Все случилось слишком быстро. Милис почувствовала огонь где-то внутри и мгновенную слабость. С чем-то теплым из нее вытекала сила, но она не понимала, как такое возможно. А потом она на минуточку закрыла глаза и… открыла.
Вокруг кричали люди, топали тяжелые латные сапоги, а она лежала на земле и не могла пошевелиться. Ее милый Рик нагнулся над ней, лицо у него было растерянное, но глаза оставались сухими. Он, кажется, ничего ей не говорил. Хотел, наверное, дотронуться до ее лица, но постеснялся или отдернул раньше – его прикосновения она не почувствовала. Сзади него что-то полыхнуло оранжевым с золотыми искрами, он обернулся и выкрикнул одно из своих грязных плебейских ругательств, что при ней обычно старался не делать. А потом он взял девушку на руки и спотыкаясь, понес куда-то прочь от разгорающегося переполоха.
Но Милис почему-то осталась на месте.
Она села на колени. Ее, скорее всего, потом пожурят за то, что она села вот так на траву у всех на виду, как какая-нибудь крестьянская простушка, и к тому же она запачкает платье, но всем этим людям вокруг наверняка есть, чем заняться, кроме как смотреть за ней? Ей надо было подумать, но совсем не думалось. Слишком странно все было, и совершенно непонятно…
– Рик!
Она легко побежала вслед, в темный портал замковой часовни. Кого это ее дорогой Рик нес вместо нее?
***
Рикард выглядел замечательно. Намного лучше, чем на их свадьбе. Все же тогда, несмотря на все их старания, двор над ним вдоволь потешился. В этот раз он был безупречен. Его локоны на белом траурном наряде расплескались как драгоценная тушь с варварских островов, каким-то дивным ночным бархатом, и его лицо, с которого еще не успел окончательно сойти загар, казалось единственным живым среди бледных в зеленцу аристократов. И скромно-редкие золотые с самоцветами блестки смотрелись на нем достойнее, чем можно было бы представить. А сам Рик был изящен, совершенно не по-плебейски изящен.
Он то и дело кидал короткие взгляды на Эйдена, как будто ждал его сочувствия, и каждый раз упирался в невидимую стену, хотя за время подготовки похорон мог бы уже привыкнуть. Эйден скорбел, но все равно не мог смириться с тем, что Рик теперь законный король.
До церемонии Милис успела совсем известись, ей было чертовски скучно одной, и она, проигнорировав весь свой такт и воспитание, побродила за кузеном немного – Эйден за это время оббегал весь высший круг, а потом навестил и барончиков помельче. Говорил про Рика обидные вещи, указывал на его происхождение… Но Эйдена так никто не поддержал, совершенно чудесно – Рик всем нравился. А теперь вот Эйден стоял по его правую руку и сосредоточенно покусывал костяшку пальца. Что он еще мог?
Милис было жалко их. Два ее самых близких человека не поладили, но, может, еще не все потеряно? В конце концов, ее Рик со всеми находил общий язык, а Эйден… Он же не оставит Рика без помощи и совета? Королевством не просто управлять вот так, без подготовки… От нее теперь едва ли что-то зависит.
Она ждала.
К полудню святой отец закончил читать молебен, тело, завернутое в белую с золотом и камнями парчу, отнесли в фамильный склеп и уложили в постель из срезанных в саду цветов. Каменная плита опустилась сверху почти беззвучно. Чуть ожившие гости, тихо переговариваясь, отправились в пиршественный зал, где до вечерних молитв пили отцовское вино и крепкие островные настои.
А она все ждала и ждала.
***
Милис не совсем поняла, чем заслужила небытие. С похорон миновала неделя, потом вторая, третья, и это было мучительно. Ее душа, как и тело, уже давно должна была уснуть, чтобы больше никогда не проснуться.
Всю жизнь она была скромно уверена, что заслужила видеть самые чудесные сны до конца времен, но даже если Милис и была слишком грешна для этого, то где тогда ее заслуженные кошмары? Что-то из этого должно было быть. Все знают – только оставленные без святых обрядов мертвые продолжают бодрствовать на этой земле, но при чем тут она?
