След Белого Лиса

☼☼☼

Жили когда-то в маленьком племени индейцев брат с сестрой, рождённые в один день. Мать их в родах утратила вака́н жизни и отошла в мир духов, а отец в одиночку отправился выслеживать бизонов и не вернулся, хоть и слыл великим охотником.

Вождь Громовая Птица принял детей как родных, потому как иных родственников у них не осталось. А неподалёку от ти́пи, в котором они появились на свет, видели следы Белого Лиса, покровителя племени. Крупнее и больше обычных были отпечатки лисьих лап, да мерцали в темноте, словно хранили в себе лунный свет. Так в честь духа-покровителя и назвали брата с сестрой: Токэ́ла и Ска, Лис и Белая.

Иные надеялись, что встанет Токэла, как подрастёт, на путь шамана, заменит собой старого Мо́нгво, вича́шу-вака́н, ушедшего в мир духов незадолго до появления на свет близнецов. Сестра его, наречённая Ска, должна была взять на себя всю заботу о брате, покуда не придёт время тому выбирать себе жену, а, может, и далее.

Разговаривающий с духами и та, кто ему во всём помогает — чем не достойное пополнение для людей из народа оайка́н? Так оно должно было стать, а вышло, как предначертано Вака́н Та́нка, Великой Тайной сотворения.

Без слов понимали друг друга брат с сестрой, что даже для молчаливых соплеменников было удивительно. Вместе ходили наблюдать за зверями и птицами, изучали растения близ стойбища, читали облака в небе и слушали, о чём поют степные травы. Примечали всё, что вокруг происходит, смотрели и запоминали. Со старшими были неизменно приветливы, но всё так же немногословны. Игр со сверстниками сторонились, хоть и не отказывались, когда прямо зазывали. Токэла часто побеждал в мальчишеских состязаниях и ловчее всех ловил рыбу острогой или добывал мёд диких пчёл, с юных лет учился стрелять без промаха. Ска собирала по весне кленовый сок, летом и осенью — ягоды, грибы, водяной орех и съедобные коренья. Умела она искусно выделывать шкуры и вышивать на них дивные узоры. Готовила тоже на славу. Лучше всех у неё получалась ва́сна — кушанье из мяса оленей и бизонов, щедро сдобренное жиром и растёртыми в порошок ягодами.

Каждый из близнецов мог точь-в-точь пересказать любую из легенд племени, услышав её лишь единожды. С лёгкостью находили они путь по звёздам, распутывали следы и безошибочно предсказывали погоду.

Да только не складывались у Токэлы беседы с духами, пошёл он по стопам отца-охотника. Сердцу его было горячо от преследования добычи, а духу жарко от победы над ней. Но разум советовал: незаметно подкравшись, надёжнее зверя добыть. И освоил юноша заклинание, что делало его невидимым. Ветер прятал след и форму охотника, скрывал запах его от людей и животных. Таил эту способность молодой Токэла от всех, кроме сестры своей, которая к тринадцати годам не только знала всё, что следует знать хозяйке типи, но и слышала голоса малых духов, Земли и Воды, порой Воздуха. Лишь Огонь не давался ей: он, как и Воздух, желал говорить на языке мужей с братом, а тот не слышал толком.

Дети росли быстро, и вскоре настала пора ставить отдельное типи. Место они приглядели поодаль от остальных. Шатёр сложили не большой и не маленький, а в самый раз на двоих. Брат вырезал прочные жерди, сестра сшила покрышку из бизоньих шкур. Неокрашенными поначалу были шкуры, но шло время, и рос узор на типи, пополняясь с каждым даром, сделанным ими для племени. Будь то добыча, принесённая братом, или одежды, искусно выделанные сестрой, не говоря уж о собранных ими обоими целебных травах. Никто так не разбирался в растениях, как Ска и Токэла, и вторым из занятий, волнующих сердце юноши, оказалось приготовление пежу́та, лекарства от разных болезней. Хоть и совсем по-иному, но молодой воин отдавался этому делу с таким же глубинным вниманием-погружением, как и охоте. И движения его были столь же чёткими и отточенными. Вича́шу-пежу́та, травником, мог бы стать Токэла, но ждали все от него большего, чем исцеления телесной немощи. Не хватало племени мудрости Говорящего с Вакан Танка, ибо после смерти Монгво никто не танцевал с духами под мерные удары бубна.

