След Орфея

На часах не было ещё и четырёх, когда раздался пронзительный телефонный звонок. «Кому это в такую рань не спится?» – с раздражением подумал Роберт, снимая трубку. В трубке послышался усталый голос Анны:

– Прости, что разбудила... Вчера вечером Эдгару стало плохо, он потерял сознание...

Сердце Роберта тревожно сжалось, а на лбу выступил холодный пот.

– А сейчас? Как он чувствует себя сейчас? Он дома или в больнице?

– Дома. Таких, как он, в больницу уже не забирают. Ему немного лучше, он в сознании, но боюсь, это обманчивое улучшение. Он уже несколько раз спрашивал о тебе... Ты можешь приехать?

– Конечно, я вылечу первым рейсом, – ответил Роберт, закуривая сигарету.

Полёт, несмотря на сильный туман, прошёл нормально, и самолёт благополучно приземлился строго по расписанию. Не теряя времени, Роберт взял такси и направился в родовую усадьбу Вальденбергов, расположенную в семи километрах от города.

Декабрьский туман окутал своим непроницаемым покрывалом всю усадьбу. Казалось, солнце было упрятано так далеко, что, вздумай оно появиться на небе, ему ни за что не удалось бы пробиться сквозь серую толщу угрюмых облаков.

– Ты так быстро приехал! – раскрывая руки для объятий, сказала Анна, когда Роберт вошёл во двор. – Проходи в дом, я сварю тебе кофе, такой, как ты любишь. Эдгар недавно уснул, но, думаю, это ненадолго. Он то засыпает, то опять просыпается...

Задавать Анне вопросы о состоянии Эдгара не было никакого смысла, ведь всё, что нужно, Роберт и сам прекрасно знал. Вопрос, на который он пока не знал ответа: когда? Но он и не хотел этого знать.

– Никто не умеет заваривать кофе так, как ты, Аннушка!

– Илона меня научила. Она многому меня научила, не только этому. Ты ведь помнишь, когда я впервые переступила порог этого дома, я даже картошку как следует почистить не умела, не говоря уже о чём-то более существенном.

– Да, Илона Францевна была необыкновенной женщиной! Всё, к чему она прикасалась, оживало и наполнялось её невероятной энергетикой.

– Наверно, у них в роду это наследственное. Эдгар тоже всегда был похож на доброго волшебника. Часто, когда он работал в саду или общался со своими любимыми животными, я наблюдала за ним. Это было что-то невероятное! Мне казалось, его понимают не только кошки и собаки, но и птицы, и цветы, и деревья.

Тут из спальни донёсся какой-то шум, а вслед за ним послышался глухой голос:

– Аня, ты где? Дай мне, пожалуйста, попить... Во рту пересохло...

Войдя в спальню, они увидели разбросанные на полу осколки фарфоровой чашки.

– Прости, дорогой, я ненадолго отлучилась, чтобы встретить Роберта, – присев на кровати, Анна немного приподняла подушку кузена, и поднесла к его губам стакан с водой.

– Роберт приехал? Где же он? – Эдгар попытался повернуть голову, но не смог, и только простонал еле слышно.

– Я здесь, рядом с тобой! – наклонившись, Роберт прижался щекой к лицу друга.

– Как хорошо, что ты приехал, дружище! Я ждал тебя. Мне так много нужно тебе сказать... – в глазах Эдгара вспыхнули радостные огоньки, и он протянул к Роберту свою исхудавшую руку.

– Не напрягайся, у нас ещё будет время поговорить.

– Не будет, мой маленький чижик! Завтрашний день вы встретите уже без меня...

У Роберта комок подступил к горлу, и он едва сдержался, чтобы не разрыдаться. Что он мог сказать умирающему другу? Было бы нелепо убеждать его в том, что болезнь отступит и всё будет как прежде.

– Я вас оставлю, вам нужно поговорить, – произнесла негромко Анна. – Если я понадоблюсь, позови меня.