Люди ее не замечали. Не видели в зеркалах, в тумане на утренних службах, Рик не чувствовал ее прикосновений, когда ночью она приходила к нему и тихонько ложилась в их кровать. Бедный Рик с головой ушел в государственные дела… Еще она ходила к святым отцам, сначала к тем, кого считала особенно благодетельными, потом уже ко всем подряд. Иногда Милис пыталась заговаривать с детьми, перебирала освященные четки на алтарях или двигать крохотные ритуальные подушечки и еще много чего из того, что только могут делать неупокоенные души, чтобы привлечь к себе внимание. Все без толку. Если бы мучения грешных душ были чуть менее конкретно описаны в священных текстах, Милис бы окончательно уверилась – то, что с ней происходит, эти мучения и есть.
Днем она бродила по замку и окрестностям, ночью пока побаивалась, хотя толком и не знала почему. Казалось бы, что еще плохого с ней может случиться? А если даже ее и разорвет какое-нибудь чудище из воплощенной тени, не будет ли ей от этого только лучше? Может тогда она наконец перестанет быть?
Рик и Эйден много ругались. По многим поводам. Если быть точнее, почти по любым. Только на одном прилюдно сходились – кто виновен в ее, Милис, смерти. Владетель королевства, что лежало западнее, по другую сторону гор, Его Величество Айтан Эстерский.
В этой воистину книжной истории он один остался всеми оскорблен: немного самой Милис, вдруг выбравшей юношу без земли, без славных корней и даже без самого мелкого титула, и куда больше – королем Касина, позволившим единственной дочери брак по любви. Айтан был так зол, что стоило ждать, право слово.
Рик и Эйден вдвоем фанатично допрашивали слуг, воинов, знать. Как удалось? Кто подвел? Кто не уследил? Через некоторое время Милис на их допросах почти скучала – толку от стараний этих двоих было бы несравнимо больше, если бы, оставаясь в одиночестве, они не принимались копать друг на друга. Они ведь теперь почти братья, не по крови, но по статусу, неужели так сложно поверить брату?
Милис уже давно знала, что это глупенькая Дот, по просьбе смотрителя покоев, налила в ее бокал вина крепче, чем стоило бы. Простого вина, что годами выдерживал в бочках отец, продегустированного и безопасного. Дот ведь не могла знать, что в утро того дня барон Фоксвальт-скряга, угостил королеву заморскими конфетами, разумеется, тоже попробовав их. В тот вечер, к слову, и он сильно напился, и потом неделю пролежал с расстройством желудка. Но выкарабкался, больно был здоровый. В отличие от Милис. А те конфеты ему продал давно знакомый купец. Потому как они были чудо как хороши и еще более прекрасно-дешевы. А уж кто, как и когда подмешал яд в сладость мог сказать, разве что, только Господь, потому как купец, так не вовремя уснувший, это сказать уже не сможет никогда. Но больше всего Милис печалило, что командующий замковой стражей, и в высшей степени не последней фамилии в свите еще ее покойного отца, готов был легко и бессовестно прикрыть все подозрительные совпадения в этой истории. Не от призрака, конечно, но кому Милис могла бы это рассказать?
***
Милис встретила Лейс, когда с деревьев уже опали все листья. Лейс слонялась по полю неподалеку от замка и подвывала, а выдала ее непроминающаяся под ногами жухлая трава. Говорить с Милис Лейс не хотела, но ведь могла, а Милис уже очень давно ни с кем не разговаривала.
Милис приглашала ее к себе, в замковый сад, где осенью с зимой было не так уныло, но Лейс не согласилась. Не желала уходить с поля. Десять лет назад она, испугавшись позора, закопала где-то здесь нагулянного первенца и больше не смогла родить. Или не успела.
Милис не стала настаивать. Она рассказала Лейс свою историю, но, кажется, женщину это совсем не интересовало. Впрочем, Милис было почти все равно. Она чувствовала себя кошмарно одинокой.
Она пробыла с Лейс до первых холодов, а потом полоумная баба ей окончательно надоела. Слушать ее непрекращающиеся рыдания, причитания, повторяющиеся раз за разом… Кто она, в конце концов, такая?
И Милис вернулась в замок.
