След Полкана

Странный персонаж

Шестьсот лет назад флорентинец Андреа да Барберино совершил маленький, но важный подвиг в жанре фэнтези – создал первого авторского фурри. До той поры все антропоморфные звери были фольклорными или, по крайней мере, создатели их образов остались неизвестными.

Следует иметь в виду, что этот флорентинец не был сочинителем в привычном для нас смысле слова – скорее, сказителем, талантливым и плодовитым компилятором, который творчески использует богатый пласт анонимной культуры. Певец по профессии (неизвестно, уличный певец или церковный певчий), Андреа промышлял переложением старых эпических поэм «шансон де жест» со стихов на прозу. Делал он это столь мастерски, что его книги стали народными и дожили до наших дней. Не так давно секретарь итальянской компартии товарищ Грамши срамил итальянцев за пристрастие к книге да Барберино «Гверино по прозвищу Горемыка» – примерно в тех же выражениях и с тем же пылом, с каким наши баре-демократы и разночинцы-буревестники клеймили «пошлую» лубочную литературу. Но итальянцы упрёки Грамши с честью выдержали и остались верны книжным рыцарям и их прекрасным дамам.

Итак, около 1400 года да Барберино порадовал читателей новинкой – рыцарским романом «Французские короли», сшитым из пяти поэм прежних времён. Среди них была и англо-нормандская жеста XIII века «Бовэ де Антон» – авантюрная история о юном дворянине, злой волей матери заброшенном в Египет, но сумевшим стать истинным кавалером, найти себе жену под стать и вернуть права владения. Расчищая мечом дорогу к дому, Бовэ повстречал сарацинского богатыря, простодушного Эскопарта, сумел с ним подружиться и обратить в свою веру.

Почему-то Андреа вычеркнул из текста вполне симпатичного и потешного верзилу Эскопарта и вместо него вписал…

…наполовину человека, наполовину пса, которого (особенно вначале) часто изображали псоглавцем, что отразилось даже в русских изданиях, появившихся лет двести спустя – перелагаясь с языка на язык, проникая из страны в страну, история Бовэ добралась до Руси и нашла здесь новый дом на века, став «Повестью о Бове-Королевиче».

Кого же придумал да Барберино?

Созданный им персонаж звался Pulicane (Пуликане), где «-cane» явно означает «собака».

Есть соблазн истолковать первую половину имени – «Puli-» – как «вожак», название известной венгерской породы пастушьих собак, тем более что известна Европе она стала вместе с венграми, в X веке, но эта версия кажется слишком зыбкой.

Если Бову у нас порядком подзабыли, то имя имя Pulicane в русской версии звучит ежедневно – Полкан. Правда, оно стало нарицательным, и уместнее спрашивать «Что такое полкан?», а не «Кто такой?» Ответов будет три: «собачья кличка», «большая, сильная собака» или «полковник». Лубочного персонажа вспомнят очень немногие.

А ведь лет сто назад картинки «Битва Бовы с Полканом» украшали едва не каждую избу! Схватка бравого королевича и его зверовидного противника была излюбленным сюжетом лубочных художников.

Он – вылитый кентавр, бородатый силач с дубиной в руках. По сюжету повести, двуногий и четвероногий богатыри вначале сражаются, затем мирятся и братаются. Полкан вошёл в тексты былин, где он – то свирепый враг, то равный соратник Ильи Муромца и других славных витязей. Отважный, прямой и честный Полкан полюбился сказителям и их слушателям настолько, что его приняли в круг героев. Нашлись и толкователи, чтобы понять его имя. Полкан – значит, «полу-конь», то бишь кентавр-китоврас, наш исконный персонаж.

Многим такая разгадка пришлась по душе и прочно вошла в анналы интернета. Правда, в сицилийском театре кукол Opera dei Pupi Пуликане до сих пор изображается именно как фурри – антропоморфный зверь, ходящий на задних ногах (знакомый христианам по образу святого Христофора, благочестивого псоглавца), а в нашем фольклоре первоначально звался Полкан Пёсьи Ноги. Мало того – азбуковник XVII в. сообщает, что Полкан это получеловек, полуосёл; однако в данном случае скорее всего имелся в виду не классический кентавр, а двуногий онокентавр. Википедия добавляет в суп грибов, утверждая: «Руки [онокентавра] использовались не только для захвата и удержания, но также для бега». Справедливости ради заметим, что вопреки лубочным изображениям (и логике) Полкана даже у нас считали псоглавцем. Задумайтесь – ведь называли-то Полканами не жеребцов, а кобелей!