Когда Анна вышла, Роберт подсел поближе к Эдгару и взял его руки в свои:

– Мне тоже нужно сказать тебе очень много, Эд! Если бы не ты, если бы не наша дружба, неизвестно, как сложилась бы моя жизнь. Помнишь, когда-то, много лет назад, ты сказал мне: "Я переверну твою жизнь с ног на голову! Я подарю тебе крылья, и мы вместе взлетим высоко-высоко, и никакие земные беды и невзгоды не будут иметь над нами никакой власти! ". Я навсегда запомнил эти слова, и даже в самые трудные времена меня не покидала уверенность в том, что, какая бы беда со мной ни стряслась, ты обязательно придёшь мне на помощь.

– Я рад, что смог помочь тебе, ведь ты всегда был для меня не только другом, но и братом. Не печалься обо мне! Каждому отмерен свой срок на земле. Надо с благодарностью и с пониманием принять эту простую истину, и не жалеть о том, что не сбылось и уже никогда не сбудется... Я всегда буду рядом с тобой, не сомневайся! И когда тебе понадобится мой дружеский совет или ты просто захочешь поговорить со мной по душам, приходи в нашу садовую беседку, и мы обязательно встретимся. И прости меня, если я когда-то хоть чем-то тебя обидел...

– Ты разрываешь мне сердце, Эд!

– Нет, я просто говорю тебе то, что давно должен был сказать, но не находил нужных слов... Теперь, послушай меня внимательно: рядом с кроватью стоит большая картонная коробка, видишь? В ней мои рукописи, рисунки, дневники и письма, в основном – твои. Я сохранил почти все твои письма, братишка! Их очень много, и по ним можно проследить, как развивалась наша дружба, как с годами менялась наша жизнь... Теперь всё это добро принадлежит тебе, и ты вправе поступить с ним так, как посчитаешь нужным. Никому другому я не могу это оставить, ведь для всех это всего лишь ворох ничего не стоящих бумаг...

Не дожив до утра, Эдгар умер на руках у Роберта. Когда он перестал дышать, Роберту показалось, что кто-то вскрыл ему грудную клетку и вырвал из неё сердце.

После похорон Роберт вынужден был тут же уехать – через два дня должен был состояться его концерт в Лондоне, а ему ещё нужно было решить кое-какие вопросы с организаторами концерта, но он пообещал Анне, что непременно приедет к ней на следующей неделе, ведь им о многом нужно поговорить.

Пришло время сказать друг другу всё, о чём они столько лет молчали.

Вернувшись домой, Роберт всячески старался заставить себя смириться с мыслью, что Эдгара больше нет, но сделать это было не так-то просто. Смерть друга выбила из-под его ног незримый фундамент, на котором он стоял почти двадцать лет. Увидев Эдгара вконец обессиленным и истерзанным болью, Роберт ужаснулся его беспомощности. И своей – тоже, потому что знал, что уже ничем не сможет ему помочь. Единственным, хоть и слабым, утешением для него было то, что он успел сказать ему всё, что хотел сказать, и был рядом с ним до его последнего вздоха.

... Лет семь назад, в один из прохладных осенних вечеров, Роберт с Эдгаром прогуливались по небольшой каштановой аллее недалеко от моря. Они обожали такие прогулки! Это были ни с чем несравнимые вечера. Увлечённые беседой, друзья нередко теряли чувство реальности и напрочь забывали о времени. Так было и в тот вечер. За разговорами они не заметили, как стемнело, и на небе появился золотой слиток луны и засверкали первые звёздочки.

– Сегодня мы с тобой загулялись! Пора домой! – в голосе Эдгара Роберт уловил радостные нотки. – Придём, разожжём камин, поставим какую-нибудь романтическую музыку, откроем бутылочку токайского...

Когда они вошли в дом, в камине уже вовсю трещали дрова, а с кухни доносились невероятно аппетитные запахи. «О, кажется, Аня испекла свой коронный яблочный штрудель, так что нас ждёт королевский ужин!» — по-мальчишески подмигнув, воскликнул Эдгар.

