След индейца

След индейца.

Пролог

Вы видели когда-нибудь, как плачут идолы? И никто не видел, потому что плачут они без слез. Плачут, когда бессильны.

И этот был бессилен – бессилен помочь, когда убивали тех, кто был ему дорог. Когда срезали скальпы с их голов, пронзали штыками младенцев, вспарывали животы беременным женщинам. Целое стойбище за несколько минут превратилось в кровавую кашу. Не пощадили никого, даже цветущих юных красавиц, чей взор способен был воспламенить самую очерствевшую душу – но у напавшего на мирно спавших людей отребья не было душ, была лишь жажда наживы и ненависть ко всем, кто на них не походил.

Как он жалел сейчас, что не был живым, что будучи лишь духом, помещенным в деревянный обрубок дерева, не сумел поднять тревогу, что сигналы, которые он подавал, оказались слишком слабыми и недостаточно выразительными. И что во всем стойбище не нашлось никого, кто бы понял, что нельзя верить лживым обещаниям чужеземцев, никого, кто бы вошел с ним в контакт…

Ведь он, дух племени и его защитник, напрасно пытался разбудить хоть кого-то перед нападением, без пользы шумел ветром, скрипел деревьями, кричал птицами – сигналы не воспринял даже тот, кому это полагалось по должности: последний шаман стойбища оказался лишенным чутья. Услышав непонятные явления природы, он вышел, взглянул на ясное небо, усыпанное звездами – и вернулся в свое типи, чтобы завернуться там поплотнее в одеяло из шкур и заснуть. И уже никогда не проснуться…

Наглая грубая рука между тем схватила идола, затолкала его в грубый холщовый мешок, и его куда-то поволокли в этом мешке, пока не вытряхнули оттуда возле бивуачного костра вместе с другими предметами, награбленными в стойбище: ножа с рукояткой «хвост бобра», парой расшитых бисером мокасин, и девичьей налобной повязки.

На этих вещах не было отблеска крови их владельцев, и здесь, среди чужеземцев, никого из стойбища тоже не было – пленников чужаки не взяли. Те, кому раньше принадлежали вытряхнутые из мешка предметы, были живы и свободны, и это подавало надежду, что племя однажды возродится.

И невидимые слезы перестали струиться из глаз идола – дух его перестал плакать: он вновь приобрел способность принимать решения. Ведь если хоть кто-то из тех, кто его любил и почитал, жив, он не должен сдаваться. Ему незачем покидать эту землю, ему есть кому помогать – надо лишь придумать способ остаться здесь, за что-то зацепиться… Только вот за что?

– Зачем таскать с собой это деревянное чучело? – услышал он голос одного из убийц, и толчок грязного сапога заставил идола уткнуться лицом в траву. – Брось его в костер, и вся недолга!

– Не-а, не брошу, и ты не бросишь. За это чучело, как ты выразился, можно заполучить немало звонкой монеты. Я знаю одного падре, который собирает всякое старое барахло, принадлежавшее индейцам, и платит за каждый резной чурбан больше, чем ты получишь за все скальпы, притороченные к твоему седлу… Где же соль-то… да вот она, нашел!

Уже знакомая грубая рука схватила бывший тотем уничтоженного стойбища и удивленный голос произнес:

– А почему у него пустые глазницы?

– В смысле?

– Глаза где?

– А разве они у него были?

– Вроде бы, да…

– А, ерунда! Так даже интереснее стало: «безглазый» значит «особенный». Падре заплатит полную цену…

Глава первая.

– Ну ты и даешь, отец! – насмешливо произнес Матвей, хозяин дома, выслушав очередную тираду на тему: «Да, были люди в наше время, не то что нынешнее племя!».

Среднего роста, крепкого сложения, русоволосый и голубоглазый, он казался добродушным и простоватым. Но это был лишь обман зрения. Умный и деловитый, Матвей был практичен до предела.

– Скажи, что завидуешь, – усмехнулся Никита Маркович. – Я в своей молодости где только ни побывал, и видел многое, о чем не пишут в официальных рекламах. Вот что ты знаешь про Испанию, например? – обратился он к старшему внуку, который носил гордое прозвище «Трувор», потому что просто бредил историй Рюрика и своих предков.

