Скверна

1

Ему снится сон, но спящему невдомек, что он в мире иллюзий. В этом сне Олег вроде бы сидит в автобусе, большом и просторном, с огромными креслами, вертит в руке белый теннисный мячик. Кроме него, в автобусе еще пара человек – и всё. Впереди должен быть водитель, но его не видно за спинками кресел.

Олег весел и оживлен. То смотрит в окно, на мелькающие дома, деревья, поля и лесочки. То о чем-то болтает с невидимыми спутниками. Ничто не предвещает беды.

Он ударяет мячиком о пол узкого прохода между рядами кресел, мяч со звонким стуком отскакивает и прыгает обратно в ладонь. Олег снова кидает мячик куда-то в сторону, но тот, сухо стукнувшись о пассажирское сидение вдали, послушно возвращается к хозяину – в мире снов свои законы.

За секунду до катастрофы, Олега продирает озноб. Он совершенно точно знает, что сейчас случится страшное и непоправимое, но что именно – прихотливая память отказывается сообщить.

Автобус лоб в лоб сталкивается с вылетевшей на встречку машиной, и время замедляется. Олег медленно и плавно летит куда-то; рядом, повиснув в воздухе, вращаются чьи-то очки и мобильный телефон с треснувшим экраном. Затем время ускоряется. Автобус переворачивается, но Олегу кажется, что мир тошнотворно переворачивается вокруг салона транспорта. Позади придушено кричат. Олег хочет обернуться – не получается. Он не чувствует ни боли, ни особого страха – лишь глубокую печаль из-за того, что ждет его дальше. А также раскаяние и стыд.

Автобус останавливается, замирает на боку. Олег лежит, щека прижата к шершавому полу, перед носом – белый мячик, испачканный сбоку красным. Над плечом стонут, мычат, говорят что-то нечленораздельное. Краем глаза Олег видит окровавленное лицо, и ему становится страшно.

«Олег, Олежик... Уходи отсюда... Спасайся!».

Слышен детский крик – кажется, его собственный.

А потом он спокойно покидает автобус, вняв уговорам окровавленного человека, которого так и не разглядел. Выходит наружу непонятно как – словно просачивается сквозь стенку. А может, выбирается через разбитое окно. Он оказывается совсем не там, где находился автобус. Вокруг – прекрасная, поражающая воображение яркими красками долина, неподалеку между высокими берегами беззвучно струится узкая, но глубокая река. Далеко вдали – невероятно высокий и крутой горный кряж.

Олег вбирает легкими воздух и почти чувствует его свежесть и аромат. Шелестит трава, но ветра нет. Олег касается кончиками пальцев ствола дерева, затем – замшелого валуна. Они осязаемы, имеют текстуру и температуру.

В паре шагах перекинулся через реку деревянный мост, узкий, рассчитанный максимум на двух человек, идущих рука об руку. Олег становится в центре моста и, держась за сухие и теплые перила, глядит вниз – там по-прежнему бесшумно несутся прозрачные воды.

– Тебе нравится?

Олег оборачивается.

Рядом стоит неизвестно откуда появившаяся девушка – хрупкая, нежная, бледная. лицо с тонким подбородком скрыто разметавшимися темными волосами. Она одета в просторную рубашку из тонкой ткани и такие же штаны. Обуви нет, девушка босая.

Олег знаком с ней, даже очень хорошо знаком, но имени не помнит. Длинная косая челка закрывает ее глаза, но Олег знает, что они огромные, светло-карие, с длинными загнутыми ресницами. Знает, что на лице у нее веснушки, а губы не пухлые, не тонкие, а в самый раз.

Девушка улыбается ему. Олег понимает, что относится она к нему приязненно.

– Очень нравится!

– Тогда пойдем погуляем?

Она берет его за руку и ведет за собой. Олег в восторге.

Они переходят по мосту реку и идут по тропинке вдоль берега. Раздвигают кусты – они мягкие, как вата.

– Ты постоянно здесь живешь? – спрашивает Олег.

– Почти. Иногда бываю в другом месте.

Его тянет уточнить, в каком другом месте она бывает, но в то же время ему не хочется убивать загадочность, окружающую девушку. Тайна – ее органическая часть, Олег понимает это каждой клеточкой тела. Наверняка девушка имеет доступ в еще более красивые края.

Словно прочитав его мысли, девушка качает головой, а ее улыбка становится грустной. Нет, как бы говорит она, я бываю вовсе не в таких красивых и волшебных местах, как это.

– Почему ты грустная?

– Ты не догадываешься?

Он собирается сказать «нет», но вдруг догадывается. Догадка обрушивается внезапно, как откровение свыше.

Он спит, и всё вокруг, включая знакомую незнакомку, – сон.

Поэтому она и грустит, ведь она снится ему, и скоро они расстанутся. Или он – часть ее сна? Неважно; они существуют на разных уровнях бытия, которые пересекаются друг с другом только таким вот ненадежным способом, как сновидение.

– Это сон, – говорит он полуутвердительно-полувопросительно. – Я сплю...

Она кивает. Ей жаль.

– Не хочу просыпаться!

Она отводит челку с лица. Большие глаза смотрят на него с нежностью.

– Запомни меня. И я останусь у тебя вот здесь.

Она касается прохладным указательным пальчиком его лба.

Олега осеняет отличная идея.

– У меня есть кое-что получше, чем просто память! Я тебя сфотографирую!

Он роется в кармане в поисках мобильника. Идея сделать снимок так захватывает, что он совершенно упускает из виду, что фотографировать намерен на телефон, который существует только во сне. Сейчас его больше заботит то, что телефона может не оказаться в кармане.

Но телефон отыскивается, и Олег с удовольствием делает два снимка: один – девушки, что стоит вполоборота и застенчиво глядит в кадр; другой – неземного ландшафта.

Волнуясь, он пытается проверить, сохранились ли фото в памяти телефона, хотя это глупо и бессмысленно. Но пейзаж тускнеет, а девушка машет рукой, прощаясь.

Он просыпается.

2

Он валялся в постели и перебирал в памяти подробности удивительного сна. Припомнилась читанная когда-то статья о том, что потрясающе детализированные сновидения бывают у шизофреников и наркоманов, употребляющих определенный вид веществ. Если это так, подумал Олег почти серьезно, им можно только позавидовать – с такими снами никакого 3D кинотеатра не надо. Сон был ярче и реальнее, чем сама реальность...

Сознание Олега еще полностью не пробудилось, будто покрытое тонким слоем льда, который стремительно таял и трескался. Привычно оживала память. И Олег вспомнил, кто такая девушка из сна. Это Таисия Постникова, предмет его юношеских платонических воздыханий.

Точнее, не совсем она, конечно. Скорее, ее образ, оставшийся в воспоминаниях и отфильтрованный розовой призмой подросткового восприятия – эта призма где-то глубоко в Олеге еще сохранялась, несмотря на налипшую грязь «взрослого» цинизма.

Влюблен он в Таю был с восьмого класса – с тех пор, как впервые встретил. Она росла в состоятельной семье, училась в крутой гимназии, не то что простой парень Олег Погорелов. Жили Постниковы в элитном жилом комплексе в одном квартале от многоквартирного дома советской постройки, где обретались Погореловы, и гулять Тая с подружками приходила в тот же парк, что и Олег со товарищи.

Когда Олег перешел в десятый класс, Постниковы переехали в другой город, и связь оборвалась. Он не пытался ее впоследствии разыскивать, заранее смирившись с тем, что пары из них не выйдет, о чем не раз уверяли и родители, и друзья. Тая – объект первой, почти детской любви, даже не любви, а влюбленности. И не больше. Она – предмет тайного воздыхания на расстоянии. Это почти у всех бывает; главное, вовремя отпустить объект обожания и спуститься на грешную землю. Девушки, подобные Тае, должны рано или поздно исчезнуть из жизни, оставив светлые, окрашенные грустью воспоминания.

По меркам юного романтика Олег за два года общения с Таей добился немалого. Регулярно гулял с ней по парку и пешеходной улице – так называемому Верхнему Арбату, – «случайно» касаясь рукой ее руки. Нарисовал ее углем на ватмане – она была в восторге, и от ее неприкрытого восхищения Олег, привыкший к восторженным отзывам на свои художественные таланты с раннего детства, таял от удовольствия. Еще Олег написал стихи, но постеснялся показывать, трезво рассудив, что к стихосложению его способности гораздо скромнее, нежели к графике и живописи.

На этом достижения заканчивались. Он ни разу не признался в чувствах, хотя это было понятно любому прохожему в парке, который хотя бы раз видел блаженно улыбающегося Олега рядом с Таей. Тая, разумеется, была в курсе любовных переживаний Олега лучше кого бы то ни было, но – из стеснения или по каким-то другим девчоночьим соображениям – не принуждала к открытым объяснениям. Напротив – любила изъясняться недомолвками, взглядами, улыбками, едва заметными жестами. И Олегу это нравилось.

Однажды они «обменялись кровью». Этот дружеский, пусть и немного зловещий ритуал Тая подглядела у кого-то из подружек. Или увидела в кино. Вдвоем они укололи иголкой подушечки больших пальцев и сделали отпечатки на открытках. Затем обменялись этими открытками. У Олега до сих пор хранился высохший образец крови Таисии. Хранится ли его кровь у нее – неизвестно. Наверное, давно выбросила или потеряла. Вероятнее всего, она уже замужем, растит детишек, и ей не до глупостей. Тае и Олегу сейчас по двадцать семь лет – в таком возрасте большинство девушек состоят в отношениях и при детях.

Счастлива ли она сейчас?

Он фыркнул. Отчего-то потянуло его сегодня в сторону мелодраматических воспоминаний. Наверное, это влияние не выветрившегося сна. Если как следует пораскинуть мозгами, то все эти романтические сопли и прочее в том же роде – глупости от начала до конца. Однако, вероятно, в жизни каждого – или почти каждого – человека есть такой период переживания «высоких» чувств. Хорошо, что Олег этот период благополучно пережил. Вроде бы.

Он наконец нашел в себе силы подняться, вышел из спальни, пересек гостиную и зашел в ванную, не потрудившись закрыть за собой дверь – в трехкомнатной квартире все равно больше никто, кроме него, не жил.

Раньше-то он проживал здесь с родителями. Но они погибли пятнадцать лет назад, в 2006-м, когда междугородний автобус с ними попал в аварию и перевернулся. Олег был тогда в том же автобусе, но чудом выжил. Он не помнил подробностей, но порой снились обрывочные сны. Кажется, и сегодня что-то такое приснилось до встречи с Таей в сказочной долине. Сон про аварию быстро испарился из памяти.

После автокатастрофы его растила бабушка – дама властная и деловитая, бывшая директриса средней школы. Именно она научила Олега любить труд и не пасовать перед трудностями. Навыки пригодились. Четыре года назад бабушка скоропостижно скончалась от сердечного приступа, оставив все накопленные средства и дачу в пригороде с солидным земельным участком. Таким образом Олег оказался в двадцать три года круглым сиротой, но при деньгах и двух недвижимостях.

Но самое важное, что оставила ему бабушка, – это здравый смысл, практичность и трудолюбие. Дачу он сдал в аренду. Прочее наследство не прогулял, не растранжирил, не профукал. Вредных привычек не заимел. Правда, не заимел также ни друзей, ни подруг, хотя временами в орбиту его самобытного существования заносило разных представителей рода человеческого. Пожалуй, он оставался излишне самостоятельным и самодостаточным, не прибился ни к одной компании, чурался многолюдья, а редкие подруги скоро начинали тяготится отчужденностью и пропадали с горизонта.

Еще при бабушке он окончил академию искусств и дизайна. Поначалу с работой не везло, но потом он сориентировался в пространстве и устроился художником-портретистом в арт-студию «Иллюзион». Работа была удаленная и далеко не высокооплачиваемая, однако более-менее стабильная – студия регулярно находила новых клиентов. Помимо работы в студии, Олег редактировал фотографии, делал на заказ арты в компьютерных программах, комиксы и даже простенькие спецэффекты для видео о новобрачных и именинниках. Клиентам нравился креатив и скрупулезный подход; «сарафанное радио» обеспечивало постоянной работой, и Олег практически не тратился на рекламу.

Позавтракав, Олег отправился на рабочее место – оборудованную под студию комнату. По пути остановился перед шведской стенкой, установленной возле двери между прихожей и гостиной, подтянулся раза два – больше было лень – и поглядел на себя в зеркало.

Себе он не то чтобы сильно нравился. Рост средний, всего 173 сантиметра, сам худощавый, но жилистый, какой-никакой пресс различается, хотя это из-за худобы, волосы темно-мышиные, лицо ничем не примечательное.

В студии стояло сразу три мольберта. На полу – измазанные краской газеты. Возле стены стол с мощным компом и графическим планшетом, рядом – еще один стол, со световым планшетом для перерисовки.

На двух мольбертах его дожидались две работы. Одна – портрет девочки в образе ангела маслом на холсте; так захотели ее родители, выевшие Олегу весь мозг, пока обсуждались детали картины. Олегу пришлось повозиться, чтобы из ребенка, похожего на злобного поросенка, сделать прелестного ангелочка, при этом не утратив сходства с непрелестным оригиналом. Эта работа была, в сущности, завершена, осталось приделать раму, но это забота Ирины – арт-директора из «Иллюзиона».

Вторая работа – картина целого семейства: дедушка с бабушкой, несколько взрослых детей и куча внуков. Тут не потребовалось изображать из людей ангелов, клиенты пожелали лишь «чуток омолодить» стариков. Олег омолодил. Это просто – нужно меньше прорисовывать морщины, носогубные складки сделать едва заметными, прозрачными, щеки изобразить чуть более впалыми, а шею – подтянутей. Вторая картина была еще не завершена.

На третьем мольберте был чистый лист ватмана. Олег постоял перед ним, подумал и, взяв угольный карандаш, принялся стремительно делать набросок девушки из сна, пока сон в голове полностью не прокис. Работа, как обычно, увлекла. Через четверть часа он отошел и окинул взглядом то, что получилось.

Изображенная девушка стояла вполоборота, держась одной рукой за перила моста, смотрела вроде бы и на Олега, и куда-то в сторону. Темные волосы подстрижены под каре до плеч, косая длинная челка падает на лицо. На губах – намек на улыбку. Ну прямо Мона Лиза! Только лучше.

Олег, любуясь собственным творением, размял в руке похожую на кусок пластилина ластик-клячку, подправил рисунок кое-где, подтер и удовлетворенно крякнул. Несмотря на улыбку, Тая из сна получилась грустной и очень живой, замершей посреди незаконченного движения. Казалось, вот-вот она шевельнется, а ветерок разворошит густые волосы.

Олег сфотографировал обе картины, переоделся в – как он говорил про себя – «цивильное», свернул холст с ангельским поросенком, сунул в тубус и вышел из квартиры. Спустившись на лифте с восьмого этажа, направился через двор к припаркованной машине. Несколько лет назад он позволил себе «Шкоду Октавиа» – для удаленщика машина не роскошь, а необходимость.

Погода по-осеннему не задалась. Пасмурно, сыро, холодно, на мокром сером асфальте ярко желтеют опавшие листья, до которых не добрался нерадивый дворник. Детишек не выпустили гулять, а взрослые выходили в серую хмарь только на работу и по необходимости. Во дворе почти никого не было, только под молодыми дубками топтался, засунув руки в карманы темной куртки, незнакомый тип в надвинутой на глаза кепке. Незнакомец издали уставился на Олега пронизывающим взглядом, затем отвел глаза и отвернулся.