С каждой сменой стоянки рос и ширился узор на типи. Красным цветом отметили брат с сестрой Землю, жёлтым связали Камень с Огнём и Молнией, вдоволь оставили Воздуха с Водой на белом и голубом. Не забыли и про бездонные синий да чёрный, проложив дорогу к Небу. Вход, как и положено, от Ветра закрыли, да амулеты, сделанные своими руками, рядом навесили. Одного лишь рисунка недоставало: следа Белого Лиса. Ска видела, что брата рука должна очертания вывести, а она — краской заполнить. Иначе — никак.

Но Токэла медлил, не в силах решиться, искать ли вход на путь откровений и снов, или же остаться в плотном мире и миг за мигом забывать выученное однажды заклинание Ветра, позволявшее ему становиться невидимым.

Может и стоило сестре подгонять брата словами, а может и нет, кто знает. Редко говорили они меж собой. Да и зачем? Одна паутина жизни для всех, а человек лишь вплетён в неё — с одного конца тронешь, на другом тотчас отзовётся. А тем, кто с детства приучен слышать шёпот сердца, крик не нужен.

☼☼☼

Как достиг Токэла возраста пятнадцати лет, вызвал его к себе вождь Громовая Птица и сказал:

«Или путём шамана иди, или выбери себе жену, а сестру отпусти. Двое безпутных — слишком много для племени. Вместо того, чтобы бежать бок о бок, лапы друг другу подставляете, а ни один толком не волен».

В задумчивости вернулся юноша в типи, посмотрел на неоконченный узор у входа. Не дожидаясь возвращения сестры, достал мешочек особых трав, бросил травы в Огонь и вышел из тела искать путь к Вакан Танка. Да так вышел, что обратно вернуться не смог.

Ска, что ходила собирать ягоды и к вечеру вернулась с полной корзиной, увидела распростёртого на земляном полу Токэлу и уронила собранное, кровавыми каплями разлетевшееся во все стороны. Кинулась слушать дыхание, искать след отлетевшей на́ги брата, вглядываться в сумрак сгустившийся. Будь нить меж душой-наги и телом крепче, оставила бы Токэлу до утра, дожидаясь, пока тот сам дорогу найдёт. Но таяла нить-связь, распадалась на глазах, а разбросанные ягоды алые сморщивались и усыхали, словно много дней прошло с тех пор, как их собрали в лесу. Коснулась сестра лица брата, незримый след оставила на лбу, узы сродства скрепляя. Хоть и велика сила крови, но нет надобности её проливать: для жертвы не время и не место, да и ведать нужно, что у Великого Духа просить.

Взяла Ска тень Ветра Токэлы и легонько потянула-позвала, окутывая-пряча безжизненное тело, в котором едва-едва теплился вакан. Надела лучшее платье, расшитое лисьими узорами, тёплые штаны из оленьей кожи, не забыла про чулки из кроличьих шкурок и тёплые мокаси́ны. Собрала в суму еды немного: пару полосок васны да кожаную флягу с водой, чтобы идти налегке. Опустила полог типи, знаки оставила, чтобы не тревожили покой беседующего с духами, да отправилась по едва различимому следу Белого Лиса. Отпечатки лисьих лап в сгустившейся ночи уже не светились, указывая путь, а слабо тлели. Приметить тусклый отсвет мог лишь взгляд той, что решилась любой ценой вернуть наги брата.

Лёгкими шагами прошла она через стойбище, никого не потревожив, и с восточной стороны вышла в степь, не оглядываясь и не озираясь. Весь вечер шла, и всю ночь. И там, среди высокой травы, под защитой Белого Лиса, сморил её под утро первый сон.

Спрашивал голос бесплотный, где спрятать от людей истину сокровенную: осознание, что сами выбирают они, кем быть, и в каком мире жить. Ибо ни один из духов, как бы велик он ни был, не в силах ни воспрепятствовать желающему, ни помочь противящемуся найти его собственный путь.

Вызвался Орёл отнести ценное знание на Луну, но отказался голос: достигнут люди её когда-нибудь и найдут. Лосось предложил укрыть в бездонной глубине Океана, но голос возразил: и туда донырнут, добудут. Бизону, предлагавшему захоронить глубоко-глубоко на Великих равнинах, был дан ответ: взрежут кожу Земли и отыщут. И лишь малый крот, посоветовавший вложить истину внутрь душ людских, оказался прав. Тот, кто достоин — поймёт, а кому не настало время — мимо пройдёт, не заметив.