Рик очень хорошо справлялся со всем, будто он был рожден для трона. Милис уже куда меньше переживала за него, но все равно неясная тревога не отпускала ее, когда она сидела с ним в тронном зале, ходила вслед за ним по темным вечерним коридорам. Что-то чужеродное поселилось в их доме. На собраниях, званых обедах Милис чувствовала чей-то, пробирающий до костей взгляд, если подобное вообще дано чувствовать, когда кости давно покоятся в фамильном склепе. Милис готова была клясться, странная тень скользит чуть в отдалении за ними с Риком, куда бы они ни направились, а на гобеленах то и дело проступают силуэты давно покинувших человеческий мир чудовищ. Только в посмертии Милис вдруг поняла, насколько в действительности недалеко от них всегда была проклятая равнина…
Рик хорошо справлялся с государственными делами, но все же он не был аристократом. Да, и такое случается… Бывало, и торговцы становились богаче баронов.
Рик никогда не мог обойтись без низких удовольствий, и теперь это разрывало душу Милис на части – смерть отняла у нее возможность объясниться. Рик захаживал в городские кабаки, разгоняя прочих посетителей гарнизоном охраны, ругался и смеялся по пустякам, обсуждал кобыл и заклепки на сапогах, без стеснения тискал гулящих девок… Милис знала, для мужа она мертва и траур давно прошел, но все равно смотреть вот так было больно. Она, конечно, могла бы уйти на вечер, на день или два, навестить Лейс или любимые клумбы под снегом в замковом саду, но… Она боялась отходить от Рика. Она боялась тех теней. Милис не могла знать, кто из них двоих им больше интересен, но если Рик… Может быть, он почувствует ее предупреждение? Ведь так бывает, в минуту опасности? А если тени следят за ней самой, может… И Рик как-нибудь поможет ей? Милис, пожалуй, всегда слишком верила в силу любви.
И она победила!
Однажды Милис вздохнула и поняла – тень исчезла. Растаяла, будто и не было ее. Милис даже не верила своему счастью: она оббегала все – от залов до комнат прислуги. Нигде ничего. Впервые со дня смерти ей дышалось так легко. Все же не так уж невыносимо ее нелепое посмертие. Быть может, Господь специально оставил ее без блаженного сна, чтобы она хранила Рика и их дом от тварей равнины? И она с этим справилась! И справится впредь.
***
А потом она узнала про яд. Западные острова славятся ядами – то был чистейший выдержанный яд из Кано.
Яд, приносящий долгую мучительную смерть.
Яд, которым смажут иглу портного Ансе и нож командующего замковой стражей.
Яд, которым через месяц убьют ее любимого.
Яд, рецепт противоядия от которого лейб-медик забудет, потому что так прикажет Эйден.
Который получит освободившуюся корону…
От бессилия Милис прорыдала в саду весь оставшийся день. Это было несправедливо: она обязана хранить Рика от нечисти, но едва ли сможет сделать что-то с обыкновенной людской подлостью! Возможно, она прорыдала бы и ночь, если бы липкий взгляд не оцарапал ей спину. Тот самый взгляд. Направленный на нее из глубокой тени под сросшимися в арку яблонями. И тогда она впервые увидела.
Глаза. Отразившие свет факелов, почти белые, с дикими точками зрачков. А заодно и всю оставшуюся тварь.
Ее передернуло. Милис медленно сползла с бортика садового фонтана и попятилась. Ее шелковые туфельки не оставляли следов на мокром снегу. Впрочем, когтистые лапы нелюди тоже. На фоне затухающего сумеречного неба оно почти терялось – кожа у твари была почти такая же темная и бесцветная. Впрочем, это совсем не помешало Милис оценить, что нелюдь выше, сильнее и, очевидно, намного быстрее ее самой.
Девушка мельком глянула на вход в часовню, темневший по ее правую руку громадой резных дверей с роскошным навесным замком. Все равно ведь не успела бы…
Ее и тварь разделял едва ли фонтанчик и узор плитки под снегом, когда тварь внезапно остановилась. И злорадно оскалилась.
– Сразу видно новичка в наших рядах.
Жутковатая голова скользнула набок, а за ней вслед длинные лохмы с наверченной на них пестрой дрянью.
– Ты же мертвая, дура. Двери тебе не преграда.