Из-за угла дома показался сосед по лестничной площадке – мужчина пенсионного возраста, толкающий перед собой инвалидное кресло. В кресле скорчился молодой парень с небольшим оранжевым мячиком.

– Привет, Олег! – сказал сосед, приближаясь.

– Здравствуйте, Максим Николаевич! Привет, Володя!

Последние слова относились к сидевшему в инвалидном кресле, но парень не ответил, корча рожи и пуская слюни. Олег и не ожидал от него внятного ответа. Двадцатипятилетний Володя был психически и физически болен, не разговаривал, не ходил и не всегда просился на горшок. Обычно Володя реагировал на Олега относительно «приветливо», но сейчас чего-то забоялся, откинулся в кресле, замычал.

Максим Николаевич принялся успокаивать сына, а Олег глянул туда, где был тип в темной куртке. Тот пропал.

Сосед откатил сына в сторонку к облетевшей живой изгороди; Володя заинтересовался мокрыми ветками и успокоился. Максим Николаевич поднял с земли оброненный мячик, подал сыну и вернулся к Олегу.

– Что это на него нашло? – шепотом спросил Олег. – Он же любит гулять.

– Не знаю. Такое с ним бывает. Не часто, слава Богу. Устал я.

– Понимаю...

Максим Николаевич горько усмехнулся.

– Да куда тебе? И не надо тебе понимать, зачем? Радуйся, что не на моем месте.

– Радуюсь.

Сосед покосился на него.

– И когда детей заведешь, не балуй. Я вот баловал, и вырос сынуля говном.

Олег приподнял брови. Но сильно не удивился. Максим Николаевич изысканными манерами не отличался, говорил, как думал. И не сглаживал углы.

– Упрямым стал Володюшка, наглым, неуправляемым, – продолжал сосед спокойно. – Дрался, чуть что. И со мной, и с Валей. Пить начал, шляться где попало. В итоге получил арматурой по черепу в групповой драке. И вот результат.

Историю эту Олег уже слышал. Максим Николаевич, вынужденный сутками напролет ухаживать вместе с женой за недееспособным сыном, страдал от нехватки общения. Часто повторялся. Олег каждый раз слушал, не перебивал.

– Вы не виноваты. То есть не только вы. У него ведь своя голова была... есть.

– Утешитель из тебя хреновый, – улыбнулся Максим Николаевич. – Ладно. Я тебя понял.

Он вынул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил. Проговорил:

– Но вот что скажу: голова – она у всех есть, да только работать мы ею не умеем ни в каких смыслах. Сами себе проблемы создаем. Все беды мира – результат человеческой дурости. Почти все люди больные на голову, поэтому и страдаем. И не понимаем этого. А норма – это счастье, которого ни у кого нет, потому как ненормальные мы все.

3

Раскланявшись с соседом, Олег сел в машину и поехал на студию. «Иллюзион» располагался в центре города, недалеко от Верхнего Арбата, на первом этаже старого шестиэтажного здания. Вход был прямо с узкого тротуара. Втискиваясь в узкий просвет между двумя автомобилями, Олег приметил «Хюндай Солярис» Ирины у входа на студию.

С тубусом под мышкой Олег зашел в крохотный холл «Иллюзиона», стены которого сплошь завешивали картины, арты и фотографии. Ирина – видная, стройная, лет тридцати, в брючном костюме, с собранными в гладкий узел русыми волосами – сидела на диванчике и рылась в объемной сумке. Здесь было тепло, почти жарко. Олег откинул назад капюшон толстовки.

– Олег? – удивилась она. – Ты чего так рано?

Арт-директор общалась с Олегом запросто, по-дружески, на «ты», а Олег перед Ириной робел, глядел снизу вверх, как прилежный ученик на строгую учительницу.

– Да вот, закончил.

– Слушай, у тебя дедлайн через три дня. Ты хоть спать успеваешь?

– Вполне. Даже сны вижу.

Ирина одарила его улыбкой. И протянула руку к тубусу.

– Вот как? Дай гляну, что получилось.

Олег осторожно извлек холст.

– Слушай, круто! Настоящий ангелок... И впрямь можно поверить.

– Во что?

Ирина закатила глаза.

– В то, что она – ангелок. Посмотрела я на этого ребенка вживую. Ей бы подошел другой стиль. С рогами и копытами.

Олег открыл рот, но Ирина не дала ему ничего сказать:

– Да-да, я – злобная стерва с ядовитым жалом вместо языка. Но эта агрессивная и капризная девочка и образ ангела – понятия трудно совместимые. Не представляю, как ты умудрился...

Она махнула рукой и свернула холст.

– Ладно. Говорить о клиентах – плохо. У нас клиент всегда...

– ...ангел?

– В принципе, да. Иначе – никак. – Она пристально оглядела Олега. – Признайся, Олег, ты всю ночь работал?

– Да нет же!

– Вид у тебя уставший.

– Говорю же: мне приснился необычный сон. Очень яркий. Читал, что мозг не отдыхает, когда снятся такие сны.

– Надо же! Это потому, что у тебя богатое воображение. Больше гуляй на свежем воздухе, и всё будет хорошо.

– Верно, – не стал спорить Олег. – Прямо сейчас и прогуляюсь.

А ведь она искренне заботится обо мне, подумал он, покидая студию. А не только потому, что я – эффективный работник.

4

Ирину он не обманул – действительно пошел гулять на Верхний Арбат. Свежего воздуха и впрямь не хватало, а в четырех стенах он проводил слишком много времени.

Пахло дождем. Немногочисленные уличные художники, невзирая на близящуюся непогоду, выставляли картины и шаржи, раскладывали походные стульчики, вооружались карандашами. Прогуливающихся было мало. Цветастые рекламные билборды и постеры на витринах магазинов яркими пятнами выделялись на фоне серого утра.

Олег направился к одному из уличных художников – пожилому, сутулому, почти горбатому, низкорослому, крепко сбитому. Этот художник сидел спиной к улице и рисовал цветными мелками разинувшего пасть тигра.

– Доброе утро, Константин Иванович!

– Привет, Олежик, – не оборачиваясь, сказал художник. Голос у него был низкий, тяжелый, но не грубый.

Олег посмотрел на выставленные картины – пейзажи, портреты, натюрморты. Стиль Константина Ивановича Олегу нравился. Лаконичный, с использованием широких, чуть ли не небрежных мазков. Однако штрихи и мазки сливались в гармоничную комбинацию, стоило отойти на пару шагов или прищурится. Олег познакомился с художником весной, привлеченный его работами. Константин Иванович оказался еще и доморощенным философом и интересным собеседником.

Одна из новых картин выбивалась из череды обычных пейзажей и портретов. На ней изображался человек с несчастным лицом и опущенными плечами. За ним темнела неясная фигура кукловода, управляющая человеком с помощью ниточек. Картина внушала неясную тревогу.

– Что это? – спросил Олег.

Константин Иванович оторвался от тигра, вытер разноцветные пальцы платком, поглядел на картину с кукловодом.

– А, это? Метафорическое отображение нашей несвободы.

Олег подумал над его словами.

– А тот, кто дергает за ниточки, свободен?

– Будь уверен – ни в коем случае.

– Больше похоже на постер фильма ужасов, – сказал Олег, а сам подумал:

«Плоховатый постер. Картина-то отличная, но постер из нее не очень. Не густо людей завлечешь таким постером. Народ сейчас привык к страшным картинкам. Хотя нет. Картина не страшная – она тревожная».

– Возможно, – не стал спорить Константин Иванович, снова принимаясь за тигра. – Нами управляют концепции, страхи и желания, причем большинство желаний и страхов внушаются извне.

Он махнул в сторону рекламного билборда, как бы показывая, откуда людям внушаются некоторые желания.

– А может, людям не нужна свобода? – спросил Олег.

Константин Иванович басисто рассмеялся. Отвлекшись, наконец, от работы, повернулся к Олегу всем грузным горбатым телом вместе с табуреткой.

– Отчего ж не нужна? Голову вскружит? Хотя ты прав, Олег. На самом деле люди предпочитают несвободу. Но не из-за того, что несвобода чем-то лучше свободы сама по себе. Нет! Несвобода нужна для того, чтобы снять с себя ответственность. Когда свободен, сам несешь за все ответ. Это-то людям и не по нраву... Не всем, конечно, – большинству.

Олег кивнул. Разговаривать с Константином Ивановичем всегда интересно. Олег сменил тему:

– Почему бы вам не работать на студию? Там заработок побольше будет. У них обширная клиентская база. И мерзнуть не улице не надо.

Художник усмехнулся.

– Считаешь, мы тут сидим ради денег? Я – пенсионер, мне многого не надо. Сижу здесь, потому что мне это приятно. Рисую, что хочется. А устроюсь в вашу студию – буду делать то, что скажут, а не то, что хочется. Несвобода-с!

«Будете омолаживать стариков, приукрашивать и искажать правду, – мысленно договорил до него Олег. – А потом еще по шапке получите от капризных клиентов!»

– Значит, вы ответственности не боитесь?

Константин Иванович пожал могучими плечами.

– Нет. Уже – нет.

Телефон в кармане толстовки Олега коротко завибрировал. Он глянул на экран. Пришла часть оплаты за картину ангелочка. Неплохо. Олег зашел в видеогалерею, чтобы показать Константину Ивановичу свои новые работы.

И вдруг увидел две фотографии, сделанные недавно. Обе размытые, тусклые, не в фокусе, но все же различить, что на них, нетрудно. На одной – живописная долина в окружении горного кряжа, на другой – хрупкая красавица. Олег вспомнил, откуда эти фотографии.

Он их сделал во сне.

5

Прибыв домой, он выгрузил фото из памяти телефона в комп. Увеличил фото и принялся изучать их чуть ли не под микроскопом.

Да, это самые настоящие фотографии живописной гористой местности, какая бывает где-нибудь в Швейцарии, и красивой юной девушки лет пятнадцати на фоне этой местности. Не фото картины или наброска, а реальной местности и реального человека.

Получалось, что Олег сфоткал Таю и долину во сне, но снимки сохранились в действительности?

Это открытие так поразило Олега, что он стремглав помчался с Арбата к машине, а потом дал по газам, чего обычно никогда себе не позволял. Он даже с Константином Ивановичем не попрощался.

И как всё это понимать? Как он ухитрился снять то, чего не существует? Точнее, существует, но в воображении?

Он лунатик и, выйдя ночью из дома, где-то сделал снимки Швейцарии и Таи, омолодившейся более чем на десять лет?

Или это розыгрыш? И кому приспичило его разыгрывать? Максиму Николаевичу? Бред.

Это всего-навсего старые фото, невесть как попавшие на телефон, а у Олега склероз?

Или это глюки, и никаких фото нет? Олег попросту пялится в пустой экран и видит невидимое?

Потирая лоб, он вышел на лоджию. Холодный воздух остудил горячую кожу. Олег только сейчас понял, насколько возбужден. Каким бы способом не попали к нему эти фото, ничего хорошего это не предвещает.

Далеко внизу с криками бегали трое детей. С высоты восьмого этажа они казались цветными шариками, к которым приделали ручки и ножки. Вот она – понятная жизнь. А материализовавшиеся из сна фотоснимки – это непонятно и попахивает чем-то скверным.

– Здравствуй, мир, – негромко произнес Олег. – Сегодня появился новый пациент дурдома...

Он вернулся в квартиру, покосился на монитор – фото никуда не делись. Он снова потер лоб, потом почесал затылок. Возникла интересная мысль. Он набрал номер Ирины.

– Да, Олег? – после двух гудков отозвалась арт-директор.

Он откашлялся.

– Ирина, я... Я сейчас вышлю пару фото... Мне их только что прислали... Просят сделать по ним картину. Посмотрите, стоит ли браться? Ясно, что это в обход студии, но если по-товарищески...

Он запнулся, а Ирина спросила:

– Олег, всё нормально у тебя?

Он опять откашлялся.

– Да, всё нормально. Просто посмотрите на фото, о’кей?

– Хорошо.

Прервав связь, Олег трясущимися руками отправил фотографии Ирине через Телеграм. И забегал по гостиной в нетерпеливом ожидании.

Если она их увидит, а еще лучше – прокомментирует, значит, ни о каких глюках речи нет. Фото реальны и Олегу не мерещатся. Это сужает круг возможных объяснений непонятного явления.

Ирина не заставила себя ждать. Вскоре через Телеграм пришел ответ:

«Это шутка такая? Фото отвратительные. Ничего не разобрать. Только видно: девушка и пейзаж непонятный. А деталей – ноль».

Колени Олега подогнулись, и он рухнул задницей на диван. А Ирина прислала еще одно сообщение:

«Не стоит браться за такое. Странные клиенты у тебя :)».

Олег на автомате набрал «спасибо» и отшвырнул телефон. Задумался, стараясь не смотреть на монитор компьютера, с которого улыбалась мутная Тая.

Итак, что же получается? Фото реальны и сделаны между четырьмя и пятью часами утра. В это время он, собственно, спал и видел сны. Если фото реально, то как вариант – у него есть телекинетические способности, с помощью которых он влияет на процессор телефона. Или что там бывает в телефонах?

Как можно влиять на то, в чем совсем не разбираешься?

Другой вариант – он все-таки лунатик, разгуливающий по ночам невесть где и щелкающий камерой на мобильнике. Но где он нашел девушку и пейзаж?

Олега осенило. А если в приступе лунатизма он просто-напросто сфоткал экран телевизора или компа? Скажем, он скачал картинки с интернета, а потом сфотографировал? У Олега радостно забилось сердце – да здравствует рациональное объяснение! Он бросился к компу, но, обшарив все его виртуальные закоулки, не нашел картинки-оригинала. История браузеров не сохранила следов ночных веб-странствий. Телек, который Олег давненько не включал, запустил новостной канал. По таким каналам девушек и мирные пейзажи просто так не показывают. Вот взрывы, убийства, испытания ракет – это запросто...

6

Хотя неожиданная загадка до конца дня не получила отгадки, Олег успокоился. В конце концов, ничего страшного не произошло. И вариант с лунатизмом вполне себе рациональный. А раз рациональный, значит, решаемый.

Чтобы в приступе сомнамбулизма снова ночью куда-нибудь не уйти, Олег предпринял меры. Во-первых, намочил половую тряпку и положил возле кровати. Начнет вставать ночью – встанет босыми ногами на холодное и мокрое, сразу проснется. Во-вторых, запер входную дверь не только на защелку (открыть ее даже в полубессознательном состоянии проще простого), но и на ключ. Ключи, благо нержавеющие, положил на дно ванны, предварительно заполненной до половины водой. Полезет лунатик Олег за ключами, сунется в холодную воду и, глядишь, уж точно проснется.

Закончив приготовления, пробормотал:

– Надеюсь, прыгать с балкона мне не приспичит...

Боялся, что долго не уснет, ан нет – уснул быстро.

Приснился сон: снова он в долине, буйство красок, невиданные деревья, мшистые валуны, бесшумная речка, горная гряда, а рядом пятнадцатилетняя Тая. Во сне Олег не вполне догадывался, что спит, однако осознавал, что в этом месте не впервые и рад снова встретить Таю.

