Скудные берега

Возьми на радость из моих ладоней

Немного солнца и немного меда,

Как нам велели пчелы Персефоны.

Не отвязать неприкрепленной лодки,

Не услыхать в меха обутой тени,

Не превозмочь в дремучей жизни страха.

Нам остаются только поцелуи,

Мохнатые, как маленькие пчелы,

Что умирают, вылетев из улья.

Возьми ж на радость дикий мой подарок,

Невзрачное сухое ожерелье

Из мертвых пчел, мед превративших в солнце.

Осип Мандельштам

***

Ари был самым паршивым мальчишкой на всем белом свете — это вам всякий бы сказал. Ленивый и никчемный, он не годился ни для какого дела: меч выпадал из его хилых рук, рыбачить он тоже не мог, несколько часов в промерзлом северном море — и начинал поганец сразу харкать алой густой кровью. Пытались его пристроить и на кухню, но Ари из чистого упрямства опрокидывал котлы и тушил очаг, считая, что не мужское это дело — бабам помогать. Курицы его терпеть не могли, а тощие, вечно голодные коровы переставали давать и без того жидкое молоко, стоило Ари показаться в коровнике.

Отец, добродушный огромный Бъерн, иногда с сожалением признавался, что лучше бы придушил никчемного сына в колыбели — только еду на такую бестолочь зря тратить. Остальные дети Бъерна удались на славу: были они здоровые и веселые, и всякое дело у них в руках ладилось. Старший, Эймунд, получил в наследство хорошую рыбацкую шхуну, и теперь его семья не знала голода. Средний, Снув, вырос отважным воином, и меч словно бы был продолжением его руки, так ловко и умело он с ним управлялся. Единственная дочь Бъерна, прекрасная Сангррид, вышла замуж за богатого скотовода с равнины и принесла своей семье много денег. Тови, предпоследний сын, остался при отцовском доме на правах самого младшего — на Ари никаких надежд никто не возлагал.

Жена Бъерна умерла от стыда за своего последыша, и море забрало ее, укрыв ледяными ветрами.

Помимо бесполезности и лени, отличался Ари и вредным характером: говорил все, что вздумается, не только мужчинам, но и замужним женщинам, забивал всякими глупостями голову рабам, а однажды испортил целый бочонок редчайшего в этих краях вина, бросив туда дохлую ворону.

Били Ари часто и от души, Бъерн поначалу требовал с обидчиков денег, но потом махнул рукой: сам такое родил, что же теперь ни в чем не повинных людей в виру вгонять. Вот и слонялся Ари целыми днями без дела, и его тощая высокая фигура стала такой же частью прибрежного пейзажа, как камни и птицы. Жители города обходили его стороной, и только иногда сердобольные старухи совали подростку кусок хлеба или сала, как местному дурачку. Хлеб и сало Ари съедал с удовольствием, а потом припоминал старухам их прегрешения молодости, благо чего-чего, а сплетен в этом городе всегда было с избытком.

***

В тот день, который безвозвратно изменил его жизнь, Ари болтался по главной площади, раздумывая, чем бы ему заняться. Было по обыкновению скучно и тошно: размеренная жизнь пропахшего рыбой прибрежного городка текла из года в год одинаково. Здесь не случалось ничего интересного. Разве лишь в позапрошлом году кузнец Вальгард с перепоя зарубил топором свою жену, а потом бегал по всему городу, собирая золото для ее родичей: за убийство всегда была высокая плата. Ари тогда ходил смотреть на покойницу, после чего его целую неделю рвало от еды. Смерть оказалась мерзкой и неприятной, с особым, приторным запахом.

Можно было пойти к морю и кидать камни по хищным, низко летающим птицам, но ветер дул уже по-зимнему свирепо, и Ари бесцельно кутался в вытрепавшийся мех телогрейки, разглядывая спешащих по делам редких горожан.

И тут — о, чудо! — случилось самое настоящее происшествие. Звонко грохоча колесами по мерзлой земле, в городок ворвалась невиданная яркая повозка, разрисованная диковинными цветами и запряженная лошадьми. Столь крупных и сильных скакунов Ари прежде видеть не доводилось, у отца они были куда мельче и невзрачнее, и теперь он даже застыл от радостного изумления — какие грациозные и чудесные создания, не то что неповоротливые волы, которые обычно с изматывающей медлительностью тащили тяжелые грузы. Все его замерзшее, измученное постоянной тоской существо напряглось и словно бы расправилось от предчувствия чего-то необыкновенного.

Тем временем крытая повозка остановилась, и из нее вышла женщина.