Милис, недослушав, метнулась под своды часовни, чтобы неожиданно для себя самой остановиться на полпути – тварь не двинулась с места. Оно, заложив руки за спину, с каким-то детским интересом пялилось на нее, а потом как ни в чем не бывало сказало:
– Хочешь совет, девочка?
Милис сглотнула.
– Колдуны слышат мертвых. Тебе нужен колдун.
– К-колдун?
– Ага, – тварь закивала, – ищи колдуна.
Милис пока мало понимала происходящее.
– Что ты такое? – уточнила она раньше, чем подумала о возможных последствиях.
Тварь ответила таким мерзким хихиканьем, что Милис пробрало до мурашек.
– Меня тоже не услышат. Только живого колдуна. Ага.
Девушка задумалась. Все святые отцы твердили – нельзя слушать нелюдь. И просить нелюдь, к которой, безусловно, относятся и колдуны, об услугах тоже. За такое Милис никогда не заснет и будет слоняться по земле до скончания веков…
Ее собеседник запрокинул голову в приступе беззвучного хохота. Наверное, для того, чтобы Милис рассмотрела у него во рту второй ряд зубов.
– Как хочешь. Не я же таскаюсь за своей несчастной любовью дни напролет так, чтоб даже не помереть нормально.
И тварь демонстративно развернулась, чтобы двинуться прочь.
– Стой! – вырвалось у Милис совершенно непроизвольно.
Она шагнула пару раз в сторону твари, пока ее взгляд неожиданно не уперся этому в нижнюю пару ребер. Которые, к слову, весьма четко просматривались, потому что рубашки на нем не было. Оно… Он издевательски наклонился к ней, как к маленькой и ровно так же, как какого-то ребенка, спросил:
– На каких языках ты говоришь?
Милис опешила.
– Зачем тебе это?
– Я – на всех.
Девушка смотрела на него непонимающе и тварь как-то по-человечески устало вздохнула.
– Думаешь колдуны вот так сразу кинутся учить твой язык, чтобы иметь счастье поговорить с тобой? Да? Я бы на это посмотрел. А пока они выучат, твой ненаглядный, наверное, уже окажется за гранью. Тогда колдун и не понадобится, – и он заржал, хотя Милис никогда не подумала бы, что так ржать может кто-то не являющийся лошадью.
– А нет такого колдуна, чтобы уже говорил? Желательно где-нибудь неподалеку?
В какой момент она окончательно решилась на такое сумасшедшее действо, как болтовня с нечистыми, она даже уже и не помнила. Просто знала, что не простит себе смерти Рика. и сделает все, даже если ей придется расплатиться за это своим вечным покоем.
– С тех пор как мой народ покинул мир, сильное колдовство стало удивительной редкостью, – по твари невероятно сложно было определить, огрызается он или ухмыляется, и Милис на всякий случай старалась держаться от него на некотором расстоянии, сколько бы непринужденно оно ни старалось себя вести. – Можешь сходить к королю Ардагана. О его могуществе ведь сказки рассказывают, да девочка? Он знает языки всех княжеств, на которые положил глаз, стало быть, и твоего должен…
Милис дернулась у своего края фонтана. А нелюдь как ни в чем не бывало расхаживал, изящно повиливая тонким хвостом с кисточкой, какие еще иногда рисуют чертям на церковных фресках, и продолжал.
– Но Рэм, конечно, говорить с тобой не станет, он совсем ни с кем не говорит – боится, лапонька. Столько людей отправилось на тот свет по его прихоти, что весточки оттуда ему совсем не нравятся.
– А есть кто-то сильный, кроме кровавого тирана и узурпатора? – без интереса спросила Милис, беседа с тварями равнины, славящими своего господина, не доставляла ей удовольствия.
– На континенте ты имеешь в виду? – гад злорадно осклабился. – Есть ещё пара отшельников. Один даже монах. Святой человек, между прочим. Поговорить с тобой, они поговорят, конечно, может, даже посочувствуют тебе, бедняжке. Только не думай, что смогут что-то сделать. Им до твоего двора слишком уж далеко. А вот если хочешь что-то посущественней, один придворный маг в Кано…
– Ты смеешься надо мной? Либо проклятая равнина, либо проклятые язычники на другом конце света?
