— Какой чудесный день, — думала Ранослава, шагая по тропинке к берегу реки, срывая полевые цветы и вплетая их в венок.
Летний ветерок играл её шелковистыми русыми волосами, солнечные лучи нежно целовали щёки, а птичий щебет услаждал ухо. Тропинка привела Ранославу на вершину невысокого утёса. Внизу величественно несла на север свои воды река-матушка, а на берегу…
— Ой, кто это? — воскликнула Ранослава, которая раньше не видела этого человека. — Северянин, — решила она, присмотревшись.
А мужчина явно пришёл на берег, чтобы искупаться в прохладной речной воде. Уже босой, он стянул светлую льняную рубаху и развязывал тесёмки на штанах из тонкой коричневой шерсти. Ранослава зажмурилась и даже прикрыла глаза ладонями. Но ненадолго. Любопытство одержало победу над смущением, и она залюбовалась высоким и ладным северянином.

А светловолосый мужчина, как будто что-то почувствовал, повернулся и увидел Ранославу. Их взгляды встретились, она зарделась и отвернулась. А когда осмелилась повернуться, северянин уже был в воде и уверенными гребками удалялся от берега.
Ранослава немного ещё постояла в лёгкой задумчивости, а потом спустилась вниз по тропинке, скинула башмачки, прошлась по мягкой траве. С этой стороны утёса река вдавалась в пологий берег небольшой тихой заводью. В теплые летние дни Ранослава иногда приходила сюда купаться. Она подошла к самой кромке воды — северянина уже не было видно.
— Ушёл, — кольнуло девушку лёгкое сожаление.

Она развязала узорчатый поясок, разделась и быстро вошла в воду. Плавать Ранослава не умела, поэтому, немного поплескавшись, вскоре вышла на берег, натянула на мокрое тело рубаху, обулась и отправилась в обратный путь, напевая незатейливую песенку.
*
Корабль нуждался в починке. И этим утром Рагнар договорился с местными мастерами, которые обещали привести судно в порядок как можно скорее.
Свеи, живущие в гарде*, приняли его людей хорошо и обещали свести с посадником. Рагнар был готов обменять серебро, взятое в набеге у кельтов, на куниц и белок. А ещё на такую бесполезную вещь, как воск. Бьяльви кормчий рассказывал, что люди, живущие в полуденных землях, поклоняются одному единственному богу. И этот бог любит, когда для него жгут свечи из воска.

Последний набег был удачным. В который раз Рагнару помогло умение слушать и понимать зверей и птиц, за которое его и прозвали Сведущим. А ещё то обстоятельство, что его кровные побратимы** Ньяль и Фейлан, сыновья кельта-вольноотпущенника, понимали местный язык и сумели разузнать, где без потерь взять богатую добычу. И рабов на торге в Бьёркё*** выгодно продали. Так что раз серебра у него вдоволь, то пушнины и воска будет достаточно.
Рагнар сделал все намеченные утренние дела и пошёл к реке, чтобы немного освежиться. Он сбросил с себя одежду и уже собирался войти в воду, как услышал разговор двух уток, проплывающих вдоль берега:
— Смотри-ка, дочка посадника глаз не может оторвать от пришлого северянина.
— Да что толку, не отдаст её Драговит свейскому гостю. Намедни Пестрокрылка говорила, что эта дева старшему сыну боярина Будимира обещана.
— Этот северянин — не свей, издалека пришёл. И Будимиров сын ему не ровня. Свеи из гарда говорят, что удачлив он, много серебра взял в набеге. Починит корабль, загрузит его мягким золотом и отправится в полуденные края.
Рагнар повернулся и увидел, что на невысоком утёсе стоит словенская дева с длинными русыми волосами и на него смотрит. А как встретилась с ним взглядом, отвернулась. Он внимательно оглядел деву, и решил, что она хороша. С тех пор, как он продал свою кельтскую тиру**** на Берёзовом Острове, никто не грел его постель. А вот если бы эта дева… Думая об этом, он вошел в воду и поплыл. Прохладная вода сразу остудила ему голову, но всё же русоволосая словенка не покидала его мысли.
*
Ранослава шла по тропинке и размышляла о том, что по осени придётся ей стать женой Будимирова сына. Наследник боярина ей совсем не по нраву — ростом мал, да чванится, но ведь батюшка спрашивать не стал. Раз сговорился с Будимиром, так тому и быть.
Узкая тропинка петляла по лесу, и когда Ранослава внезапно увидела северянина, поджидающего её под вековой сосной, она не на шутку испугалась. А ведь батюшка строго-настрого запретил ей одной ходить на речку. Что теперь будет?
Ранослава остановилась, сердце её затрепыхалось в груди, будто пойманная в силки птица. Хоть и красив этот мужчина, но боязно-то как…
Сразу вспомнила она, как бабка Вторуша рассказывала про набеги северян в дни её юности. Дескать, хватали они девок да жён молодых и делали с ними, что хотели, а потом увозили в края дальние. И что на уме у этого северянина? Зачем её дожидается?
*
Словенская дева выглядела намного красивее, чем показалось Рагнару издалека. Пожалуй, даже красивее, чем взятая в последнем набеге темноволосая и темноглазая кельтская тира, имени которой он так и не узнал. Высокая и сильная, она ни разу не уступила ему по своей воле и, едва завидев его, насквозь прожигала полным ненависти взглядом. Сначала это забавляло Рагнара, но скоро ему надоело каждый раз брать свою тиру силой, и он продал её в Бьёркё довольно причмокивающему толстому сарацину в шелковом кафтане за целых три марки серебра.