Ска проснулась с первыми лучами солнца, согревшими её лицо, и оставила имя своё койотам. Птицей внутри билось новое знание. Ни она, ни брат не должны идти против сути своей, и если тянет тропой оба-двое, то к чему разделять неделимое? Будет время пляскам Огня и Ветра — брат подсобит. А в том, что касается Земли да Воды — нет ей равных ни в племени оайкан, ни на многие переходы окрест.

И как только освободилась от лишнего груза Та, У Которой Пока Не Было Имени, в степных травах мелькнул лисий хвост. Побежала за ним девушка, позабыв и о еде, и о питье. Сквозь пряный аромат степных трав легко ступала след-в-след, точно и сама в лису обернулась.

К исходу дня достигла она подножия чёрной скалы, на верхушке которой сидел большой ка́нги. Мрачен был ворон и чёрен, но одно перо его переливалось радужным блеском. Потянулась девушка рукой к перу и провалилась в сон второй.

Спрашивал голос бесплотный, почему Говорящие с духами семьи не имеют, а те, кто о пропитании день за днём заботятся, разучились слышать-ловить сны-откровения. Спрашивал, верно ли для уи́ньян отбрасывать своё исконно женское предназначение: жизнь дарить? Правильно ли следовать тропе Мудрого мужа вместо Заботливой жены, и не будет ли жалеть тот, кто отказался от части своего естества ради связи с миром иным?

Распахнул канги крылья, закрыли они свет Звёзд и Луны, погрузили душу девушки во тьму, в которой осталось лишь биение сердца да голос внутренний. Заглянула она вглубь себя, ещё глубже, чем в первый раз, за изнанку истины. И потянулась к перу многоцветному, взывая к наги брата своего, освобождая её от выбора, сделанного не по своей воле, а по чужим ожиданиям. Выскользнуло перо из крыла ворона, горихвосткой обернулось, полыхнуло огнём, рассеивая мрак. А нить-связь с душой брата окрепла, силой налилась, биться в такт сердцу начала, поспешить призывая.

Всего день да ночь оставались сестре, чтобы успеть отыскать потерянное и вернуть в тело, третьи сутки минут — забудет наги, как в теле была, совсем освободится. А если заплутает, непременно попадётся Вака́нке, женщине-Ведьме, пожрана будет и в заблудшую наги́йа превратится. Тогда лучше бы душа и не возвращалась вовсе, ибо в кого бы ни вошла нагийа, не сможет жить: или с ума сойдёт, или совсем бешеным сделается.

С тяжёлым сердцем проснулась сестра того, кого звали Токэлой. Солнце за облаками пряталось, небо дождём непролитым хмурилось. Отпечаток лисьей лапы на скале холодом обжигал, путь в ущелье узкое указывая. Протиснулась девушка между стенами отвесными, зацепилась за край, оборвала ремень сумки да бахрому с платья. Остались у входа лежать флага с водой да полоски мяса сушёного поверх сумы и обрывков кожи и меха. Ни к чему теперь ни следы заметать, ни груз лишний с собой нести.

Или успеет она нагнать душу брата, пока та в нагийа не обернулась, или далее и жить незачем. Без брата путь к духам ей закрыт, половины сил не хватает. А жить одной из уиньян, воспитывая детей и приглядывая за типи, всяко не выйдет. Не по её судьбе, и не было никогда.

К ночи добралась девушка до конца расщелины и очутилась в укромной долине, что притаилась меж чёрных скал. Тучи, весь день закрывающие небо, разошлись, и во всей своей красе высветилось горное озеро, в котором Белый Лис танцевал с отражением Луны. Слабой искрой, едва заметной, кружилась вместе с ними наги брата. Сняла девушка одежды, расплела косы и нагой вошла в озеро, и танцевала с Лисом и Луной, в первый и последний раз повинуясь своему женскому естеству. Льдом обжигала вода горного озера, и холодом веяло от наги, но жар, полыхающий внутри Той, У Кого Всё Ещё Не Было Имени, согрел и воду озера, и отражение Луны, и искру-наги, почти забывшую о том, как быть живой.

