Никто другой в целом свете не ощутил бы этого лёгкого дуновения ветра, украдкой озорно шевельнувшего прядь волос на макушке, настолько слабым оно было. Но Следопыт ощутил. В своём деле он давно перестал числиться лучшим, выйдя за пределы сравнений. Лучшие остались там, в миру, среди людей. А о навыках и умениях Следопыта ходили даже не слухи, легенды. Однако, ни одна из них не отражала в полной мере того, что Следопыт мог и умел. Признаться, обыватели и вовсе считали, что он сам – всего лишь сказка, байка для развлечения ребятишек у потрескивающего костерка на крохотной лесной полянке. Ни одна его стрела не прошла мимо цели, ни один зверь не ушёл, не спрятался. Если, Следопыт желал его добыть, конечно. Вот уже несколько лет он почти не охотился на зверьё, будучи востребованным по задачам совсем иным, нередко тайным и тёмным. Впору теперь сказки о нём совсем иные рассказывать – страшные, пугающие до икоты, а то и седины ранней.
Людей Следопыт не убивал – не возникало такой надобности. Тех, по чьему следу, будь тот хоть годовой давности, направляли этого мастера своего дела, Следопыт ловил и приводил к заказчику живыми. Не то, чтобы врождённое человеколюбие, или же принципы добросердечные к этому побуждали. Вовсе нет! Один лишь холодный прагматизм. Просто, за чужие жизни платили полновесным золотом. А за смерти, чаще, только серебром. Пусть, серебро Следопыту нравилось больше – за мягкий его серебристый тускловатый блеск, и за звон мелодичный – но золото в мире смертных ценилось много выше.
И вот теперь, ощутив слабейшее прикосновение воздуха к своим волосам, Следопыт, не шевельнув ни одним мускулом, кроме тех, что глаза двигают, неприметно бросил взгляд на небольшое, слаженное из чистого золота зеркало, закреплённое на обшлаге. Много таких зеркал на свою одежду Следопыт нашил, и следовало бы ему сверкать в солнечном свете до рези в глазах, да только умудрялся он двигаться так, чтобы ни одного блика не отбросить. Всматриваясь сейчас в одно из своих зеркал, дыхание уняв, наблюдал за стороной, откуда порыв прилетел. Никого… Или…?
Только что стоял Следопыт недвижно, посреди леса, к земле голову склонив, и нет уже его – мелькнула серая тень, растворилась среди деревьев и кустов. И скрип тетивы его лука донёсся сразу отовсюду, не определить, откуда целится.
– Покажись!
Требовательный голос Следопыта не нёс в себе ни страха, ни простой тревоги, ни злобы, и ни раздражения.
– Я почувствовал твоё дыхание и знаю, где ты стоишь. Покажись!
Ни звука в ответ, ни движение. Только мураши по своим делам спешат, меж травинок, да былинок проскальзывают. И всех-то их Следопыт примечает. Не видит только того, к кому слова обратил.
– Не покажешься – выстрелю. Каждый наконечник моих стрел из золота, да серебра, зачарован к тому же. Любого сразит!
Не дрожит тетива, тверда рука, что лук натянула, стрелу наложила, да выцеливает острием смертоносным пустоту лесную.
И пустота ответила Следопыту. В два голоса разом ответила. «Стреляй!», – из-за его левого плеча, «Первый раз в жизни промахнуться решил?», – из-за плеча правого. И он выстрелил. Вскинул лук прямо вверх, да спустил тетиву. Зазвенела, загудела стрела, уносясь ввысь, и застонала, захохотала торжествующе, вниз устремясь, жертву выискивая.
Никогда прежде не знал Следопыт промаха. И теперь не изведал. Вспорол заговорённый и зачарованный по всем правилам наконечник воздух, распластал его надвое, выплеснул из него на одежду Следопыта тёмную дробь тяжёлых капель. Мигом одежда огнём занялась, да таким жарким, что взвыл Следопыт от боли – впервые в жизни – срывая с себя одежду, и на стыд наплевав, и на всё вокруг. Даже лук верный отбросил, да только и на него капли попали.
– Ещё и лесной пожар сейчас устроишь.