Но как бы то ни было, в древней Руси слова «полкан» не существовало, равно как слов «порох» и «фаянс», а слово «полк», означавшее «поход», никакого отношения к Полкану не имеет. Да и сам герой изначально был не полу-конь, а полу-пёс.

Так кто же он, откуда взялся и почему возник?

* * *

Где и когда?

Место и обстоятельства рождения будущего Полкана указаны в романе да Барберино с большой точностью. Настолько точно, что история Пуликане выглядит документальной, вшитой в приключения Бовэ для пущей достоверности.

Обратимся к тексту да Барберино:

«Пуликане был наполовину человек, наполовину собака. Он был собакой ниже талии, человеком до пояса … Он был сыном пса и дворянки. Его мать была из армянского города, именуемого Каппадокия. Турок, король Ликаонии и Исаврии, долгое время яростно воевал против этого города и, будучи не в состоянии победить его, заключил мир и взял эту дворянку в жёны, обещая, что ради неё он примет крещение».

Смена веры из политических соображений была в ту пору событием чрезвычайным, но не единичным. Однако турок слова не сдержал, и не для того решил заполучить дворянку в свою власть. Ему важно было унизить в её лице противников, которых турок не мог одолеть оружием. Он насильно свёл жену с большим мастиффом.

Затем книга гласит:

«Беременная, она бежала к королю Эрминиону в Эрминию и родила это животное, и умерла в муках родов. Король Эрминион хотел узнать, каким станет это животное, когда вырастет, и когда он [Пуликане] вырос, его для безопасности держали в тюрьме на цепи».

Дальнейшая история Пуликане коротка. Когда будущую супругу Бовэ, принцессу Друзиану (по-русски Дружневу) выдают замуж за Маркобруна, короля Аполлонии, король Эрминион отдаёт ей Пуликане как часть приданого, поскольку она сочувствовала узнику. Кроме того, похоже, что король втайне побаивался Пуликане и рад был от него избавиться – слишком могуч был странный пленник.

Человека-пса пускают в погоню за Бовэ и Друзианой, он становится их другом и соратником Бовэ, а затем геройски гибнет, защищая Друзиану и её детей от нападения львов – причём Пуликане заранее знал, что ему суждена смерть от львиных когтей, но не сокрушался по этому поводу, а смело шёл навстречу судьбе.

Когда речь заходят о рыцарских романах, по умолчанию принято считать, что мир, где происходят события романов – условный, часто умозрительный или вообще вымышленный, где фигурируют несуществующие города и страны. Но в данном случае всё обозначено предельно ясно и конкретно, названные локации вполне реальны и близко соседствуют на карте мира.

И что важно для нашего исследования – именно во времена да Барберино (или раньше, что более вероятно) и именно в обозначенном регионе могло произойти событие, которое скупо описано в романе.

Каппадокия, Ликаония, Исаврия – все они находятся в Малой Азии, на пятачке поперечником километров в пятьсот; это юг и центральная часть современной Турции.

Аполлония – не что иное как античная Аполлония Мордиум, она же Созополь в соседнем с Ликаонией историческом регионе Писидия.

Загадочная Эрминия появилась в истории о Бовэ в XIII веке – это Киликийская Армения, область на берегах средиземноморского залива Искендерун (он же Армянский или Александреттский), с севера непосредственно граничащая с перечисленными выше областями, кроме Писидии (та расположена западнее Исаврии).

Армяне в регионе появились давно, ещё когда в 93 г. до н.э. Каппадокию завоевал Тигран Великий. Долгое время страну населяли три народа – армяне, греки и курды. Переселялись сюда армяне и при византийской власти, отступая от арабов и сельджуков, образуя свои княжества и даже царства. Хотя в XI века сельджуки создали в Малой Азии обширный Румский султанат, Каппадокия часто переходила из рук в руки и была ареной непрекращающихся схваток. В XIII веке сельджукам пришлось вступить в союз с христианами, чтобы обороняться от монгольского нашествия. Но нападения монголов и внутренние распри так ослабили султанат, что к 1307 году он развалился на мелкие княжества-бейлики (позже одно из них, бейлик Османа, станет ядром Османского государства, которое в 1475-1515 г.г. полностью захватит Каппадокию и Киликийскую Армению).