То есть не то, чтобы мальчишка возводил свою биографию к первым князьям, но любил в них играть и даже самодельный меч из обрезка деревянного бруска выстругал.

– Коррида, – важно ответствовал он. – Там быков убивают.

– Я тоже слышала, – сказала его бабушка, она же Матвеева теща. Хотя у нее и был собственный домик, но она предпочитала проводить время здесь, в окружении пятерых любимых внуков. – Это ж какими живодерами надо быть, чтобы так измываться над скотиной.

– А я на корриду не ходил. Времени не хватило. Я в деловой поездке был, в командировке по обмену опытом. И мой тамошний приятель, Мигель, пригласил меня побывать на одном андалузском празднике – самом необычном заграничном из всех заграничных. Включи-ка ноутбук, сынище, я покажу вам кое-какие фото ….

Матвей пожал плечами и вошел в VK. Открыв отцовскую страничку, он отыскал там папку «Испания» и протянул ноутбук отцу. Нажав на кнопку пульта к полутораметровому экрану, занимавшему центр противоположной от дивана стены, он включил его и посчитал на этом свою миссию выполненной.

– Сейчас… сейчас… готово! – сказал «старик».

На экране возникла картинка со странным пейзажем. Весь передний план снимка был занят высокими столбами, соединенными между собой веревками с нанизанными на них кусочками белой ваты. Столбы стояли на какой-то площади, и на заднем плане за ними проглядывала небольшая церковь. Архитектура церкви была западной, небо было прозрачно-голубым, стены церкви ослепительно белыми, а вместо асфальта внизу лежал чистый желтый песок.

– И что это? – с интересом спросила Дуняша, главная семейная почемучка – родители никогда не обрывали лепестки ее любознательности, и она этим широко пользовалась.

– Испанский Новый год? – предположила вторая из девочек, по имени Олюшка.

Она была здесь в гостях, в отличие от своих кузенов и кузины, была вполне современной и в свои двенадцать лет мыслила не по возрасту рационально, что окружающим казалось восхитительным. Всем окружающим, без исключения, даже если они не были ее родными. Бывают такие очаровательные дети – вместо того, чтобы их ревновать, их любят. Вот и Олюшка была такой. Ее всегда ставили в пример: девочка не только была безусловно и безупречно красива, но и вести себя умела.

От отца ей достались слегка раскосые глаза – так думали все, решительно игнорируя непреложный факт, что на фото цвет радужки отцовских глаз везде выглядел карим, а у нее они были светло-голубые и бездонные. Зато то, что золотистые волосы, блестящие и волнистые, были материнским наследством – это было несомненно. Темные брови и ресницы с яркими пухлыми губками довершали портрет.

Олюшка настолько привыкла к незримой этикете на лбу: «умница и красавица», что уже ее не стеснялась. В доме компаньона своей бабушки она давно чувствовала себя как рыба в воде, поэтому говорила, что думала, не заботясь о том, как это воспримут.

– Бедные! У них там нет настоящего снега! – подала голос третья из девочек. Она тоже была здесь гостьей, и подобно сестре, также была ребенком без комплексов. Вместо джинсов или нарядных юбочек она предпочитала всюду щеголять в брючках из поскони: крепких и практичных.

Никита Маркович засмеялся.

– Но на фото не зима, а лето, – пояснил он. – Пятидесятый день после пасхи, селение Аль Росио. Площадь перед церковью украшена в честь праздника Белой голубки, так зовут местную Богородицу, и народ ей поклоняется аж с конца 13 века. Это самый старый испанский фестиваль. Паломники собираются туда босиком, переходят вброд реку, едут на лошадях в старинных повозках или верхом, одеваются в старинные костюмы. Это праздник братства. Статую богини по очереди несут из города на руках на специальных богато украшенных носилках аж 15 километров, и нести ее считается большой честью. Вот смотрите, в какую одежду одета эта статуя .

– Как русская барышня! – удивленно воскликнула его невестка, хозяйка дома.

– То-то и оно-то. Но народ об этом, естественно, помалкивает. Пусть будет так, как есть.

Все чуток подумали.

– Хочу! – вдруг сказала невестка. – Я хочу увидеть это собственными глазами!

