Конец августа дышал прохладой, по коже бежали мурашки. Лето, жаркое и яркое, уже сдавало свои позиции и по утрам в воздухе висела полупрозрачная, серебристая дымка, насквозь пропахшая влажной землей.


Женщина средних лет в легком полуприлегающем платье стояла у открытого окна и пыталась вдохнуть в себя эту невозмутимую тишину, но спокойствие не приходило. Вместо него под грудью, у самого сердца, трепетала маленькая, черная бабочка тревоги. Ничего не предвещало беды. Деревья шумели листвой, а где-то в вышине звенели жаворонки. Всё было так, как должно быть в это утро.


— Мам, ты скоро там?


Голос маленького мальчика нарушил данную иллюзию покоя, вырвал даму из собственных мыслей, заставляя обернуться на золотистую макушку.


— Да, сынок, сейчас отправимся.


Хрипло вырвалось из уст женщины, после чего на лице той появилась легкая улыбка. По-матерински нежная, с послевкусием грусти.


Утро на базарной площади было шумным, в тенистых переулках гудели голоса торговцев, смешиваясь с ароматом свежеиспеченного хлеба, спелых персиков и пряных трав. Солнце уже припекало макушки, обещая знойный день.


Пятилетний мальчишка крепко держал маму за юбку, его большие глаза старались ухватить сразу все: вот бабушка с корзиной сладких ягод, вот старик с оживленными цыплятами в клетке, а вот — заветный прилавок, с которого мама всегда покупала ему леденец в форме петушка.


Сегодня мама была какой-то особенной. Она шла быстро, почти не останавливаясь, не торгуясь с привычным азартом. Ее пальцы, сжимавшие его ладонь, были холодными, хотя на улице было тепло. Она купила ему петушка, и счастливый малыш принялся его слизывать.


— Стой тут, совсем немножко, — ее голос прозвучал над самым его ухом, непривычно тихо. — Я сейчас. За хлебом схожу, ты тут побудь.


Он кивнул, уткнувшись в сладкую карамель, даже не взглянув на нее.

Он стоял так, кажется, очень долго. Леденец скоро кончился, осталась лишь гладкая палочка, которую он какое-то время не выпускал из рук.


Мамы не было.


Светловолосый мальчишка встал на то самое место, где она его оставила. Минуты текли, становясь все тяжелее и непонятнее. К нему подошла чужая тетка, спросила, не потерялся ли он. Тот лишь молча качал головой, сжимая в кармане пустую палочку от петушка. «Нет, — упрямо думал он. — Мама сказала ждать. Она придет».


Но щемящее чувство холода подступало откуда-то изнутри, к горлу подкатывал тяжелый комок. Он прижался спиной к прохладной стене лавки и замер, стараясь не плакать. Только мальчик прикрыл глаза, как прямо над ним прозвучал грубый мужской голос. Пушистые, пшеничного цвета ресницы тут же распахнулись и пара огромных, практически черных глаз уставилась вверх.


— Эй ты! — Малыш растерянно заморгал. — Где твоя мама? Или ты сирота у нас? Сбежал из приюта, хулиган?!


Мерзко произнес длинный худощавый мужик по злому усмехаясь, пока чужая крупная ладонь не упала ему на плечо. Это был его, по всей видимости, напарник. На голову ниже, но куда крепче. «И лицо не такое злобное» про себя подумал мальчик.


— Не похож он на сироту, отведем его к хозяину, тот решит что с ним делать. — коротко произнес мужчина.


Сердце пятилетнего мальчишки забилось куда чаще, мама рассказывала ему, что если гулять одному по городу, можно напороться на контролеров, а те с легкостью забирают маленьких деток к их хозяину. Что с малышами происходит после, никто не знает. Детские глазки тут же намокли, неужели мама взяла и оставила его? Оставила лицом к лицу с этим суровым миром? Мальчик не мог поверить. Собрав всю свою волю в кулак, юный сорванец рванул куда подальше, храня в своем детском сердце надежду.


— Я найду её. Наверное мама увлеклась покупками. Я найду её и мы вместе отправимся домой. Домой, хочу домой. — тихо шептал под нос он, не замечая слез, что текли по его лицу. Пока кто-то крепкой хваткой не сжал его тоненкую сорочку. Это был контролер. Тот, противный. Он схватил мальчика за воротник и швырнул его на землю.



На втором этаже длинного помещения находился кабинет. Воздух здесь был другим — густым, спертым, пропахшим пылью, старыми деньгами и сигарами. Не было ни запаха специй, ни свежего хлеба, только тяжелая, давящая тишина, изредка нарушаемая скрипом пола.


Мужчину, сидевшего за массивным дубовым столом, все здесь звали хозяин или Синьор Арман. Он откинулся на спинку кресла, разглядывая принесенную ему «проблему». В его глазах, холодных и усталых, не было ни капли интереса. Еще один беспризорник. Еще одна мелочь, отвлекающая от дел.