В XIV веке мы имеем раздробленный на сельджукские бейлики субрегион, включающий мелкие армянские княжества и даже армянское королевство в Киликии. Тамошний князь Левон II в 1198 году был коронован как король Левон I епископом Конрадом де Хильдешаймом, а заодно получил корону из Византии. Киликия, как и сильно сократившийся в размерах Румийский султанат, считалась вассалом и данником персидского ильханата Хулагуидов.

Это были удивительные времена – на коронации Левона одновременно присутствовали архиепископ Майцский, католикос Григорий VI, греческие, латинские и мусульманские вельможи. В ту пору Киликия была одним из выдающихся государств Ближнего Востока, связанных торговлей с городами Италии и восточным миром, а кавалерия и артиллерия киликийцев порой служили Сельджукидам, хотя по традиции ислама воевать могли только правоверные.

Иными словами, «король Ликаонии и Исаврии» (тогдашний бейлик Караман) вполне мог осуществить описанное в романе да Барберино, причём именно после 1307 года, когда султанат перестал быть единым.

Тогда для Киликии настали трудные времена. Её союзник, ильхан Газан, принял ислам, и хотя в 1299 году армяне с монголами разбили египетских мамлюков в битве при Хомсе, после кончины Газан-хана (1304 г.) союзу Киликии с ильханатом пришёл конец. Внешняя политика монгольских правителей изменилась; армянам приходилось отбиваться то от них, то от мамлюков, то от караманидов, а церковные проблемы мешали сблизиться с Западом.

Маловероятно, что да Барберино имел в виду какого-то конкретного киликийского правителя. Король Эрминион (в прежних версиях – Герминий) достался ему от анонимных предшественников и был вполне удобной персоной для рыцарского романа, даже без привязки к месту-времени. Но об особенностях региона да Барберино явно знал (ещё б не знать образованному сыну купеческой Флоренции, издавна торгующей с Востоком!) и потому мог обоснованно предположить, что Эрминион принял беглянку милостиво и сочувственно, велел окружить заботой и вниманием. Армянка не изменила вере, стала жертвой насилия – что говорится, сам бог велел помочь ей.

Однако остаётся загадкой, почему король сохранил жизнь её более чем странному отпрыску. Монстры тогда считались порождением сил тьмы, и могли рассчитывать только на быструю смерть. А тут – «хотел узнать, каким станет это животное, когда вырастет»!

Вы можете представить, что христианский государь XIV века приказывает оставить в живых бесёнка ради любопытства узнать, каков бес во взрослом виде?

Напрашивается вывод, что детёныш в глазах Эрминиона не был монстром, которого надо ликвидировать.

Тогда вопрос – кем он был для людей в ту эпоху и в том месте?

* * *

Боги, звери и герои

При знакомстве с первоисточником один топоним сразу что-то напоминает – Ликаония. Не родня ли термину «ликаны»?..

Ещё как родня! Греческое «ликос» означает «волк». Согласно мифу, родоначальник ликаонцев – царь Ликаон, – решил угостить Зевса, принявшего облик странника, запретным мясным блюдом, за что громовержец превратил его вместе с сыновьями в волков. Наказание на пользу не пошло – все античные авторы утверждают, что ликаонцы – народ хищный и полудикий, с которым ни одному правителю не удалось справиться.

«Ну, – скажете вы, – это миф!»

А вот 1538 год. В Юрских горах Франции пойманы четверо пастухов, которые наряжались в шкуры, воображали себя лу-гару (волками-оборотнями), убивали и поедали людей. С ними церемониться не стали – после допроса третьей степени всех пустили на дым, и прах развеяли.

И это не единственное свидетельство того, что традиции царя Ликаона продолжались мало что веками – тысячами лет.

Нет сомнений, что часть племён и народов подчёркивала свою связь с тотемом волка. Ликаония и Ликия (тоже в Малой Азии), племя луканов в Италии, лоукентиой и лукенес в Испании, знаменитые даки и многие другие. Образ волка соответствует родоначальнику племени и связан с культом боевой дружины или бога войны. Вспомните также вскормленных волчицей – Кир, Ромул и Рем. Мифы о браке волка с принцессой, от которого происходит народ или династия правителей, известны в Центральной Азии среди тюрков; например, прародителем Чингис-хана считается сошедший с неба пепельный волк, на земле соединившийся с ланью. Следствие этого – обряды воинских инициаций с подражанием волку и появление тайных воинских братств, имеющих волчью символику.