– Не получится, – показал головой Никита Маркович. – Отпуск у тебя когда начинается? В июне ?

– Ну и что? – упрямо процедила сквозь зубы невестка. – На Испании мир не кончается. Да и жарынь там летом будет несусветная. Поедем в Канаду. В Канаде тоже полно наших, и я хочу посмотреть, как они там … ммм… адаптировались.

– А дети? А хозяйство? –

В голосе мужа прозвучало нескрываемое любопытство: такой он свою супругу не видел еще никогда. До сих пор все 15 лет их совместной жизни она не рвалась никуда перемещаться, и поездки на сессию в Псков казались ей верхом приключенческого сериала.

Злые языки говорили, что Матвей жену себе подбирал с расчетом, чтобы она разделяла его взгляды на жизнь. Заботливая, преданная, неленивая и умная, молодая женщина даже чертами лица походила на своего мужа. Поэтому ее внезапно высказанное желание бросить все ради того, чтобы посмотреть на заграничную жизнь явилось для него полным сюрпризом.

– Можно подумать, у вас за всем этим некому присмотреть! – снова подала голос ее мать. – Не бойся, зятек, не надорвусь. Я не из городских белоручек, чтобы забывать куриц кормить!

– А огород?

– А автополив?

– Да пошутила она.

– Даже не надейся!

Чтобы нам поточнее понять дальнейшие события, лучше будет сразу описать и место действия, и собравшуюся в доме компанию.

Итак, представьте себе глухое лесное село на Псковщине, из тех, которым удалось не только сохраниться на переломе истории, но и возродиться, чуть только тому представилась малейшая возможность. Сохранили село старики, упорно державшиеся за землю, доставшуюся им после объявления частной собственности, а возродила молодежь, начавшая в село возвращаться после того, как там опять появилась работа.

И не удивительно. Слишком много было тех, кто уехав, так и не смог прижиться в городе. Нахлебавшись по самое не могу смеси запаха асфальта с бензином и наскитавшись «в большом мире» по съемным квартирам, сельчане тосковали по чистому воздуху и собственным домам. И по садам с вишнями и яблоками, которые бы пахли, а не выглядели раскрашенными муляжами.

Однако у каждого дела, сколь бы прекрасным оно ни было, всегда бывает инициатор. Кто-то должен был позвать людей, найти способ для молодежи обустроить их быт на новом, привлекательном уровне. Кто-то неравнодушный. Кому пейзажи, не оживленные дымком из соседских труб и стайками детворы на улицах, казались бы унылыми и бессмысленными.

Матвей, хозяин усадьбы, в которой прозвучала приведенная выше реплика, и был одним из таких инициаторов. В этом селе он родился, сюда приезжал из Городка на лето, и сюда стремилась его душа, когда он выбирал свой жизненный путь. Получив после окончания сельхоз колледжа диплом агронома, он убедил всех своих родственников передать ему их земельные паи и организовал фермерское хозяйство. Ну а поскольку о сбыте производимой продукции он позаботился сразу, еще в процессе оформления документации, то и не разорился.

И даже больше: ко времени прозвучавшего разговора он был совладельцем так называемого ООО «Конопрод» (в просторечии, фирмы по выращиванию технической конопли), на базе которой действовал в селе фабричок по переработке этой самой конопли.

Фирма с самого начала своего основания, а тому уже было 13 лет, нуждалась в рабочих руках и платила зарплату – и народ потянулся. Доходы всех участников дела были отнюдь не впечатляющими, но догадаться об этом было невозможно: в возрожденном селе функционировало все, что необходимо: и сельсовет, и школа, и больница, и даже детсад с клубом.

Правда, здание сельсовета использовалось еще и под почту, и под опорный полицейский пункт, но это не смущало никого. Точно также как и множественность задач, которые были возложены на клуб: там пел местный хор, была библиотека, причем не только на бумажных носителях, но и на электронных, раз в неделю крутилось кино, по субботам устраивались танцы и имелся собственный ансамбль народного рок-направления.