Мальчика, которого чуть не волоком дотащили охранники, поставили перед столом. Он был перепачкан пылью, на коленке проступала ссадина от падения, но он не плакал. В его огромных, почти черных глазах плескался животный ужас, но сквозь него пробивалось упрямство. Он сжал кулачки и пытался дышать ровно, как взрослый.


— Нашли на рынке. — доложил один из охранников. Арман медленно провел рукой по лицу. Его взгляд скользнул по грязной рубашонке, по светлым, пшеничным волосам, испачканным в пыли, и задержался на лице. На этом детском, испуганном, но удивительно знакомом лице.


В груди что-то ёкнуло. Глухо и болезненно.


Перед ним вдруг возник не этот перепуганный малыш, а другой мальчик. С такими же светлыми волосами и огромными глазами. Тот смеялся, сидя на плечах у своего отца, Марко. Его старого друга. Его брата, которого он не спас.


«Присмотри за ним, Арман. Если что…»


Он дал слово. А потом… потом было слишком больно смотреть на этого мальчика, в котором угадывались черты погибшего отца. Слишком больно вспоминать. Он отослал вдову с сыном подальше от этого мира, от рынка, от себя, посчитав, что так для них будет лучше. Считал, что сдержал слово, обеспечив их деньгами. И с тех пор старался забыть. Не вышло.


И вот судьба, словно насмехаясь, подкидывает ему другого мальчика. С такими же глазами. Такими же светлыми волосами. Так же одинокого и преданного.


Холод в его глазах растаял, сменившись чем-то тяжелым и неподъемным — грузом лет, ошибок и внезапно нахлынувшей ответственности. Это не было совпадение. Это был знак.


— Как тебя зовут? — его голос, обычно металлический и резкий, стал тише и мягче


Мальчик вздрогнул, не ожидая вопроса. Он промолчал бы, сжался бы в комок от страха, но что-то в лице этого грозного мужчины вдруг показалось ему… не таким уж страшным.


— Энцо, — прошептал он едва слышно, и имя прозвучало в тишине кабинета как выстрел.


Он медленно поднялся из-за стола. Его тень накрыла мальчика. Энцо отшатнулся, но босс не сделал резких движений. Он подошел и, к изумлению охраны, опустился на одно колено, чтобы оказаться с ребенком на одном уровне.


— Энцо, — повторил он, и в его голосе впервые за много лет прозвучала не повелительная нотка, а что-то иное. Твердая решимость. — Всё в порядке. Ты в безопасности. — Он посмотрел на ошарашенных охранников.


— Уйдите и закройте дверь. —Те молча кивнули и удалились.


Арман снова посмотрел на испуганного мальчика. — Мы попробуем найти твою маму — прямо сказал мужчина. — Но если не удастся. — Он легонько коснулся рукой светлой макушки волос. — Я позабочусь о тебе, обещаю.


….


Прошло четырнадцать лет. Мать мальчишки так и не нашлась, а рынок все так же шумел, гудел и благоухал, лишь краски стали чуть-чуть другими, а старые лица сменились новыми. Власть здесь по-прежнему держал один человек. И у этого человека было теперь свое самое уязвимое место и как поговаривали его самая большая гордость.


Энцо.


Он шел по центральному проходу и все расступались перед ним. Высокий и крепкий девятнадцатилетний Энцо двигался размашистой походкой. Его все те же пшеничного цвета волосы были небрежно отброшены со лба, а в уголках темных глаз затаилась привычная насмешка. На нем была дорогая, но потертая кожаная куртка — подарок Армана. Рядом ковыляли двое его «друзей» таких же молодых контролеров, которых Арман когда-то приставил к мальчику в качестве охраны.


— …так я ей и сказал: «Дорогая, если ты думаешь, что я буду бегать за тобой, как тот ухажер-поэт, то ты сильно ошибаешься» — Энцо громко смеялся, размахивая руками, и его смех был таким же заразительным и властным, как и взгляд.


— И что, поверила? — хрипло хихикнул его друг, переставляя ноги в тяжелых ботинках. Энцо вот уже собирался выдать очередную язвительную фразу, однако взгляд упал на нищенку. Невысокая женщина приятной наружности, однако в отвратительно грязной, местами оборванной одежде.


— Сынок, подай на еду. — вытягивая дрожащие руки, произнесла нищенка, а затем подняла взгляд на юношу. Блондин тут же подозрительно прищурился, больно знакомым показалось ему лицо. В голове начали всплывать воспоминания из далекого детства. Абсолютно мутные, почти не уловимые, но внутри что-то заставило болезненно сжиматься.


— Чего встал, Энцо, пойдем уже. — недовольно выкинул первый сопровождающий, второй же демонстративно зевнул, показывая все свое безразличие к данной женщине.