Живучесть мифов не просто очевидна – она абсолютна. Поэтому стоит ли удивляться, что тюрки-сельджуки, в ходе завоеваний проникнув в Малую Азию, нашли там знакомый и близкий им культ волка, пусть даже сохранившийся на низовом уровне и в редуцированных формах. На этой земле традиции оказались удивительно стойки – достаточно вспомнить турецкую боевую организацию «Бозкурт» т.е. «Серые волки», лет двадцать-тридцать назад бывшую настоящей головной болью спецслужб.

Но почему речь зашла о волке, раз мы говорим о собаках?

Дело в том, что древние рассматривали волка и собаку как две стороны одной медали, не более. Каждый народ выбирал и культивировал ту из них, которая ближе – волю волка или верность собаки, тем более что смелость и сила присущи обеим сторонам.

Иногда разные стороны выбирали даже близкие друг другу народы – например остготские Вульфинги и лангобардские Хундинги. В дохристианских культурах Европы, германской и кельтской, «пёс» был синонимом «воина». Оскорбительные выражения «языческая собака» или «пёс-рыцарь» – гораздо более позднего происхождения, и создавались они, говоря нынешним языком, в рамках чёрного пиара.

Ещё в XVI веке наиболее храбрые военные отряды в Венеции и Италии назывались «верные как собаки», а в старой ирландской поэзии название «воин-пёс» являлось высшей похвалой. Кухулин – «Пёс Кулана», – назван был так потому, что должен был заменить убитую им сторожевую собаку, стать бойцом-охранником дома Кулана. Вообще элемент «Ку-» в имени героя или короля означал, что человек призван быть защитником народа, женщин и стад, в том числе от демонов.

В той же Малой Азии, на том же южном её побережье, а точнее в Карии (немного западнее Исаврии, как раз за Писидией), в те же мифические времена бывал в гостях бог Аполлон. Он заметил там робкую, но симпатичную дочь царя Антенора и вкрался к ней в доверие под видом пса. Результатом стало рождение мальчугана по имени Тельмисс – бессмертия ему не досталось, зато отец-олимпиец наградил сына волшебным даром прорицания.

Вообще у Аполлона была слабость оборачиваться собакой и волком (в образе волка он вступил в брак со смелой воительницей Киреной). Различий между породами псовых Аполлон не делал и равно покровительствовал как волкам, так и собакам – например, создал породу эретрийских псов. С зубастыми зверями он был связан сызмала – говорят, после рождения его утащили собаки, но потом вернули мальца матери Латоне, поэтому Аполлон носит эпитет Кинеей – Собачий. И сама Лето-Латона была не проста – иногда оборачивалась волчицей, и волки помогали ей в её скитаниях; она же, благодарная, назвала в их честь страну Ликию (всё там же, южнее Карии и Писидии).

Так что всякого пришельца, явившегося в Малую Азию, ждала встреча как с собачьими, так и с волчьими мифами – выбирай на вкус!

* * *

Священные псы

Положим, тюрки сделали выбор, знакомый им издавна. А что же армяне?

В 301 году царь Трдат III провозгласил христианство государственной религией; таким образом Армения стала первой христианской страной мира. Чуть позже армянский историк конца IV-V веков Фавстос Бузанд сообщил об аралезах – крылатых псах, которые спускаются с неба, чтобы зализать раны павших героев и воскресить их. В частности, аралезы воскресили Ара Прекрасного, который был смертельно ранен в бою с армией Семирамиды. Считается, что основой для создания образа аралеза послужили гампры, порода собак с Армянского нагорья, известная со времён царства Уратру.

Культ аралезов отлично сочетался с христианством – и тысячу лет спустя армянские барды посвящали им песнопения, а народный театр отыгрывал крылатых псов, надевая маски.

Очевидно, что благодетельные волшебные аралезы были симпатичны армянам, и большой пёс – помощник, защитник, спаситель, – вполне укладывался в народном мифосознании, а древние легенды Малой Азии этому способствовали как нельзя лучше. Поэтому и выбор короля Эрминиона объясним – с его точки зрения, от пса-великана никакого зла исходить не могло, а злодеем был только правитель Ликаонии, нарушивший обет и совершивший насилие.

Заговорив о крылатом псе, невольно вспомнишь его подобия – в первую очередь древнерусского Симаргла из пантеона князя Владимира. Полубожественное существо, вестник между мирами неба и земли, покровитель корней и семян, страж-хранитель растительности. К нам он проник из зороастрийского Ирана, где звался Сэнмурв, а также Симург – эта полусобака-полуптица хранила от бед народ и его героев, стерегла границу между мирами света и тьмы, покровительствовала земному плодородию. Роль Сэнмурва была так велика, что его порой изображали в рыбьей чешуе вместо шерсти – так обозначалось его господство над земной, небесной и водной стихиями. При Сасанидах (III-VII в.в.) Сэнмурв-Симург являлся эмблемой правителей Ирана.

