Сказка на вырост

В тот день городок, разомлевший от прощального тепла бабьего лета, стоял нарядный и радостный в пурпурно-золотом осеннем одеянии. Жители высыпали на улицу, ловя каждое мгновение самого красивого времени года.

В средней школе N10 имени Павлика Морозова прозвенел звонок с последнего урока второй смены, и на крыльцо с восторженными криками, толкаясь и шаля, выкатилась стая юных мучеников науки. За ними, уворачиваясь от летящих не разбирая дороги детей, торопились по домам усталые педагоги. Даже уборщицы, лихо швырнув мокрые тряпки в ведра, вышли на улицу ловить последние теплые деньки календарной осени.

Лишь кабинет литературы на втором этаже всё светился, как маяк безысходности. За столом, под завалом из тетрадок, сидела Маргарита Павловна — женщина, которая в свои пятьдесят с хвостиком имела двадцать пять детей школьного возраста. Нет, своих собственных у нее не было, зато был 7 «Б», который она с гордостью именовала «мои».

«Ну, как МОИ сегодня в волейбол сыграли? — допрашивала она физрука. — Неужто 7 «А» обошли? Красавчики!» «Не давайте им спуску! МОИМ только волю дай — на шею сядут!» — наставляла она практикантку-историчку, которая годилась ее оболтусам в старшие сестры.

Со стороны можно было подумать, что Маргарита Павловна — мать-героиня, вырастившая как минимум взвод. Но нет. Личная жизнь как-то не сложилась.

Сложно найти принца, когда все твои кавалеры на свидании путают Достоевского с Толстым. А один наглец, кстати, очень похожий на юного Байрона, и вовсе поставил жирный крест на маячащем вдали романе, спросив: «Ты мне позвОнишь?». Она была готова простить ему кривоватый галстук и даже разговор о погоде, но это ударение… Молодая Риточка мысленно вывела в воздухе жирную «два» с минусом, развернулась и ушла в закат, то есть в свое общежитие пединститута.

Со временем она убедила себя, что счастье измеряется не в мужьях, а в количестве отличных сочинений. И уже подумывала завести вместо мужа кота, но вовремя сообразила: бедное животное сойдет с ума от одиночества в пустой квартире. Потому что его потенциальная хозяйка в квартире не жила, а ночевала, проводя всю жизнь в школе — своем настоящем доме.

И вот теперь скорбные портреты классиков с тоской взирали на нее со стены кабинета и словно спрашивали: «Что ты делаешь здесь, несчастная? Ради чего маешься? Или тебе пойти некуда? Или проклял кто?» Но Маргарита Павловна не слышала их – она проверяла сочинения 6 «Е» на тему «Как я провел лето».

«Ну что это такое? – мысленно вопила она, с нажимом черкая красной ручкой по тексту, будто проводя операцию безнадежному больному. – «Летним утром я проснулся и пошел кушать. Потом я пошел гулять. Потом я пришел кушать. Потом я пошел купаться. Потом я пришел кушать…» Господи, да это же не сочинение, это распорядок дня людоеда!»

Она сняла очки, устало потерла переносицу и решила зачитать пару «шедевров» вслух, обращаясь к портрету Достоевского, висевшему ближе других к ее столу.

– Послушайте-ка вот это, Федор Михайлович! – голос ее дрожал от возмущения. – «Лето – это маленькая жизнь, которая проходит очень быстроно». «Быстроно»! Что это значит? Помесь быстроты и насморка? Или вот: «Мы ходили в лес за грЕбами и набрали полную кАрзину Апят и один подосинАвик, который был как одинокий сАлдат в строю». Сравнение интересное, не спорю! Но тут же ошибок, как этих самых Апят!

Достоевский молчал и сурово смотрел с портрета, явно разделяя ее боль. Он уже давно беспокойно ворочался в гробу, слушая, как ученики Маргариты Павловны "проходят" его роман о Раскольникове, писанный потом и кровью.

– Ну, пора на ночлег! – взглянув на сгущающиеся за окном сумерки, изрекла учительница, складывая проверенные тетради аккуратной стопочкой на столе, а непроверенные запихивая в пластиковую папку. – Увидимся завтра!

Она помахала рукой портретам великих и, прижав к груди папку с тетрадями, как щит перед лицом безграмотности, вышла в коридор. Мысли путались: «Нужно будет разобрать правило написания наречий… Повторить безударные гласные в корне… Апят! ГрЕбы! Это ж надо так слова исковеркать! Не дети, а чертята… Может, вызвать экзорциста?»

Спускаясь по лестнице, она наткнулась на мокрое пятно – видно, уборщица очень торопилась домой. Нога учительницы соскользнула со ступеньки, каблук предательски хрустнул. Мир опрокинулся, завертелся и скомкался, как страница из дневника шестиклассника Лукова, вырванная им, дабы скрыть очередной «неуд»...