– Как я рад, что вернулся! – произносит он. А может, и не он, а кто-то за него.

Девушка стоит шагах в трех, глядит, как обычно, чуть в сторону, мило улыбается. На ней другой наряд: темно-синяя футболка, поверх нее – длинная расстегнутая кофта, джинсы и изящные ботинки на невысоком каблуке.

– Вернулся сюда или ко мне? – уточняет она.

– Сюда... И к тебе тоже!

Она приближается, и он почти явственно чувствует нежный тонкий аромат ее волос. Девушка берет его за руки и – вот чудо! – целует в уголок губ. Ее губы сухие, теплые и мягкие. Ему так хорошо, как никогда прежде. Он любим – по-настоящему.

– Хочешь, я буду с тобой всегда?

– Хочу!

Ее ресницы трепещут. Она так близко, что он видит, как играют солнечные лучи на ее темно-медных прядях и коже с веснушками.

– Возьми меня с собой, – просит она.

Олег теряется.

– Куда?

– К себе.

– К себе?

До него не доходит, сознание и память блокированы сновидением. Он не представляет себе, откуда он и куда просится Тая. Тем не менее, знает, что в этой долине он – гость, и где-то должно быть другое, более привычное место обитания.

– Да, я возьму тебя с собой, – обещает он.

Она с облегчением вздыхает и прижимается к счастливому Олегу всем телом, пропустив руки у него под мышками.

У Олега из глубин памяти выплывает что-то... Никак не может вспомнить... Что-то тревожное...

– Хорошо, – шепчет Тая, слушая, как бьется его сердце. Бьется ли? – Поклянись, что заберешь меня.

Олег колеблется. Откуда-то приходит уверенность, что клясться не нужно. Но близость Таи дурманит разум, и без того одурманенный дивным сном.

– Клянусь.

Тая разжимает объятия, отходит на несколько шагов. Ее образ расплывается, отдельные черты не различить, и Олег напрягает зрение. Безуспешно. Сон истаивает, истончается, долина уже не реальна, Олег проваливается в молочное марево. До него доносится злобное хихиканье. Или это ему кажется? Кто хихикает? Неужели Тая? Но она уже растворилась в белесой мгле.

Олег не проснулся. Сон изменился, превратился в нечто непонятное, тревожное, тяжкое.

Он находится в огромной полутемной комнате, заполненной разными пыльными предметами. Тут и старые потертые кресла, и диваны с вылезшей через прорехи обивкой, и поломанные стулья, столы, ящики, комоды, старомодные шкафы, и кучи тряпья, и полки со стопками пыльной бумаги и разворошенных книг. Барахло заполняет пол, лежит на стенах и даже потолке в нарушении законов физики. Олег озирается. В комнате, вообще-то, нет стен – есть только пол, изгибающийся под немыслимыми углами, как если бы обширную деревянную площадку с разных хламом сумасшедшее божество небрежно свернуло в куль, а хлам остался на своих местах. Комната – если это можно назвать комнатой – имеет не форму куба или параллелепипеда, а более сложную форму.

Додекаэдр, думает Олег завороженно. Вот как называется такая форма.

И этот додекаэдр перекручен, искажен, безумен. Здесь нет законов, правил и закономерностей, здесь – мир хаоса.

– Олежка! Олеженька! – доносится сверху чей-то голос.

Олегу не хочется вспоминать, чей этот голос. Он знакомый...

Прямо перед ним из стены (или вертикального пола?) торчит старомодное овальное зеркало. В мутной поверхности отражается сам Олег. Стоит ему приглядеться, отражение искажается, трансформируется, щеки и губы растягиваются в жуткой кривой ухмылке, потом стягиваются в плотный узел, голова разбухает до неестественных размеров, глаза медленно и несинхронно моргают. Эти глаза больше всего ужасают Олега. Вот они закрываются, открываются, и в них больше нет склеры, радужки и зрачка, лишь черные провалы, окруженные мелкими желтыми зубками. Теперь это не глаза, а отвратительные слюнявые ротики. Лоб огромной головы в зеркале бугрится, выпячивается, как тесто, волосы уползают куда-то назад и пропадают из вида. Уродливая лысая башка разевает три зубастых ротика, будто дразнится.

И это еще не конец трансформаций, догадывается Олег. Оно продолжает меняться!

В порыве испуганного гнева (оказывается, бывает такое!) Олег хватает зеркало, выдергивает из стены-пола и швыряет на кучу трухлявого тряпья.

Однако отражение остается. Искаженный уродец плавает в пространстве перед Олегом, кривляется; он прятался за зеркалом, да и не зеркало это вовсе, а прозрачное стекло...

Олег пытается убежать, но тело не двигается, будто парализованное.

То, что казалось отражением, превращается в нечто не столь страшное. Олег моргает в недоумении.

– Тая?

Она беззвучно открывает рот, лицо испуганное.

– Зачем ты пугаешь меня?

Ее относит в глубь комнаты. Издали они кричит:

– Это не я! Не я, Олег! Не перепутай нас!

В ее голосе боль и страх. Страх, что Олег не поверит. Но Олег верит, видя ее страх и боль. Злая сила дурачит, отталкивает от девушки. Она не желает, чтобы Олег и Тая были вместе. Эта чуждая и злая сила, это черное существо где-то здесь, рядом, прячется среди груд нечистого хлама и ядовито хихикает. Олег чувствует его присутствие, но не видит – и не хочет видеть.

– Тая! – кричит Олег.

Она пропадает в темных углах искаженной комнаты. Стены пульсируют, комната раздувается и спадает, как исполинские кузнечные меха. Издали слышится:

– Спаси меня!

Он тянется во тьму, стремится взять за руки, схватить, обнять, спаси.

И просыпается с протянутыми в пустоту руками.

7

Олег перевел дух, отвалился на подушку – до этого практически сел в постели под воздействием ночного кошмара. Сердце бешено стучало, по лбу катился холодный пот.

Ну и сны! Почему они снятся? Крыша едет? Но с какого перепуга ей ехать, он же не запойный алкаш, не наркоман, и по макушке арматурой не получал. Была, впрочем, травма психического свойства, когда родители погибли на его глазах в перевернувшемся автобусе. Но то было давно, и он практически ничего не помнит.

Олег засветил дисплей телефона – 1:58. Сквозь окна с раздвинутыми шторами сочился слабый свет электрических огней города. Небо было чернильное, по низким тучам иногда чиркали лучи прожекторов. Сна ни в одном глазу. Олег встал с кровати. И охнул, когда босые ступни угодили на холодную мокрую тряпку.

Он совсем позабыл про антилунатическую меру. Шагнув к выключателю, зажег свет и, проморгавшись, с недоумением уставился на замусоренный пол. Возле кровати в луже грязной воды валялись мелкие, с ногтевую пластинку, куски чего-то, похожего на размякший от влаги картон. Воды было намного больше, чем должно образоваться от намоченной тряпки, а потолок оставался сухим, соседи сверху его не «топили». Олег присел на корточки. Некоторые кусочки «картона» напоминали остатки от обычной коробки, некоторые – разбухшие от воды остатки от осиных гнезд. Олег потрогал грязную влагу, и к пальцу прилипла длинная нитка слизи.

Вскочив, он брезгливо вытер палец о трусы. Мусор у кровати смахивал на чью-то блевотину, только без запаха. Получается, ночью Олег все-таки не просто тихонько спал на постели, но и облевался, аккуратно склонившись над краем кровати, чтобы не испачкать постельное белье? Он лихорадочно вспоминал, что ел вчера. Явно не картон.

С замиранием сердца вышел в гостиную, включил свет. Посетил студию, ванную и кухню, всюду щелкая выключателями. Входная дверь надежно заперта, дверь на лоджию – тоже. Все вещи на месте. Не мог же кто-то просочиться сквозь стену, нагадить на пол в спальне и испариться?

Олег выпрямился, по лопаткам пробежала леденящая щекотка. А если это существо из сна?

Он помотал головой. Что за чушь?

Грязная лужа – его рук дело. Он – лунатик, и ночью занимается не пойми чем. Это плохо, но объяснимо.

Правда, совершенно непонятно, что за мокрый рваный картон плавает в луже слизи?

Олег торопливо проверил фотогалерею телефона, страшась узреть мутное изображение той сумасшедшей комнаты. Нет, ничего.

В полном расстройстве чувств он схватил ведро и швабру и убрался в спальне. Вылив грязную воду в унитаз, уселся на кровать и схватился за голову. В каждом помещении квартиры горел свет, было относительно тихо, снаружи приглушенно шумела улица.

Нет, он определенно не покидал квартиру, и странному картону и слизи неоткуда взяться. Олег проверил, все ли пачки ватмана, холста и картона на месте – на случай, если он в помутнении рассудка сожрал принадлежности для рисования, а потом изверг на пол. Всё было на месте.

В животе свернулся тугой узел страха – от осознания того, что сверхъестественное возможно.

Что делать? Обратиться к психиатру? В дурку положит. К сомнологу? Выпишет направление к психиатру, а тот положит в дурку. Священнику? Олег никогда не верил в Бога и способность священников каких бы то ни было религий воздействовать на сверхъестественное. И в сверхъестественное тоже не верил. Олег всегда имел в высшей степени рациональный ум.

Наверное, сейчас пора поверить?

Ни к чему в своих размышлениях не придя, Олег выключил всюду свет и улегся. От волнения долго не мог уснуть, но все-таки впал в подобие тяжелой дремы.

Спустя невесть сколько времени его словно толкнули, и он проснулся в непроглядно темной комнате. Отчего-то даже сквозь окна не пробивалось ни единого лучика. Тьма была осязаемой, душной, живой, наблюдающей за ним. Он лежал на спине, затылок и виски неприятно ломило. Тело налилось чугунной тяжестью.

Внезапно охватила уверенность: в комнате кто-то есть. Присутствие постороннего было настолько сильным и мощным, что Олег взмок с головы до ног.

Плохо соображая, что делает, попытался прочитать единственную известную ему молитву:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого духа... Иже еси на небеси...

Увы, больше ничего не помнил.

Из угла спальни насмешливо прошептали:

– И ежа ты не беси!..

Олега затрясло. Вскочить, включить свет... Но нет, его разбил паралич, не пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Иже еси... – выдавил он снова.

– У ежа отсоси, – перебил насмешливый шелестящий голос.

Обладатель этого жуткого тихого голоса издевался, насмехался, богохульничал. То есть вел себя так, как и полагается нечисти.

Олег сам не понял, как преодолел онемение, встал на плохо гнущиеся ноги, дотянулся до выключателя. Не удивился бы, если б свет не зажегся. Свет зажегся. В спальне – никого.

На автопилоте Олег добрался до ванной, умылся холодной водой. Чуть пришел в себя. Пульсирующая боль в висках и дрожь во всем теле постепенно унимались. Он опять включил везде свет и распахнул дверь на лоджию. В гостиную ворвались стылый сырой воздух, шелест дождя и привычный шум города. Выйдя на лоджию, Олег выглянул в открытое окно. Фонари освещали двор, детскую площадку и ряд автомобилей в обрамлении темных пятен деревьев. Несколько из ближайших окон светили желтоватым светом: или жильцы – совы, или проблемы с маленьким ребенком.

Холод отрезвлял, приводил в себя. Голова заработала, как полагается. Итак, это был очередной кошмар, сонный паралич, когда кажется, что некие события происходят в реальности, а это не так. А мусор? Сейчас Олег сомневался, что мусор был в действительности, что он, Олег, убирал его. Возможно, и это ему приснилось...

Олег выдохнул облако пара, подсвеченное лампой из гостиной, и собрался закрыть окно, когда приметил шевельнувшуюся внизу, во дворе, человеческую фигуру. В свете фонаря виднелись кепка и темно-серая куртка. Человек задрал лицо вверх и словно посмотрел прямо на Олега. Затем быстро удалился в тень.

Утренний тип! За Олегом следят?

Или совпадение?

Или глюки?

Олег полностью оделся, взял телефон и уселся в кресло, намереваясь бодрствовать до утра в ожидании неизвестно чего. Однако уснул, о чем узнал проснувшись утром, когда в окна уже били солнечные лучи, а свет включенных ламп стал тусклым и неуместным.

Порадовавшись, что снов больше не было, он размял затекшие члены и на всякий случай обошел квартиру. Аномального мусора нигде нет, но в углу спальни нашелся кусочек мокрого картона. Видимо, Олег его пропустил, когда убирался среди ночи.

Значит, мусор был на самом деле. Не позавтракав (аппетита не было), Олег достал со дна ванны ключи, отпер входную дверь и вышел во двор – хотелось чем-нибудь заняться, все равно чем. Главное, не сидеть дома. Возле мусорных баков валялись картонная упаковка, сорванная с холодильника, судя по надписям и пиктограммам, и белые пластиковые упаковочные ленты. Голодные бродячие собаки успели изрядно обкусать и взлохматить картон, обрывки валялись тут же.

Олег так и застыл у мусорки. Выходит, он, лунатик, выловил из ванны ключи, не проснувшись, вышел во двор, насобирал картон, съел его (ужас!), затем вернулся домой, аккуратно утопил ключи и проблевался в спальне. От этих размышлений замутило. И в то же время Олег заметно успокоился.

Что ж, лунатизм – не так уж страшно. Люди с этим живут, успешно лечатся. И никакой нечистой твари, шепчущей из угла темной комнаты мерзкие вирши, нет в природе.

Удивительно, что ему никто не попался по дороге, пока он шастал ночью. Или попался? Олег представил сцену: он в трусах и футболке, босиком, заходит в лифт; туда же заходит сосед или соседка; далее – картина маслом.

Если он лунатик и страдает ночными кошмарами и сонным параличом, то при чем человек в сером? А ни при чем, ответил Олег сам себе. Совпадение. Ну зачем кому-то приспичило бы торчать на холоде возле дома Олега ночью и по утрам? Бред сивой кобылы.

Что ж, надо будет обратиться к врачу. Сначала к участковому терапевту, чтобы тот выписал направление узкому специалисту. Олег представил изумление терапевта, целыми днями разбирающим случаи гипертонии, стенокардии и диареи, когда Олег выскажет ему свои жалобы. Дорога к психиатру однозначно гарантирована.

При свете дня ночные приключения изрядно потускнели, стали далекими, нереальными и откровенно смешными. Олег по-прежнему судорожно сглатывал при воспоминании о шепоте из угла, однако былой страх испарился.

Спустя полчаса усиленных размышлений принялось решение. Сегодня ничего не предпринимать, отложить поход к врачу, пережить еще одну ночь, и если ничего не случится, радоваться. Если случится, бежать хоть к психиатру в поликлинике, хоть прямо в дурку. Стало намного легче. Прокрастинировать всегда приятно. А последствия – о них подумаем потом.

8

Ирина, арт-директор студии «Иллюзион», не любила осень, несмотря на хваленый пушкинский шарм, желто-красно-оранжевые дубовые и кленовые листья на сером тротуаре, облачное небо в лужах и отдохновение от летнего зноя. Осенью ей становилось грустно, прямо какая-то депрессия нападала, хоть вой. Ни витамины не помогали, ни фитнес в тренажерном зале, заполненном лязгом железа и запахом пота пополам с тестостероном, ни поход в салон красоты.