Вообще собаки были в большом почёте у зороастрийцев, считались особо благотворными, чистыми и праведными существами, достойными всяческой заботы. Это повелось со времён Заратуштры, когда хозяйство стало осёдлым и нуждалось в защитниках. Немудрено, что собакам стали приписывать и важные духовные достоинства. Например, взгляд собаки очищал от зла и прогонял демонов-асуров, поэтому до середины XIX века пёс обязательно участвовал в траурном обряде «сагдид» – его приводили в комнату, где лежал усопший, чтобы чуткий пёс либо нашёл в теле признаки жизни, либо изгнал злые силы. Особенно ценились в этом качестве «четырёхглазые» собаки, со светлыми пятнами над глазами – они и сейчас среди мистиков считаются способными заметить даже малейшие проявления тонкого мира. Наконец, именно собаки охраняли мост Чинвад, ведущий в рай.

Разумеется, после тысячи лет христианства соседние армяне считали это заблуждениями огнепоклонников. Но продолжали играть в аралезов. Да и поверья о приключениях Аполлона витали где-то рядом, в соседних долинах. Поэтому Пуликане должен был остаться в живых – существовал он или нет, в данном случае не столь важно, поскольку все поверья были в его пользу. Он мог изумлять, настораживать, даже пугать, но абсолютного потустороннего зла в нём не видели.

Осмелимся предположить, что и зачинщик его появления на свет тоже не видел в нём зла – только представителя иного, хотя и враждебного, тотема. Для мифосознания тюрков священный брак со зверем-первопредком был древней, легендарной, но реальностью. Как правитель из волчьего тотема, он изначально не желал смешивать кровь с теми, кто почитал аралезов, но это его неприятие чужого уже не вмещалось в XIV век – времена живых мифов и небесных волков уходили в прошлое. То, что тысячелетия назад было священным браком, стало преступлением, и от мести Эрминиона (а он непременно отомстил бы за знатную соплеменницу) караманского бея могла спасти только сильная армия.

Если проследить, соседствовал ли древнеиранский культ псовых с подобными культами других стран, долго искать не придётся.

У египтян богов-киноцефалов было целых три – волк Упуат, пёс (а не шакал!) Анубис и странный зверь «салава», соответствующий Сетху, причём исконной собачьей роли посредника между нашим и иным мирами и психопомпа, провожатого душ, соответствовал именно Анубис – волку или сомнительному «салаве» эту миссию никак не доверишь.

Египет кажется слишком далёким? Вот более близкая к Ирану Месопотамия – и мы видим храм Э-ур-ги-па в Исине, что означает «собачий дом», посвящённый богине Нин-исине и связанный с культом Гула. Там найдены погребения тридцати собак, много собачьих скульптур и изображений. В культе Гула собака упоминается как гарант клятв и именуется «божественной». Древнеассирийские травильные и боевые псы годились не только на охоте и войне!

Про почитание собак в античном мире говорить не приходится – оно было распространено повсюду. Трудились они и на границе миров, как у псов принято – имя и обязанности Кербера хорошо известны, – но и в повседневной жизни помогали, и удостаивались высших почестей; так, чудесный пёс Лелап («стремительный»), от которого не мог убежать ни один зверь, стал созвездием Большого Пса, когда был выпущен против Тевмесской лисицы, которую никто не мог догнать.

* * *

Восточный след

Мы говорили о юге и западе – а что можно найти по теме на востоке?

На непальском празднике огней Тихар (ему соответствует индийский праздник Дивали) чествуют собак, которые в Непале и северной Индии имеют большое религиозное значение. Собакам делают киноварные тики, украшают их гирляндами из цветов календулы. В индуизме считается, что двери ада стерегут два чудовищных четырёхглазых (!) пса-шарбара, дети собаки Индры по имени Сарама («быстрая»), которая носила почётные звания «сука богов» и «мать всех собак». Ваханой (ездовым животным) грозного бога Бхайравы является собака или волк – индусы отдают предпочтению то одной, то другой породе.
Насчёт Непала и Тибета в целом удивляться не приходится – ведь именно оттуда вышла древнейшая порода мастиффов, известная Европе с античных времён, а нам – по истории о Пуликане. По мнению большинства кинологов, тибетский мастифф является родоначальником всех пород молоссов Египта и Ассирии, а также других боевых собак античности, служивших пастухами, сторожами и охотниками.