Вышла на рассвете сестра на берег озера и, чтобы сохранить душу брата, вдохнула её в себя. Вдохнула вместе с прилетевшим из степи воем койотов, которым подарила прошлое имя. И тут же упала навзничь, обессилев. И приснился ей третий сон.

Спрашивал голос бесплотный у охотника великого, кого он в жёны себе выберет из трёх сестёр, трёх уиньян, верных дочерей племени. Старшую, что родит ему трёх сыновей и три дочери и заставит позабыть о шёпоте звёзд и танцах с Белым Лисом. Среднюю, рядом с которой он станет мудрым вичашу-вакан племени, а сестра останется тенью за его спиной, не более различимой, чем пятна на Луне при полуденном свете Солнца. Или же работящую младшую, что приносит удачу и согревает сердца приветливой улыбкой и добрым нравом, ничего не обещая и не требуя взамен. Ничего не ответил охотник голосу, лишь кивнул молчаливо мыслям своим да закутался в Ветер, став невидимым и неслышимым. Только радужное перо ворона, что в косу на затылке воткнуто, осталось мерцать, отмечая границу между миром духов и живых существ.

Солнце стояло высоко в зените, как проснулась в степи Та, Что Без Имени. Новое платье было на ней, из мягкой выбеленной замши, с нетронутой бахромой. На ногах — расшитые лисьими узорами мокасины, в волосах — многоцветное перо. Белый охотничий лук со стрелами появился рядом, в чехле разукрашенном, с колчаном скреплённым. А ни озера, ни скалы не видать поблизости, и до стойбища полдня перехода всего, рукой подать.

Вспомнила девушка, как охотник во сне в Ветер кутался, и попробовала повторить движения. Не сразу, но подчинился Воздух, сделал её невидимой, чтобы смогла она до заката пробраться в типи, никем не замеченной, и вернуть пойманную наги в тело брата. Подняла сестра колчан со стрелами да чехол с луком, что незримыми стали при касании. И пошла исцелять порушенное.

☼☼☼

На подходе к стойбищу встретил её сам вождь Громовая Птица. Не мог он видеть Ту, Что Без Имени, но склонялись степные травы под её ногами, и по этой примете обратился вождь к девушке:

«Готова ли ты, уиньян, взять бубен в свои руки и говорить с духами без защиты брата? Готова ли день за днём стоять стойко, как муж, отводя сомнения, коих не счесть?»

Ничего не ответила стоящая перед вождём. Лишь сорвала тростинку малую степную, вынула перо из косы, выдернула клок белого меха с одеяния, скрепила надёжно прядью своих волос и ударила в пустоту. Молнией многоцветной мелькнуло перо. Раздался в степи громовой раскат, словно не тонкая тростинка о Воздух билась, а буря-гроза надвигалась великая.

Отступил вождь, не стал препятствовать более.

Вошла девушка в типи, горсть трав над потухшим костром лёгким жестом развеяла, искру жизни на свет призывая-выпуская. Вспыхнул Огонь, словно сам собой, заплясали тени на стенах. Склонилась сестра над телом брата и вместе с душой-наги выдохнула прежнее своё имя, Ска. А на шкурах рядом со входом проступили очертания лиса, засиявшие белым под светом Луны.

Очнулся Токэла и забыл всё, что помнил ранее, кроме заклинания Ветра, выученного самым первым, да умения охотиться. Стрелы его белого лука разили без промаха, любого зверя мог добыть молодой охотник. А что забыл — то сестра его помнила, начиная-подхватывая-продолжая. И лишь она одна могла видеть юношу, когда тот в Ветер закутывался, на охоту отправляясь.

По травы целебные они и далее вместе ходили. Оберегал-защищал брат сестру, или же отголоском памяти прежнее знание проявлялось — кто ведает?

Много недовольных было в племени поначалу, но стойко держалась Говорящая с Вакан Танка. Да и к чему ей людское признание, когда в сердце горела половина отпечатка следа Белого Лиса, а вторая половина хранилась у брата?

С той поры стали называть юношу Ска Токэлой, Белым Лисом, а сестру его — Мейэ́рой, Мудрой, ставшей первой шаманкой из всех уиньян. Никогда доселе не было, чтобы женщина становилась вичашу-вакан, да и вряд ли потом повторится.

☼☼☼

Хэйа́пи.