На глухой лесной поляне, которую невозможно было найти ни конному, ни пешему, ни с самолёта, ни с аэроплана, горел костёр. Его пламя освещало одиннадцать людей, сидевших вокруг него на поваленных брёвнах, но не грело. Впрочем, никто из сидевших не дрожал от холода, хотя иные были закутаны в меховые шубы, иные только накинули на плечи короткие кафтанчики, иные и вовсе были в одних длинных рубашках.
Больших бревна было четыре, на каждом, кроме третьего, сидели по три человека. Самый старший, седой длиннобородый старик с красным носом, державший в руках покрытый инеем посох, и двое самых младших, мальчишки с ноготок и с носами-пуговками, да с щёчками румяными, да с капризно надутыми губами, сидели в окружении снега и льда, и это они оделись теплее всех, нахлобучили на лоб шапки и скрыли руки в шерстяных рукавицах. Яркой противоположностью была смуглая босоногая молодёжь — две девушки и парень — наполовину скрытые высокой и густой зелёной травой, в которой трещали кобылки да щелкуны. Трое детей постарше по правую руку от них окружили себя талым снегом да пробивающимися из-под него первоцветами. А напротив детей сидели уже зрелые мужчина и женщина, поставившие к себе на колени корзины с плодами и грибами, их сапоги были запачканы грязью и приставшим к ней жёлтым листьям.
Это у них не хватало человека.
Разными были люди, сидевшие у костра, разными были отведённые им доли круглой поляны, да только за пределами её всё было одинаковым: мёртвая, прибившаяся к сухой чёрной земле, поседевшая трава, голые ветви древесной паутины, серый-серый тяжёлый воздух. Кое-где лежал снег.
Но вот в тихом, холодном лесу раздались шаги. Принадлежали они ни зверю, ни птице, ни партизанам, ни вражеским разведчикам.
Кто-то шёл к поляне, и не один.
Люди, сидящие у костра, подняли голову и посмотрели в сторону звука. Их лица были спокойны, а у самых младших и вовсе выражали нетерпение.
— Идут? — спросил самый маленький мальчик, смешно выглядящий в своей шубке и больших рукавицах.
— Идут-идут, — закивал ему старый дедушка.
Свет костра выхватил из чёрно-серой чащи двоих: немолодого мужчину в старом тулупчике и ту, что шла впереди него, твёрдо и ровно, точно часовая стрелка.
Она была в длинной юбке с рваным подолом, в полушубке и разношенных сапожках, на голову и плечи накинут узорный плат, на лице костяная маска птицы, а сзади до пят спускалась тёмная девичья коса, на конце которой вместо лент да побрякушек блестело большое лезвие в форме лунного серпа, что при каждом шаге качается из стороны в сторону маятником. Тик-так...
Одиннадцать сидящих без суеты встали с брёвен и отвесили пришедшим поклон до пояса:
— Рады снова видеть вас! Приветствуем первую ласточку, последнего ворона, Птицу Птиц! С возвращением, Ноябрь.
Мужчина тоже поклонился в ответ и прошёл к своим, которые его ждали. Оправил полушубок, похлопал в ладоши и сел на бревно.
Пламя костра вспыхнуло, за поляной засвистел ветер, стало холоднее.
Старый дедушка с кряхтением начал обходить сидящих. От каждого шага его белых валенок по земле и стволам деревьев белыми лучами расползалась изморозь.
Та, что была в маске, протянула старику руку, но тот сам встал рядом с ней.
— Чай не совсем дряхлый, мне ещё тысячи лет по земле ходить, морозами трещать, льдом реки покрывать да на стёклах узоры рисовать.
Маска кивнула ему, её тяжёлая коса закачалась.
— Зови своих пургу да метелицу, укрывай страну снегом, да не перестарайся с морозами: не сидят нынче люди дома в тепле, мне за многими теперь ходить-летать приходится.
Некоторые из сидящих у костра горько вздохнули. Но младший из мальчишек только ещё более заёрзал от нетерпения и любопытства.
— Как не морозить? Как не сидят? Да что там деется такое?
— Придёт твой черёд, Январь, узнаешь, — грустно улыбнулся ему старик.
Мальчишка обиженно надул щёки.
— Не хочу ждать свой черёд! Сейчас интересно! А ну сними маску!
— Янва-а-арь... — осуждающе покачал головой Ноябрь.
— А что такого? — не понял мальчишка.
— Всё верно, ничего такого, — кивнула Птица Птиц с лезвием в косе, поднесла руки к голове и сняла с себя маску.
Мальчишка открыл рот, немолодой мужчина горько поджал губы, прочие люди у костра ахнули.
— Твоё лицо... — медленно произнесла одна из летних девушек.
— Оно стало моложе! — закончил за неё парень.
Птица Птиц смиренно улыбнулась.
— Всё больше людей стали умирать молодыми, всё больше горя растеклось по земле, и вот таким стало лицо человечества.
После этих слов она снова надела маску.
— Нам пора, времена должны идти своим чередом. Да и мне теперь полно работы, не стоит задерживаться.
Декабрь кивнул и, опираясь на посох, пошёл вперёд, прочь с поляны, нести свою власть по белому свету.
Та, что снова была в маске, помахала рукой на прощание.
— До свидания, Месяцы! Скоро увидимся вновь, если Декабрь не задержится.
Одиннадцать рук помахали ей вслед.
— До свидания, Смерть! Тысячи лет мы тебя знаем, тысячи лет тебе лететь по миру!
Смерть шла навстречу мёрзнущим гитлеровцам, засевшим в окопах красноармейцам, осиротевшим детям разных стран. Навстречу вновь громыхающей по миру Войне.
Второй раз за полвека Красный Всадник в своём неистовом бушующем веселье забирал под свой огненный меч миллионы.