Но он сейчас не в набеге, и эту деву силой не возьмешь. Да и не хотелось Рагнару брать её силой. Что-то непонятное с ним происходило. Он и сам не понимал, зачем дожидался её на тропинке.
И Рагнар снова охватил словенку взглядом, задержавшись на её высокой груди, обтянутой ещё не просохшей тонкой рубахой. Испуг в ореховых глазах девы постепенно истаял, и взгляда она не отводила.
*
Северянин, рослый и крепкий, стоял на тропинке и смотрел на неё. Ранослава не почувствовала угрозы в пристальном взгляде его серо-голубых глаз. Ей показалось, что его взор странным образом затуманился, словно был устремлён куда-то в прошлое.
— Моё имя Рагнар, — прервал молчание мужчина.
Дрива, знахарка из свейского гарда, несколько зим назад вылечила посадника от сильной лихорадки. И Ранослава привязалась к седовласой женщине. А та открыла любознательной девушке секреты целебных трав и научила её северному языку. Поэтому Ранослава поняла слова мужчины. Поколебавшись немного, она ответила:
— Ранослава, — и, вспомнив, как звала её Дрива, добавила — Ранка.
А северянин наклонился, сорвал простой розовый цветок, выросший на светлой стороне тропинки, и протянул ей. И сердце Ранославы вновь затрепыхалось в груди, но только теперь не от страха, а от какого-то совершенно нового для неё чувства. А северянин сделал шаг навстречу, наклонился и поцеловал её в губы.
*
«Ранка», — мысленно повторил северянин. Он немного удивился. Так звали его старшую единоутробную сестру, оставшуюся далеко на родине. Кормак нарёк дочь красивым именем Рагнхильд. А вот полное имя этой словенской девы Рагнару запомнить не удалось.
Когда словенка взяла его цветок, он приблизился к ней и осторожно коснулся её губ своими губами. Дева не оттолкнула его. Её ресницы дрогнули, ореховые глаза открылись и вспыхнули золотым огнём. А потом она словно очнулась и побежала по тропинке в ту сторону, где стояли дома, рубленные из сосновых брёвен. Северянин стоял и смотрел ей вслед. А затем медленно пошёл в ту же сторону.