А сегодняшний день выдался самым что ни на есть осенним в дурном смысле этого слова. Солнца не было видно уже неделю, а сегодня ночью прошел ледяной дождь; холодный и влажный воздух с утра щипал щеки, пока Ирина спешила на автостоянку, роясь в сумке в поисках ключей. Дурацкий день...

Она ехала по унылому городу, включив радио погромче и слушая музыку, прерываемую рекламой и наигранно веселыми голосами ди-джеев, которые по обыкновению несли лютую пургу. В какой-то момент позвонила дочь, радио затихло, заиграл рингтон. Ирина коснулась экрана мобильника, прикрепленного к панели держателем.

– Алло, Янусик?

– Мама, привет, – солидно проговорила дочь. Ей семь лет, она ходит в первый класс и весьма самостоятельна. А как же иначе? Мама целыми днями на работе, папа свалил давным-давно, а бабушка часто болеет и сама нуждается в опеке. Поневоле станешь самостоятельной. Вчера Яна разболелась, кашляла, чуточку температурила. В школу не пошли, сдали тест на ПЦР. Пришлось отстегнуть нехилую сумму. Сегодня с утра пришло СМС – тест на коронавирус отрицательный. Ну хоть что-то.

– Ну как ты?

– Лучше.

– Покушала?

– Чуть-чуть. Аппетита нет.

– Полежи.

– Я и лежу. Скучно.

Они созванивались каждый час. Яна давала нехитрый отчет о своих делах. Ирина старалась не сюсюкать и не жалеть дочку, даже когда той нездоровилось. Вырастет мямлей.

– Я сегодня поздно, – честно сказала Ирина, притормаживая на красном светофоре. – Но до одиннадцати буду непременно.

– Ладно.

Ирина привычно и мимолетно умилилась, что дочь не манипулирует, не давит на жалость, как многие-многие детки ее знакомых. Психологи утверждают, что детские манипуляции – результат нехватки внимания постоянно занятых родителей. Яна самодостаточна, с характером. Не то, что отец. Вот знал бы Виталик, какая у него растет дочь! Но ему неинтересно. Алименты платит – и ладно. Ирина не жалела, что рассталась с мужем, и не злилась на него. По крайней мере, не слишком сильно злилась. Когда они познакомились, это был энергичный целеустремленный человек не без харизмы, перспективный во всех отношениях настоящий, как говорится, мужик. А через год после женитьбы – как подменили. Любимое занятие – втыкание в мобильник, любимая поза – лежа на диване, единственное хобби – пиво по вечерам.

Работать он работал, деньги зарабатывал, но продвигаться по карьерной лестнице и вообще как-то развиваться категорически не желал, хотя возможности были, и еще какие! Его полностью устраивал статус-кво. Вероятно, большинство женщин радовалось бы и такому мужу, но Ирина к большинству себя не относила. Она многого добилась сама и вывела для себя железобетонный жизненный принцип: кто не развивается, тот деградирует. В жизни нельзя стоять на месте; ты либо карабкаешься вверх, либо летишь под откос. Или другая аналогия: машешь крыльями и паришь или камнем падаешь в бездну.

Когда Виталик отказался от повышения (хотя ему выпал отличный шанс), затем – переехать в Москву (хотя появилась уникальная возможность), Ирина задумалась. Когда муж стал часто являться домой нетрезвый, встревожилась. А когда поднял на нее руку, подала на развод. Виталик не захотел махать крыльями и пал.

Ирина до сих пор полностью не поняла бывшего. Кое-кто из подруг предположил, что Виталик связался с плохой компанией. Ирина не согласилась, не было такого, она выясняла. Скорее наоборот, компания у него была отличная. Другие подруги придерживались мнения, что Виталик имел проблемы с психикой, которые до поры до времени успешно скрывались. Возражать было трудно. Виталика часто тревожили ночные кошмары, в остальном он не выказывал отклонений в психике.

Как бы то ни было, ныне она – мать-одиночка и замуж во второй раз не собирается. Она даже не завела никаких долгосрочных отношений за три года. Может быть, пора попробовать?

Мысли сами собой свернули на Олега. Парень он неплохой, старательный, трудолюбивый, но – странноватый. Чурается общества, два раза отказался участвовать на корпоративе и один раз – от личного приглашения Ирины на день рождения дочери. Сослался на плохое самочувствие. Да и как не сделаться странноватым – после той трагедии с автобусом? После смерти бабушки он остался один на белом свете, сам выживает, положиться не на кого. У Ирины хоть мама есть; помощи от нее мало, но можно поплакаться – выслушает и поймет. А у Олега – никого.

Подругу бы ему завести, но нет, не спешит. Подруга должна быть без «прицепа», конечно, так что кандидатура Ирины не прокатывает. Не то чтобы она всерьез об этом задумывалась, но несколько раз их разговор с Олегом переходил на довольно-таки откровенный флирт.

Ирина, после разговора с дочерью задумавшаяся о каких-то глупых и ненужных вещах, одернула себя. Что за глупости лезут в голову? Она сделала радио погромче, посмотрела в зеркало заднего вида – и вздрогнула.

Ей почудилось отражение отвратительного распухшего лица, искаженного в чудовищной ухмылке. Ирина дернулась, обернулась на задние сидения. Никого. Снова посмотрела в зеркало, сердце пропустило удар и заколотилось с утроенной силой. В зеркале – никакой рожи.

– Фу! – выдохнула Ирина.

Перетрудилась? Теперь мерещится что попало?

Может, послать всё к чертям и устроить недельный отпуск?

А как же клиенты, договоры, заказы? Нельзя прямо сейчас устраивать отдых, надо для начала разгрести дела.

Она сбавила скорость. Сердце никак не успокаивалось. То и дело Ирина с испугом поглядывала в зеркало в страхе увидеть что-нибудь неположенное.

Прогуливающегося по тротуару Олега заметила не сразу. А заметив, припарковалась поблизости. В таком состоянии лучше не быть за рулем.

– Олег? – окликнула она парня, выбираясь из салона.

Тот явно был чем-то озабочен, не сразу догадался, кто его зовет, вертел головой. Они поздоровались.

– Я только о тебе подумала, и вот – ты идешь, – сказала Ирина и немного сконфузилось: фраза прозвучала двусмысленно. Поспешила сменить тему: – Кто тебе прислал те фото? Ужасное качество! Как можно так плохо фотографировать? Даже если взять обычный смартфон...

Олег побледнел, и Ирина умолкла, нахмурившись.

– Шутники какие-то... – пробормотал Олег, пожимая плечами. – Я... их послал.

«Ты не мог не видеть, что фото – гадость, – подумала Ирина, – так зачем отправил их мне? Что происходит?»

Олег мялся, прятал глаза, ему не хотелось обсуждать те фото. Он посмотрел ей через плечо – кажется, на машину, и его лицо вытянулось.

– Олег, ты в порядке?

Она тоже обернулась, но не увидела ничего особенного. Проезжали машины, редкие прохожие все, как один, спешили по своим делам, в ушах большинства торчали беспроводные наушники. Люди были погружены во внутренний мир и по сторонам не смотрели.

Олег помотал головой.

– Показалось.

– Ну ладно, – неуверенно сказала Ирина. Допытываться дальше нетактично. Олег не был расположен к беседе. Выходило, она остановилась, чтобы пообщаться, а сейчас ей надо уезжать, едва парой фраз с ним перемолвившись. – Пока...

– Пока.

Она вернулась в машину, смущенная, раздосадованная и встревоженная. Мимолетное жуткое видение в зеркале, короткий неловкий разговор, странное поведение Олега, – всё это вызывало смутную тревогу и дискомфорт.

Дурацкий день!

9

Приехав домой, Олег засел за компьютер. Во время прогулки ему стукнула идея, что пора бы выяснить, как поживает Таисия Постникова – настоящая, во плоти. Вряд ли между ней и его лунатизмом есть прямая связь, но интуиция назойливым голоском подсказывала, что стоит поинтересоваться судьбой первой любви.

Одно время он нет-нет да поглядывал на ее страничку в ВК. Потом Тая, видимо, забросила ведение аккаунта; так поступают те, у кого реальная жизнь полна впечатлений. Или забот. И Олег совсем потерял ее из виду.

Набравшись духу, он набрал ее старый номер, сохранившийся в телефонной книжке. Неживой женский голос уведомил, что номер отключен.

Олег вбил в поисковую строку «Таисия Анатольевна Постникова». Вылезло множество результатов, и все не те. Какая-то журналистка, которая давно умерла... Слащавая модель Таисия Анатоль... Таисия из романа неведомого автора Постникова... Баба Тая из деревни Анатольевка учит, как правильно держать пост...

Аккаунт в ВК бесследно исчез. Олег принялся хитрить, вбивать варианты без отчества, с датой рождения, названием города и школы. Тая упорно не желала отыскиваться, что необычно в век социальных сетей. Она что, вышла замуж и сменила фамилию? Как правило, в таком случае женщины указывают девичьи фамилии на случай, если их кто-то (например, кто-то вроде Олега) будет разыскивать.

Изрядно покорпев, Олег наткнулся на фото Таи – уже не пятнадцатилетней, но мало изменившейся. Уголок фото перечеркивала черная полоса, и у Олега болезненно сжалось в груди. Онемевшими пальцами он подвигал мышью и открыл сайт, где располагалось фото. Это был фэйсбук-аккаунт, принадлежащий некоей Софии Абалян; под фотографией Таи значилось «R.I.P. Ты навсегда в наших сердцах».

«С такими вещами не шутят, – с трудом ворочая мгновенно заледеневшими извилинами, сообразил Олег. – Вот почему ее нет в интернете. Тая Постникова умерла».

10

День был не просто дурацкий, но и бешеный. К уже имевшимся делам прибавился ворох новых, и не простых, а мудреных, зависящих от разных трудных людей, одним махом не решаемых. Целый день Ирина ездила по всему городу, подписывала договоры, простояла очередь в налоговой, объяснялась с капризными и придирчивыми клиентами, спорила с дизайнерами. Освободилась к десяти вечера.

По дороге домой привычно позвонила дочь. Деловито отрапортовала:

– Я поужинала, посмотрела мультики и уже легла спать. Но не сплю. Жду тебя.

– Уже лечу, Янусь, через десять минут буду. Люблю!

– Ура!

Дочь отключилась. Зачем разговаривать по телефону, если мама совсем скоро приедет? Улыбаясь сама себе, Ирина вскинула глаза на зеркало заднего вида, готовясь перестраиваться, и буквально окаменела.

В зеркале отражалась расплывшаяся рожа – с выпирающим бугристым лбом, крохотными глазками-дырками, один ниже другого, обвисшими тестообразными щеками, перекошенным ротиком с мелкими конусообразными зубками...

– ЛЮБЛЮ! – шипящим голосом передразнила рожа, покряхтывая и похихикивая. – ЛЮБЛЮ!

Ирина завизжала так пронзительно, что у самой заложило уши. Руки сами собой вывернули руль, нога вдавила педаль тормоза. Мелькнула мысль: «Скорость небольшая, аварии не должно быть! Яночка ждет...» Бешено засигналили где-то сбоку, заскрипели тормоза.

Лязгнуло, сильно ударило – машина въехала в рекламную тумбу, снеся ее почти целиком. Ирина впечаталась лицом в подушку безопасности, в ушах шумело и грохотало. Изо рта густым потоком потекла слизь с шершавыми комками.

Над ухом ехидно захихикали.

11

– Почему РИП? С чего ей умирать-то? – бормотал Олег, торопливо просматривая фотографии Софии и ее ленту новостей.

Тщательное изучение аккаунта Софии Абалян мало что дало. София имела большие выразительные глаза, красивый нос, чувственные губы, изящные руки, но всё вместе как-то не смотрелось. Она выглядела немного угловатой и несообразной, пусть и добродушной. Если верить информации на странице в Фейсбуке, жила София в этом городе, собирала гербарий, любила фотографироваться с желтыми резными дубовыми листьями и как-то была связана с пением. Среди фотографий часто попадались снимки, где София дирижировала перед группой поющих людей, что-то показывала с помощью камертона и листала нотную тетрадь.

Кроме фото с траурной лентой Олег не нашел ни единой другой фотографии с Таей. Ни единого иного упоминания Таи также в аккаунте не было.

Взбудораженный донельзя, Олег послал Софии сообщение – и не текстовое, печатать терпения не хватало, а голосовое. К тому же опыт подсказывал, что незнакомые люди сердечнее реагируют на голос, особенно приятный и искренний, чем на сухой текст. У Олега голос хоть и не дикторский, но вполне себе ничего.

– Здравствуйте! – сказал он, стараясь говорить спокойно и отчетливо. – Меня зовут Олег Погорелов. Но это и так видно... В смысле, это не псевдоним, а настоящие имя и фамилия... Э-э-э... Я наткнулся у вас на фотографии Таи Постниковой, там написано «Покойся с миром»... Я дружил с Таей... давно. Мы были хорошими друзьями. Она что, получается, умерла?.. Когда и как это произошло? Буду благодарен, если расскажете, что случилось.

Отправив войс, он долго сидел и тупо пялился в экран. Признаться, смерть Таи не шокировала бы его так сильно, если бы не сны. Получалось, сны не снились просто так, в этом имелся зловещий смысл.

Что если она явилась во сне в виде призрака? Что если она предупреждает о чем-то плохом? Или желает зла?

Развивать мысль не было желания. Все это чушь, бред и глупости. Совпадение – удивительное, необычное, статистически редкое, но все же совпадение. У Олега лунатизм – и точка.

12

Совпадение совпадением, но спать он ложился с опаской. Оттягивал момент отхода ко сну как только мог, долго мылся в душе, тщательно побрился на ночь глядя, пропылесосил ковер. Выглянул с лоджии во двор – людей в кепках и серой одежде нет. Мокрых тряпок стелить не стал, и топить ключи в ванне тоже – все равно без толку. Наконец не без трепета выключил свет и улегся.

Сон долго не приходил. Олег прислушивался к ночной тиши, не раздастся ли глумливый голос из угла? Его несколько раз начинало уносить в мир сновидений, но каждый раз он вздрагивал и просыпался. И когда было уверился, что не уснет до утра, погрузился в сон.

Проснулся утром и обрадовался. Снов не было или не запомнились, никто не шептал, пол вокруг постели и вообще в квартире чистый, без слизи и обрывков картона. Олег испытал такое облегчение, какого никогда прежде не испытывал. В приподнятом настроении плотно позавтракал и направился поработать в комнату-студию, но телефон булькнул – на Ватсап пришло сообщение.

Сообщение пришло в чат сотрудников «Иллюзиона».

«Вчера вечером Ирина Смолякова попала в аварию, сейчас в реанимации», – писала менеджер Татьяна.

Олег захлопал глазами и замер посреди гостиной, забыв, куда шел и зачем. Авария? Почему именно сейчас? Почему вокруг него творятся разные беды? Нет, он однозначно не считал, что Ирина попала в аварию из-за него... но странные сны и видения... смерть Таи... А вчера ему почудилось отражение бледно-желтой страхолюдины в окне машины Ирины... В проклятия он не верил, но сейчас задумался: не зря ведь люди веками твердят об этих потусторонних вещах! Допустим, он проклят; что он может поделать? Лишь помолиться.

