Снова вытащишь свой пчеломет? Или сразишься, как честный фений, без всякого оружия?

- Ты бросаешь мне вызов? – уточнил Кайле.

Жар уже схлынул с лица, и он был почти спокоен. Не в первый раз ему приходилось вступать в драки, защищая чистоту своей крови и своего имени.

- Как видно, это я и делаю, - ответил Булл, сбрасывая с плеч меховой плащ, снимая пояс с ножнами и стягивая через голову рубаху.

Он остался стоять, по пояс голый, в красных и черных нательных знаках-круадах, и огромный – почти на две головы выше Кайле и намного шире в плечах. Остальные Псы загудели. Им не чужда была благодарность, ведь внук короля спас их вчера от собак, да и Оссиана они побаивались – но ослушаться своего многолетнего вожака тоже не могли.

- Хорошо, - сказал Кайле, сбрасывая с плеч полушубок. – Я приму твой вызов, фений. Но знай, если я выиграю, ты умрешь. Мы будем драться до смерти.

Юный воин почувствовал, как спину между лопаток сверлит темный взгляд того, кто сидел в клетке. И не обернулся.

- Прям-таки до смерти? – широко открыв рот, хохотнул Булл. – Нет, малыш. Я просто отхлещу тебя вожжами, поучу уму-разуму, чтобы ты помнил свое место и не зарывался…

И это было последним, что он сказал, потому что Кайле, собравшись в комок, прыгнул, ударив старого бойца всем телом, повалил его на землю и, оседлав, одним движением вырвал ему кадык. Булл еще хрипел под ним и ворочался, а молодой воин, подняв пальцы со сжатым в них кровавым куском плоти, спросил:

- Так вы со мной, Псы Улада?

…Ночью они ушли. Он задремал всего на миг, только прикрыл глаза, чтобы не так больно резала их лучами неугомонная Щербатая, с каждым годом все приближавшаяся и приближавшаяся к Земле. Он все ждал: кто же их них подступится к нему с ножом, топориком или удавкой. Но Псы Улада просто молча снялись и растворились во тьме, оставив его наедине с притихшими в своих клетках оборочными и с Финном.

Еды не осталось совсем, вместо воды во фляге – снег, и ветер продолжал усиливаться. Если просидеть здесь до утра, решил Кайле, судьба им всем замерзнуть и стать ледяными истуканами. А, может, души их будут вечно бродить по Ущелью Фенрира от границы Улада до границы Коннахта, пугая своим воем и неосторожных путников, и засевшего в расселине гигантского пса, сторожившего этот проход.

- Выпусти меня из клетки, - сказал Финн, когда Кайле привязал вожжи второго лошака, тянувшего телегу с девками, к задку его телеги. – Я помогу тебе пройти ущелье и справиться с Псом.

Кайле поднял голову и тяжело уставился в лицо пленнику.

- Как же ты поможешь мне справиться с Псом Фенриром, что размером со скалу? – спросил он.

На это Финн достал из-под плаща большой кожаный ошейник и показал юноше.

- Видишь ли, молодой ярл, много лет назад был я вхож в чертоги короля Коннахта, и ошейник этот принадлежал Фенриру, когда тот был еще неразумным щенком. Пес узнает меня и пропустит.

Кайле поглядел на ошейник, и правда принадлежавший собаке небывалых размеров, и покачал головой.

- Ты поможешь мне так же, как помог вернуться к деду, после того как спас из норы великана? Поможешь или продашь Воронам?

- Я был молод тогда, - без всякого раскаяния ответил Черный Вор. – И они заплатили больше.

- А что ты сделал со своим учителем, который выбил тебе глаз? С Честным Патриком?

- Я сказал ему, что внизу еще довольно драгоценной меди и железа, и он может спуститься туда за добычей. Сказал, что спустился бы и сам, да кровь течет по лицу, и я ничего не вижу.

- И что потом?

- Потом фоморка, ждавшая внизу, оторвала ему ноги и приделала вместо отрубленных своих, и Честный Патрик умер, как жил, пресмыкаясь и моля о прощении.

- Так отчего же я должен верить тебе, Черный Вор? – спросил Кайле. - И с чего ты должен доверять мне, сыну подземного чудища? Почему думаешь, что я отпущу тебя, если ты поможешь мне пройти ущелье?

- А я так не думаю, - ответил Финн. – И не прошу меня отпустить.

- Это честно, - кивнул Кайле. – Что ж, я выпущу тебя из клетки, но сначала выслушаю последнюю твою историю.

- Хорошо, молодой ярл и внук короля. Будет тебе история. Слушай.