Часть 2
А на следующее утро в словенском поселении люди начали готовиться к празднику середины лета.
В этот день девушки заготовляют целебные травы, украшают полевыми цветами дома и плетут венки. Парни тоже не сидят без дела — собирают в лесу хворост, вяжут из соломы чучела Купалы и Морены. Повсюду звучат песни и звонкий смех. А вечером на берегу реки разжигают большой костёр. Парни и девушки берутся за руки и водят вокруг него хороводы. А потом, когда пламя костра немного утихомирится, те, что друг другу по сердцу, начинают, крепко держась за руки, вместе прыгать через костёр. Если перепрыгнут, не расцепив рук, то быть им по осени мужем и женой. До утра не смолкает веселье. А когда самая короткая ночь в году подходит к концу, пары расходятся по перелескам да овражкам, уединяются по тихим рощицам и лугам…
…Будимиров сын ходил в хороводе рядом с Ранославой, а потом ухватил её за запястье и повлёк к костру. Не хотелось ей замуж за немилого, дернула Ранослава рукой, да и перепрыгнула через костёр одна. А потом побежала в белую ночь, не разбирая дороги. «Только бы не догнал, только бы не догнал», — стучало у неё в висках.
Наконец, Ранослава поняла, что сын боярина упустил её из виду и отстал. Увидев белеющий в ночи ствол поваленной ветром старой берёзы, присела на него. Свой купальский венок из двенадцати цветов и трав она потеряла где-то в лесу. Да и зачем ей пускать венок по течению и смотреть, к какому берегу он поплывёт. Батюшка уже всё решил, не спросив её желания.
Ранослава разразилась горькими слезами, оплакивая свою участь, и не услышала шагов, а лишь почувствовала, как чьи-то руки надевают ей на голову новый венок.
— Почему ты плачешь, Ранка? Ведь сегодня Мидсумар, праздник середины лета. У нас дома тоже его отмечают, поют песни и веселятся, — с этими словами Рагнар опустился рядом с девой на берёзовый ствол. — Я видел, все девушки в венках, а ты свой потеряла. Я не мастер плести венки, мои руки привыкли к мечу и веслу, но я сделал тебе новый. Теперь ты тоже можешь пойти к реке и посмотреть, куда его унесёт течением.
— Я не стану бросать этот венок в воду. Его никогда не прибьёт к твоему берегу, — сказала Ранослава, глядя в глаза северянину и не отводя от него взора.
— Хочешь в эту ночь до рассвета быть со мной? — спросил у неё Рагнар.
— Хочу, — выдохнула Ранослава, и больше она ничего не успела сказать, губы северянина не позволили ей сделать этого.
И не было на свете ничего слаще этого поцелуя. И зелёная трава стала их ложем. И любили они друг друга, пока солнце не взошло над рекой.
*
А в полдень пришел Рагнар вместе с седовласой Дривой в дом к Драговиту посаднику и вручил ему тяжёлый кожаный кошель, полный благородного серебра.
— Скажи ему, что это — вено за невесту, — велел он старой знахарке. — Следующим летом я вернусь из похода и заберу с собой Ранку. А если мало этого серебра, дам ещё.
Недолго думал посадник и решил, что спорить с северянином себе дороже. А Будимирову сыну придется себе другую жену искать.
— Передай ему, что я согласен, — обратился он к Дриве.
А северянин уж и сам понял, что дал Драговит своё соизволение.
— А если вдруг что случится с Ранкой до моего возвращения, вы об этом крепко пожалеете, — сказал Рагнар на прощание и вышел из дома посадника.
А на крыльце его уже поджидала Ранослава.
— Я заплатил твоему отцу вено. Вернусь — увезу тебя домой, будешь хозяйкой на моём хуторе, — сказал ей Рагнар. — А завтра поутру мы уходим,
И, увидев, что глаза Ранославы тут же наполнились слезами, добавил:
— Я возвращусь до следующего Мидсумара. А сегодня ночью жди меня, приду попрощаться.
И Рагнар направился в свейский гард.

*
Все люди Рагнара были заняты подготовкой к походу. Пушнину, бочки с мёдом и воском, а также другие припасы уже доставили на корабль.
— Рагги, ты не знаешь, где Фейлан? — задал вопрос вышедший навстречу северянину его побратим Ньяль. И выглядел он крайне обеспокоенным. — Я с прошлой ночи его не видел.
— Нет, он мне не попадался сегодня, — ответил Рагнар.
Отсутствие Фейлана показалось ему очень странным, ведь братья были его главными соратниками и помощниками во всех делах.
В это время на частокол гарда сели две вороны, и Рагнар по наитию решил прислушаться к их карканью.
— Старший брат ещё не знает, что душа младшего уже отлетела, — говорит одна ворона другой.
— Они же северяне, значит, младший брат уже пирует в Вальхалле, или же Фрейя забрала его к себе в Фолькванг, — отвечает другая, — я видела его красивое мёртвое тело в Гадючьем Овраге около Мшистого Болота.
— Я тоже хочу посмотреть, — восклицает первая ворона, и обе улетают.
Позвал Рагнар Ньяля, и, не мешкая, отправились они к Гадючьему Оврагу, и нашли они Фейлана, злодейски убитого из засады. Разгневался Рагнар так сильно, что не сразу увидел гадюку, свернувшуюся кольцом вокруг правой руки побратима. А гадюка говорит северянину:
— Этот человек встретил свою смерть с оружием в руках. Но что сделает один против пятерых, если они замыслили душегубство? Буряй сын Посника счёл себя обиженным за то, что Смирна Кружевница ему отказала и ушла в лес с твоим побратимом. Кликнул он четырёх угрюмых парней, и напали они на северянина, когда тот на рассвете в гард возвращался.
Рагнар рассказал Ньялю о том, что поведала ему гадюка, и они пошли к дому Посника бочара.
— Вызываю твоего сына Буряя на хольмганг за злодейское убийство моего брата Фейлана, — сказал бочару Ньяль. — Жду его у Гадючьего Оврага, где совершил он своё лиходейство. А если струсит твой сын, значит, он не мужчина.
И северяне ушли со двора Посника.
И вот уже на небольшом возвышении расстелена шкура пяти локтей длиной. Вокруг шкуры очерчено три квадрата, каждый шириной в длину мужской стопы. По углам самого большого квадрата воткнуты четыре деревянных колышка. Поле для хольмганга ждёт, когда два вооруженных человека — Ньяль и Посников сын — сойдутся в поединке. И будет этот поединок проводиться не до первой крови, а до смерти одного из участников.
Мужчины уже взяли в руки мечи и первые щиты. Вот Ньяль наносит стремительный мощный удар, щит сына бочара разваливается на куски, и на плече Буряя выступает кровь. Он спотыкается и падает. Ньяль взмахивает мечом, и отлетает душа его обидчика туда, откуда возврата нет.
*
Весь вечер на тризне в свейском гарде скальды провожали побратима Рагнара «песнью на смерть». Но мёда пили мало — утром идти в поход. А когда наступила белая ночь, оттолкнул Ньяль свейскую ладью с телом брата от берега реки, бросил в неё горящий факел, и отправился Фейлан в своё последнее путешествие.
А поздней ночью пришел Рагнар попрощаться с Ранославой, и слишком быстро пролетело для них время до рассвета. И наутро корабль северян отправился в полуденные земли.