Тварь снова расхохоталась, и Милис поняла, что над ней действительно издеваются. Почему-то наводящие ужас кровожадные чудовища это куда менее страшно и обидно, чем чудовища над тобой смеющиеся.
– Лети в Ардаган, душенька. Есть там кое-кто…
***
Милис прошлась невесомым шагом по ажурным залам, насквозь продуваемым холодным и сырым океанским бризом. Замок Ардагана был странным, как и все на равнине, кружева белого камня перетекали в толстые стены нетесаного темного булыжника и снова в кружева. Сказочные и роскошные комнаты сменялись кельями-клетушками, и почти везде было пустынно. Иногда ей попадались люди-тени в богатых одеждах, и она даже не пыталась выяснить, живые они или мертвые. Может, так проклятая равнина действует на ее жителей, кто знает? А еще Милис казалось, что из всех темных углов на нее смотрят такие же твари, как та, которая ее сюда послала, и она едва держалась, чтобы не убежать прочь.
Милис вслушивалась в разговоры, старалась уловить нужное ей имя и бродила по чужим указкам. Колдун нашелся нескоро, но хотя бы нашелся.
Запертые двери, стража и прочие мелочи теперь ее не смущали. Но вот колдун оказался не совсем таким, каким она себе их представляла. Вернее, совсем не таким. Милис мельком подумала, что, вполне возможно, что-то из разговоров она не так поняла и навестила совсем не того.
Он был молод. Кажется, даже моложе нее. Его большие глаза по-детски грустно блестели, а длинные чёрные волосы были собраны в очаровательно растрепанную косичку, утекавшую за мягкий бархатный воротник чего-то домашне свободного. Не колдун, а так, колдунишка. Мажонок.
Он увлеченно что-то писал за огромным деревянным столом, и на Милис не посмотрел. Она подошла поближе и сказала.
– Добрый день.
Мажонок дернулся, но не оглянулся.
– Мне нужно, чтобы вы кое-что передали моему мужу.
Конечно, Милис могла бы быть и поучтивей, тем более она была страшно рада, что кто-то из живых ее слышит, но она и так потратила целый день на его поиски, а ее Рик все еще был в опасности.
Когда колдун наконец повернулся в ее сторону, с его лица уже испарилась все мягкость. Глаза стали черными острыми стекляшками, как у всех колдунов.
– И как ты меня нашла? – совершенно бесцветно спросил он.
Милис на мгновенье стушевалась, но быстро взяла себя в руки.
– Я королева Касина. Прошу вас обращаться ко мне…
Колдун едва заметно закатил глаза, но, возможно это ей только показалось.
– Я принц Лоана, и, если твои, королева, учителя получали свой хлеб не просто так, ты должна знать, моя семья в последнее время мало внимания уделяет этикету. Репутации, знаешь ли, не вредит.
Конечно, слышала Милис, сколько в нынешнем короле истинной крови Лоанской династии, а в его отпрысках, наверное, и того меньше. Даже править среди людей богоотступники не рискнули, сбежали за горы на равнину. Колдуну она это, правда, говорить не стала, но он и сам не продолжал, а вместо этого нервно вертел кончик косы.
– Это ведь Каро, гадина слабоумная, тебя привел?
Еще бы Милис знала точно, кто такой Каро. Колдун махнул рукой.
– Говори, что тебе надо и исчезай отсюда. Отвлекаешь.
– Мой муж, Рикард Касинский в опасности, ты должен его предупредить.
Колдун впечатленным не выглядел, никаких других эмоций на его лице тоже не отразилось.
– Его корону хотят захватить. – уточнила Милис.
Колдун задумался и со странными интонациями спросил:
– А может оно и к лучшему?
Милис задохнулась от такой наглости. Да как он смеет?! Она снизошла до общения с нечистым рискуя собственным вечным сном, а он… А он! И уж не ему-то судить о том, кто достоин носить корону, а кто нет! Сыну бастарда и военного трофея!
Должно быть, Милис могла показаться колдуну слишком разгневанной, ну и пусть!
– Ладно, – вредный мажонок отложил тонкий бумажный лист, на котором писал до этого, – Твой обожаемый читать-то умеет?
– Конечно, как иначе!..
– Да есть у меня некоторые основания в этом сомневаться.
Маг с выражением безнадеги огляделся вокруг и глубоко вздохнул.
