- Охренеть, что тут происходит?
Значит, так. Вчера вечером я залип в интернете на статью о пользе деревенского воздуха, а сегодня открываю глаза – и я в самой что ни на есть натурной деревне. Не в эко-поселении для хипстеров, а в настоящем, пахучем варианте. Воздух, конечно, концентрированный: нота свежего навоза, верхние ноты дымка из трубы и базовый аромат столетней пыли. По бокам – классика жанра: деревянные избы, которые видели, наверное, ещё царя Гороха. У одной даже петух на крыше есть, и он смотрит на меня с таким немым укором, будто я опоздал на рассветный крик.
В центре этого великолепия – колодец. Не какой-нибудь декоративный, а полновесный, с таким воротом, который одному богатырю не провернуть. И тут до меня доносится мычание. Ну, коровы, думаю, логично. Ан нет. Это был не коровий баритон, а что-то среднее между шипением сковородки и звуком, который издаёт кошка, если наступить ей на хвост арматурой.
Любопытство, как водится, взяло верх над инстинктом самосохранения. Я – на звук. И вот что я вижу.
На поле, где должно колоситься рожь, колосятся трое мужиков в кольчугах и шлемах. Рядом с ними – ребята построже. Зеленоватые, чешуйчатые, с головами ящериц и явно недружелюбными намерениями. Выглядели они так, будто провалили кастинг в «Парк Юрского периода» и теперь злы на весь белый свет.
Начинается танцевальный батл, только вместо танцев – мордобой. Один богатырь, рыжий и бородатый, с размаху пытается вручить ящеру секирой «премию Дарвина». Ящер, не будь дурак, в присядку – и секира втыкается в землю. «Эх, мазила», – чуть не вырывается у меня.
Второй богатырь, похожий на выпускника суздальского фитнес-центра, лихо отплясывает с двумя ящерами одновременно. Меч у него так и сверкает. Он так лихо уворачивается от хвостов и когтей, что я бы ему за артистизм твёрдую десятку поставил. Одному ящеру он так ловко делает «татуировку» на боку, что тот, бедолага, в сердцах шипит что-то нецензурное на своём змеином.
Но кульминация шоу – третий участник. Мужик с булавой, вид у него такой, будто его только что подняли с дивана, где он смотрел «Игру престолов». Он не бегает, не прыгает. Он делает один уверенный шаг и со скучающим видом, будто забивает гвоздь, опускает булаву на голову ближайшему ящеру. Раздаётся звук, похожий на хруст арбуза. Эффективно. Без лишнего пафоса.
После этого нокаута оставшаяся «чешуйчатая братва», недолго думая, делает ноги в сторону леса. Видимо, у них перерыв на обед.
Богатыри переглядываются. Рыжий пожимает плечами, мол, рабочие будни. Тот, что с булавой, зевает. Их взгляды скользят по мне. И я ясно читаю в их глазах: «Ну, стоило ради этого отрываться от пюрешки и котлетки?»
И я их понимаю. Сидишь себе, отдыхаешь, а тут то драконы, то ящеры, то городские зеваки. Работа у них, конечно, нервная.
Рыжебородый богатырь, с видимым усилием выдернув секиру из земли, окинул меня оценивающим взглядом.
– Ну что, зритель, впечатлён? – хрипло спросил он, вытирая пот со лба обшарпанным рукавом. – А то ты стоишь, рот разинул, как на представлении скоморошьем. Место в первом ряду не забронировал?
Я только попытался что-то невнятно промычать, но меня опередил тот самый «фитнес-выпускник», ловко вкладывавший меч в ножны за спиной.
– Анатолий, не пугай человека, – сказал он укоризненно. – Он и так, поди, с перепугу пол-урожая ржи вытоптал. Видал, как я того, полосатого, в пируэте обошёл? Чистая работа!
Третий, с булавой, молча подошёл к своему «трофею», ткнул его носком сапога и мрачно проворчал:
– Опять чешую по всему полю разбросали. Бабка Степанида ворчать будет, пока убирать. И хвост у этого, смотри-ка, мой забор прошиб. Третий за месяц.
«Фитнес-богатырь», представившийся как Алёша, хлопнул меня по плечу так, что я чуть не присел.
– Не обессудь, у нас тут смены нет, – пояснил он. – Я на утреннем дежурстве, Анатолий – дневной, а Святогор, – он кивнул на мрачного великана с булавой, – у него ночная. Вот он и злой всегда. Не высыпается.
Анатолий тем временем достал из-за пояса неказистый глиняный горшочек.
– Ладно, раз уж гость, проходи, выпей с нами чайку. С травками, целебный. От испуга, – он многозначительно подмигнул, – помогает.