Примерно раз в месяц ансамбль давал концерты фольклорной музыки – в общем, культурной жизни села мог бы позавидовать и Псков. Матвей в этом ансамбле тоже играл – на свирели. Клубом он гордился, и не зря: клуб почти целиком был выстроен из стройматериалов, производимых ООО «Конопрод» от фундамента до отделки, и сам по себе служил отличной рекламой ее продукции, а также продукции строительной фирмы-компаньона.

Впрочем, то же самое можно было бы сказать и про остальные общественные сооружения села – все они, кроме больницы и фабричка, были возведены из блоков костробетона и различались лишь размерами, планом и отделкой. Блоки для строительства использовались хитрые, особой конфигурации, с пазами наподобие кубиков ЛЕГО, и после монтажа отлично держали тепло. А после облицовки декоративными панелями приобретали водоотталкивающие свойства – рельеф панелей был разным, как и цвет.

Только кровля у всех общественных зданий была покупной. Она была набрана из солнечных панелей – этот же вариант кровли Матвей использовал и для своего дома: момент, предусмотренный на случай отключения электричества, что, увы, иногда случалось. И даже когда госэнергосеть не подводила, накопленное за день автономное электричество все равно расходовалось по назначению, то есть для освещения, в том числе и снаружи – от сети работал фабричок, и к ней же были подключены частные дома остальных сельских жителей.

Выглядело все это умопомрачительно роскошно, но на самом деле роскошь была иллюзорной: на общественные нужды ООО «Конопрод» использовала материалы отнюдь не высшего качества. Внутрь стен был заделан брак либо блоки, имевшие недостаточно товарный вид. Строились здания не все сразу, а постепенно, и отделывались тоже не вот одновременно. Кстати, заодно все применяемые компаньонами новинки и обкатку проходили, на качество и долговечность.

Самым последним в этом комплексе сельских строений был дом, в котором сейчас собралась компания. Небольшой по периметру, он был двухэтажным с мансардой для размещения гостей. Впрочем, крыша мансарды была покрыта солнечными батареями не на всю площадь: те ее элементы, на которых зимой лежал снег, этой чести не удостоились.

Технический подвал и аж три санузла были неотъемлемой частью конструктивного решения архитектуры здания – удобства были заложены в него непосредственно при строительстве. И, естественно, перед домом была скважина для питьевой воды, а возле хозпостроек – колодец для сбора воды дождевой.

Сам хозяин всего этого архитектурного великолепия также сочетал в себе черты взаимоисключающие: на улице он выглядел как типичный мелкий фермер из наследственных крестьян, но, приходя домой, предпочитал расслабляться и отдыхать, превращаясь в сибарита.

Да и отчего бы ему было не посибаритствовать иногда, когда позволяли обстоятельства? Сейчас ситуация была как раз такой: все было в полном ажуре, к тому же в гостях кроме двух племянниц был еще и отец, Никита Маркович, приехавший из Городка на выходные.

– Жаль, что я не смогу поехать с вами, – проговорил Никита Маркович в раздумье. – Летом меня не отпустят, да и заменить некому…

Вся присутствовавшая в зале компания знала, что он прав: являясь подполковником полиции, «старик» к должности своей относился очень серьезно. В своем кабинете, среди подчиненных или занимаясь очередным внезапно нарисовавшимся делом, он ощущал себя нужным и не заменимым. До некоторой степени это так и было: пульс города он чувствовал как никто другой, и местная гопота его уважала.

– А хотите, я спишусь с Мигелем, который как раз проживает в Канаде, чтобы он вас там принял и что-нибудь присоветовал менее избитое, чем походы по обычным туристическим маршрутам? – неожиданно предложил он.

Матвей повернулся к своей супруге.

– Ты как больше хочешь, Любонька, посмотреть, как за границей люди живут, или увидеть только то, что нам захотят показать Канадские гиды?

– Их байки можно прочитать и в местных путеводителях, – хмыкнула супруга. – Тонны лапши, которую потом замучаешься снимать. Лучше в гости.

– Договорились, – хлопнул себя по колену отец и свекор. – Ну, мне пора, завтра рано вставать. А вы готовьте загранпаспорта – их не сразу выдают, имейте в виду. И фотографии нужны будут.

