Скурильность. Пора спать

Солнце, наблюдаемое Соней из окна своей однушки с вылетом на пустырь, опускалось по-летнему медленно и тягуче. Оранжево-золотое яблоко стремилось, а такое впечатление действительно могло сложиться, вернее, даже вовсе не стремилось зашвырнуться за горизонт и пропасть с виду до следующего утра: «Словно само будет в темноте и спать будет, укутавшись в одеяло», — думалось Соне, — «хе-хе!».

Так, рассекая в одних трусах по квартире, думалось ей совершенно беззаботно и легко.

Солнце опустилось к горизонту чуть ниже, примерно на четверть.

Внимание её привлекла паутинка, висевшая по диагонали от стенки к верхней части окна. Тонким пальцем без маникюра она легонько коснулась этой тончайшей нити, и та моментально отреагировала на это едва уловимое движение.

Просвечиваемая апельсиновыми оттенками паутинка колебалась и извивалась, но уже от близкого Сониного дыхания. Та принялась рассматривать её, улавливая тоньчайшие изгибы, неровности, шероховатости плетения.

— Как бы так сыграть на тебе, словно на арфе, — улыбнулась она от мыслей, навязанных этим тончайшим жгутом. — Да вот беда, — вертела она головой, словно та собака, что речь человеческую внемлет, да только понять не может, хоть и пытается, — неумеха я в этом. Никогда ни на чём подобном играть не умела, да и вряд ли научусь.

Тронув ещё раз пальцем и убедившись, что звука нет вовсе никакого, вновь переключилась на закат.

Солнце приблизилось к горизонту ещё на четверть своего размера.

Комната, полностью залитая лучами заката, окрасилась в неестественные и редкие цвета. Покраснело всё: кожа Сони, обои, что давно выгорели от закатов и падающих на них лучей, трусы, что были только час назад синего цвета, стали бордовыми до жути, чуть ли не чёрными. Запылал матрац в противоположном углу комнаты, и даже стакан молока, что стоял рядом с тем самым матрацем, из простого молока превратилось в малиновое или даже клубничное. Но только цветом. Не более того.

Соня сделала маленький прыжок и в каком-то подобии танца направилась к белому столбику стакана. Следом разворот и снова мысли: «Танцевать бы ещё научиться, — раскидав руки в стороны, подражала неизвестному танцору, — даже просто, — наклонилась, прижав руки к себе, — какой-нибудь дунканизм…»

Как жаль, но в данный момент единственное, что у неё действительно получается, это любоваться светилом. Пусть это умение и не пригождается в жизни, но этот профессиональный навык на самом деле под силу не всем людям. Редко кто может расплакаться от вида заходящего солнца или же, наоборот, смеяться в лицо заре во все, неважно сколько там зубов, но смеяться искренне и невинно, табула раса.

Солнце стало ближе к горизонту ещё на четверть. На этот раз уже на последнюю.

Кинув взгляд на заходящее светило, мигом вылетело из головы и молоко, и танцы, и непримечательная теперь арфа, что, возможно, будет утром сметена газетой.

Упёршись ладонями на подоконник, она проверила одной рукой, достаточно ли широко открыто окно, и тут же вернулась в позу. Она хотела, чтобы ничего не мешало ей наблюдать закат, а ещё больше хотела продлить это явление на неопределённый срок.

Вспомнив, что она всё-таки ведьма, пусть городская и пусть не такая, как все, решила воспользоваться магией и немножечко задержать это прекрасное явление в своих интересах.

Солнце практически коснулось горизонта. Последняя четверть.

Мигом смотавшись на кухню, она набрала стакан холодной воды. Схватила по пути небольшое круглое зеркальце и поставила на подоконник открытого окна.

По-детски вспомнив о ещё об одном ингредиенте, сделав гримасу в стиле «эврика» и выпрямив указательный палец вверх, смешной походкой двинулась на кухню.

Там, взяв лак «с блестяшками», тот самый, которым вовсе никто и не пользовался, проследовала обратно в комнату.

Встряхивая и болтая его в худом кулаке, начинала торопиться.

Солнце начало свой величественный заход.

Быстро открыв лак, одной рукой выливала содержимое пузырька в воду, второй же настраивала зеркало, направляя последние лучики солнца на стакан — требовалось собрать как можно больше света.

Блестяшки засветились ещё ярче, как только круглое зеркальце собрало остатки света. Они, блестяшки, резвились и плескались, опускаясь предательски на дно, но чтобы «продлить свет», надо было взвесь, содержащую солнце, срочно поднимать вверх.

Считанные секунды, и чайная ложка, громада напротив частичек света в стакане, опустилась вниз.

— Вспомнить бы ещё, в какую сторону нужно мешать, — пробурчала Соня и принялась медленно, едва слышно и осторожно, постукивать по стенкам стакана и поднимать вверх обленившиеся блестяшки.

Два, три оборота. Она внимательно следила через стакан за солнцем. Ещё пару оборотов, и да, она не промахнулась с направлением — солнце совсем по чуть-чуть начало подниматься от горизонта.

Поняв, что мешать нужно против часовой стрелки, постукивания ложкой по стакану участились, частички в стакане кружились уже не в вальсе, а в чем-то напоминающем ураган или даже торнадо.

Солнце поднялось на четверть.

Стало заметно светлее. Зеркальце пришлось поправить с учётом поднимающегося светила.

— Ещё минута помешивания и всё, — словно через снайперский прицел глядела она на солнце через стакан и всё, что в нем происходило.

Солнце поднялось ещё на четверть.

Как следует закрутив в стакане воду и бросив её мотаться по кругу по энергии, принялась наслаждаться закатом.

Полностью оперевшись на локти, мотала босыми ногами, тапки с которых слетели ещё при первом «па», бурчала какую-то песню из детства, высунувшись подальше и убедившись, что внизу никого нет, набрав полный рот слюней, плюнула в зияющую внизу темноту.

Солнце замерло в небе.

Она прекрасно понимала, что если как следует крутить остатки солнца в стакане ещё какое-то время, а то и битый час, то можно вполне вернуть и обеденные тени в этот мир, а фокус этот они с сестрой знали с детства и по очереди, но нечасто, не позволяли солнцу вовремя подниматься, если хотелось ещё поспать.

Но выше уже было поднимать нельзя, осторожность никогда не повредит.

Пока она размышляла о прекрасном и волосы её развивались от солнечного ветра, неслышно хлопнула входная дверь. На пороге, понимая «солнечный казус» и почему звезда ещё не за горизонтом, старшая сестра спешила домой.

Войдя в комнату и убедившись в «колдовстве» этой чертовки, осторожно, чтобы не напугать блаженную, взяла стакан в руку и, дождавшись того, чтобы Соня заметила это, произнесла:

— Ты время видела?

— Но, Лаурочка! — взмолилась Соня.

Резким движением выплеснула содержимое стакана в окно.

Мелкими брызгами рассеялись последние остатки солнца в воздухе, и как только вода «фыркнула» об асфальт и пропала в тени дома, город накрыла полнейшая темнота, и не спасали его уже ни уличные фонари, ни часто горящие окна квартир.

— Пей молоко, и надо отдыхать, — Лаура говорила это без злобы, но всё же нравоучительным голосом, — людям в городе завтра на работу. Спать пора.