Его передернуло при воспоминании первой и последней попытки молиться. «Ежа не беси! У ежа отсоси!». Это ж надо придумать дразнилку!

Олег, по-прежнему стоя посреди помещения, нервно рассмеялся. Проявлялось у него изредка такое свойство – смеяться и балагурить не к месту и не ко времени, сбрасывая напряжение.

Телефон снова пискнул и завибрировал. Новое зловеще лаконичное сообщение гласило: «Ирина умерла. Только что сказали».

В чате заохали, заахали, принялись писать соболезнования и упоминать Царствие Небесное. Олег ничего не писал. Метался по квартире, так и не дойдя до студии, потом ни с того, ни с сего позвонил Ирине. Мнилось, что сейчас ее голос скажет «алло?». Телефон оказался отключен.

Во второй половине дня, опять-таки плохо осознавая, что делает, Олег поехал домой к Ирине. Он когда-то ее подвозил, когда она ударила машину и временно оказалась без колес. Они с дочерью жили в хорошем районе, новостройке. Мать Ирины вроде бы обитала в собственной квартире где-то поблизости. Олег набрал номер на домофоне, и дверь отперли без вопросов.

В квартире были люди – незнакомые мужчины и женщины, кто-то хлюпал носом и вытирал глаза платочком, в основном же стояли с сумрачными минами, временами обмениваясь тихими репликами. Двое мужчин молча курило на лоджии. Кто все эти люди? Наверное, друзья, родственники и соседи. Тело Ирины наверняка в морге; там ее и будут готовить к погребению.

В зале на диване сидела и что-то тихо говорила заплаканная немолодая женщина, похожая на Ирину, – мать. Она держала на коленях девочку лет семи. Девочка смотрела в одну точку и медленно моргала, как в трансе. Вокруг них расположились женщины. Никто не плакал, но глаза у всех были влажные. Олег приблизился и неловко высказал соболезнование. Мать Ирины кивнула и сдавленным голосом продолжила рассказ:

– ...Ира перед смертью говорила о привидении. Вроде как примерещилось ей накануне.

– Во как! Чувствовала, видать, – подхватила одна из слушательниц, совсем старая бабулька. – Привязалась нечисть, свела в могилу!

– Нечисть! – ахнула мать Ирины. Глянула на внучку и понизила голос: – И правду говорят... В машине... после аварии... грязно было... Откуда грязь – ума не приложу! Слизь какая-то...

Она залилась слезами, девочка заныла, монотонно, глухо, и женщины как по команде зарыдали. Олег торопливо покинул скорбную обитель, шея и спина словно одеревенели от напряжения.

13

Он сел в машину, но заводить двигатель не стал. Нужно всё как следует обмозговать.

Как следует обмозговать не получалось. Фрагменты ни в какую не выстраивались в цельную картинку. Единственное внятное объяснение – нечисть. Кто-то или что-то проклял его, Олега, и Ирину. Ирина погибла, теперь – очередь Олега. Снились ли Ирине кошмары? Если и снились, она об этом с ним не поделилась. С чего бы? Она не выглядела испуганной или подавленной в последние дни. Наверное, не снились. Почему проклятие действует на них по-разному? И при чем тут Тая?

От головоломных рассуждений отвлек телефон. Пришел текстовой ответ от Софии Абалян:

«Привет, Олег. Верно, Таи больше нет с нами. Если хочешь, мы можем встретиться сегодня вечером в С&C, часиков в 8. Я расскажу, что знаю, раз уж вы были хорошими друзьями».

Неожиданная инициатива Софии встретиться с незнакомым человеком удивляла и чуточку настораживала. Особых причин волноваться, впрочем, нет, С&C – это «Coffee and Candy», уютная кофейня с перегородками между столиками. Удобное место для приватных разговоров. Олег бывал там несколько раз.

Вечером, без четверти восемь, Олег подъехал к кофейне. На душе было неспокойно, тревожно, он страшился встречатся с неизвестной женщиной, которая что-то сообщит о Тае... Точнее, о ее смерти. Накрапывал дождь, тротуары блестели от луж, в них расплывалось сияние витрин и окон. Олег припарковался без проблем – машин перед кофейней было маловато. В такую промозглую и неприятную погоду народ сидит по домам.

Ирина говорила, что не любит осень, вдруг вспомнилось Олегу. И погибла именно в нелюбимый сезон. Есть ли здесь связь? Нет, скорее всего.

С кем в студии отныне придется работать Олегу? Наверное, с Татьяной. В любом случае, замена Ирине найдется быстро, незаменимых не бывает.

Идя к кофейне, Олег устыдился тому, что думает о замене Ирины. Ну, а что поделать? Жизнь продолжается. Он надеялся, что для него жизнь еще какое-то время продолжится.

В «C&C» было тепло, пахло кофе и булочками, играла негромкая ненавязчивая музыка. К Олегу устремилась официантка, поздоровалась; Олег собрался было сообщить, что должен встретиться кое с кем, когда заметил за столиком у большого, во всю стену, окна Софию – она выглядела в точности как на фото в Фэйсбуке.

Он уселся за столик перед Софией, которая с легкой вежливой улыбкой наблюдала за ним. Глаза у нее оказались лучше, чем на фото, – черные, выразительные, глубокие. А кожа – по-аристократически белая, мраморная. София была одета в обтягивающую белую кофту с декольте, в котором выглядывала нешуточная грудь, и черные брюки. В ложбинке между грудей уютно примостилось какое-то украшение на золотой цепочке – Олег не рассмотрел, не стал таращится. На мягком диванчике рядом с Софией лежали сумка и сложенный зонт.

– Я – Олег, – после обмена приветствиями сообщил Олег.

– Я так и поняла. Я – София.

– Давно ждете?

– Только что пришла.

Появилась официантка – та самая, что встречала Олега. Он заказал «баббл ти» с шариками из тапиоки. Перед Софией уже стояли чашка латте и блюдечко с круассаном. Когда официантка удалилась, София спросила:

– Вы, наверное, учились с Таей вместе?

– Нет. Жили по соседству. Дружили. А учились в разных школах. Она – в гимназии для особо богатых детей, я – в обычной.

– И ей нравилось учиться в школе для особо богатый детей? – улыбаясь, поинтересовалась София.

Олег отметил, что она сразу взяла на себя инициативу в ведении разговора. Ощущалось в ней что-то властное, но не наглое. Перед такой особой невольно заробеешь. Хотя вряд ли она намного старше Олега. Определенно София хочет выяснить, что из себя представляет Олег. Не кокетничает.

– Нет, она терпеть не могла эту гимназию. Но родители настояли.

София опустила глаза и помешала ложечкой латте, бессердечно разрушив арт из вспененного молока в виде цветка.

– Верно, родители у нее те еще диктаторы.

Официантка принесла заказ. Олег внимательно смотрел на Софию, не поднимающую глаз. Заодно разглядел украшение на цепочке – вроде оберег в форме звезды с разноцветными лучиками. Проверяет она Олега, что ли? Выясняет, действительно ли они с Таей были знакомы?

Видимо, его проверяли. После ответа Олега, что Тая ненавидела гимназию, София смягчилась, вежливая улыбка пропала, уступив место грусти.

– Это случилось полгода назад. Ее смерть.

Олег выпрямился.

– Отчего она умерла?

– От самой распиаренной болезни последних двух лет.

– От «короны»?

– Угу, – не разжимая губ, произнесла София и пригубила чашку. Затем взяла круассан, повертела, изучая со всех сторон, откусила кусочек. – Официально.

– А неофициально? – спросил Олег после крохотной паузы. У него забилось сердце.

– А неофициально... Мало кто знает, как на самом деле она умерла. А кто знает, до сих пор не может поверить.

– Вы знаете? – уточнил Олег. Ему стало нехорошо от дурного предчувствия.

София вздохнула и подняла на него свои бархатные глаза. По всей видимости, она приняла какое-то решение.

– Я расскажу, что знаю, Олег. Считайте меня врушей или психичкой, как угодно, мне всё равно. Мы с Таей жили вместе одно время. Дружили, – она усмехнулась, проговорив это слово. – Тая всегда была воспитанной и очень милой девочкой у строгих родителей. Но когда вышла из-под опеки, зажила на полную катушку. Так бывает. Вы знакомы с теориями Фрейда и Юнга? В нашем бессознательном скапливается то, что мы вытесняем из сознательного. А вытесняем мы то, что нам запрещают родители и порицает общество. Понимаете? Много лет нежелательные стремления, тайные желания, хотелки, так сказать, и черты характера вытесняются в Тень, накапливаются в ней и иногда формируют настоящую теневую личность. Альтер-эго. Некоторые умудряются ее «рассосать», сублимировать – в спорт, например, или семью, что бывает довольно часто, вспомните домашних тиранов... Маньяки живут двойной жизнью: днем рулит сознательный воспитанный человечек, ночью – злое альтер-эго.

– Доктор Джекил и мистер Хайд? – сказал Олег, внимательно слушая собеседницу и удивляясь, отчего ее понесло в психологию.

– Да. В литературе и кино есть множество интересных метафор... У тех, кто не сублимирует, теневая личность вызывает неврозы, стрессы, высокое давление, остеохондрозы и прочие болячки, которые, как известно, плодят друг друга. Это происходит не сразу, годам этак к сорока-пятидесяти. Многие топят стресс в алкоголе или наркотиках. У Таи все вытесненные желания, запреты и фобии проявились после восемнадцати. Ударилась во все тяжкие. Ей не хватало острых ощущений. Она вступала в многочисленные отношения – с мальчиками и девочками. – София, сделав вид, что не заметила, как изменился в лице Олег, продолжила: – Мы встретились, когда ее задор пошел на убыль и началась закономерная депрессия. Я ей помогала, чем могла. По депрессиям кое-что понимаю.

Олегу показалось, что они говорят не о Тае – той прекрасной неземной Тае, с которой он гулял под ручку в парке, а о какой-то другой девушке, омерзительной и испорченной.

– Вы – лесбиянка? – брякнул он и спохватился. – Извините...

София не смутилась. И не возмутилась.

– Ага. Мне девчонки нравятся больше, чем парни. А вот Тая была «би».

Олег перевел дух, он будто бухнулся в ледяной омут, вынырнул и не может понять, что происходит. Прелестное большеглазое существо, сущий ангелок, вступала в многочисленные отношения и в итоге стала бисексуалкой? Или она была ею все то время, просто не проявилась? А куда делся невинный ангел из детства? Куда вообще деваются славные невинные детишки?

Наверное, туда, откуда берутся мерзкие порочные взрослые.

– Не ожидал!.. Я думал... думал, она вышла замуж и рожает детей...

София скорчила гримаску.

– Не, до такой жести дело не дошло.

– И что было потом?

– Потом она создала тульпу.

Олег уже слышал – или читал – это слово. Но позабыл значение.

– Создала что?

– Тульпу. Устойчивую галлюцинацию. Не слышал? – София как-то легко перешла на «ты». – Выдуманный друг из детства, версия два ноль. Про это интернет кишит. Постоянно представляешь себе какого-то человека или животное – вообще пофиг, какого, хоть Джона Леннона, хоть Оксимирона. И он появляется.

У Олега напряглась спина.

– Реально?

– Для хоста реально... Для человека, создавшего тульпу. Для остальных – нет. Хотя есть случаи, когда чужую тульпу видели и слышали посторонние. Не только хост. Но это неточно. И неважно. Тая создала тульпу и верила в нее.

– Что это была за тульпа? Джон Леннон или Оксимирон?

София снова скривилась.

– Я не знаю. Но это был парень. Может быть, ты. А может, и нет.

Она вперила в него испытующий взгляд. Олег не отвел глаз. Неожиданно для себя хмыкнул:

– И что? Тульпа напала на нее?

София откинулась на спинку кресла, ее лицо посуровело.

– Слушай, молодой человек, для тебя это смешно?

– Что смешно? – спросил Олег, чувствуя, как подступает раздражение. Что если София – наглая лгунья? Опорочила Таю, а теперь... – Ты еще ничего не сказала.

– Кажется, я зря тебя пригласила...

– Мне уйти? – Он начал вставать, хотя на самом деле уходить не хотелось. Хотелось дослушать историю. Но Софию нужно было поставить на место. – Спасибо за приглашение и угощение.

На долю секунды лицо Софии перекосилось от злости, она схватилась за звездчатый оберег на груди.

– Нет, стой. Не уходи. Если б ты знал, что я пережила...

– Для этого я здесь.

Олег сел и взялся за «баббл ти». Робость перед Софией как рукой сняло.

Собравшись с мыслями, София заговорила:

– Может, у Таи возникли проблемы с психикой. Она разговаривала с тульпой, будто он, этот выдуманный человек, был рядом. Со временем даже я начала ощущать что-то этакое. Я воспринимала это как игру. Потом игра начала меня угнетать, но Тая была так убедительна, уверяла, что он действительно здесь, существует в реальности. Заигралась... Через месяц пожаловалась, что «он» ее обижает и пугает. Ночью почти не спала. Впала в новую депрессию. А потом...

София снова затеребила оберег. Голос задрожал:

– Как-то я пришла домой и нашла Таю в шкафу. Она пряталась от своей проклятой тульпы. Ее покрывала какая-то грязная слизистая масса... клейкая такая... Тая была в этой массе, как в коконе. Она в нем задохнулась.

У Олега зашумело в ушах. Огромным усилием воли он скрыл эмоции. Голос Софии звучал издалека, с трудом пробиваясь сквозь шумовую завесу. Грязная слизистая масса! Значит, он не лунатик! Нечто похожее уже происходило с Таей, а теперь происходит с ним. Но он ведь не создавал тульпы!

София поморщилась как от боли, сжала переносицу наманикюренными пальцами и ровным неживым тоном сказала:

– Я пыталась вытащить ее из шкафа, но у нее будто были переломаны все кости. Ее тело стало таким... таким мягким, студенистым, а руки и ноги изгибались там, где изгибаться не должны... Я чуть не потеряла сознание, выскочила из квартиры, что-то кричала, истерила, пока соседи не вызвали полицию и «скорую». Меня вызывали на допросы больше месяца. Я-то была единственная подозреваемая. Только следователи не могли понять, как я ее убила. И как размягчила...

Ее передернуло.

– Потом богатый папа Постников закрыл дело. Всем заинтересованным сообщили, что Тая умерла от осложнений пневмонии в связи с коронавирусной инфекцией. Подписку о неразглашении подробностей ее смерти с меня не брали, – видимо, сочли излишним. Мне никто не поверит, и я в каком-то смысле подставляюсь сама. Но меня попросили не распространять.

Она умолкла. Пауза затянулась. У Олега похолодели и вспотели ладони, сердце уже не стучало часто, а наоборот, не давало о себе знать, шум в ушах пропал, сменившись звенящей тишиной.

За соседний столик, скрытый перегородкой, судя по голосам и возне, уселась молодая пара с ребенком.

– Почему ты мне рассказала? – заговорил Олег.

– Я – преподаватель вокала в театре. Понимаю людей по голосу... или считаю, что понимаю. Мне твой голос показался... как бы это выразиться... достойным доверия. То есть не сам голос, а ты. Глупо, конечно, но слух меня пока не подводил. И еще я чувствую, что ты не просто так интересуешься. Не только потому, что вы дружили в детстве.

