Сказочная страна

🎄⭐🎄⭐🎄

— Пиши, — говорит мама, — повесть будет называться «Мёртвые души».

Я усмехаюсь: повесть! Нет, мыслью по древу растекшись, конечно, можно и повесть дожать. Но так-то это рассказ. Рассказишка. Сказец.

⭐⭐⭐

Сказ начинается осенью 2010 года. В начале лета, сдав экзамены и пережив драконовские Отечественную историю и (Повсеместную) философию, я перевожусь на второй курс МГУП («П» — это, значит, «печати»). Факультет издательского дела и журналистики.

И если с журналистикой в стране ещё где-то как-то шатко-валко, то с издательским делом… Ну да не об этом речь.

Московская осень набирает обороты и рушит барометры. Начало октября: плотная куртка, перчатки, мечты о глёге с корицей и горячих финских парнях. Я читаю на лекциях Герберта Уэллса и пишу историю о попаданце в Quake II. В перерывах слушаю Stratovarius.

По универу проходит слух: третьекурсников снимают с занятий и вербуют на перепись населения. Вздыхаем: везучие.

К середине месяца выясняется, что ребят с третьего курса не хватает. Бросают клич по второму, требуют добровольцев. Вызываемся с парой девчонок. Не оттого, что греют душу санкционированные прогулы, — любопытно же, что за движ. Ещё, вроде как, денег за это обещают — ну а деньги лишними не бывают.

Плохо, что нас распределили по разным участкам: мы-то рассчитывали, что будем все вместе, а вышло так, что поодиночке.

Ещё хуже, что район нам достался, прямо скажем, неблизкий: Бескудниковский, который мама тут же окрестила паскудниковским (не со зла, по приколу; и, думаю, не она первая). Это иногородним хорошо: у них общежитие на улице 800-летия Москвы, а я от Водного Стадиона наездилась на маршрутках-автобусах.

Сейчас туда метро, вроде как, дотянулось — а тогда «если бы»…

Прихожу в первый день на участок нарядная, в малахитовом мамином свитере (ему нет сносу, он до сих пор жив, но в тёплой Италии почти не у дел). То для меня первый день, а для других уже пятый-шестой.

Выдали мне твёрдую синюю сумку сродни почтальонской и кипу бумаг. Начали было показывать, как их заполнять, да махнули рукой — сказали, проще разобраться в поле.

«В поле» — так, значится, окрестили походы по домам.

Ну, в поле так в поле. Застегнули мы с более опытной напарницей куртки, сумки на плечо закинули — и на выход.

Напарница высокая, светловолосая третьекурсница. Она на этой переписи трудилась с самого первого дня и уже прекрасно освоилась. Звали её… ну, скажем, Лена.

Бойкая девчонка, не в пример застенчивой мне. Трезвонила в домофон, гордо подняв голову и комкая за щекой мятную жвачку.

— Отк’гойте, пе’гепись!

Француженка, да и только.

Открывали, сразу скажу, не всегда, но чаще относились с пониманием.

Тогда начинался рейд. С верхних или нижних этажей, уже не упомнить. Мы заходили в квартиры обязательно в паре, для подстраховки. Одна задавала вопросы, вторая фиксировала ответы. Поначалу Лена не торопилась, предупреждала жильцов, что в деле стажёр, и шаг за шагом показывала мне, как заполнять анкеты.

Там самая большая заковырка была с домохозяйствами на квартиру. Полагалось спрашивать, одним ли домохозяйством в доме живут, что ожидаемо вызывало ступор, но добавляло действу солидности. Потом пояснялось, что имеется в виду раздельный или совместный бюджет — но между собой мы уже договорились, что будем каждую квартиру заносить в одно домохозяйство, чтобы не заполнять лишние графы и не усложнять себе жизнь.

Жильцы были вежливы и терпеливы, на вопросы отвечали достаточно чётко, проблем ни с кем не возникло — хотя другие жаловались, что им попадались разные «фрукты». С виду, вроде, не инвалиды, но плели такое, что не разобрать ничего путного. Ходили слухи, что какую-то девушку пытались изнасиловать в соседнем жилом массиве, но за достоверность не отвечаю. У нас ведь только и насилия было, что над самими жильцами — когда мы пытали их протокольными вопросами, вроде дней рождения родителей и источников средств к существованию (для некоторых тема куда более интимная, чем количество партнёров и любимые «взрослые» фильмы).