Она казалась не слишком молодой — около двадцати пяти лет или даже старше, — но держалась с вызовом незамужней девушки, впервые пришедшей на городские гуляния.

На ее голове красовалась огромная шляпа с пушистыми перьями, на плечи был наброшен роскошного изумрудного цвета плащ, отороченный редким серебристым мехом.

— Да, — с сильным, резким акцентом сказала незнакомка, — паршивое местечко. Но севернее уже некуда.

Она сделала несколько шагов вперед, и из-под плаща выглянули алые подошвы ее сапожек.

— Ведьма… — выдохнул кто-то за спиной Ари.

Черные густые брови женщины озабоченно нахмурились, полные губы скривились.

— Дура! — крикнул Ари и замахнулся на глупую Ильву, обозвавшую чужестранку ведьмой. Ведьмы, это всякий знает, бывают только старыми и сморщенными, согнутыми под тяжестью лет и обязательно с клюкой.

Юная, глубоко беременная Ильва взвизгнула и попятилась.

Женщина быстро пробормотала что-то на незнакомом языке, потом глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, и сделала еще один шаг по направлению к Ари.

— Здравствуй, мальчик, — сказала она. Ее голос звучал странно, словно мелкие камешки перекатывались. У нее оказались черными не только брови и волосы, но и глаза, и это было пугающе непривычным. — Скажи мне, есть ли тут какой-нибудь дом на продажу?

— Есть! — радостно выдохнул Ари, обрадованный сразу несколькими вещами: во-первых, дама заговорила именно с ним; а во-вторых, она спросила про дом — значит, собиралась остаться.

Ари попытался было сосчитать, сколько же надо иметь денег, чтобы купить целый дом, но у него ничего не получилось.

Прежние приезжие — а на памяти Ари их было всего двое — обычно снимали какой-нибудь угол.

— Есть дом старой девы Оддни, — ответил он торопливо. — Она померла два года назад. Оддни была такой кривой и косой, что ни один мужчина не осмелился лечь с ней на ложе. А ведь ее отец предлагал за нее много денег. Дом еще очень крепкий, но жить теперь там никто не хочет.

— Чудесная история, — в голосе женщины послышалась едва уловимая насмешка.

— Хотите, я провожу вас к городскому главе? С ним и сторгуетесь о цене.

— Пожалуй, это было бы кстати.

Она сказала несколько слов застывшему с поводьями в руках вознице — стремительный стрекот на неведомом птичьем языке.

Ари пошел вперед, то и дело оглядываясь, чтобы проверить, не отстала ли от него приезжая дама. Он думал о том, что, наверное, с нее надо взять денег за свои хлопоты, но язык словно прирос к гортани.

Идти было недалеко, и вскоре чужестранка уже скрылась в доме главы, а Ари остался на улице.

Его сердце билось так быстро, как никогда в жизни. Он точно знал: все теперь изменится, станет по-другому, а коль уж хуже, чем было, и вообразить невозможно, то впереди его ждет что-то хорошее.

***

Дом старой девы Оддни был по меркам Ари просто огромным: просторная отдельная кухня и целых три комнаты. Зачем людям столько комнат, Ари придумать не мог. Его семья жила в одном большом помещении, в котором кровати отделялись друг от друга пологами из шкур. Так было проще сохранить благословенное тепло.

Дом стоял чуть в отдалении от города, на огромной скалистой площадке, и внизу билось живое ледяное море, от которого вечно веяло холодом.

Молчаливый возница распрягал лошадей. Ари было жалко этих тонконогих и тонкошкурых скакунов: наступала зима, и наверное, им будет очень непросто ее пережить.

— Возьми мой сундук, — приказала женщина, и Ари снова ее послушался. Если бы кто-то из горожан увидел, как он носится у нее на побегушках, то сразу бы заподозрил неладное. Больно уж памятной вышла та история на свадьбе прекрасной Сангррид, когда он вызвался разносить пиво по гостям да и вылил целое ведро свиньям. А они, не будь дурами, налакались от пуза и подняли такой визг, что никакие песнопения его не могли заглушить. Ох и болела потом у Ари задница — всю неделю ему приходилось или стоять, или лежать, или быстро бегать, едва завидев могучую фигуру Бъерна.

— Как твое имя? — пыхтя из-за тяжести сундука, спросил он.

— Имя? Изабелла. Но все зовут меня Бель.

«Бель», — проговорил про себя Ари, это было похоже на каплю, звонко упавшую на лед, обжигало и холодило изнутри, рождало непонятное волнение.

