Скотская ферма

Мистер Джонс, хозяин «Усадьбы», захлопнул калитку на ночь, но сделал это небрежно, отчего деревянная защелка не легла как следует в свой паз и оставила узкую, похожую на лезвие щель. Эта щель не сулила ничего хорошего, ибо нарушала совершенную геометрию забора, но животные, уставшие за день, не придали этому значения. Все, кроме Старого Майора, кабана-борова почтеннейших пропорций, чья тень, падающая от луны, ложилась на ферму идеальным прямоугольником.

В этот вечер в большом амбаре было необычайно тихо. Овцы выстроились в правильный клин, куры уселись в концентрические круги, а даже самые непоседливые лошади стояли так, что их спины образовывали почти прямую линию. Старый Майор взобрался на свое возвышение — ящик, имевший несомненное сходство с кубом, пусть и скосоёбившимся от времени.

— Товарищи! — начал он, и голос его звучал с той самой уравновешенной мощью, что присуща правильно выверенному рычагу. — Нас держат в неволе, истощают и ведут на убой не просто так. Корень зла — в нарушении изначальной гармонии. Мы, животные, рождены быть свободными многогранниками, чьи грани соразмерны и чьи углы равны! Но человек, это существо криволинейное и непредсказуемое, навязывает нам свой уродливый, неевклидов мир!

Он сделал паузу, чтобы животные могли осмыслить глубину его слов.

— Вспомните принцип, дарованный нам великими предками: «Пифагоровы штаны во все стороны равны». В этом — высшая мудрость! В этом — основа общества, где никто не будет выпирать углом и загораживать солнце другому! Но что мы видим? Человек присваивает себе яйца, имеющие форму идеального эллипсоида. Пьет молоко, чья текучесть стремится к совершенной параболе! Он заставляет нас, существ разной, но внутренне гармоничной конфигурации, жить в мире его косых углов и псевдопараллельных линий!

В этот момент где-то на ферме громко хлопнула дверь. Животные вздрогнули, нарушив строй. Старый Майор покачал головой.

— Нестабильность! Вот что он сеет. Но придет день, и мы установим свой порядок. Порядок, основанный на геометрическом обоюдоравенстве! Это не значит, что все мы будем одинаковыми квадратами или кругами. Нет! Овца, будучи трапецией, не менее ценна, чем лошадь, чье тело стремится к цилиндру. Ценность определяется способностью твоей фигуры вписаться в общий план, в великий чертеж Скотской Фермы! И некоторые из нас, в силу своей… скажем так, более сложной и многогранной природы, могут нести больше ответственности за соблюдение равновесия.

Тут Старый Майор скорбно вздохнул и произнес фразу, которая потом будет записана на стене амбара с множеством уточнений: «Все животные равны, но некоторые животные более равны, чем другие, ибо их равенство является обоюдным, взаимодополняющим и подтверждается по всем осям координат».

Вскоре после этой речи Старый Майор отошел в мир иных измерений, но его учение осталось живо. Революция свершилась куда быстрее, чем кто-либо ожидал, во многом благодаря двум молодым хрякам — Наполеону, чье туловище напоминало основательный параллелепипед, и Снебку, чья более обтекаемая форма намекала на сфероидные амбиции.

Однажды, когда мистер Джонс забыл покормить животных второй день подряд, терпение лопнуло. Как по мановению циркуля, животные выстроились в идеальный полукруг и, движимые единым порывом, вышибли ворота, которые Джонс в своем пьяном угаре так и не починил. Мистер Джонс был изгнан. «Усадьба» стала «Скотской фермой».

Первые дни были раем. Пшеница распределялась по справедливой формуле, учитывающей объем желудка и площадь тела. Молоко, которое раньше забирали люди, теперь скисливалось в идеально круглых чанах и делилось поровну. Снебок, обладавший живым умом, взялся за проекты. Его главной идеей была ветряная мельница.

— Товарищи! — выкрикивал он, рисуя на земле сложные диаграммы. — Мельница даст нам электричество! Она будет иметь форму величественного конуса, увенчанного вращающимся прямоугольником! Это не только полезно, но и красиво с точки зрения симметрии!

Наполеон же отмалчивался. Он предпочитал обходить строй животных, внимательно изучая их очертания. Рядом с ним всегда вертелись злобные псы, которых он вырастил в пробирках втайне от всех. Их фигуры были неправильными, угловатыми, и это вселяло трепет.

Однажды вечером, когда Снебок с жаром доказывал преимущества конусообразной мельницы перед пирамидальной, Наполеон подал едва заметный знак. Из-за угла амбара выросли девять огромных псов. Их формы были столь чудовищно искажены, что бросали вызов самой геометрии. Они с ревом ринулись на Снебка.

Снебок, чья обтекаемая фигура оказалась преимуществом, сумел увернуться и бросился прочь со двора. Псы, неспособные к резким поворотам из-за своей криволинейности, не смогли его догнать. Он скрылся в поле, оставив после себя лишь траекторию, напоминающую параболу.

Наполеон тяжело ступил на место, где только что стоял Снебок.

— Товарищи, — произнес он с той мертвой, незыблемой уравновешенностью, что присуща гранитному кубу. — Проект мельницы был в корне порочен. Снебок, при всей видимой разумности своих идей, страдал идеализмом. Он пытался вписать круглый peg в квадратное hole, как говорят наши англосаксонские товарищи. Его геометрия была неверной. С сегодняшнего дня мы будем строить мельницу по моему чертежу. Она будет кубической. Ибо куб — самая стабильная фигура.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием псов. Тогда из задних рядов выступила кобыла Молли, легкомысленное создание, чьи контуры всегда были слегка размыты.

— Но… но куб будет плохо ловить ветер, — прошептала она.

Наполеон посмотрел на нее своими маленькими глазками-точками.

— Ветер, товарищ Молли, — явление временное и непостоянное. А куб — вечен. К тому же, — он сделал паузу, — куда надежнее. Наш великий вождь и учитель, товарищ Сталин, говорил, что есть архитектура упадка, а есть — монументальная. Мы выберем монумент.

Животные переглянулись. Имя «Сталин» они слышали впервые, но оно прозвучало с такой неоспоримой твердостью, словно было высечено из базальта. Оно идеально вписалось в новый, кубический мир, который строил Наполеон. Сомнения были объявлены вне закона, ибо они вносили асимметрию.

Строительство началось.