Олег что-то хотел сказать, сам толком не знал, что, но София не дала ему высказаться:

– Не хочу знать, какие у тебя проблемы. Меньше знаешь – крепче спишь... Мне кажется, Тая заглянула за край, куда заглядывать не стоит. Заглянешь – и потеряешь разум. Понимаешь, о чем я? Вот то-то. Надеюсь, мой рассказ тебе поможет. Мне помог – хоть выговорилась за столько времени.

Олег с силой потер лоб и глаза.

Ребенок по соседству заныл, отец и мать выговаривали ему:

– В приличном месте надо вести себя хорошо! А ну-ка замолчи! И ноги подбери! Негодный!

София качнула головой назад, в сторону соседнего столика, и сказала:

– Вот так всё и начинается. Вся боль и гнев уходят в тень подсознания. Ребенок учится сдерживать эмоции, а тень растет.

– А как его еще воспитывать? – спросил Олег, думая о другом.

– Не имею понятия. Как не воспитывай – облажаешься хоть в чем-то. В Японии сначала ребенку разрешают делать что угодно, а потом завинчивают гайки. И на рабочих местах есть комнаты для снятия стресса, где можно избить босса в виде макивары. Японцы в этом деле просекли фишку. Добро и Зло на самом деле – это угодное и неугодное обществу. Раньше и убийство было угодным при определенных обстоятельствах. Сейчас – нет.

Когда она замолкла, Олег, слушавший вполуха, сказал:

– Я не верю, что вы встретились со мной только из-за голоса. Что-то есть еще.

– Обвиняешь меня во лжи? – прямо спросила София.

– «Я знаю, что самый отвратительный способ лгать – это сказать точно отмеренное количество правды и замолчать», – процитировал Олег доктора Джубала Харшоу из романа Хайнлайна. В свое время он трижды прочитал «Чужака в чужой стране».

София вздохнула:

– Это цитата, да? Я бы сказала тебе всю правду, но чуточку позже. Ты должен переварить инфу как следует. Ну да ладно...

Она порылась в сумочке и извлекла открытку. Открыла и протянула Олегу. В открытке была небольшая фотография юного Олега и отпечаток пальца – порядком побуревший и стершийся. Олег не нашел сил взять открытку, просто сидел и пялился на нее.

– Мило, – отметила София. – Хоть и жутковато. В стиле Таи, надо признать. Думаю, открытка должна быть у тебя.

Олег набрался духу и взял открытку так, будто это инопланетный артефакт.

– Не исключено, ее тульпа была тобой, – прошептала София, наклонившись над столиком. – Понимаешь?

Он кивнул, с трудом согнув напряженную шею. «А моя тульпа, получается, Тая?» – спросил он мысленно. Он не вспоминал Таю много лет. С чего бы ее призрак пристал к нему? И, опять-таки, он не создавал никаких тульп! Между ним и Таисией не было роковой любви и тому подобного. Вероятней всего, одна и та же сверхъестественная сущность напала сначала на Таю, теперь добралась до Олега. Они оба – жертвы.

– София, – сказал он, – вы говорили, Тая... умерла полгода назад?

– Да, в марте.

Олег напряг память. В марте в его жизни не происходило никаких аномальных событий. Собственно, в его жизни вообще никогда не было аномальностей. До недавних пор...

– Спасибо, – произнес он. – За то, что рассказали. И за открытку.

– Пожалуйста.

– Мне пора ехать.

– Будь осторожен.

14

После ухода Олега (он не забыл расплатиться за свой «баббл чай») София некоторое время сидела неподвижно, нервно касаясь оберега в виде звезды. Потом резко поднялась, подхватила сумку и зонт и вышла из кофейни в холод, сырость и полумрак.

Давно стемнело, в лучах светодиодных фонарей мельтешили капли дождя. София поежилась и подумала, что ночью наверняка пойдет снег. Раскрыв зонт, она двинулась по тротуару.

Тень, отразившуюся в стеклянной стене барбершопа сбоку, она уловила даже не зрением, а шестым чувством. Это была не ее тень и не тень прохожего – никого поблизости не наблюдалось. София ускорила шаг, и в эту секунду сразу несколько фонарей, освещавших дорогу впереди, погасло; в бархатной темноте наверху застыли медленно гаснущие прямоугольники. София почти бежала. В страхе посетила мысль поймать такси, но София отринула ее – никто не остановится, а вызывать через приложение или по телефону – терять время. Она живет недалеко, должна успеть...

Когда миновала темный участок и снова оказалась в освещенном месте, мертвящая хватка ужаса ослабла. Здесь было больше прохожих, все укрывались под зонтами и спешили. Исключение составил высокий парень в дождевике, выгуливающий огромную овчарку в наморднике. Нашел время! Собачник шел навстречу и когда поравнялся с Софией, пес повернул к ней морду. София инстинктивно отпрянула в сторону, хотя прекрасно видела намордник, но пес повел себя необычно. Принюхавшись, поджал хвост, заскулил и рванул поводок – постарался выбежать на проезжую часть, лишь бы подальше от Софии.

– Айк, ты чё? – басом возмутился парень. Он озадаченно поглядел на Софию, но та поскорей устремилась прочь.

Пока бежала до подъезда, не покидало липкое ощущение, что ее преследуют. Когда стальная дверь с чавкающим лязгом захлопнулась за спиной, немного отпустило. В лифте она с облегчением выдохнула и трясущимися руками принялась запихивать сложенный мокрый зонт в сумку, затем, спохватившись, вытащила его, шепотом чертыхаясь.

Она заперлась в квартире и сразу, не переодеваясь, активировала на смартфоне приложение «Тихий час» с логотипом в виде умиротворенной рожицы с легкой улыбкой и прикрытыми глазами. Приложение запустилось, распахнувшись пустым черным окном, в котором пульсировало призрачное фиолетовое сердечко.

– Ну же, давай, давай!

София с нетерпением потрясла телефоном, словно это должно помочь. Она съежилась перед незанавешенным окном, и в черных стеклах отражалась она сама, испуганная и нервозная. Спустя несколько секунд ей позвонили со скрытого номера. Она мгновенно откликнулась.

– Алло?

– Что случилось? – спросил мужской голос, мягкий и спокойный.

– Они... – У нее пропал голос, она откашлялась. – Они за мной следят! Прямо сейчас!

– Оберег на тебе?

– Да, всегда! Вы же обещали...

Она мяла звезду оберега в ладони, будто невидимый собеседник мог ее видеть.

– С кем ты сегодня встречалась?

– С Олегом Погореловым... Это молодой человек, он дружил с Таей... Таисией Постниковой.

– Понятно. Благодарю. Мы осведомлены о нем.

– Что мне делать? Тени меня преследуют! Вы же обещали, что этого не будет!

Пауза. Внутренности Софии заледенели.

Наконец собеседник проговорил:

– Порежь палец о синий луч оберега. До крови. Кровь должна попасть в центр звезды.

Недолго думая, София зажала телефон щекой о плечо и выполнила указание. Окровавленным пальцем она измазала центр звезды.

– И что? – спросила она, но собеседник отключился. – Алло?

Она облизнула палец и подняла глаза – отражение в окне сделало то же самое. Теней не было. София облегченно перевела дух.

15

Олег приехал домой и с четверть часа метался по гостиной, натыкаясь на мебель. Рассказанное Софией Абалян не умещалось в голове. Наконец он рухнул на диван и достал открытку с собственным отпечатком.

«Романтическая влюбленность, – крутилась мысль, – первая любовь! Лучше бы я не знал, во что она превратилась!».

Кроме страха занозой засело гадкое чувство, будто нечто светлое и дорогое облили грязью.

Он отшвырнул открытку и решительно засел за компьютер. Бабушка бы не одобрила этих метаний и страданий, пора действовать. Олег отыскал и прочитал множество статей про тульпы, методах их создания и уничтожения. Авторы статей сходились во мнении, что, во-первых, создание тульпы требует времени, до полугода, в течение которого надо постоянно концентрироваться на вожделенном образе, а во-вторых, дематериализовать тульпу очень сложно. Как именно, никто внятно не объяснял. Кто-то писал, что надоедливую тульпу нужно «попросить» исчезнуть, кто-то – что требуется с ней сразиться. В одной статье Олег прочел, что если тульпа вышла из-под контроля и ведет себя агрессивно, хост должен «посмотреть страхам в лицо» и силой «слиться с тульпой, тогда она исчезнет». Подробности смотрения страхам в лицо и слияния с тульпой не раскрывались.

После статей Олег переключился на Ютуб, но и юные блогеры-тульповеды, часто картавые, шепелявые и до ужаса косноязычные, не добавили ничего нового, невзирая на громкие «кликбейтные» заголовки. Олег выключал комп в твердой уверенности, что вся эта возня с тульпами – не более, чем детская забава с долей шизофрении. У него, Олега, другой случай. Он не творил тульп – это раз, у него с покойной Таей странная связь – два, призрак из сна как-то воздействует на реальность – три.

А еще призрак, если это призрак, убил Таю. И добирается до Олега.

Ночью снилось, что он лежит в постели, не способный двинуться, а ветер заметает прямо в спальню пыль, веточки, рваные бумажки, перемазанные в грязи, и прочий мусор. Из угла ехидно посмеивались. Олег чувствовал, что там скорчилась темная фигура. Это мертвая Тая и в то же время не совсем она.

Набравшись смелости, Олег вопрошает:

– Тая, это ты?

– Да, это я, – отвечает существо. Смешки прекращаются. – Но я уже не та Тая, что ты знал. Теперь я другая, я изменилась!

«Надо смотреть страхам в лицо», – вспоминается Олегу. Но он не может повернуться в сторону угла, он лежит на спине, точно парализованный и таращится в смутно белеющий потолок. Сбоку слышны легкие шаги – существо покинуло угол и приближается к изголовью. Олега переполняют и страх, и сумасбродный задор, желание показать существу, что он не боится.

– Почему ты пришла? Чего тебе от меня нужно?

– Я пришла помочь. Предупредить.

– О чем?

– О том, что ты осквернен!

– Осквернен? Чем? И кем?

Невесомая, почти бесплотная ладонь ворошит его волосы, и он внутренне содрогается. Пальцы Таи – или не Таи? – зарываются в его шевелюру.

– Есть силы, они больше, чем я. И много ужаснее.

– Я не боюсь, – уверяет Олег, хотя его трясет от страха. – Это сон.

– Сон легко может стать явью, и ты не выберешься из ловушки.

– Больше и ужаснее, чем ты? О ком ты?

Тая убирает призрачные пальцы с его головы. Молчит. Затем тихо молвит:

– Я говорю о Великом Безумце. Все безумие мира не больше, чем эхо от его древнего, первородного безумия. Вы называете его Дьяволом.

Олег вспоминает отрывочные сцены из фильмов об экзорцизме и выпаливает:

– Бог сильнее!

Он понимает, что нечестен перед самим собой, ведь сам не верит ни в Бога, ни в Дьявола. Но Тая возвышается над изголовьем, умершая Тая, и рассуждает о Безумном Нечистом. Ветер беззвучно заметает грязь и сор в комнату, и Олег догадывается, что нечисть заполняет этот город и этот мир. Люди сидят тихо, как мыши, и хранят мертвое молчание.

– Ты правда думаешь, что в этом месте есть Бог? Посмотри вокруг! Он избегает этих мест. Он боится!

Да, она права. Создатель чурается таких нечистых мест. Люди создают канализацию и выгребные ямы, но это не значит, что они готовы спуститься в одну из таких ям. Вот и Создатель вселенной избегает выгребной ямы под названием человеческий мир. А раз Его здесь нет, миром завладевают другие силы...

– О чем еще ты хочешь меня предупредить?

– Скоро кто-то умрет. Кто-то рядом с тобой.

– Я привык, что кто-то рядом со мной умирает.

Шепот существа над изголовьем меняется, становится ниже, насмешливее и в то же время исполняется угрозы.

– Да? Думаешь, ты привык? К этому нельзя привыкнуть!

Олег наконец собирается с силами и страшным усилием воли изгибается, чтобы посмотреть вверх и назад, на того, кто нависает над ним. В полумраке заполненной неощутимым ветром комнаты он видит окровавленное женское лицо. Оно знакомо. Это лицо его матери в перевернутом автобусе. Она шепчет:

– Олег, Олежик... Уходи отсюда... Спасайся!

16

Он проснулся рано, еще в сумерках, и сразу насторожился: в спальне что-то было не так. После череды тяжких снов и беспорядочных видений в голове стучал молот, конечности будто онемели. Олег сел в постели и обрадовался – мускулы подчинились воле без проблем. Нащупав босыми ногами тапочки, он потянулся к выключателю.

Под подошвами за мгновение до того, как вспыхнул электрический свет, хрустнуло. Заморгав, Олег уставился на ужасно замусоренный пол. Комната выглядела так, как если бы ее оставили с открытыми окнами на целый год и расположена она не на восьмом этаже, а на первом. Толстый слой пыли, мелких веточек, высохших листьев, клочков бумаги и целлофана вперемешку со сгустками белой слизи устилал линолеум.

– Приехали, – услышал он собственный тоскливый голос.

И вправду, приехали. Представить, что он в состоянии сомнамбулы притащил сюда весь этот сор и равномерно разложил по помещению, не хватало фантазии. В чем эту пыль таскать-то? И откуда взять? Вытряхнуть из пылесоса? Но Олег недавно опорожнил контейнер пылесоса и с тех пор чисткой квартиры не занимался. Нет, рациональные объяснения кончились. Олег столкнулся со сверхъестественным.

От осознания сего факта болезненно сжалось в животе и возникло детское желание спрятаться, пожаловаться папе и маме, зажмуриться в глупой надежде, что плохое испарится, когда он откроет глаза. Папы и мамы нет, никого нет, он – совершенно один.

Внутри родилась мелкая, но сильная дрожь, разошлась кругами по нервам, мышцам и связкам, выплеснулась в виде гортанного крика. Олег сорвался с места и выбежал из спальни. Не помня себя, схватил веник, совок и ведро и приступил к яростной уборке. Поразительно, но, убрав мусор до половины, ощутил, как паника угасает. Не пропадает совсем, нет, она затаилась где-то в глубине и ждала подходящего мига, чтобы вырваться на волю и затопить разум.

Олег выбежал из квартиры, вывалил содержимое ведра в мусоропровод, вернулся и снова принялся убираться. Трудотерапия помогала – не то чтобы очень хорошо, но тем не менее. Чтобы закрепить результат, Олег дважды вымыл пол и проветрил помещение.

А что если завтра утром он опять увидит этот бардак?

Неважно, «завтра» будет завтра...

Он отмахивался от непрошенных мыслей, как от назойливых мух, отгонял их, но они лезли и лезли. Ответа не было. Что делать, как поступить? Ситуация абсолютно нестандартная. Полиция? Не вариант. Покрутят пальцем у виска и направят к доктору. Священники? Олег, хоть убей, не верил, что они как-то помогут. В Ватикане вроде есть профессиональные экзорцисты, но, во-первых, где Ватикан, а где Олег Погорелов, а во-вторых, экзорцизм – своего рода плацебо для буйных шизиков... Или нет? А в-третьих, он не одержим. Он осквернен.

Почему любые аномальные явления всегда воспринимаются как проявление шизофрении? Если бы люди относились к паранормальному серьезнее, без скепсиса, многие вопросы давно получили бы ответы.