— Энцо? — в ее глазах появился огонек надежды. Глаза, что безжизненно были уставлены в пол, забегали по лицам молодых людей. — Так звали моего сына. Вы похожи на него… — она хотела продолжить, но блондин тут же тяжелым ботинком пнул первый попавшийся камень и осмотрел женщину ледяным взглядом.


— Мне не интересно. Попрошайкам не место на моем рынке, уберите ее.

Бросил он сопровождающим его контролерам, а затем уверенным шагом направился вперед, оставляя женщину с горстью сожаления, отчаяния и боли. Он все понял. Понял тут же, как увидел, однако ей больше не было места в его жизни. Мать была мертва для него. Все эти дни, месяцы и годы юноше было гораздо легче верить в эту правду.


— Она не стоит и крупицы моего внимания. — проворчал себе под нос.


Его сердце, когда-то горячее и отзывчивое, теперь было заковано в непробиваемую черную скорлупу. Он сам выковал эту броню из колких шуток, показного цинизма и готовности ударить первым. Чувства были слабостью для него.


Иногда, по ночам, когда шум рынка затихал и оставалась только тишина, ему чудился слабый стук изнутри. Одинокое, заглушенное сердцебиение того самого мальчика, но Энцо лишь глубже закутывался в одеяло, глушил этот стук мыслями о развлечениях.

Его душа стала неприступной крепостью и самый главный пленник в ней был он сам.

Арман стал хорошим отцом, но ту дыру, что оставила мать в детском сердце, ему так и не удалось заполнить.


Очередная бессонная ночь, когда истинная суть Энцо рвалась наружу. Чувства когда-то маленького мальчика желали получить хоть какой-то отклик, они больше не могли оставаться в стороне.

Юноша вертелся на белой простыне в попытках уснуть, однако в голове без конца всплывали слова нищенки, её взгляд. Кажется, Энцо разглядел в нем крупицу любви. Он хотел бы взглянуть на нее снова. Взглянуть, и задать один единственный вопрос: «почему она так поступила с ним четырнадцать лет назад?»


— Решено.



Энцо стоял у массивного дубового стола в кабинете Армана, его пальцы бессознательно впивались в полированную древесину. Воздух, густой от запаха старых денег и дорогих сигар, внезапно стал невыносимым.


— Я видел её, — голос Энцо прозвучал низко и хрипло. — Я должен кое-что спросить. Прошу, Арман, найди мою мать.


Арман, откинувшийся в своем кресле, смотрел на него усталым, тяжёлым взглядом. Он тяжко вздохнул, проводя ладонью по лицу, словно стирая с него маску непроницаемости.


— Энцо, некоторые двери… — начал он, но юноша резко перебил его.


— Прошу. Это последняя моя просьба.



Поиски заняли несколько дней. Дни, которые Энцо прожил в сумасшедшем напряжении, метаясь по своей комнате, представляя себе эту встречу. Он оттачивал слова обвинения, готовил взгляд, полный презрения. Он давал волю чувствам, которые так долго держал взаперти, и эта щемящая, болезненная надежда пустила ростки в его душе, едва он разрешил ей это.


Когда Арман снова вызвал его в кабинет, лицо синьора было каменным. Он не предложил сесть. Просто произнёс коротко, выверено, как приговор:


— Её нет. Она умерла пару дней назад.


Мир под ногами Энцо перестал существовать. Он не рухнул с грохотом, а просто растворился, как дым. Все его приготовленные слова, вся ярость, вся боль — всё это повисло в пустоте, бесцельное и ненужное. Юноша стоял, не чувствуя пола, не слыша собственного сердца. Только что он позволил себе шанс, крошечную щель в своей броне, и теперь всё разрушилось.


Он не помнил, как вышел и как дошёл до кладбища на окраине города. Это было заброшенное, неухоженное место. Он шёл по узким тропинкам, пока не нашёл его. Простой камень без фотографии. Только имя. Та самая женщина с рынка, нищенка с глазами, полными надежды, которую он оттолкнул, лежала здесь. Под холодной землёй. Молча.


Энцо медленно опустился на колени на влажную, колючую траву. Его гордые, надменные плечи содрогнулись от первой, тихой спазмы. Потом ещё одной. И вот уже могучий Энцо, наследник Армана, гроза рынка, беззвучно рыдал, уткнувшись лбом в шершавый, холодный камень. Слёзы текли по его щекам, оставляя солёные дорожки на пыльном граните. Он не мог поверить в эту жестокую, абсолютную несправедливость.


Его мучила не только смерть. Его терзала мысль, что он опоздал. Навсегда. Что он так и не успел спросить. Не услышит её голоса. Не увидит, как дрогнут её глаза в ответ на его боль. Он остался один с монологом, который теперь никогда не станет диалогом. Все «почему?» остались висеть в холодном осеннем воздухе.


Он сидел там до самого вечера, пока сумерки не начали сливать воедино очертания могил и деревьев. Его история, история его поиска и его боли, нашла свой конец здесь, у безмолвного камня. В тихом, всепоглощающем отчаянии одиночестве….

Загрузка...