На Анне было шерстяное платье оливкового цвета, простенькое, незамысловатого покроя, с длинными рукавами и небольшим элегантным вырезом на шее. «Кажется, такие платья носили ещё во времена королевы Виктории, но Анне оно очень к лицу! Впрочем, ей всё к лицу, что бы она ни надела, и она всегда выглядит великолепно!» — подумал Роберт с улыбкой.

Для женщины на исходе бальзаковского возраста Анна и вправду была ещё необыкновенно хороша собой. Она почти не пользовалась косметикой, не курила, не злоупотребляла крепкими напитками и уже много лет жила за городом, вдали от городского шума и суеты. Видимо, всё это, в сочетании с её ровным и покладистым характером, помогло ей сохранить моложавый вид и прекрасную фигуру.

Впрочем, следы Викторианской эпохи можно было увидеть не только в одежде Анны, но и в убранстве дома, и в необыкновенно красивом саду, который Анна на протяжении многих лет создавала своими руками.

Это был незабываемый вечер, наполненный музыкой, поэзией и захватывающими рассказами Эдгара. Любую, даже ничем не примечательную на первый взгляд ситуацию, он умел преподнести в таком выигрышном свете, что она превращалась чуть ли не в событие вселенской важности. Он рассказывал любопытные истории из жизни знаменитых писателей и артистов, делился впечатлениями о прочитанных недавно книгах и просмотренных в Доме кино фильмах, и всё это сопровождал такими добрыми и безобидными шутками и комментариями, что Роберт с Анной готовы были слушать его хоть до утра. Неожиданно, попивая небольшими глотками янтарное вино из бокала, Эдгар о чём-то задумался. Лицо его на миг стало серьёзным, и по нему быстро пробежала едва заметная тень.

– А не сыграть ли нам в одну занятную игру? – вдруг, ни с того, ни с сего, спросил он.

Друзья были заинтригованы, но промолчали, не зная, как реагировать на его слова. Тем временем Эдгар взял с каминной полки три небольшие свечи:

– Зажжём эти свечи... Поставим их на камине, пусть горят...

– В чём смысл этого действа? – спросила Анна.

– Чья свеча догорит быстрее, тот из нас покинет этот мир первым.

От этих слов повеяло каким-то потусторонним холодком, но Роберт с Анной не стали возражать, а послушно зажгли свечи и поставили их на камине. Тем временем вечер продолжался. Эдгар, как из рога изобилия, продолжал сыпать новыми историями, они слушали его с прежним интересом, но каждый украдкой поглядывал на свою свечу: не догорела ли?

Первой догорела свеча Эдгара.

Вскоре Роберт забыл об этой истории, и вспомнил о ней лишь на следующий день после возвращения с похорон. Что это было тогда? Какое-то минутное озарение или предчувствие приближающейся смерти? Зачем Эдгар предложил им с Анной сыграть в эту зловещую игру? Наверное, ответа на это вопрос уже никто никогда не узнает.

Взглянув на картонный ящик, доверху забитый тетрадями и письмами, доставшимися ему в наследство, Роберт подумал, что ему, видимо, понадобится не один месяц, чтобы со всем этим разобраться.

Прежде чем приступить к исследованию содержимого ящика, он долго сидел в нерешительности, выкуривая одну сигарету за другой. Роберт понимал, что, окунувшись с головой во внутренний мир умершего друга, он не только узнает его личные и, возможно, интимные секреты, но и сам буду вынужден вернуться в своё прошлое и пережить заново многое из того, о чём давно уже старается не вспоминать...

Поверх перевязанной льняной бечёвкой стопки общих тетрадей лежал слегка потрёпанный томик стихов Аполлинера на французском языке, из которого торчала фотография, видимо, служившая закладкой. На фотографии, на фоне знаменитого парижского моста Мирабо, были запечатлены они с Альфредом.

На обратной стороне была надпись: «Париж, 23 сентября 198...». Роберт взглянул на стихотворение, напечатанное на странице:

Дни бегут, бьют часы, слышен времени ход,

И недели, и год…

Кто любовь мне вернёт?

Под мостом Мирабо тихо Сена течёт...