Мы уселись на брёвнышке рядом с колодцем. Анатолий разлил мутноватую жидкость, пахнущую мятой и чем-то ещё покрепче.
– Работа у нас такая, – вздохнул он, прихлёбывая из кружки. – Ни выходных, ни соцпакета. То ящер нагрянет, то Змей Горыныч захаживает по старой памяти. В прошлый раз он мне три избы за один присест спалил! Страховые, будь они неладны, выплачивать отказываются, мол, «стихийное бедствие, не по условиям договора».
Алёша оживился:
– А помнишь, Толя, как в прошлом месяце табун говорящих волков пришёл? Так те ещё претензии высказывали! Мол, «экологию вашими богатырскими забавами нарушаете»!
Святогор, хмуро молчавший все это время, внезапно буркнул:
– Медведи-оборотни опять по ночам шалят. Мусорные бачки переворачивают. На прошлой неделе мой любимый котелок с ухой опрокинули.
Я сидел и слушал этот странный оперативный отчёт, чувствуя себя на совещании менеджеров среднего звена, только вместо квартальных планов у них – планы по отражению набегов нечисти.
– И как... часто такое? – осторожно поинтересовался я.
– Да по-разному, – отмахнулся Анатолий. – Сезонность есть. Весной, после спячки, всякая нечисть голодная и злая ползёт. Летом – затишье, они тоже на юга любят. А осенью... – он тяжело вздохнул, – осенью у них, видать, «берут годовые планы». Беспредел полный.
Вдруг с края деревни донёсся испуганный кудахт. Святогор моментально вскочил на ноги, сжимая свою булаву.
– Куры! – коротко бросил он. – Опять ящер-мелочёвка цыплят ворует! Прости, гость, смена зовёт!
И он тяжёлой рысью, от которой тряслась земля, помчался в сторону звука. Алёша с Анатолием переглянулись.
– Ну что, – сказал Анатолий, допивая свой «чай». – Пойдём, поможешь нам, а то одному скучно. Булаву, правда, тебе не доверим, новичок всё-таки. А вот... подержать мой щит, пока я секиру точить буду, – сгодишься.
И я понял, что мой отпуск в деревне обещает быть очень, очень нетривиальным. Похоже, мне предстояло стать стажёром в самом необычном охранном предприятии на свете.
И вот я, стажёр отдела нечистопогонной службы, топчусь рядом с Анатолием, пока он на бруске с довольным видом точит свою секиру.
– Держи ровнее, новобранец! – покрикивает он, и я изо всех сил стараюсь не уронить щит, который весит как хороший холодильник. – Без крепкого щита на передовой – ты как гусь на заборе: и к бою не готов, и летать не умеешь!
Алёша, тем временем, делает замысловатые растяжки, явно готовясь к следующему «пируэту».
– Смотри и учись, – говорит он, закидывая ногу за голову с лёгкостью циркача. – Пластика – вот что отличает профессионала от дилетанта с булавой. Святогор, конечно, силач, но грации в нем – как у медведя в посудной лавке.
Как будто в ответ на эти слова, из-за угла ближайшей избы донеслось довольное мычание. Появился Святогор, на плече у него болтался за хвост мелкий, размером с таксу, ящер.
– Принёс, – буркнул он, швырнув тушку к нашим ногам. – У Бабки Степаниды три цыплёнка стащил. Теперь она мне за это пирог с ливером обещала.
– Ну вот, опять у тебя диета срывается, – вздохнул Анатолий, с любовью поглаживая лезвие секиры. – А я тут новичка основам обучаю.
Святогор мрачно окинул меня взглядом.
– Щит держит криво. Сопротивляемость ветру – ноль. Первый же хвост ящера – и он у тебя в ржи отключится.
– Не суди строго, Святогор, – вступился Алёша. – Парень только вливается в коллектив. Может, ему теорию сначала подтянуть? Про слабые места Змея Горыныча, например?
– Теория, – фыркнул Святогор, но все же уселся на пень, явно желая блеснуть эрудицией. – Слушай, новичок. Горыныч... Он как менеджер среднего звена. Головы у него все спорят между собой, кто главнее. Левая вечно недовольна, правая строит козни, а центральная делает вид, что все контролирует. Главное – сыграть на их разобщённости. Накричишь на левую – правая начнёт злорадствовать, а центральная отвлекаться. Вот тут ему по шее и надо дать.
Я сидел, раскрыв рот, и пытался осмыслить эту уникальную боевую тактику, основанную на принципах корпоративного менеджмента.
– А вот эти... ящеры-то? – робко поинтересовался я.