Чужестранка прошлась по комнатам, с легкой брезгливостью оглядываясь по сторонам.

— Джо, — сказала она вознице, — нужно раздобыть дров, или угля, или я не знаю… сушеной рыбы! Иначе мы не переживем здесь даже одной ночи.

Возница появился на пороге, и Ари смог его разглядеть. Он тоже был черноволос, как и Бель, со смуглым, покрытым шрамами и морщинами лицом и угрюмым видом человека, не привыкшего радоваться жизни. Джо молча кивнул и ушел.

— Думаешь, кто-нибудь купит лошадей? — озабоченно спросила Бель. — Или проще их съесть?

У Ари оборвалось сердце.

— Съесть? — переспросил он горестно.

Бель подняла крышку одного из ларей на кухне и чихнула от пыли.

— Нужно нанять кого-то, чтобы прибраться здесь, — сказала она с отвращением. — А пока скажи-ка вот что: как мне найти в этом городе одного нужного человека?

— Опиши его, — предложил Ари, — я тут всех знаю.

— Я мало что могу сказать. Не знаю, молод он или стар, красив или уродлив. Знаю только, что это мужчина, почему-то это всегда мужчины, боги смеются над нами… И он, — Бель помолчала, будто мысленно переводила слова с одного языка на другой, — он… словно бы чужой здесь всем, понимаешь? Неурочный, что ли. Рожденный не там, где нужно. Скорее всего, его никто не любит здесь, считают дурачком… Ох, я не знаю! — в отчаянии от нехватки слов она потерла виски.

Ари сглотнул, переступил с ноги на ногу.

— Это я, госпожа, — признался он и испугался, что Бель поднимет его на смех и прогонит. Но она не удивилась.

— Ты, — кивнула Бель головой, отчего перья на ее шляпе заколыхались. — Джо говорит, что люди, способные на всякие чудеса, рождаются только там, где земля бесплодна, а люди потеряли всякую надежду на благополучие. Мы ехали так долго и нашли этот клочок суши, до того безрадостный, что сразу хочется удавиться… Но боги, как же ты молод! Сколько тебе зим, мальчик?

— Эта восемнадцатая, — ответил Ари.

Бель пошевелила губами, что-то мысленно подсчитывая.

— Что же, — сказала она, — будем надеяться, что ты успеешь чуток подрасти… Как тебя зовут?

— Ари.

— Ари… — Бель, как прежде это сделал Ари, попробовала его имя на вкус, только вслух. — У тебя есть родичи?

— Полно, — ответил Ари. — Но главный — это отец. Его зовут Бъерн, у него есть коровы.

— Вот как? — и снова Ари почудилась в ее голосе какая-то усмешка. — Это многое объясняет про твоего отца… Как по-твоему, большой он за тебя потребует выкуп?

— Выкуп? — переспросил Ари глупо. — Кому понадобится меня выкупать?

— Скажем… — Бель снова задумалась, — мне.

***

Днем Бъерна редко можно было застать дома: как правило, в это время он или бывал в коровнике, или уходил на охоту. Зверья в этих местах было меньше, чем рыбы, но на хорошие капканы можно было кое-кого и поймать. Бъерн был лучшим охотником в округе, знал все звериные тропы и повадки и несколько раз даже приносил домой огромные туши медведей.

Но сегодня был день, полный сюрпризов: когда Ари вместе с Джо и Бель подошел к дому, то сразу увидел отца во дворе.

Он разговаривал с идиоткой Ильвой, которая обеими руками прикрывала свой огромный живот.

— Говорю тебе, — сердилась Ильва, — ведьма и есть. А твой Ари как увидел ее, так рот и распахнул, а потом вслед за ней к главе увязался! Смотри, околдует она дурачка этого, ведьмы таких любят…

— Не мели ерунды, трещотка, — ответил Бъерн и замолчал, увидев незваных гостей. Ари было шагнул вперед, пытаясь загородить собой Бель, но тяжелая рука Джо легла ему на плечо.

Джо поздоровался первым, у него оказался густой, как у городского главы, голос.

Ильва ойкнула и как будто уменьшилась. Глаза ее округлились и стали похожи на плошки.

Бъерн изумленно разглядывал Бель: ее шляпку, и ее плащ, и ее черные, невозможного цвета глаза — все знают, что они бывают только серыми и голубыми! Что-то грозное наливалось в его взгляде, напомнившее Ари тяжесть отцовских кулаков.

— Меня зовут Джо, — представился возница, — я лекарь.

— Лекарь? — переспросил Бъерн с недоверием. — Да разве это мужское занятие?