Часть 3
Тем временем началась вторая половина месяца страдника, а женские крови у Ранославы так и не пришли. И она, счастливая, что по весне родит Рагнару сына или дочь, пошла на заветный луг собирать целебные травы. День был жаркий, притомившись, Ранослава спустилась к реке и решила искупаться в заводи. Освежилась в ласковых водах реки и не успела ещё одеться, как видит, что по тропинке спускается ухмыляющийся Будимиров сын.
— Что тебе надо? — спрашивает Ранослава парня, стыдливо прикрывая наготу руками.
— Тебя, — отвечает сын боярина с усмешкой. — Северянин далеко, теперь мой черёд настал, да и какая меж нами разница. — И с этими словами толкнул он Ранославу на траву и навалился на неё своим грузным коренастым телом.
Как ни кричала Ранослава, как ни сопротивлялась, никто не пришёл ей на помощь, и сделал Будимиров сын своё гнусное дело.
Лишь отвалился от неё насильник, вскочила Ранослава на ноги и как была — босая и неодетая — взбежала на вершину утёса, встала на самый его край.
— Прости меня, Рагнар, — воскликнула Ранослава, взмахнула руками, словно хотела взлететь в васильковое небо, и бросилась в стремнину.
*
... Повернулось колесо года, и вновь наступила середина лета.
Но в поселении словен не звучат весёлые песни и не раздаётся звонкий смех. Девушки не плетут венки, парни не собирают хворост. А вместо купальского костра полыхают жарким огнём дома, рубленные из сосновых брёвен.
А когда Рагнаров корабль устремился на запад по волнам Эйстрасальта*****, над ещё дымящимся пожарищем закружили чёрные вороны.
***
Рагнар, вернувшийся домой из восточного похода, привёз много серебра и шёлка, драгоценной посуды и тканей с затейливыми узорами, но никто больше не видел, чтобы он хоть раз улыбнулся. И люди стали звать его не Рагнаром Сведущим, а Рагнаром Хмурым.
Через семь зим Рагнар Хмурый женился на Хродгерд, младшей сестре Ивара Белоглазого с Каменистой Косы. И дочь свою, родившуюся в праздничные дни Йоля, нарёк именем Раннслейв.
А что было дальше, нам неизвестно.
ПРИМЕЧАНИЯ:
* Гард — Garðr — укреплённое поселение, как правило, обнесённое частоколом (но отнюдь не город).
** Кровное побратимство — одна из форм ритуального родства, когда двое или несколько людей совершают обряд, скрепляемый собственной кровью.Такой побратим во всех отношаниях считался кровным родственником.
*** Бьёркё (Björkö, «Берёзовый остров»), Бирка — древнескандинавский город на территории современной Швеции, существовавший до конца 10 века, крупнейший торговый центр викингов.
**** Тира — женщина-рабыня. В данном случае ещё и наложница.
***** Эйстрасальт (Eystrasalt) — гидроним, обозначающий в древнеисландском языке Балтийское море. Первая часть слова представляет собой сравнительную степень прилагательного austr — «восток» (eystri); второй корень salt («соль»).