– А, это мелкие хамы, – махнул рукой Анатолий. – Так, менеджеры по продажам из параллельного мира. Наглые, юркие, но паникуют, если дать отпор. Главное – не вестись на их шипение. Оно у них, как у кошки, страшнее, чем укус.
Вдруг над деревней пронёсся оглушительный вопль, от которого задрожали стекла в единственном фонаре.
– Опа! – оживился Алёша, вскакивая на ноги. – Похоже, Леший опять с похмелья на опушке оркестр собирает! Пойдём, новичок, посмотрим. Без булавы, – он одёрнул меня, увидев, как я потянулся к оружию Святогора. – Там дипломатия нужна. И горшок рассола. У него это традиция.
И я понял, что мой первый рабочий день только начинается. И судя по всему, в мои обязанности будет входить не только держать щит, но и быть специалистом по межмировой дипломатии и похмельному синдрому мифологических существ.
Алёша сунул мне в руки глиняный горшок с чем-то кисло пахнущим и решительно направился к опушке леса. Я поплёлся следом, чувствуя себя самым нелепым оруженосцем в истории.
– Леший – парень неплохой, – на ходу пояснял Алёша, – но когда переберёт эльфийского самогона, начинает тосковать и пытается дирижировать деревьями. А они, дуры, его и слушаются.
Мы вышли на поляну. Зрелище было суперреалистическим даже для этого места. Высокий, похожий на корявый сук, мужчина в плаще из мха, с мутными глазами, действительно размахивал руками перед стеной вековых сосен. А они, бедные, скрипели и раскачивались в такт его взмахам, издавая жалобный стон.
– И раз-два-три! – выкрикивал Леший хриплым голосом. – Половинка, ёлочка, не отставай! Ну что за бестолковщина!
– Егорыч! – громко и дружелюбно окликнул его Алёша. – С похмелья мучаешься? Гостинчик тебе принёс!
Леший обернулся, его взгляд затуманено сфокусировался на горшке в моих руках.
– А... Алёш... – просипел он. – Это кто ж у тебя новенький? Дирижёр, что ли? У него руки... пустые.
– Это наш стажёр, Витя, – без тени сомнения представил меня Алёша. – А это тебе рассол от Бабки Степаниды. Целебный.
Пока Леший жадно припадал к горшку, Алёша шепнул мне:
– Видишь? Классика. Творческий кризис, усугублённый эльфийским суррогатом. Сейчас выпьет – и уснёт до вечера. Деревья потом неделю выпрямлять будем.
Внезапно из чащи, словно из-под земли, вырос Святогор. Он молча наблюдал за происходящим, скрестив на груди руки.
– В прошлый раз, – мрачно изрёк он, – он после таких концертов полдеревни в болото завёл. Пришлось за кикиморами на лодке гоняться, чтобы назад тащили.
Леший, осушив половину горшка, удовлетворённо крякнул и упал на мох, почти мгновенно начав похрапывать. Деревья, с облегчением вздохнув, замерли на своих местах.
– Ну вот, – удовлетворённо сказал Алёша. – Инцидент исчерпан. А теперь, Витя, самое интересное. Практика!
Моё сердце ёкнуло.
– Пра... практика?
– А как же! – подхватил Анатолий, появившийся сзади с точильным бруском в руках. – Теория теорией, но щит держать надо учиться. И не какой-нибудь мелочи, как утренние ящеры. Сейчас к речке сходим. Водяной там опять на западные мультики подсел, в образ Русалочки вжился. Местных рыбаков запугивает. Надо его... уговорить успокоиться.
– Уговорить? – уточнил я с надеждой.
– Ну да, – кивнул Святогор, и в его глазах мелькнула редкая искорка. – У нас для уговоров есть вот это. – Он похлопал свою булаву.
Я понял, что мой стажёрский день только набирает обороты. И похоже, мне предстоит освоить не только щитостроение, но и основы психологической работы с нестабильными элементами славянского фольклора. И все это – с риском для жизни и собственного здравомыслия.
Мы двинулись к речке, и я чувствовал себя идиотом, таща этот дурацкий щит. Анатолий шёл впереди, бодро насвистывая, Святогор молча ковылял сзади, а Алёша на ходу пытался научить меня «правильной стойке против водной нечисти».
– Главное – не смотри ему в глаза, когда он поёт, – предупреждал Алёша. – В прошлый раз наш почтальон Игнат три часа просидел на иве, уверенный, что он чайка. Пока мы его оттуда снимали, вся почта разлетелась.