4.Ворон Коннахта и подземный король

И случилось так, что ученик вора и дочь фомора, с которой они стали очень близки, пошли на север и на запад. Король Оссиан повсюду искал потерянного внука и обещал тому, кто найдет мальчика, большую награду. Но дочь фомора, прекрасная, словно день – а звали ее Зеленая Эйре, потому что глаза ее были зелены, как деревья в подземном саду цвергов – сказала так:

- Финн, возлюбленный мой, тебе лучше меня известно, что спасенный нами ребенок не из этого мира. Что ждет его здесь? Клыки ржавых псов и ненависть, которую сеют вокруг себя, словно спорынью и ржу, жители Верхних Земель. В то же время Вороны Коннахта дружны с королем цвергов, живущим под землей, в светлых благоуханных залах, в изящных покоях из меди и железа, и вернут они мальчика второму его деду. Там он обретет и кровное родство, и счастливую новую жизнь.

И поверил ей Финн, и отнесли они ребенка королю Коннахта Айлилю мак Мата, легендарному певцу, друиду и оборотню, коий мог управлять дюжиной железных птиц за раз. И возрадовался Айлиль мак Мата, потому что за ребенка этого мог выторговать дюжину дюжин механических птиц и дюжину дюжин исправных псов у подземного люда, и сказал так:

- Оставайся в моем королевстве. Будешь честно служить мне, и я награжу тебя втройне. К тому же в моих землях не преследуют фоморских дев и не считают их людоедками, и дозволяют им жить, потому что знают – они лишь еще одно из творений цвергов, как собаки и птицы, и нет в них зла, а лишь желание побольше людей увести из сурового Верхнего Мира в благословенный Нижний. Только детей у вас с ней не будет, потому если хочешь, можешь взять в жены мою младшую дочь.

Но не нужна была молодому вору младшая дочь короля, любил он лишь дочь фомора, и провел с ней долгие годы, хотя мудрый Айлиль не соврал: не было у них детей, ведь не принадлежала фоморская дочь к роду человеческому. Однако поставил Финн, назвавшийся королю Айлилю Черным Вором, одно условие: он должен сам убедиться, что цверги не причинят мальчику вреда.

И явился король цвергов в палатку короля Айлиля, потому что тот как раз был на охоте в холмах. А Финн, присутствующий при этом, мигом узнал его – это был тот самый маленький смуглый человек в золотом венце с большим зеленым камнем и запястьях, которого он видел в детстве. Обрадовался Финн и спросил:

- Как там поживает мой Черныш?

На что король цвергов, не моргнув глазом, ответил, что казнен Черныш за предательство. И призадумался Финн, и опечалился, ведь сильно любил он Черныша. А потом обернулся король цвергов к Айлилю мак Мата и произнес следующее:

- Мы благодарны за возвращение нашего внука, но сделай так, чтобы он еще побыл в Верхнем Мире. Пусть владыка Улада, этот огромный болван, платит тебе ежегодную дань – потому что нам в подземелье нужны и ладные девы, и сильные отроки, рожденные от великанов. И пусть этот мальчик станет королем Улада, тогда он принесет нам больше пользы, чем просто сидя в Бункерке.

Удивился Айлиль мак Мата, однако исполнил желание короля цвергов, потому что тот заплатил ему меткими пчелометами, и железными птицами, и исправными псами, и иными диковинами.

А внук короля цвергов и человеческого короля остался в Верхнем Мире.

- Так кончилась эта история, - сказал Финн. – Остальное тебе известно.

Кайле кивнул, потому что и вправду знал остальное – да и вспомнил тот день в платке коннахтского владыки Айлиля, хотя не исполнилось ему тогда и пяти лет.

- Выполнишь ли ты теперь свое обещание, молодой ярл? – продолжил пленник, глядя на наследника Улада единственным глазом. - Или предпочтешь бежать от лихой судьбы, как сделали остальные? Ведь не зря же Оссиан Убийца Ворон именно сейчас поставил тебя сторожить меня и отправил на поживу Воронам. Быть может, дни короля цвергов сочтены, и он хочет передать тебе свой золотой венец. А, может, хочет обречь тебя лютой смерти, как обрек моего Черныша.

Кайле не знал, соврал ли ему Черный Вор или сказал правду. Этого было никак не узнать, ведь он не был друидом и не умел читать, как Вальган-предатель, в сердцах и душах людей. Потому просто отомкнул замок на клетке и холодно следил за тем, как Финн спрыгивает с телеги и разминает ноги.

А потом, ведя под уздцы двух лошаков, впряженных в телеги с оброчными, они бок о бок вошли в ущелье Фенрира. В ущелье сгущался туман. С неба падали крупные снежинки, и меж нависших с двух сторон скальных стен тяжело звучали шаги Пса.