— В тех местах, откуда я родом, — ответил Джо спокойно, — мужчины охотно учатся на лекарей, у нас считается, что женщины слишком слабонервны для этого дела.

— Вот как, — проговорил Бъерн и снова посмотрел на Бель. — Это твоя жена?

Эти слова неприятно кольнули Ари. Он сразу понял, что Бель не принадлежит морщинистому человеку со шрамами, и его возмутило, что такая глупая мысль пришла отцу в голову.

— Я свободная женщина, — сказала Бель со спокойным достоинством.

Бъерн недоуменно сдвинул брови, ожидая дальнейших пояснений: так не принято было, чтобы мужчина и женщина жили вдвоем, но не считались мужем и женой. Зачем же еще им спать под одной крышей, как не для того, чтобы рожать детей и укреплять свой род?

Но других объяснений ни Бель, ни Джо не дали.

— Пройдите в дом, — напрасно выждав некоторое время, пригласил Бъерн. — А ты иди, — остановил он Ари, — проводи Ильву до дома.

В другое время он бы сказал «кыш с моих глаз, недоумок», но при посторонних сдержался. Ари упрямо выдвинул подбородок.

— Ильва сама пришла, сама и уйдет, а меня ваш разговор тоже касается.

Бъерн, уже без оглядки на гостей, привычно замахнулся, но Ари был начеку и, проворно проскользнув под рукой отца, шмыгнул в дом.

Бергторра, главная служанка, а в последние годы и жена Бъерна, с ужасом смотрела на вошедших. Пуще всего ее выводили из душевного равновесия наглые перья на шляпке Бель. Хорошенькое дельце, так бесстыдно украшать себя всем на потеху!

— Принеси нам пива, — велел ей Бъерн.

Он и Джо сели напротив друг друга за длинный стол, за которым по вечерам собиралась вся семья вместе с домашней прислугой. Бель без колебаний села тут же, а Ари переминался в углу, умирая от волнения. Ему казалось, что все слышат, как стучат друг о друга его зубы. Так юная Иске, дочь Бергторры от первого, уже мертвого, мужа, прядшая рядом шерсть, посмотрела на Ари внимательнее, чем обычно.

— Что привело вас в наши края? — спросил Бъерн, когда Джо сделал большой глоток пива из огромной кожаной кружки.

— Мне было видение, — уклончиво ответил Джо.

Бъерн понимающе кивнул: к видениям, снам и всевозможным предчувствиям здесь относились очень серьезно.

— Что тебе нужно от меня?

— Мальчишку, — ответил Джо.

Глаза Бъерна расширились от удивления:

— Вот этого? Ари?

— Я возьму его в свои ученики и буду заботиться о нем до тех пор, пока он не встанет на ноги, — пообещал Джо. — Сколько ты хочешь за него?

Иске выронила веретено. ее круглая мордашка осветилась веселым изумлением. Бъерн долго пил пиво, пряча выражение лица за кружкой.

— Ты предлагаешь мне денег, чтобы забрать мальчишку? — уточнил он наконец.

Ари знал, что на его женитьбу отец откладывает монеты. Бъерн понимал, что если когда-нибудь найдется женщина, которая согласится взять никчемного Ари в мужья, то семье это очень дорого встанет. И вдруг — странный незнакомец предлагает заплатить за то, чтобы обучить Ари делу и забрать его из дома. Может, он спит и видит сон?

— Я должен предупредить тебя, лекарь, — медленно начал честный Бъерн, но вмешалась Бергторра: она с такой свирепой яростью поставила на стол блюдо с сыром, что Бель, задремавшая в тепле, чуть вздрогнула.

— Эм… — смешался Бъерн.

— Мы дадим за него двух лошадей и двадцать золотых монет, — сказала Бель.

Бергторра покачнулась, Иске ойкнула и зажала себе рот ладонями.

— Мы согласны! — выпалила Бергторра и тут же, испугавшись своей смелости, спряталась за ширмой. Бъерн, похоже, не заметил ее самоуправства.

— Двух лошадей, — проговорил он голосом человека, на которого свалилось несметное богатство. — Иске! Собери мальчишке вещи. Да возьми из сундука новые. И сапоги, которые я в прошлом году привез, положи… Хотите бочонок вина? Мне зять прислал, с равнины.

— Хотим, — согласилась Бель, кажется, ошарашенная таким скорым согласием Бъерна.

Джо тяжело поднялся, протянул ладонь.

— Тогда по рукам, — сказал он.

— По рукам, лекарь, — решительно ответил Бъерн.