Колокольчик на двери звякнул, и в кофейню зашёл высокий кудрявый брюнет. Несмотря на тёплый сентябрьский день, на шее был красиво повязан стильный шарф в цвет его глаз. Я затаила дыхание. Сейчас он, оформив заказ у стойки, поднимет на меня взгляд, его голубые глаза встретятся с моими серыми, и он влюбится, молниеносно, на всю свою жизнь…
— Женя, мать твою! Кто поставил контейнер с глазурью на плиту?!
Я мгновенно учуяла запах палёного пластика и оторвалась от созерцания мужчины моей мечты. Сзади стояла дородная Наталья Ивановна и, уперев руки в бока, прожигала меня взглядом. Сзади неё, на плите, растеклась зеркальная глазурь, которая убегала из расплавившегося днища пластикового контейнера. Это был весь запас шоколадной глазури, которой сегодня должны были покрыть муссовые пирожные, предназначенные на продажу. Круглые заготовки терпеливо дожидались своей очереди, исходя сладкой росой на стеллаже, уставленном подносами с муссовыми тортиками, которые тоже размораживались при комнатной температуре.
Глазурь — штука капризная. Помимо того, что её нужно правильно приготовить, её нужно ещё и правильно разогреть перед заливкой. Если после холодильника растопишь чуть сильнее, чем надо, то она вся стечёт с пирожных, оставив некрасивые разводы. А если не догреешь, то глазурь ляжет толстыми шоколадными соплями, которые уже никак не исправить.
А вот если испортить весь запас глазури в кондитерской, то новая созреет только завтра — потому что между приготовлением и заливкой должно пройти минимум шесть часов. А это значит — пирожные испорчены. Заново их не заморозить, и голыми не продать. Это был полный звездец. Я пропала!
Перед тем, как в дверь вошёл стильный брюнет, я как раз перемешивала глазурь после микроволновки, оценивая степень её текучести. И, видимо, улетев в мечты, поставила пластик на горячую плиту под моей левой рукой…
— Вон отсюда! Меня достало твоё рукожопство! От тебя одни убытки! Вечно витаешь в облаках, вместо того, чтобы работать! Иди ищи мне глазурь, где хочешь, но найди! Иначе все эти пирожные я засуну в твою тощую задницу! И вычту из зарплаты! — неслось мне вдогонку, пока я надевала тонкую вязаную кофту поверх форменной майки с надписью «Сладкая Чашка». Дурацкое название, как по мне. Ещё и наши конкуренты из пекарни за углом дразнили нас «Сладкими девочками», вкладывая в это прозвище сексуальный подтекст. Упыри!
Выйдя на улицу, я огляделась. Где сейчас искать порцию созревшей глазури? Любой уважающий себя кондитер готовит массу нужных цветов заранее, да ещё и с запасом. А эта Наталья Ивановна всегда экономит на продуктах, рассчитывая всё до грамма, и никогда не запасая впрок. Как будто сама никогда не ошибается!
Так я бубнила себе под нос, оглядывая улицу в поисках спасения. Не могу же я вломиться с улицы в какую-нибудь кондитерскую с предложением продать мне глазурь? Даже живописный рассказ о том, как Наталья «Богомол» Ивановна откусит мне мою рыжую голову, не поможет. У всех на кухнях такие же Богомолы, ещё и посмеются мне вслед.
— Господи, помоги, помоги, помоги! Что мне делать? — я запрокинула лицо вверх и зажмурила глаза. На щёки холодной росой упали капли первого дождя. Из соседнего окна пахло булочками с корицей, а под ногами шелестели первые жёлтые листья. Никогда не любила сентябри. И этот — не исключение.
Я открыла глаза, раздумывая, что делать, и увидела рекламный щит с надписью: «Тебе туда!»
Правда, что ли? Повернув голову вправо, увидела торговый центр, а память услужливо напомнила, что в нём есть кондитерский магазин. Там продают на развес шоколад, какао, даже творожный сыр на крем… Может быть, кто-то додумался продавать и глазурь? А что, она хранится долго, если её заморозить… Чем чёрт не шутит?
И я рванула прямо в открытые двери торгового центра, решив перебежать дорогу прямо здесь, пока нет машин.
Уже добежав до середины проезжей части, услышала трубный рев и увидела, как прямо на меня мчится огромная машина. Я припустила вперёд, но водитель, уходя от столкновения, тоже повернул руль вправо. В тот момент, когда я уже ставила ногу на бордюр, его вынесло на тротуар и он врезался в будку с надписью «Шаурма». Последнее, что я видела — это большое огненное пятно на месте точки фаст-фуда, сильный «ба-бах!» и себя, подлетевшую вверх на десяток метров от земли.