– Значит: “О, храбрейший и осененный славой Рикард, сын…" кого-нибудь… кого? Как звали его отца?
Милис молчала.
– Ты, единственная наследница Касина, вышла замуж за человека и даже не спросила, кто его родня? – Колдун легко улыбнулся. – Славно. Может у него в роду были одни душевнобольные и убийцы?
Милис задумчиво потерла носик.
– Странные вы. И легкомысленные. Совсем расслабились. Не удивительно, что отец смог завоевать всю долину…
– Ну, Рик как-то говорил мне, что в его семье младший брат родился странненьким, был себе на уме и вообще дурачок – звонко стукнувшийся о пол деревянный стерженек на секунду сбил Милис с мысли. Колдун медленно поднял его и снова обмакнул в чернила. – Но будь что-то серьезное, Рик бы мне сказал! Не сомневайся. А что до остального, – в ее голос вплелись правильно-королевские поучающие нотки – пользуясь грязным колдовством, кто угодно бы смог завоевать кучу земель!
Колдун откинулся на спинку кресла и некоторое время смотрел в окно, а потом вид у него сделался таким благостным, что Милис стало страшно.
– Нам ведь нужно написать в письме что-то особенное, что знаешь только ты. Чтобы твой чудесный Рикард поверил, да? Придумай что-нибудь такое. Может имя его первой женщины? Заметь, не говорю, что любви, любовь-то, конечно, у нас ты. Или что-нибудь о доме, в котором он вырос…
– С чего ты взял, что у него до меня были женщины? Он не говорил. А о доме… Это скучно, и кто угодно может знать!
– Но ты не знаешь, – колдун уже откровенно посмеивался. – Как вы такие чудесные только нашлись?
– Мой батюшка отправился на охоту и взял меня с собой. Было скучно, и я пошла прогуляться. Потом одна из моих фрейлин увидела странного кролика… с рогами. И мы побежали за ним. Эта штука у Рика жила или приходила изредка. Не знаю, как он его выдрессировал. Он еще его в замок утащил, чтобы показывать... А потом Рик сказал, что ему нужно найти златоцветный вьюн для любимой овечки, и я тихонько сбежала, и мы долго-долго гуляли по цветущим поля…
– Достаточно! – маг замахал руками – Не хочу это слушать. Раз тебя ничего не смущает, значит, не смущает. Златоцветный вьюн, к слову, скоту нельзя, это ядовитая трава. И я уж молчу, что к началу лета он отцветает.
Милис злобно сдунула выбившийся из прически локон.
***
Рик сидел рядом, подобрав под себя ноги и заразительно смеялся. Как всегда, придворные правила его невероятно веселили. “Все эти глупые поклоны и целование рук”. И еще то, что Милис, даже став королевой, не смогла бы осудить обругавшего Рика в прошлый обед дурного вояку только потому, что тот присягал не королю, а какому-то мелкому барону. “Неправильно это. Королеве должно быть все позволено!”, и Рик снова заливался смехом.
На прогулках его длинные, до плеч, кудри развевал душистый и теплый ветер. Никто из молодых людей в окружении Милис не носил длинных волос, но она встречала такое в балладах. В те времена, когда долина Лоан еще была единой страной, такое считалось жутко модным... Короли вплетали в волосы драгоценные украшения, чтобы они меркли на прядях цвета чистейшего золота. Красивая традиция, жаль у Рика волосы совсем черные – ни капли благородной крови. Но все равно было в этом что-то таинственно-влекущее.
Он быстро научился сносно читать. Удивительно быстро. Оказывается, его отец слыл человеком образованным. Настолько образованным, что самостоятельно вычеркнул старшего сына из завещания, и теперь Рик странствовал по миру, изредка оседая где придется.
Он мог справляться с книжками сам, хотя куда больше Рик любил слушать ее. Милис читала ему исторические хроники, легенды… Больше всего ему нравились повести о сражениях и великих битвах – мальчишки. Им лишь бы подраться.