* * * * *

То, что Никита Маркович не в состоянии был бы договориться насчет летнего отпуска, не совсем соответствовало истине. Теоретически он вообще мог бы уже два года как быть в отставке. Проблема была в том, что увольняться со службы он не собирался – в полиции он воспринимал себя на месте, и представить себя бездеятельно сидящим в городской квартире или пасущимся на сельских просторах он был не способен категорически. А уехав на пару недель отдыхать, он мог бы по возвращении обнаружить, что его должность занята. Так что со своими далекими коллегами и друзьями бурной молодости Никита Маркович предпочитал общаться через Интернет.

Вот и на этот раз. Приехав домой и поставив машину, он немедленно позвонил старому приятелю. Дела, связанные с визами и прочими загрантонкостями, требовалось проворачивать быстро и оперативно.

– Buenas tardes! – поздоровался он с Мигелем.

– Ты хотел сказать «Buenos días!», – проворчал тот.

– Неужели разбудил?

– Не то чтобы совсем, но поднял ты меня с постели… Ладно, рад я тебе, рад. Та-ак, сегодня не праздник, и не мой cumpleaños. Значит, по делу… Выкладывай!

– Ты как всегда догадлив. В общем, мой старший со своей супругой и двумя детьми хотят поехать в Канаду на пару недель. Как ты смотришь, чтобы принять их у себя в качестве гостей? Деньги на еду и на расходы они привезут с собой, экскурсии тоже за их счет.

– А почему не обычными туристами?

– Когда это ты видел, чтобы русские любили ездить обычными тропинками? Они хотят увидеть, как живут простые люди, побывать там, куда туристов не возят, потрогать то, чего трогать запрещено, искупаться там, где не рекомендуется и попробовать то, чего у нас нет. Они хотят эксклюзива!

– Моя esposa готовит однообразно и весьма посредственно.

– Борщ варить умеет?

– Нет. Откуда?

– Наша Любаня ее научит. Обменяются парой рецептов – обе будут довольны.

– И что я им смогу предложить? Какую развлекательную программу?

– Свозишь на какой-нибудь водопад, устроишь моему Матвею рыбалку на местном озере, сводишь в горы. Какие-нибудь индейцы у вас неподалеку обитают?

– Вообще-то да.

– Вот и организуйте им туда экскурсию. Только наряды для своих туземцев выберите более аутентичные – русские ребятишки знают, что индейцы должны быть в кожаные одежды одеты, а не вот в эти ленты из разноцветной яркой фланели.

– Флизелина.

– Да хоть из шерсти попугая – все равно выглядит одинаково нелепо. Ты ведь там типа шерифа в своем городке?

– No, soy un oficial de policía normal.

– Не суть важно – договориться сумеешь.

– А вдруг не справлюсь?

– Чтобы у тебя да не получилось? Не может быть такого – я тебя знаю. В заповедник ребят своди, где разные звери гуляют, в пещеру какую-нибудь. В общем, я хочу, чтобы мои внуки запомнили эту поездку на всю жизнь.

– Хм-м… А что еще любят русские дети?

Никита Маркович подумал…

– Возникла тут у меня одна идея – твоему Джо тоже должно понравится. Организуй им игру «12 записок». Пусть побегают по окрестностям всем хором!

– Не слышал о такой!

– Поиски клада. Прячешь сверток с чем-нибудь вкусненьким так, чтобы никто не видел и животные не достали, и пишешь послание, где этот клад находится. Послание тоже прячешь – в другое место, и пишешь следующее: «12-я записка находится там-то». Ну, и тоже прячешь, а потом пишешь «11-я записка находится…»

– Да понял я, понял! Думаешь, им понравится?

– Так записки все равно искать придется, ведь не на открытое место они кладутся. Ну и можно сделать еще интереснее: писать их не на бумаге, а на бересте или на коже или шкурах. И не по-английски или французски, а на каком-нибудь левом языке, чтобы необходимо было расшифровывать.

– Принято. Я их еще в музей один неподалеку могу свозить, с ископаемыми древностями… А твоя невестка? Чем мне развлекать ее?

– Да ничем. Пусть они с Матвеем сами за себя думают. Подсунешь им список популярных туристических маршрутов, и пусть это у них мозок пухнет, на что им глянуть сначала, а на что потом… Ты, главное, вызовом сразу же займись, чтобы им в Канадском посольстве визу без тормозов открыли.