Бывали курьёзные случаи. Восемь грузин в одной квартире уверяли меня, что знают финский. Просили занесть в летопись… или как её — перепись. На попытки перейти на этот язык отвечали нечто невразумительное.

Они же клялись, что их почтенная матушка родилась в тысяча восемьсот шестьдесят каком-то году. На вопрос: «Может быть, девятьсот?..» долго отнекивались. В итоге воспользовались пальцевой арифметикой и признали: «А… да… девятьсот…»

В другой квартире пытались угощать пирожками. Девчонки отказывались: они на перепись с первых дней подвизались и ознакомились с протоколом. А там чёрным по белому сказано: не принимать угощения — не то изверги жильцы усыпят вас или отравят, и тапочки. Я памятку не читала (хотя, возможно, подписывала) — так что мне можно было.

На следующий день я уже бойко заполняла листы, звонила в двери и домофоны и почти так же бесстыдно требовала «открыть переписи населения».

Открывали. Отвечали, как именитому следователю. Папки пухли от сведений, план выполнялся.

Бывало, чтобы ускорить процесс, мы ходили поодиночке, в том числе и в «тревожные» квартиры, помеченные красным маркером. Кто занёс их в эту категорию и за что, оставалось загадкой: раза три выходило так, что в них проживали совершенно обычные люди, ничуть не опаснее остальных. Чудеса!

Что ж ещё было?.. Вспоминать — не выдумывать: совсем другие участки мозга задействуются. А с памятью у меня похуже, чем с фантазией. Возможно, оттого, что часть времени я как раз провожу в фантазиях и сюжетах — где уж тут обращать внимание на реальность?

Но самое интересное началось день на четвёртый. Все подведомственные подъезды обойдены, пороги обиты, жильцы переписаны, домохозяйства отсортированы. Папочка к папочке, листочек к листку. Кое-какие квартиры до сих пор не значатся в списках, но там уж надежды нет: либо пустуют, либо никто не открывает.

И тут приходит директива от начальства.

Само начальство переписывать(ся) не любит, оно как-то больше дружно с математикой. Говорит: «Вот, к примеру, есть дом. Четыре подъезда, в каждом по сто квартир. В среднем в каждой квартире должно проживать по четыре человека. Четыре умножаем на сто, и ещё на четыре — итого тысяча шестьсот душ. А теперь, дорогие мои, поройтесь в папочках — и если вам не хватает до этой цифры сколько-то там человек, будьте добры, допишите».

Как допишите?

Да вот так. Как хотите. Но чтобы всё было чётко и баланс сходился.

Цифры, конечно же, приблизительные — и вообще, надо добавить: эта история придумана, все персонажи вымышлены. Любые совпадения случайны, администрация ответственности не несёт.

К слову, вымышленные персонажи там, в самом деле, нарисовались. Сначала робко, поодиночке: кому-то из жильцов, что постарше, третьего дитёнка приписали, кому-то, что помоложе, родителя. С родителями попроще: их по отчеству вычисляешь — считай и не выдумал. Ну, почти.

А потом распробовали креатив и пошла жара: кому брата двоюродного пишем, кому тётку из Одессы. Кому и сожителей, в лучших традициях шведской семьи.

Работа кипела два дня без остановки. «Ну а что, Кристина, — поставила себе я на вид, — ты всё хотела создавать персонажей, а здесь чем тебе не Sims 3? Чистое творчество!»

И в файлах плодились многодетные семьи, скрепные династии в четырёх поколениях, коммуны по интересам и бог весть что ещё…

Но вот флешмоб подошёл к концу. Нас поблагодарили за труд и отпустили на все четыре стороны, на лекции обетованные.

Наконец удалось пересечься с мамой — то я приползала домой ближе к ночи, в душ и спать, а то вернулась в привычный режим.

— Ну как тебе перепись? — спросила она за чаем. — Чем там хоть занимались? По подъездам ходили?

Ходили… До тех пор, пока уже не ходили.