Закончив уборку, он вышел на лоджию и открыл окно. Было холодно, но он стоял долго. Снизу гасли фонари, небо светлело, город оживал, начинал шуметь громче. Во дворе задвигались фигурки людей. Гнусаво завопила сирена и смолкла, когда во двор заехала машина «скорой помощи».

Спустя еще несколько минут, замерзнув, Олег закрыл окно и вернулся в гостиную. У соседей за стеной затопали, захлопали дверями, громко заговорили. Что это у них? Олег сначала не мог заставить себя встать, потом направился в прихожую и выглянул в глазок – на лестничной площадке маячил белый халат. Из соседних дверей вышел Максим Николаевич, растерянный, с отвисшей челюстью.

Олег, не раздумывая, открыл дверь. Фельдшер «скорой» в белом халате повернулся к нему.

– Здравствуйте! Максим Николаевич, что случилось?

Сосед мазнул по нему пустым взглядом.

– Володюшка умер... Отмучился.

Олег открыл рот, но не выдавил ни слова.

«Скоро кто-то умрет! Кто-то рядом с тобой!».

Он успел позабыть это мрачное предсказание – как-никак детали сна плохо задерживаются в памяти да и утром его дожидался сюрприз, от которого из головы много чего вылетело... Сейчас словно некто невидимый прошептал эти слова прямо в ухо.

Но почему Володя? Он-то причем? И не совпадение ли это?

Не совпадение, честно ответил сам себе Олег. Совпадений не было с самого начала.

– К-как он умер? – спросил он, представляя слизистый грязный кокон, в котором, если верить Софии, задохнулась Тая.

– Сердечный приступ, – равнодушно сообщил фельдшер. – Смерть наступила между четырьмя и пятью утра, во сне. – Он покосился на соседа. – Ваш сын не мучился.

Всю эту фразу он оттарабанил так четко и без запинки, что сомнений не оставалось – он ее проговаривал десятки раз в разных вариациях. Фельдшер топтался на месте, он уже сделал что нужно, констатировал смерть, выписал справку и хотел уйти. Другой работы полно.

Олег пробормотал соболезнования и заперся. Ему стало не то чтобы плохо, но настолько нехорошо, что сдавило горло, сжался желудок и затошнило. Он тяжело задышал, уперся руками в гладкую ступень шведской стенки, зажмурился. Через минуту тошнота прошла, но сердце продолжало колотиться так, что в грудной клетке возникла щекотка. Пошатываясь, Олег побрел к дивану и повалился на него. Приступ паники прошел, и Олег постарался думать логически.

Итак, к нему прицепилась нечистая сущность – та же, вероятно, что и к Тае в свое время. Призрак это или тульпа, неважно, хрен редьки не слаще. Очевидно, к Тае эта тварь явилась в его, Олеговом, облике. Когда Тая погибла, тварь почему-то не проявляла себя полгода, а потом прибыла в гости Олегу. Откуда она изначально взялась, действительно ли Тая создала ее, почему полгода тварь сидела тихо, – всё это вопросы оставались без ответа. Есть только один ответ – на вопрос, что в конечном итоге твари нужно. Она хочет убивать. Однажды Олег «закуклится» в коконе к чертовой матери и склеит ласты.

Он подскочил как от толчка и сел за комп. «Как избавиться от тульпы?» – вбил он в поиск. Система нашла кучу информации, и Олег принялся читать все подряд.

Как назло, все без исключения самопровозглашенные тульповеды сходились во мнении, что тульпу уничтожить трудно, если не невозможно. Один специалист, судя по грамматическим ошибкам, плохо учившийся в школе (или недоучившийся), заявлял, что только великие визуализаторы способны развеять тульпу с одного-двух раз. В этой писанине встречались непонятные слова вроде «фингербокса» и «вондерлэнда», и Олегу приходилось выискивать их значение.

В результате поисков и чтения на тему тульп впечатление складывалось не обнадеживающее. Возня с тульпами не более чем детские шалости и глупости от безделья и одиночества, частенько приводящие к шизофрении и не имеющие отношения к проблеме Олега. То, что прицепилось к нему, вовсе не относительно безобидная тульпа, вымышленный друг, а нечто совсем другое. Опасное, злобное, непредсказуемое и могущественное.

Тая из сна сказала, что он осквернен. Но каким образом? Сколько Олег не ломал голову, так и не понял, кто и как его мог осквернить.

Он зашел в студию – впервые за несколько последних сумасшедших дней. И увидел собственный набросок Таи. Он набросился на рисунок и разорвал на части. От страха и чувства безнадеги хотелось рыдать, орать, биться головой о стенку. Он оделся, вышел на улицу и пошел куда глаза глядят, лишь бы не оставаться одному.

17

То ли он вправду был «осквернен», то ли привлекал внимание безумным взглядом, но прохожие частенько косились на него. Он проигнорировал свою машину, просто шагал вперед по улице, пока не дошел до крупного перекрестка, затем, повинуясь мгновенному порыву, повернул налево и топал целый час, если не больше. Мимо проносились автомобили, задул холодный ветер, по небу летели обрывки облаков. Изрядно продрогнув, с глубоко засунутыми в карманы руками, он забежал в какое-то стремное кафе, где выпил чашку горячего чая и, не чувствуя вкуса, проглотил пирожок с капустой.

Обычно во время прогулки мозг у Олега генерировал идеи и мысли в бешеном ритме, но сегодня в голове царила гулкая тишина, заполненная немым ужасом.

В кафешке напротив Олега за отдельным столиком восседал крупный, упитанный гражданин лет сорока с щекастым лицом, короткими волнистыми черными волосами, густыми угловатыми бровями, аккуратной бородкой и немного азиатскими чертами. Гражданин был одет в красную безрукавку поверх безразмерной черной водолазки и со вкусом поглощал тефтели с рисом и картофельным пюре.

«Вот кто живет да радуется, – с завистью подумал Олег. – Никаких проблем».

Расплатившись, он вышел из теплого, почти жаркого кафе и снова побрел по холодной улице. Счастливого толстяка мгновенно выдуло из памяти промозглым ветром.

Ноги сами вывели на Верхний Арбат. Несмотря на непогоду, уличные художники не покинули вахту, кутались в теплые куртки и пальто. Константин Иванович тоже сидел на своем месте.

– Что-то ты смурной сегодня, – отметил он, когда они поздоровались.

– Проблемы, – коротко отозвался Олег.

Излагать свои непростые проблемы он не собирался, всё равно бесполезно, за больного примут, но и молчать больше он не мог.

– Если проблемы можно решить, то это не проблема, а задача.

– А если не знаешь, можно ее решить или нет?

– Пока живешь, нужно трепыхаться. В этом смысл жизни.

– Трепыхаться? – переспросил Олег.

– Ну да. Только мертвый не трепыхается. А умереть проще простого и раньше клинической смерти – вроде дышишь, ешь, гадишь, а мертвый.

– Как-то примитивно, – отметил Олег, подумав, что легко философствовать, если на тебе нет жуткого необъяснимого проклятия.

Константин Иванович улыбнулся.

– Жизнь – вообще примитивная штука. Не надо ее усложнять.

Олег, оживившись, посмотрел на картину с тенью-кукловодом позади испуганного человека. Чем-то это напоминало его собственную ситуацию.

– Предположим, – тщательно выбирая слова, сказал Олег, – у тебя враг, очень сильный и... неопознанный...

– Неопознанный?

– В смысле, ты не знаешь, на что он способен. И вообще что из себя представляет.

Художник вытянул губы трубочкой и глянул на Олега с интересом.

– Интересный ты парень. Но я, кажется, тебя понял. Ответ такой. В любом случае самый эффективный способ победить врагов – хоть внешних, хоть внутренних, опознанных и неопознанных – сделать их друзьями. Нужно с ними подружиться. Тогда их ресурсы и силы станут твоими ресурсами и силами. Ты ничего не потеряешь в борьбе с ними, но приобретешь многое в дружбе. Драться и сопротивляться – способы энергозатратные. Энергию лучше тратить на созидание. А на разрушение – не стоит оно того.

Он ткнул узловатым большим пальцем себе за спину, на картины.

Олег скептически покачал головой.

– Не со всеми врагами получится подружиться.

– Тогда «разделяй и властвуй»! Найди еще одного врага и страви их.

– А если нет других врагов?

– Создай.

Неожиданный ответ сбил Олега с толку. Создать врага? Внезапно, как гром среди ясного неба, его посетила потрясающая идея.

Нужно создать тульпу! Так, как советуют тульповеды! А что, других вариантов нет, будем трепыхаться, пока живы, а помереть всегда успеется! Ай да Константин Иванович!

А прекрасный и мудрый Константин Иванович продолжал:

– Если две деревяшки тереть друг о дружку – сгорят обе.

Олег лихорадочно размышлял. Создать тульпу непросто, в интернете об этом подчеркивалось не раз. Но возможно. Это займет уйму времени, а результат неизвестен. За то время, пока он, тужась, будет создавать тульпу, привидение из сна доберется до него. Или – тут Олег поежился – Великий Безумец этого мира...

Он не помнил, поблагодарил ли Константина Ивановича за совет и попрощался ли. Брел по улице и усиленно думал. Вот если бы Олег был великим визуализатором! Но он не способен даже подолгу удерживать одну картинку в уме, ум постоянно отвлекается. Вот бы создать приложение по визуализации и закачать в мозг! Для этого нужен головной чип, которого все боятся. И вообще это глупости.

Он резко остановился, шедшие позади люди недовольно обходили его.

Зачем приложение, зачем чип? Он же художник в конце концов!

18

Чувствуя себя по-дурацки, он начал рисовать не без отвратительного ощущения, что играет с огнем. Но других вариантов не нашлось. А на войне и в любви все средства хороши. В его случае замешаны и битва за собственную жизнь, и бывшая любовь.

Стоя перед мольбертом, Олег прикидывал, в каком именно виде сконструировать анти-тульпу. Будет грустно, если в результате неверного выбора вместо одной тульпы он обзаведется сразу двумя.

Наверное, анти-тульпа должна быть полной противоположностью тульпе. Недолго думая, Олег выверенными движениями принялся делать остро заточенным карандашом набросок ангелочка – не того, что был когда-то изображен с капризной девочки, а прелестного, нежного, похожего на Таю из юности.

Возможно, это был неверный шаг. А может быть, и верный. «Настоящая» Тая будет сражаться с другой Таей, превратившейся в чудовище – сначала при жизни из-за освободившейся Тени, а потом после смерти.

Олег намеренно рисовал не спеша, впитывал глазами каждую черту, старался проникнуться ее образом. Закончив набросок, взялся за краски. Через несколько часов Тая стала как живая. Вероятно, это была его лучшая работа за последние года, за деньги он так никогда не работал.

Он отошел от мольберта и сел на стул, не отрывая взгляда от картины. Тая смотрела на него весело и немного застенчиво, на губах играла легкая улыбка, затененные длинными ресницами глаза блестели, а за спиной развевались воздушные крылья, преисполненные скрытой мощи.

Довольный, Олег перекусил на кухне. Творческая работа успокоила настолько, что он ощущал вкус пищи. Поев, полез в интернет с мобильника, чтобы поискать еще какую-нибудь информацию о тульпах, призраках и проклятиях. На одном из форумов попалась статья о «психологических якорях». В статье о призраках не упоминалось вовсе, в ней речь шла об осознанных сновидениях, но внимание Олега привлекли эти «якоря».

«Якорями» назывались своеобразные напоминалки, с помощью которых можно вспомнить, что ты спишь, прямо во сне. Автор статьи, экспериментирующий с ОС, как-то вывихнул лодыжку и во сне вспомнил, что спит, из-за боли в ноге. Некоторые сновидцы ухитрялись использовать в качестве якоря полный мочевой пузырь: пили много жидкости перед сном и осознавали себя во сне, когда принимались тщетно искать туалет. Правда, в таком случае осознанный сон длился недолго. Экстремалы кололи или прокалывали некоторые части тела, чтобы «заякориться». Олег подумал, что черта с два он уснет, если проколет себе что-нибудь. Тем не менее идея якоря понравилась.

До позднего вечера он то сидел перед картиной ангелоподобной Таи, то ходил вокруг, представляя, что она живая и находится рядом. Пусть он не великий визуализатор, зато художник и, в принципе, ему не нужно визуализировать – есть материальная основа в виде картины. В какой-то момент ему почудилось, что Тая на холсте поворачивает голову вслед за ним и даже намеревается что-то сказать. Он закрыл глаза и протянул к ней руки.

«Эх, крыша точно поедет, – подумал он. – Но все же будем трепыхаться!»

Он усиленно воображал, что сейчас Тая выступит из картины, слегка пригнувшись, чтобы не удариться головой о раму, и обнимет его. Прошло несколько минут. Будто легчайший ветерок коснулся пальцев и щеки, и он испуганно открыл глаза. Ничего не изменилось, кроме улыбки Таи. Как и Мона Лиза, она улыбалась теперь иначе – и в то же время по-прежнему. В ее улыбке появилось сострадание...

– Трепыхаемся, – бормотал Олег, возвращаясь на кухню и зажигая свечу, припасенную в шкафу на случай, если погаснет свет.

Он прижег тыльную сторону левой руки возле запястья, скрипя зубами, посмотрел на ожог, остался недоволен, снова прижег. Потом смазал ожог мазью и перебинтовал кисть. Рана жгла, саднила, болела. Время приближалось к полуночи, когда Олег выпил десяток таблеток валерианки и лег спать.

19

Ничего не вышло. Он проснулся на следующий день с разболевшейся рукой, гудящей головой и дурным настроением. Ни тульпа, ни анти-тульпа не явились. Сны были беспорядочные, сумбурные, но, к счастью, обычные. Соскочив с кровати, Олег первым делом посмотрел на пол – мусора нет.

У Олега, с одной стороны, отлегло от сердца, с другой нахлынуло разочарование. Обычная, без кошмаров, ночь не подарила надежду, что кошмар прекратится сам собой. Сущность вернется, а значит, радоваться рано, нужно продолжать трепыхаться.

Днем он съездил на похороны Ирины. Людей пришло немного: несколько родственников и коллеги. Олегу пришлось объяснять коллегам, что у него с перебинтованной рукой. На кладбище чудилось, что за деревьями скрываются серые тени, наблюдающие за ним.

По возвращении домой он снова взялся за «тульпотворчество», изобразил Таю в разной одежде и позах. Вот она на мосту в чудесной долине – или, согласно сленгу тульповедов, вондерлэнде, – а вот прямо в студии, присела на табуретке в уголке и листает альбом.

Из-за напряжения и сосредоточенной многочасовой работы Олег стал ощущать себя странно. Словно он находился сразу в двух местах – в домашней студии и в вондерлэнде. Порой отчетливо ощущалось незримое присутствие за спиной. Призрачная Тая с любопытством заглядывала через плечо, одобрительно кивала.

Олег никогда не предполагал, что будет радоваться проявлениям шизы.

Вечером он вышел на лоджию подышать воздухом, и в эту минуту сзади его обняли. Он положил ладонь поверх обнимающих рук, ожидая, что коснется прохладной кожи, но пальцы пронзили воздух.