Мы вышли на берег. Речка была тихой и, казалось, абсолютно безобидной. Пока на большом камне посреди воды не появилась... фигура. Это был классический Водяной – седой, с пузом и в короне из тины. Но вместо того, чтобы хмуро булькать, он грациозно поправлял свои влажные волосы и нараспев выкрикивал:
– Кто-ни-и-ибудь! Ррасскажите мне о лу-у-у-убимой!
– Опять за своё, – вздохнул Анатолий. – Смотрит свои голографические кристаллы с заморскими дивами. И ведь нашёл же кого – эту русалку без голоса. Теперь страдает.
– Васька! – крикнул Алёша. – Спускайся на берег! Поговорить надо!
Водяной, которого явно звали Васька, обернулся. Его взгляд был полон меланхолии.
– О, Алёш! – пропел он. – Ты не видел моего принца? Я тут жемчужины для него собираю...
– Твой принц, Васька, – грубо оборвал его Святогор, – в прошлый раз чуть не утонул, когда ты его за ногу в омут потянул. И жемчужины твои – обычные ракушки.
– Это не простые ракушки! – обиделся Водяной. – Это сосуды для души!
Анатолий безнадёжно махнул рукой.
– Дипломатия не работает. Переходим к плану «Б». Новичок, вперёд!
– Я?! – пискнул я.
– А кто ещё? – ухмыльнулся Анатолий. – Ты же у нас стажёр по урегулированию конфликтов. Иди и конфликтуй. Мы тебя подстрахуем.
Нехотя, я сделал шаг вперёд. Щит казался неподъёмным.
– Гм... Василий? – начал я неуверенно. – Может, вы... прекратите пугать рыбаков?
Водяной уставился на меня своими стеклянными глазами.
– А ты кто такой? Новый тенор? Споёшь со мной дуэтом?
– Я... я стажёр, – пробормотал я.
– О! – обрадовался Васька. – Значит, ты ищешь себя! Как и я! Давай вместе искать!
И прежде чем я успел среагировать, из воды выскользнули две скользкие зелёные руки и ухватили меня за ноги. Щит с грохотом полетел на землю.
– Помогите! – успел я крикнуть, прежде чем меня потащили в воду.
Следующие несколько секунд были сплошным хаосом. Я услышал крик Анатолия: «Бросай ему в глаз горшком!», возмущённое: «Это мой любимый горшок для рассола!» и оглушительный всплеск, когда Святогор, недолго думая, шагнул в реку по пояс и одним движением выдернул меня из водяных объятий, а заодно и самого Водяного, которого теперь держал за шиворот, как котёнка.
– Надоел, старый романтик, – проворчал Святогор и, раскачав, забросил Водяного обратно в реку. Тот шлёпнулся в воду с обиженным всплеском.
Я, мокрый и дрожащий, сидел на берегу и отплёвывался тиной.
– Ну что, – весело сказал Алёша, хлопая меня по мокрой спине. – Поздравляю с первым боевым крещением! Теперь ты свой. Пойдём, Бабка Степанида, глядя на твою жалкую морду, наверняка накормит тебя пирогами с повидлом. А то и с ливером, если повезёт.
Я посмотрел на этих троих – на Анатолия, довольного зрелищем, на Алёшу, уже делавшего заминку, и на Святогора, выжимавшего воду из бороды. И понял, что ни за что на свете не променяю эту безумную стажировку ни на какую другую работу в мире. Потому что скучно тут точно не бывает.
Мы уже почти дошли до избы Бабки Степаниды, откуда вкусно пахло пирогами, как вдруг Святогор, обычно невозмутимый, резко остановился и поднял руку.
– Тише.
Из леса, хромая, выбежал заяц. Но не обычный, а весь в саже, с обожжённым ухом. Он подпрыгнул к Анатолию и, тычась мордой в его сапог, проскрипел человеческим, полным ужаса голосом:
– Анатолий Иваныч! Беда! В Чащобном Урочище... оно... проснулось!
Лицо Анатолия стало серьёзным, как его щит. Алёша перестал улыбаться. Даже Святогор сжал свою булаву так, что костяшки пальцев побелели.
– Кто проснулся, косой? – тихо спросил Анатолий.
Заяц, дрожа всем телом, прошептал одно-единственное слово, от которого у меня по спине побежали мурашки:
– Кощей...
И тут же из глубины леса донёсся низкий, вибрирующий гул, от которого закачались верхушки деревьев и по воде речки побежала рябь. Воздух стал густым и горьким на вкус, как пепел.
Анатолий медленно повернулся ко мне. В его глазах не было ни капли привычной иронии, только холодная сталь.
– Ну, стажёр, – сказал он мрачно. – Отличный денёк для твоего первого рабочего выезда. Тебе предстоит познакомиться с нашим... генеральным директором. Надеюсь, у тебя нет планов на вечность.