Говоря о тюрках, мы упоминали, что им не чужд мотив происхождения народа от священного брака со зверем-тотемом. Но только ли волк имеется в виду? Отнюдь!

Более ранние генеалогические легенды говорят именно о псе как прародителе тюрков, и лишь более поздние – о волке. Так, киргизы, считают себя потомками Красного Борзого Пса, который очаровал принцессу и всю её свиту из сорока дев. По другой легенде, принцесса и её сорок прислужниц отведали белой пены на берегу Иссык-куля, и от этого стали матерями. Но по-киргизски «белая пена» звучит как «ак кобок». Очень похоже на Ак-кобек (Белый Пёс) – имя сказочного предка тобольских татар, или Ак-кобок (Белый Пёс) – имя прародителя акногайцев.

А эскимосы Лабрадора и побережья Гудзонова залива считают, что от брака женщины с красным волком произошли… все европейские народы, в частности, викинги. Первые пять из десяти детей от этого брака были волками, которым не понравилось в Америке и они вплавь отправились в Европу, где дали начало современному Евросоюзу. Оставшиеся пятеро были «адлет» – чудовищными вампирами, до пояса людьми, а ниже – собаками или волками. Напоминает Полкана – Пёсьи Ноги!

Может, не зря наши предки называли Новый свет «волкохищной Америкой»?..

У майя из мексиканского штата Чьяпас своё мнение – они утверждают, что метисы родом от Евы и белого пса (опять Ак-кобек!), а сами индейцы – от неё же и жёлтого пса. Такая вот хитрая допотопная генеалогия; поди, разберись, где чей предок.

Но мы отвлеклись – речь об Азии.

В 1983 г. Хаяо Миядзаки создал небольшую мангу «Путешествие Сюны» по мотивам тибетской сказки «Королевич, превращенный в собаку». Принц голодной страны крадёт зёрна пшеницы у царя драконов, за это дракон карает его превращением в пса, но любовь девушки возвращает ему человеческий облик.

Совсем недавно, в 2012 году, появилось полнометражное аниме «Фусэ: История охотницы». Храбрая девушка участвует в охоте на так называемых фусэ – псов-оборотней, – и влюбляется в последнего из них.

В волшебной силе любви и искусства мы ничуть не сомневаемся, равно как в профессионализме японских аниматоров, но всегда интересно проследить, откуда растут ноги у того или иного их шедевра.

Это кавайное и надрывное аниме базируется на историко-фантастическом мега-романе «Легенда о восьми псах-воинах клана Сатоми» Кёкутэя Бакина – сочинение из 106-и книг, издавалось с 1814 по 1842 год.

Куда там жалкой «Санта-Барбаре», десяти лет на экране не прожившей! а тут – без малого тридцать лет читательского спроса!

Сокращённо роман зовётся «Повесть о восьми собаках», а повествует он о событиях XV века. На земли князя А. нападает с превосходящими силами князь Б., и князь А. клянётся псу по имени Яцуфуса, что тот получит в жёны Фусэ, любимую дочь князя, если убьёт врага. Вы будете удивлены – пёс не только понял хозяина, он выполнил его желание! Князь понял, что сгоряча наобещал слишком много, и от своих слов отрёкся, однако честная Фусэ сама отправилась в горы с Яцуфусой и стала его супругой. Узнав, что дочь в положении, князь послал самурая, чтобы тот убил пса и вернул Фусэ домой. Защищая Яцуфусу, Фусэ погибла вместе с ним, но тут из её чрева вырвались восемь жемчужин со знаками конфуцианских добродетелей. Вскоре в разных концах провинции родилось восемь воинов-собак – сыновей Фусэ, владевших и ратными искусствами, и чародейством. Их ждали долгие и славные подвиги, а также брак с восемью благородными девами.

Слава псов-воинов и их родителей так велика, что в Японии установлен памятник Фусэ, которая едет верхом на своём четвероногом муже.

Думаете, эта история – оригинальная выдумка сынов Аматэрасу?

Да ничего подобного!

Конечно, у японцев есть свои национальные псы-оборотни – инугами, почитаемые как защитники и стражи, а также покровители лёгких родов у женщин. Но в данном случае японцы, всю свою историю полным ведром черпавшие культурное наследие куда более древнего Китая, просто переработали тамошний старинный миф о Паньху.