Он почти не сомневался, что сегодня приснится Тая. Перед отходом ко сну снова беспощадно прижег старую рану. Боль была сильнее и пронзительнее. Из-за нее и настойчивых попыток в уме протянуть причинно-следственную связь между личным защитником и этой болью он долго не мог уснуть.

Постепенно боль и толкающиеся в мозгу мысли отошли на задний план, стали прозрачными, неуловимыми, нереальными. Я засыпаю, подумал он и провалился в сон.

20

Он снова в необыкновенной долине, на деревянном мосту, а вокруг яркие разноцветные деревья, мягкие кусты, покрытые мхом камни, ручьи и горы. Он смотрит на левую руку – никаких следов ожога, но рука глухо ноет. Так, хорошо, это сон, а мой ангел где-то рядом. Его наполняет умиротворение и спокойствие, лишь где-то далеко-далеко затаилась смутная тревога.

– Почему ты меня боишься?

Тая рядом. Она невероятно прекрасна. Хмуро смотрит вдаль, ее короткие волосы колеблет ветерок, которого Олег не воспринимает. Вроде в первый раз ветра не было... А еще он слышит тихий шум реки.

– Ты умерла...

– Но я жива в твоей памяти. И в снах. Я не желаю тебе зла.

Олег хочет ей ответить: «Ты уже мертва и лежишь в земле. То, что сейчас передо мной, – не Таисия Постникова, а ее злобная нечеловеческая тень. И я не знаю, чего от нее... от тебя ожидать».

Но говорит иное:

– Ты себе не принадлежишь, Тая. Ты говорила о Безумце. Он тобой управляет.

– Не всегда, – возражает девушка. – Лишь когда тебя, Олег, застилают темные эмоции и мысли. Страх, ненависть, недоверие. Помнишь, в тот первый раз в этом месте не было ветра? А теперь он есть.

– Это из-за меня?

Она грустно улыбается.

– Ну конечно. Этот мир существует благодаря тебе и твоему художественному таланту. Поэтому он такой необычный и красочный. Если у человека бедное воображение и скудная палитра эмоций, то и его мир сер и уныл.

Олегу нравится то, что она говорит. Это необычные идеи. И льстят самолюбию.

– Интересно, а каково воображение того, в чьем сне живем мы все? – неожиданно для самого себя спрашивает он. – Я про реальный мир.

– Ты прав. Реального мира на самом деле нет. Всё, что мы называем реальностью, – лишь проявление чьих-то снов.

Идея не нова, думает Олег, но как звучит, когда ее произносит человек в твоем сне!

Набирается смелости и спрашивает:

– Тая умерла. Кто же ты?

Она переводит на него взгляд, продолжая слегка хмуриться. Но даже это ей идет. За ее спиной воздух искрит, фосфоресцирует – то крылья, полупрозрачные, будто сотканные из света.

– Я – твой ангел.

– Это тебя я нарисовал?

Она кивает.

– И ты меня защитишь?

Радость захлестывает его.

– Да.

Он подходит к ней и обнимает. Давно жаждет этого. И чувствует ее теплое и мягкое тело. От удовольствия закрывает глаза.

Вдруг рядом раздается новый голос – покряхтывающий, подхихикивающий, мерзкий:

– Я тебя защищу! От всех защищу!

Олег открывает глаза и вместо Таи видит черную искаженную рожу, как у мумии, с проваленными глазами и щеками, острыми мелкими зубками. Существо грязное, со слипшимися волосами и всё облепленное клочками мокрого полупереваренного картона. Олег в ужасе и отвращении пытается вырваться, но хватка существа железная. Оно пытается еще что-то сказать, но изо рта вместо слов выталкиваются сгустки слизи и клочки мокрого картона. Тварь обволакивает Олега, тянется зубасто-слизистым ртом к его рту, чтобы не то поцеловать, не то укусить. Он дергается все сильнее, и свет гаснет, долина испаряется без следа.

Он снова в захламленной перекошенной комнате-додекаэдре без окон и дверей, зато с изогнутым полом, который переходит в стены и потолок. Кругом полным-полно разной рухляди, сломанных вещей, бумаг, книг, игрушек. И всё старое, поломанное, порванное, дефектное. Перед Олегом скособочилась тварь, она никуда не делась. Углы комнаты пропадают в темноте, и в ней скрывается кто-то еще.

– Кто там? – дрожащим голосом спрашивает Олег, охваченный непонятным страхом.

Ему отвечает голос, покряхтывающий, натужный, хриплый, и исходит он не от твари, а из темного угла:

– Если ты увидишь меня целиком, сойдешь с ума! Будешь слюни пускать, гадить под себя, вонять на всю округу, как Володюшка!

Олег озирается в поисках выхода, но не находит ни двери, ни окна, ни узкого лаза. Среди хлама и мусора много зеркал – потрескавшихся, сломанных, мутных, будто подернутых паутиной – и в каждом отражается сам Олег. С широким, как блин, лицом, бледным и мучнистым. Вместо глаз – ротики с зубками. Все ротики кривятся в насмешливых ухмылках.

Олег осознает, что когда все эти существа доберутся до него, он реально и неиллюзорно сойдет с ума. А потом из него польется этот мусор, эта грязь и безумие, затопит его настоящее тело – настоящее ли? – и он свернется в жутком коконе. И, возможно, он продолжит существовать внутри собственного мертвого тела, внутри персонального ада, в этой комнате ужасов.

Он отворачивается от зеркал, старается не глядеть на них, но куда бы не бросил взгляд, всюду зеркала или зеркальные хромированные поверхности сломанной мебели.

Тогда он зажмуривается. Но всё равно видит, пусть и нечетко. И чувствует, как его ласкает призрак Таи.

– Прими Его, и ты станешь как мы, – ласково, увещевающе говорит она прежним нежным голосом. – Ты обретешь покой.

– Покой сумасшедшего? – цедит он сквозь зубы. И сам поражается, насколько пафосно изъясняется. – Чокнутые, слышал, счастливы в своем мире.

– Да, счастливы. Это полное и абсолютное счастье. Они создают свои миры и живут в них как полноправные властители. Ты ведь хочешь в нашу долину?!

– Но в реальности они грязные, безумные, гадящие под себя идиоты!

– Мы все – часть чьих-то сновидений. Какая разница, как нас видит во сне кто-то другой? Главное – какие мы для самих себя! Иначе счастья не достичь!

– Ну уж нет!

Он пытается оттолкнуть призрак, но руки проваливаются в пустоту. От неожиданности открывает глаза. Или веки окончательно становятся прозрачными? Взор падает на обломок зеркала в коробке с пыльными игрушками – среди игрушек белеет теннисный мячик. Олег помнит этот мячик, он играл в него в автобусе за считанные минуты до катастрофы. Бок мячика испачкан в крови. Не его крови...

В зеркальном обломке отражается растянутая отвратительная гнойно-желтая рожа. У нее нет ротиков на месте глаз, зато есть хватающие воздух дыры-присоски.

«Нет, нет», – думает, а может быть, говорит вслух Олег.

Рожа выплывает из зеркала, за ней тянется искаженное, переломанное, извращенное тело в лохмотьях, и Олег боится разглядывать его. Он отступает, озирается – Таи нет. В темном углу кто-то злорадно и торжествующе смеется.

Существо из зеркала вытягивается перед Олегом. Оно одето в пыльную рваную хламиду, башка бесформенная, огромная, похожая на гигантскую картофелину, только что извлеченную из черного грунта, с многочисленными дырами. В некоторых дырах вращаются вытаращенные глаза с кровяными прожилками. Из других отверстий высовываются тонкие серые язычки-щупальца. С них стекает клейкая слизь.

– А твоя Тая не виновата, что стала такой! – прокряхтела химера неизвестно каким из своих многочисленных ртов. Возможно, несколькими сразу. – Они, они все, требовали и требовали, чтобы она была хорошей, хорошенькой такой, милой такой, глушили и глушили ее, давили-подавляли, и в Тени ее разума росло Я!!! Я тебе нравлюсь? Хочешь, я тебя поцелую, взасос поцелую, насмерть зацелую? Воспитанной Таечке нельзя было целовать мальчиков... да и девочек тоже... хи-хи-хи!.. Но сейчас, сейчас, сию минуту ей всё-всё-всё можно! Я РАЗРЕШАЮ!!!

Отступая, Олег упирается спиной в торчащую в стене полку с книгами, которые он читал в детстве. Он знает, что это книги из детства, но откуда это знание? Полку опутывает плотная, как марля, паутина, по которой ползают огромные, с ладонь, пауки с тремя суставчатыми ногами, смахивающими на длинные пальцы мумии.

Чудище плывет к Олегу по воздуху, постоянно видоизменяясь, то разбухая больше, то ссыхаясь, дыры-глаза то открываются на его картофельной голове, то с хлюпаньем закрываются.

Не обращая внимания на пауков и паутину, Олег взбирается на полку и лезет дальше по стене вверх, цепляется за неровности, за другие полки, за всё подряд. Он поднимается под самый потолок, который на самом деле не потолок, но Олег не может ходить по нему, как по полу – если перестанет цепляться, упадет вниз. А внизу ворочается страшилище, воздевает к нему тонкие, сухие, неестественно длинные руки. Кажется, их больше двух, под хламидой да в полутьме не разглядеть. Чудище лезет за Олегом, не отрывая от него алчного взгляда мигающих вразнобой глазок.

Олег каким-то образом поворачивается спиной к стене, упираясь ногами в деревянную перекладину, затылком упирается в потолок. Смотрит на ползущее к нему страшилище и думает:

«Вот и всё. Сейчас я умру или сойду с ума. Я навсегда засну в коконе и буду видеть безумные, кошмарные сны. В них я никогда не выберусь из этой комнаты».

Чудище лезет, цепляется за неровности, отпихивает раздраженно банки с красками, стаканы с измазанными кисточками, кучи тряпья, кряхтит сердито, сопит. Оно умеет летать, но не летит. Наверное, ему нравится пугать, поэтому оно ползет так медленно?

Олег поворачивается направо – там настенный шкафчик, расположенный под странным углом. Словно дождавшись его внимания, дверца распахивается. В шкафчике – окровавленная голова матери Олега. Он узнает ее тотчас. Он вспоминает аварию, где видел это окровавленное лицо, но забыл, и оно хранилось здесь все эти года, в грязной замусоренной комнате его бессознательного. Из этой комнаты ничто никуда никогда не девается.

– Уходи, Олеженька, спасайся! – с трудом шепчет мама.

Тогда, в перевернутом автобусе, она шептала эти самые слова. А он забыл. Но воспоминания невозможно уничтожить, они хранятся на дне разума и выплывают на поверхность в самые неподходящие мгновения жизни.

Олег кричит, закрываясь рукой, чтобы не смотреть и не слышать. В этой комнате все его ужасы, весь мусор, собранный за двадцать семь лет. И такая комната есть у всех. Таится в глубинах души, ожидая своего часа. В нее нелегко попасть, но выбраться вовсе невозможно. А после смерти – кто знает? – мы оказываемся запертыми в ней навсегда.

Закрываясь от страшного облика матери, который начинает трансформироваться невесть во что, Олег вдруг замечает ожог на кисти. Ожог проявляется всё четче, болит, и Олег, не раздумывая, вгрызается в него зубами, чтобы усилить боль.

...боль...

Шкафчик с лицом матери со стуком захлопывается. Страшилище внизу озадаченно останавливается, исполинская башка поворачивается, как у совы, как осклизлый, грязный деформированный глобус. Когда к Олегу поворачивается бугристый затылок, он видит на нем прозрачную пленку, вроде мембраны, а за ней – лицо Таи. Чистое лицо, перекошенное от боли.

– Я не виновата! – слабым голосом говорит она. – У меня здесь нет выбора... Оно нашло тебя по твоей крови на открытке, которая хранилась у меня. Я не хотела... не хотела, клянусь...

Полумрак, заполняющий комнату, разрывает в клочья ярким светом. Лицо Таи становится спокойным, она улыбается Олегу. Ее глаза светятся, она похожа на ангела, которого он рисовал.

– Ты понимаешь, Олежка, что больше никогда меня не увидишь? Ни во сне, ни наяву?

– Да... – бормочет он. Это знание обрушивается на него. Да, она больше никогда не придет к нему во сне. Но он художник, а художники могут смотреть и любоваться чем пожелают. И смерть не властна над их талантом.

– Извини, что спрашиваю, но... мне это важно даже сейчас... Ты меня любил? Хоть капельку?

Страшилища больше нет, вместо него в воздухе сияет Тая-ангел. В свете ее крыльев не видно мусора и хлама. Ничего не видно, кроме нее, ослепительной и прекрасной.

– Я считал тебя необыкновенной... Неземной...

У него не хватает сил и смелости сказать про любовь. Да и была ли любовь?

Тая кивает. Закрывает глаза. Открывает. Ее облик неуловимо меняется, голос тоже меняется, он отрешен, как у беспристрастного судьи, суров, почти нечеловеческий.

– Возлюбленные обязаны разделять счастье и страдания друг друга. Если бы ты остался здесь, Тае стало бы легче. Но теперь, когда ты оставил ее так же, как остальные, ее страдания будут ужаснее всего, что ты когда-либо себе представлял. Самое страшное наказание для людей – остаться брошенным на растерзание собственной Скверне.

Олег чувствует, как по щекам течет влага. Слезы? Нет, что-то липкое.

Может, остаться? Плюнуть на все и остаться здесь, с ней?

Облик ангела темнеет, свет слабеет. Олег не понимает, кто сейчас взирает на него с высоты – хотя он должен быть выше, ангел каким-то образом нависает над ним. Лицо ангела ни мужское, ни женское, ни доброе и ни злое. Оно преисполнено запредельных силы и могущества, какие не грезились земным владыкам.

– Лучше уходи. Каждому свое время, – говорит ангел. И добавляет голосом Таи: – А мое время уже пришло.

И тут из темного угла, который не осветило даже сияние анти-тульпы, доносится торжествующий хохот. Это Великий Безумец... Он прятался там все время, подглядывал, ждал и дождался.

– Прости, Тая, – произносит Олег и давится, изо рта вытекает слизь. Он задыхается, паникует, комната кружится вокруг и пропадает без следа. Не хватает воздуха, удушье и ужас переполняют Олега. Он умирает.

21

Он проснулся, вздрогнув так, что едва не сверзился с кровати. Сел, тяжело дыша и щупая лицо и грудь – нет, ни следа слизи. Это все еще сон? Или уже явь?

Он вскочил в темноте, прошлепал до выключателя, зажег свет. Комната выглядела обыденно – ни грязи, ни мусора, ни прочих аномальностей.

Да, он проснулся и находится сейчас в яви. Не веря глазам, он заглянул под кровать, обежал всю квартиру и, не найдя признаков и следов тульпы, вышел на лоджию.

Там было прохладно. Олег распахнул окно и жадно втянул в легкие холодный воздух. Как хорошо! Невероятно, но совет Константина Ивановича сработал! Анти-тульпа помогла ему.

Но Тая...

Грязная комната его страхов и вытесненных желаний ждет его в конце жизни. Олег надеялся, что время очистить ее есть.

– Разберусь с этим дерьмом, – прошептал он.

Далеко внизу, во дворе, освещенном фонарями, шевельнулась тень. Олег догадывался, кто это.

Серый человек, одарив его долгим взглядом, уходил в тень.