***
Падала я недолго, но плюхнулась в ледяную воду. Открыв рот от испуга, захлебнулась и почувствовала, что вода солёная. Что за шутки? Изо всех сил барахтаясь, я выплыла на поверхность, одновременно стукнувшись головой о что-то твёрдое. Но оно быстро уплыло в сторону, я смогла сделать первый вдох. Солёная вода разъедала глаза, и я наугад била руками по воде, пока не ощутила на поверхности что-то деревянное. Это был обломок какой-то доски, который, тем не менее, смог удержать меня на плаву. Освободив одну руку, я протёрла глаза и смогла, наконец, оглядеться.
Надо мной висели свинцовые тучи, готовые разразиться дождём. Повсюду, куда хватало глаз, бушевали зелёные волны. Прямо передо мной, покачиваясь на волнах, тонул большой корабль. Его мачты с клочками парусов то ныряли в бездну, то выныривали обратно. Это его обломки усеивали окрестные воды и на одном из них я сейчас держалась на воде.
Я что, упала с неба на этот корабль и раздавила его, как домик Элли злую волшебницу Гингему?
Я хрипло рассмеялась, и в мой рот тут же хлынула очередная волна.
— Эээй, кто-нибудь! Помогите! — кричала я, но только зря срывала голос. Может быть, на том перекрёстке я умерла и так выглядит мой ад? Я всегда ненавидела холод, потому что моё костлявое тело мёрзло под любой одеждой, а белая кожа, незнакомая с румянцем, вовсе становилась синей и делала меня похожей на мертвеца. Сколько себя помню, я куталась в кофты, шали, пледы, и с наступлением осени проклинала коммунальщиков, которые давали тепло в мою квартиру только тогда, когда из носа уже вырастала сосулька.
И теперь, наказывая за неуклюжесть и невезучесть, меня запихнули в холодное море с дождём, и я буду теперь вечно покачиваться на волнах, срывая голос и медленно замерзая?
Я совсем расклеилась, но пальцы, одеревенело сжимающие спасительный кусок дерева, никак не хотели разжиматься. Я было подумала, что легче всего будет попробовать утопиться, но телом уже не владела. Ног и рук я не чувствовала, и только упрямая рыжая прядка лезла в рот. Я отплёвывалась от неё, параллельно рыдая в голос и жалуясь на судьбу.
Всю свою жизнь со мной что-то происходило! Пока подругам везло и они вытаскивали счастливые билетики на экзаменах, я попадалась на шпаргалках и списывании. Когда другие покупали лотерейные билетики и выигрывали, я теряла кошелёк с деньгами. Да я даже в генетической лотерее не выиграла! Мои тощие ключицы, бледная кожа и волосы цвета медной проволоки вызывали только насмешки мальчишек, пока длинноногие блондинки с пышной грудью водили за собой на поводке лучших парней школы, а потом и универа. Я и кондитером-то стала в надежде отъесться и стать хоть чуточку пышнее! А ещё в память о бабушке, которая при любых неприятностях говорила: «Садись, давай заварим чайку и съедим плюшку!» И она ставила свистящий чайник на газ, доставала свежеиспеченные булочки с корицей, которые у неё не переводились, и утешала меня, всегда находя мудрые и добрые слова. Она одна не считала меня неудачницей, но, к сожалению, слишком рано ушла из моей жизни.
И тут, как по волшебству, я ощутила аромат корицы. Как? Откуда? Я разлепила глаза, склеенные солёными ресницами, и огляделась. Прямо передо мной, прибитый волной к моей деревяшке, плавал резной деревянный сундучок. Слабый аромат исходил от него. Что это? Булочки с корицей от бабушки? Привет с того света?
Я вцепилась в сундучок, но на нём висел навесной амбарный замочек, и открыть его я не смогла. Зато, опираясь на него, обрела целых две точки опоры, и смогла расслабить мышцы одной руки, которая держала меня на плаву, вцепившись в деревяшку. Если бы это был Титаник, то я бы нашла большую дверь и залезла на неё как Роуз. Но ни двери, ни Ди Каприо рядом не было.