Гугло с подкупающей прямотой переводит краткое изложение мифа:

«Паньху является важной фигурой в китайской мифологии … Основной миф Паньху – о собаке, которая женилась на принцессе. Император Китая в ходе проигранной войны с западным соседом предложил жениться на его дочери тому, кто подарит ему голову противника. Это было достигнуто путём большой собаки. Это стало дилеммой для императора, который не мог увидеть его дочь замужем за собакой. В конце концов, собака и принцесса размножались обильно».

Мы видим, что китайцы, хотя и считали своим долгом раскрыть тему нравственных терзаний императора, благополучию Паньху и принцессы не мешали и никаких киллеров в семейный их очаг не засылали.

В нынешней этнографии считается, что Паньху – предок народа яо (вместе с родственными мяо – древнейшая общность людей, обитавшая в Юго-Восточной Азии задолго до прихода предков нынешних китайско-тибетских и тайских народов). Ныне яо живут во Вьетнаме, Лаосе, Таиланде и Мьянме, однако основная их часть – 2637 тыс., – живет в КНР, на севере и северо-востоке Гуанси, где создано 43 яосских автономных волости и 5 яосских автономных уездов.

О происхождении своего народа сами яо рассказывают следующее –

«В древности на Поднебесную напал сильный враг, которого никак нельзя было одолеть. Напуганный император объявил, что тот, кто сумеет убить вожака захватчиков, получит в награду несколько телег золота, удел во владение и императорскую дочку в жены. У этого императора был необычный пятицветный пес по кличке Паньху. Услышав указ хозяина, Паньху ненадолго исчез, а потом вернулся с головой вражеского полководца. Императору пришлось выдать свою дочь за волшебного пса, а также вручить ему обещанное золото и удел в южных горах. От союза принцесcы с Паньху происходят шесть родов яо, которые до сих пор устраивают церемонии в память о своем мифическом первопредке и считают величайшим грехом есть собачье мясо».

Сразу ясно, что корейцы с китайцами происходят от какого-то иного тотема.

* * *

Проклятие и благословение

Чем дальше разворачивается перед нами свиток сказаний о собаках, тем сильнее впечатление «Хуман канис – бхай бхай» – «Человек и собака – братья».

Например, истории американских индейцев изображают собаку как символ дружбы и верности. Шайеннский миф «Девушка, вышедшая замуж за собаку» утверждает, что Плеяды – это семь щенков, рождённых шайеннкой после того, как её таинственно посетил пёс в образе человека, и любовь супругов была велика – они обещали друг другу: «Куда ты, туда и я».

Но если мы приглядимся к легендам внимательнее, то станет заметной объединяющая их мрачная линия, а именно – образ собаки часто связан с проклятием и/или преждевременной смертью, особенно в легендах более позднего происхождения, сложившихся в христианскую эпоху.

Чешские легенды «Полутурок, превращённый в собаку» и «Монахи, превращённые в собак» прямо указывают, что святотатство влечёт за собой неотвратимый и печальный мутабор.

Но и записанная куда раньше ирландская сага «Рождение Брана» более чем откровенно намекает – нарушение клятв ведёт к злому колдовству. Рыцарь Иоллан полюбил фею Файр Брест и дал ей обет верности, но позже встретил девицу Тюирен и женился на ней. Фея отомстила неверному, превратив его беременную жену в собаку, и согласилась снять заклятие лишь в обмен на клятву уйти с нею в Волшебную Страну. Тюирен вновь стала человеком, но родила – щенков, поскольку на них заклятие не распространялось. Далее в саге говорится: «Они стали любимыми охотничьими собаками её отца. Они были самыми быстрыми и ловкими псами из всей своры, а их интеллект напоминал человеческий». Не лучшая судьба для благородных юношей…

И если мы обратимся к легендам, упомянутым выше, то во многих обнаружим те же следы проклятия.

Так, уже христиане первой половины V века считали, что предводитель гуннов Аттила родился от встречи девицы с псом – иначе они не могли объяснить силу и жестокость человека, прозванного «Бичом Божьим».

Вспомним, что сверхъестественным силачом, непобедимым в бою, считали и Пуликане, а в быстроте бега ему не было равных. Вспомним и его судьбу, заклеймённую двойным проклятием – ложной клятвой турка и прорицанием о смерти от львов, – и двойной гибелью – матери Пуликане и его самого. Героического здесь только то, что Пуликане шёл судьбе навстречу, а всё остальное – похороны и траур.

Ликаон? каннибал, превращённый в волка за нарушение строжайшего табу.