Как на духу рассказываю обо всём: как мёрзли вечерами у порога, когда никто не открывал, как шустрили по этажам, как парни флиртовали с нами, а бабулечки морально поддерживали. И как бабулечкам потом мы делали внучков — но не тем способом, о котором можно подумать.

На этом месте глаза у матери округлились. Так, будто способ был именно «тот».

— Повтори, — говорит, — что вы делали?

— Ну как, что? Что велено было. Приписывали. Поначалу непривычно так было, неловко. А потом, знаешь, я начала исходить из возраста жильцов, их рода деятельности и места рождения. У кавказцев семьи крепкие, им и дедов пишем, и прадедов… У кого работа не слишком напряжная, тому детей, одного за другим…

Но мама уже не слушает. Она хватает телефон и звонит подруге. Потом отцу (моему деду). И кому-то ещё…

⭐⭐⭐

— …И ты понимаешь, — говорит она в трубку очередному собеседнику, — страшны не приписки сами по себе, а то, как она о них рассказывает. Типа, а чё такого? Счастливая, шутит. Они вообще не понимают, что это, между прочим, подсудное дело! Ты представляешь, что творится?..

Да. Мы действительно не понимали. Студенты, молодёжь. У нас были свои интересы: учёба, посиделки, клубы. Парни, конечно же, девушки. Культурный досуг. Мы ходили на выставки, книжные ярмарки, в библиотеки — не только потому, что преподаватели требовали, но и потому, что всё это само по себе было жутко интересно. Мы много читали, обсуждали прочитанное, и даже имели какие-то политические взгляды и мнение о том, что происходит вокруг. Глупыми нас было не назвать.

Но вот почему-то никто не забил тревогу, когда нас открыто обязали добавить в отчёты лишних людей.

Поворчали, конечно, позубоскалили — да и за дело.

Кое-кто так и говорил, что с самого начала было понятно, что всё это липа. Что население и без того уж посчитано: в милиции (да, тогда она ещё не именовалась полицией), в паспортном столе, в пенсионном фонде, в ЗАГСе имеются исчерпывающие сведения о каждом гражданине.

Но тогда для чего выделять средства из бюджета, отрывать от занятий студентов, выпускать все эти флаеры, ручки, портфельчики и прочий мусорный мерч, если в итоге проводится сбор заведомо ложных сведений?.. Для чего устраивать десятидневный балаган? Лучше бы уж тогда за те деньги шутов пригласили, те хоть людям бы настроение подняли.

⭐⭐⭐

— Пиши, — говорит мама, — «Мёртвые души».

А дед (между прочим, известный российский учёный, вхожий в узкие правительственные круги, академик) бушует: мол, если вы это напишете, я вас прокляну. Дуры, вас за такое убьют. Уж молчите.

Тому пятнадцать лет минуло, а в сроках давности ваших я не разбираюсь, потому рассказываю сейчас. Да и что мне молчать? История-то выдумана, дисклеймер все видели. Фикшн как есть.

⭐⭐⭐

Кстати, нам заплатили. Где-то около двух тысяч рублей. И премировали поездкой в Великий Устюг, на родину Деда Мороза (что весьма символично, не так ли?).

Поездка в декабре выдалась шикарная, мы посетили музеи и город, я впервые почувствовала, что такое минус тридцать пять градусов, когда от инея слипаются ресницы и невозможно разомкнуть веки. В поезде мы устроили марафон фильмов с Ди Каприо и случайно разбили стакан, за что на обратном пути нам влетело от проводницы. Ехали дружной компанией человек в десять-пятнадцать с преподавательницей английского и парой женщин из деканата. Помню, как они заглянули к нам в плацкарт аккурат в разгар интимной сцены из фильма «Пляж».

— Как дела, девчонки? Как настроение?

Я невзначай кивнула на экран, с улыбочкой:

— Да вот, как видите!

В Устюге я купила карманное зеркальце и тут же его потеряла — самой непонятно, как умудрилась: неужели свистнули? Дед Мороз был радушен и принимал письма от малышей, а некоторые из наших студенток заплели длинные косы и были сами похожи на румяных Снегурочек. И, конечно же, каждый получил сладкий подарок — ах, прямо как в детстве, на ёлке!

Так что лично я ни о чём не жалею. Было здорово!

Ведь, что ни говори, у нас сказочная страна!