Прозвучало негромко, но отчётливо, да вздохом сожаления фраза эта завершилась. И таким вздохом, что не устоял Следопыт на ногах, опрокинуло его порывом воздуха, сбило пламя – и с одежды, и с лука, и с травы, и с деревьев. Инеем покрылись ветки, травинки, веки.
Захрустев ломающимися льдинками, Следопыт тяжело поднялся с земли, с тем лишь, чтобы сидеть остаться. Посмотрел он на расплывшееся по земле тёмное пятно, из центра которого торчала его зачарованная стрела, теперь уже искорёженная и стремительно покрывающаяся нитками мха, да плесени.
– И что это, по-твоему, было?
Всё тот же голос переместился из-за правого плеча, доносился теперь из пространства перед Следопытом. Тот вздохнул. Тяжело и устало. Но не ответил. Уставился куда-то в землю, головой покачивал, и молчал. Выждав некоторое время, голос повторил.
– И что это, по-твоему, было? Я вижу ответ в твоих мыслях, но нужно сказать вслух. Правила такие. Не я придумал.
Следопыт ещё раз вздохнул, глубоко, мощно; крылья его носа раздулись, будто перепонки белки-летяги. Пробормотал. Не слишком внятно, но уверенно.
– Всю жизнь я искал ответы… Всю свою жизнь. Я пытался найти их в лесу, среди людей, в книгах. Сколько золота я выложил за книги, кто бы знал. И зарабатывал-то его только из-за них.
Голос молчал, выжидательно и, наверное – Следопыт чувствовал, но уверен не был – очень терпеливо и доброжелательно.
– Ответы на природу Добра и Зла. Откуда мои таланты? От Бога или от Нечистого? Почему именно мне даётся то, что не даётся больше никому? Кто ведёт мой взгляд, мою руку, мой нос? И кто ведёт других людей…
Из чистейшего прозрачного лесного воздуха хмыкнули.
– И как, нашёл свои ответы?
Следопыт покачал головой.
– В книгах – нет. И тогда я решил их выследить. Ведь именно это я умею лучше всех. Впрочем, книги тоже помогли. В них я вычитал, как вас выманить. И как убить…
Воздух зазвенел – будто множество чешуек из так любимого Следопытом серебра друг о друга легонько ударились.
– Убить? А зачем?
Вот теперь Следопыт поднял взгляд. Скулы его заострились. Мужчина поднялся на ноги, подбирая с земли покрытый льдом лук. Вытянул из колчана стрелу.
– Чтобы самому вершить свою судьбу! Отныне, и вовек! Я обыскал почти весь свет, и наконец-то нашёл!
– Не там ты искал. Нужно было искать не вовне, а в самом себе.
Возможно, голос хотел сказать что-то ещё, но Следопыт не дал ему закончить; он поставил точку сам – стрелой. Та пронзила пустой воздух, осыпавшийся серебристыми льдинками. И всё стихло.
Склонив голову, наподобие хищной птицы, Следопыт замер, прислушался, посмотрел по сторонам, заглянул в каждое из своих золотых зеркал. Никого. И ничего. Только лес вокруг. Громко и исступлённо захохотав, Следопыт легко, привычно и умело, не задевая ни ветки, ни травинки, скользя меж деревьев, устремился прочь из леса.
Густая и грустная тишина повисла над местом недавних событий, даже птицы смолкли: ни песен, ни подражающего им щебета. Только две проплешины на земле. Одна тёмная, едкая. И вторая – из постепенно таящих льдинок.
– Ну? Говорил я тебе, что без нашего напутствия он будет творить только ерунду? А ты заладил: «свобода воли, свобода воли, дадим таланту развиться!». Видел, к чему это привело?
На эту проникновенную тираду ответили печальным, полным скорби и смирения, вздохом. А сварливый невидимка хмыкнул и продолжил.
– И с чего он, вообще, взял, что золото и серебро способны сразить кого-то из нас?
Смиренный голос ещё раз вздохнул и всё-таки ответил.
– Иногда людям нужны ответы и решения. Простые и чёткие. Даже, если ответы эти – полная чушь. Главное, чтобы написаны эти ответы были в книгах, с уверенность и инструкциями. Ты их книги, вообще, читал?
Сварливый невидимка громко хмыкнул.
– Да я недобрую половину из них написал! Эх, ладно, заболтались. Пошли за нашим придурком. Всегда интересно понаблюдать за тем, кто возомнил себя выше добра и зла.