Рик умел за себя постоять. Даже не имея при себе ничего из серьезного оружия. Милис помнила, как он голыми руками одолел завравшегося оруженосца сэра Эспера и нож ему там не помог. Потом, правда, несчастный разглагольствовал о своей чрезмерной усталости в тот день и слишком крепкой выпивкой, но кто бы ему поверил... Рик говорил, что он мечтает научиться биться на мечах, как благородные, и Милис даже отвела его к учителю фехтования – через пару недель старик в нем души не чаял, клялся вечным сном, что за многие годы у него не было ученика талантливей, а отец Милис устало скреб подбородок с редкой седой щетиной и почему-то хмурился.
Рик выбирал себе самые красивые наряды, хоть был и не был в этом опытен. “Я и думать не мог, что одежда может быть такой яркой” Его предпочтения были странны, как и многое в нем, но, пожалуй, по-своему интересны. Он всегда откуда-то знал, что ему будет к лицу. И он производил впечатления на дам, со временем даже на знатных. Отец Милис ненавязчиво предлагал ему пару любопытных партий, гарантировавших богатство, принадлежность к славному роду и титул. Но Рик отказывался. Ему было не нужно ничего из этого.
Рик никогда не засматривался на трон. “Большое кресло, а столько мороки”. Но зато он не мог отвести глаз от Милис.
Рик, кажется, совсем не умел отступать и, в конце концов, подкупил этим старого короля. И года не прошло, как он перестал гнать Рика прочь со двора. Рик и был талантлив и король это признал. Все признали. Тогда даже Эйден Рику благоволил. А ведь они, кажется, даже были приятелями…
У Рика было что-то врожденное, наверное. Он знал, что сказать, когда сказать. Его слова всегда попадали в цель. Он всегда оказывался там, где следовало. Отцу только не хватило времени это до конца принять. Тогда он не позволил Милис быть с Риком, но если бы подождать чуть больше… Если бы отец не умер…
Весь первый круг не посмел ей возразить. Но они бы и не стали, Рик им так нравился. И он стал ее мужем.
У Милис было объяснение. Почти любой странности. Она знала, что Рик никогда не боялся теней по углам. Он говорил на местном наречии с интересным акцентом. Он как-то признался, что родился там, на земле, где уже много веков не ослабевает тьма. Равнина. Его странные понятия о моде, незнание растений и птиц, что радуют своими трелями каждую весну. На проклятой равнине ведь не встретишь ничего, кроме чудовищ. Он искал лучшую жизнь, всего лишь.
И нашел. Никому нельзя было знать его родины – их самая большая тайна. Будущий король не должен был опорочить себя знакомством с колдунами.
Милис сама так решила. Колдунам не место на троне.
***
“О, Рикард, чистейшее из сердец, – тихо шуршал стерженек по бумаге. У колдуна был роскошно-красивый почерк, вот только Милис не до конца понимала Лоанский. Впрочем, Рик должен разобрать, – да длится правление твое долгие годы и не опорочит тебя злая людская молва, услышь недостойного тебя глупца и богоотступника. Не смею указывать тебе и пишу лишь по указке покойной твоей супруги…”
– Так… отравят его. Через сколько?..
Милис глубоко вздохнула, будто ей все еще нужен был воздух.
– Два месяца, не раньше
Колдун усмехнулся.
– Точно дойдет? – без интереса уточнила девушка – В руки?
– Я отправлю свою птицу, можешь полететь за ней и посмотреть, кому она передаст письмо. Это создание магии, никто, кроме твоего Рика, не сможет ничего у нее забрать.
– Славно.
И колдун выпустил свою тварь в окно.
И почему-то не стал спрашивать у Милис, куда стоит доставить письмо.
***
Девушка провожала птицу взглядом, пока та не исчезла из виду, а колдун красноречиво смотрел на нее. Впрочем, Милис уже было плевать, что она кому-то доставляет неудобства.
Начало вечереть. Зашла пара тихих служанок, в полном безмолвии они зажгли свечи и накрыли стол в дальнем углу, а Колдун все продолжал сверлить взглядом невидимую для всех Милис. Она невольно усмехнулась сама себе. “Что вообще может навредить репутации этой семьи?”
Она не знала, что будет делать, и простояла на месте еще долго, если бы из тени в углу нагло не выплыло что-то очень знакомое и гадкое. Милис снисходительно кивнула.
– Каро, я полагаю? Рада знакомству.
Лицо твари внезапно исказилось, но хуже выглядеть он от этого не стал. Хуже было особо некуда.