Эскимосские «адлет»? Монстры, появившиеся из-за неестественной связи и множащие зло вокруг себя. Даже волков, давшие начало викингам, трудно назвать добрыми предками – явившись в Америку, их потомки-викинги скверно обошлись с эскимосами.

Принц Сюна из манги Миядзаки становится псом за кражу у царя-дракона, т.е. божества, что равно святотатству. Заклятие снимает девушка своей любовью – см. «Красавицу и чудовище», тот же мифосюжетный ход.

Фусэ и Яцуфуса гибнут из-за клятвопреступления князя.

Даже менее кровожадная (и куда более древняя) история Паньху свидетельствует, что брак принцессы с псом (пусть и пятицветным, т.е. явно благовещим и чудесным) сильно смутил императора. Хотя клятва была выполнена, без заклятия не обошлось – все потомки волшебного пса должны соблюдать запрет на собачье мясо.

Складывается впечатление, что сюжеты, сложившиеся в те года, когда у кур росли рога, более милосердны к персонажам. Но это впечатление обманчиво, как многое, что кажется при знакомстве со сказками. Просто во «времена сновидений» мир и отношения в нём были мифологически иными, а грань между человеком и тотемом была гораздо тоньше, иногда неощутимо тонкой. По мере удаления от сказочных времён нормы обособления чисто человеческого общества от мира животных делаются всё жёстче, и табуирующий принцип полного «нельзя» становится определяющим.

Не случайно в нашем пространстве Полкан, начав как Пёсьи Ноги со всеми биографическими подробностями, перевоплотился в полуконя-китовраса, которому и происхождения придумывать не надо – просто он такой, и народ его такой, полканы, они в былинах тоже описаны как внушающий доверие бэкграунд. Безымянные сказители стремились дистанцироваться от исходной легенды, с каждым веком становившееся всё более «заветной», как «сказки для взрослых» – и добились своего. А белые псы Своры Аннуина окончательно превратились в чёрных адских гончих из Дикой Охоты; если изначально они были пограничниками миров, то стали – развед-диверсионной группой тёмного царства.

Когда за работу взялись авторы, обладающие именами, дело уже было закончено, и любая подчёркнуто тотемная история – даже героическая, – имела больший или меньший колорит трагедии. Да Барберино и Кёкутэй Бакин ещё действовали в рамках прежнего мифосознания, но уже не могли дать героям полного счастья. А «Локис» Мериме подвёл черту; шансы тотема свелись к нулю – если он и вернётся, то лишь как опасное чудовище.

Всё остальное – будь то литературные или кинематографические попытки, – есть не что иное как приём «я так хочу». И вариантов по большому счёту всего два. Первый – путь по следу Полкана, возврат в мохнатое довременное прошлое, где поджидает царь Ликаон с его боевыми ликанами. Второй – вариант «Красавицы и чудовища», где герой, пройдя через воинское тотемное посвящение, возвращается к людям по тропе любви.

Прежде, чем завершить рассказ, стоит заметить, что в Европе поклонение собакам – по крайней мере, местами, – пережило прессинг христианства.

Святой Рох, живший в XIV веке, почитается как покровитель собак, а его день – 16 августа, – празднуется в Боливии как «день рождения всех собак».

Известен (и ныне широко разрекламирован) бургундский святой Гинфорт – пёс, поклонение которому как местночтимому святому, продолжалось с XIII века до 1930-ых годов. История его проста – вернувшись в замок, рыцарь увидел, что из детской выбежал пёс с окровавленной пастью. В смятении и гневе решив, что пёс загрыз его сына-первенца, рыцарь выхватил меч и зарубил собаку, но уже через несколько минут понял свою роковую ошибку – Гинфорт не погубил, а спас младенца, защитив его от огромной змеи. Чтобы хоть как-то искупить вину перед псом и сохранить о нём добрую память, рыцарь велел похоронить собаку с почестями. И могила Гинфорта, как покровителя младенцев, стала центром поклонения.

Аналогичный Гинфорту святой Гелерт из Уэльса может похвастать расширением легенды, где проклятие заменено благословением – хозяин пса (Ллевеллин Великий, правитель Гвиннеда) раскаялся в убийстве верного пса, по ошибке заподозренного в убийстве сына-младенца, и вымолил ему три небесных дара: воскрешение, облик человека и бессмертную душу.

Говорят, до сих пор в Уэльсе живут потомки Гелерта, который после воскрешения женился и имел много детей

На этой светлой ноте мы окончим наше повествование о трудных странствиях Полкана по лику Земли и в пространстве мифа.