Прошло какое-то время, все вокруг стихло, и я догадалась, что корабль затонул. Над волнами больше не поднимались мачты с обрывками парусов, да и само море практически успокоилось. Из злобно-зелёного оно превратилось в спокойное, а впереди показалось ярко-голубое окно в тучах. В моей душе тоже забрезжила надежда. Поплотнее обхватив сундучок, я положила на него голову и замерла. Что же там всё-таки внутри?
Убаюканная мерно покачивающимися волнами, я уснула. Во сне ко мне приплыл Джек из Титаника и начал меня тормошить: «Проснись, Роуз! Я приплыл за тобой! Ну же, открой глаза!» Он неожиданно хлёстко ударил меня по щеке, и я распахнула глаза.
Прямо из темноты на меня светил стеклянный фонарь, а рука человека, державшего его, теребила меня по плечу.
— Т-ты-ы з-з-ачем м-меня б-б-бьешь? — прохрипела я непослушными губами, а человек передал кому-то фонарь и протянул руку:
— Хватайся!
— С-с-сначала с-с-сундук, — забеспокоилась я. Мужчина чертыхнулся и крикнул кому-то за плечо:
— Помоги вытащить и девицу, и сундук, — и снова протянул мне руку. Я выпустила деревяшки и вложила свои ледяные пальцы в большую тёплую ладонь. Он начал тянуть, и уже через мгновение я оказалась лежащей на дне деревянной лодки, прижимаясь щекой к сухому дереву. Господи, спасибо!
***
Как мы добрались до большого парусного корабля, я не помнила. Чувствовала только дрожь, которая сотрясала тело, и дикий холод, который проморозил все внутренности. Свернувшись в позу эмбриона, я пыталась согреться. Меня на руках подняли на борт, потому что я уже не могла разогнуться, несмотря на сухой плед, который накинул на плечи мой спаситель. Двое других в лодке усиленно гребли, а этот отпаивал меня чем-то остро-пряным, вливая по глоточку в онемевшие губы. Зубы стучали о фляжку, но я мужественно глотала крепкую жидкость, которая согревала внутренности, и одновременно кривилась от этого вкуса. Сам напиток я не узнавала.
Потом меня передали какой-то женщине, которая меня раздёла, растёрла сухой колючей тряпкой, напоила горячим травяным отваром, укутала в большой пуховый платок и уложила отдыхать. Вырубилась я моментально.
— Эй, девица, просыпайся! — кто-то невежливо тормошил меня по плечу, а потом легонько припечатал по щеке. — Проснись же!
Я тяжело выныривала из забытья, ощущая всем телом лёгкую дурноту — корабль подо мной мягко покачивался на волнах. Наверху слышался топот, уверенные шаги множества ног и передвигаемый груз. Я повернула голову к круглому иллюминатору, приоткрытому на манер форточки, и уловила запах дыма.
— Мммм, — промычала, пытаясь сфокусироваться на том, кто меня так бессовестно разбудил.
— Вот, молодец! Давай, вставай, мы уже причалили. Больше нет времени разлёживаться!
— Что, даже кофе не нальёте? — пробормотала я и начала подниматься. — Мне карамельный латте с сырной стружкой и солёный крендель.
— Чего?! — взвыла дородная женщина с в тёплой шали и с повязанным под подбородком шерстяным платком. Одета она была в в стиле бохо — длинная суконная юбка, сверху — шерстяная безрукавка и бежевая мятая блузка. Поверх всего этого накинута синяя шаль с бахромой, а на голове — платок неопределённо-винного цвета. Ни единой волосинки не пробивалось из-под ткани, а лицо маслянисто блестело в свете свечи, зажжённой там, где я спала.
Я распахнула глаза и огляделась. Под стать странной женщине была и каюта: полностью отделанная деревом, она пахла пылью и мышами. Ни лампочек, ни розеток. Только две койки по бокам, да над ними по паре свёрнутых тканевых гамаков. Одно круглое окошко и низкая дверь. Женщина сидела в ногах моей кровати и нетерпеливо притопывала ногой.
— Чего тебе с кренделем? — нахмурилась она.
— Уже ничего, извините, — буркнула я и решила больше её не злить. Мало ли?
— На, держи юбку и платок, хоть срам прикроешь, — чуть более любезно произнесла моя будительница и протянула аккуратно сложенные в прямоугольник тёплые вещи. — А то итак синяя вся, в чём только душа держится…
Я схватила стопку вещей и пощупала — платок был шерстяной и колючий, но большой. Таким можно и плечи прикрыть, и спину. Судя по всему, на море холодно. А юбка оказалась большим пледом в бежево-коричневую клетку. Такое я любила! Ну и мои вещи — синие джинсы, бордовое худи и белый лонгслив.