– Это Тэ, – тихо пояснил колдун, – Каро второй.
Милис дернула плечами. Любят же колдуны всякую мерзость.
Тэ наградил девушку ответным презрительным взглядом и снова исчез где-то в темноте.
– Тэ не любит говорить с людьми. И не посылает ко мне всякие дурные души… И Каро ему не нравится, так что ты его обидела, – в голосе мага впервые за их короткое знакомство послышалось что-то отдаленно напоминающее тепло.
– Где ты их только таких нашел?
– Они здесь всегда были, еще с тех времен, когда людей и в помине не было. Давно уже скучают, бедняги, но слишком обиженные. Можем, конечно, еще поболтать об эльфах и мировой истории, моя любимая тема, кстати, но мне кажется, тебе будет полезнее узнать кое-что другое.
– Эти твари тебе докладывают, точно?
– И не только они, милая Милис. О, если бы люди знали, на что способна магия, нас, полагаю, ненавидели бы ещё больше.
– Ты что-то хотел мне сказать?
– Да. Ты все еще можешь уйти за грань. В смысле перестать слоняться призраком. Отпусти жизнь.
Милис снова уперлась взглядом в окно, где ночное небо незаметно перетекало в океан.
– Впрочем, если у тебя все еще есть, ради чего существовать, то… на здоровье.
И колдун снова принялся за свои бумаги.
***
“О, чистейшее из сердец,
Счастлив сообщить, что твоя ненаглядная супруга нас окончательно покинула.
Все-таки занятный она случай, обычно такие долго и уныло затухают без смысла жизни, но здесь, даже не знаю. Как самоубийство. Однако, оно и есть. Пришла в последний раз уже после того, как ты сломал лорда Эйдена, точнее, уже не лорда. Неважно. Интересовалась, когда она должна была исчезнуть по нашим планам. Я, конечно же, постарался ее успокоить… Ее прекрасный муж вовсе не хотел ее смерти, как ты там сам говорил, “она пока меня забавляет”?
Что меня крайне печалит, так это то, что перед тем, как уйти за грань, эта мерзавка натравила на меня какую-то несносную плебейку. Теперь она завывает тут без отдыха и какого-либо смысла, и я совершенно не представляю, как от нее избавиться. Дура хочет, чтобы я помог оживить ее ребенка. Оживить, подумать только! Впрочем, нет предела людской глупости. И кто бы мог подумать, что после твоих выходок я еще смогу такому удивляться.
До сих пор не верю, что все удалось. Ты ужасен, Рик! Я же писал тебе про крестьянский быт! Я писал тебе, что можно говорить. У тебя были готовые реплики, Рик! Знаешь, как долго я вникал во весь этот мрак исключительно для того, чтобы все смотрелось правдиво? И после всего, ты мимоходом роняешь про какие-нибудь желтые вьюнки! А если бы принцесса смыслила в чем-то кроме рыцарских романов? Не думал? Вот уж два сапога пара. А тебе к тому же еще хватает совести болтать обо мне дрянь за глаза. Дурачок у нас в семье только ты.
К слову, твои… похождения... Не все из того, что ты вытворял у нас, стоит демонстрировать непосвященным людям. Дались же тебе эти кабаки. Подумай о репутации.
И, призываю всех островных богов себе в свидетели, если ты не вернешь мне рогатого зайца, ни одного письма от меня ты больше не дождешься. Вон, пусть Эйден тебе советы дает. Тэ и Каро мне расскажут, как ты прекрасно с ним справишься. А может быть, я даже сам посмотрю глазами поделок, думаю, оно того стоит. Так что уж поищи какое-нибудь другое развлечение для своих шлюх…
Дома все прекрасно, если тебя это интересует. И не спрашивай, пожалуйста, нет, Риза, не пишет. И мы все с нетерпением ждем того дивного времени, когда эта блажь у тебя наконец-то пройдет. Радуйся лучше тому, что имеешь. (Слышал я про твой бордель). А еще слышал, что народ Касина не слишком воодушевился о того кровавого зрелища, что ты устроил с заговорщиками. Прошу тебя, помни, почему отец не отдал тебе корону Ардагана. А свою крепче держи в руках.
Жду ответа с моим зайцем, дорогой брат.