Сейчас же я была в длинной ночной сорочке, которую на меня нацепили, видимо, когда я уже отключилась. Куда подевались мои трусики и бюстгальтер, я предпочла не спрашивать.
Спрыгнула с кровати, нащупав ногами свои ботинки. Они были высушены и слегка покорёжены после купания в морской воде, но зато мои любимые. Влезла в джинсы, кофту и худи, поверх штанов накрутила юбку и услышала одобрительное:
— Так ты для тепла штаны под юбку надеваешь? Хитро! А я думала, ты просто так в брюках разгуливаешь! Чудные они у тебя!
Затем заплела по-быстрому косу, завязав резинкой, чудом сохранившейся на запястье. Моя сиделка помогла мне накинуть на голову платок и первой вышла, оставив дверь приоткрытой.
Я ступила на палубу и поёжилась от ядрёного ветра. Он свирепствовал так безжалостно, что казалось, будто из меня тут же выдует остатки прежнего тепла. Я быстро повязала платок на крестьянский манер — завязав концы на затылке — и прикрыла ключей шерстью щёки, шею, ключицы и всю спину. Если будет ещё холоднее, придется накинуть капюшон худи.
Моим глазам предстал средневековый портовый город во всей красе. Сто раз я видела такие в фильмах: лошади, брички, носильщики, на горбу таскающие тяжёлые бочки и вместительные ящики. Сразу за причальной стенкой к берегу лепились низкие деревянные здания с покатыми крышами и распахнутыми настежь воротами. Непрерывный людской поток выносил оттуда грузы и заносил новые. Склады?
С берега тянулся лёгкий дымок, который я с наслаждением вдохнула: это был запах шашлыка, жарящегося на даче осенью. Кто-то готовил обед на огне и продавал матросам. Далеко вправо и влево, насколько хватало глаз, раскинулись пришвартованные корабли. Все они были парусниками.
— Ну что, девица, куда тебя дальше доставить? — послышался над ухом хриплый простуженный голос. — Куда плыл твой корабль?
— Я…я не помню, — промямлила я. — Я ничего не помню.
— Как хоть зовут-то тебя, помнишь?
— Женя, — пискнула я, не зная, как и что следует отвечать.
— Как? Джейн? — громко переспросил капитан.
— Да, Джейн, — поправилась я. — И я ничего про себя не помню.
Запах шашлыка с берега дразнил, а палуба под ногами укачивала и хотелось скорее сойти на землю, чтобы уже там продолжать неприятный разговор.
— Это плохо. Кому мне тебя передавать? Негоже девицу одну в порту бросать, — пробормотал капитан, надрывно кашляя. — Твоих с корабля никого не нашли, видимо, всех море забрало, упокой, Господь, их душу…
Он перекрестился, а я быстро соображала. Одной мне и правда нельзя, а этот морской бродяга казался добрым.
— А вы куда направляетесь? Возьмите меня с собой, авось, я по пути что-то и вспомню…
— Ну давай. Только мы тут по-простому, слуг у меня нет, будешь сама справляться, — с сомнением посмотрел он на меня. — Сдаётся мне, ты из благородных, ручки вон какие белые.
Я кивнула, не став спорить.
— Мы едем на север, через Злобные Пустоши, по пути доставляя грузы моим заказчикам, а потом в столицу королевства, к озеру Аррон. Я велю морякам погрузить твой ларчик на лошадь, и в путь. А пока держись Берту — с ней не заблудишься.
Я снова кивнула, и повернулась к своей спутнице. Та молча достала большой мягкий тюк, завязанный в большой узел, и взвалила на себя.
— Ну, пойдём, Джейн, раз наш капитан тебя пожалел, — ласково проговорила она. — Авось и доставим тебя родне по пути, а то негоже девице одной по стране мотаться. Ты давай, это, вспоминай, чья ты да где живёшь.
Но я её бормотание уже не слушала. Средневековый порт! У меня захватило дух! Всё как я представляла, читая по ночам книги под одеялом. Никаких сотовых, вонючих машин, столбов электропередач и инфантильных мальчиков. Наверняка тут есть настоящие рыцари, и дамы, и красивые платья! Боже мой, куда я попала?! Это ведь не сон?
Я пощипала себя за запястье. Получилось больно, но видение не рассеялось. Тяжёлые низкие тучи висели над городом, гомон толпы слышался как мерный однообразный шум, а я еду путешествовать, чтобы прибыть в столицу! Вот это да!
От автора