У входа в спецблок института Краузе был запрещающий стоянку знак, поэтому мне пришлось проехать в самый конец переулка и припарковаться там. Выбираясь из машины, я неловко теранулась полой своего модного светлого плащика об вымазанную жидкой весенней грязью дверцу. Настроение, и без того не лучшее в ожидании предстоящей процедуры, испортилось окончательно.
Лучи веселого солнца брызнули мне в глаза. На небе ни облачка. Погода резко контрастировала с моим душевным состоянием. Я нацепила дымчатые солнцезащитные очки в массивной «леопардовой» оправе и, стараясь обходить ещё не подсохшие лужи, направилась обратно по переулку.
Бросила взгляд на золотые часики – подарок одного из недавних любовников – и поморщилась. До назначенного времени осталось больше двадцати минут. Вот всегда я прихожу заранее, всё никак не могу избавиться от своей неуверенности и порождённой ею торопливости. Я даже разозлилась немного на себя. А ну, соберись, тряпка!
На потёртой табличке возле железной двери в глухой кирпичной стене, рядом с динамиком и кнопкой переговорного устройства значилось: «Нажмите кнопку, дождитесь ответа дежурного, назовите свою фамилию, цель визита и сообщенный Вам код».
Я ткнула наманикюренным ноготком в пуговку кнопки.
– Слушаю, – донеслось из хриплого динамика.
– Анна Вальше. Для участия в следственных действиях. Код: пятьдесят два, девяносто, шестнадцать, – сказала я так, как предписывала инструкция на табличке.
– Минуту, – прохрипело переговорное устройство.
В нем что-то зашуршало, и снова донёсся голос:
– Повторите код.
– Пятьдесят два, девяносто, шестнадцать, – вновь назвала я цифры, продиктованные вчера по телефону следователем.
– Проходите.
В двери что-то щёлкнуло, она с глухим шумом втянулась в стену, и тут же вновь встала на место, едва я перешагнула порог.
После солнечного дня тесное помещение проходной казалось очень тёмным. Я поспешно сняла очки. За бронированным стеклом сидел молоденький паренёк в полицейской форме.
Тут тоже был динамик.
– Документы! – донеслось из него.
Я, покопавшись в сумочке, достала закатанную в пластик карточку удостоверения, и приложила к стеклу. Парнишка поменялся в лице. Видать, недавно тут, ещё не привык к подобным посетителям. Впрочем, я тут тоже впервые. Не по рангу мне пока аж в сам институт Кразуе. Но так уж вышло. И не скажу, что я сильно обрадовалась этим обстоятельствам.
– Оружие имеете при себе?– смущенно спросил паренёк, явно не зная, в каком тоне со мной разговаривать.
– Оружие? – я иронично приподняла бровь.
– Да-да, конечно, – невпопад пробормотал паренёк, смутившись ещё больше. – Подождите минутку, госпожа Вальше.
Он отключил переговорное устройство, и я увидела сквозь стекло, как он что-то говорит в трубку телефона.
Динамик вновь ожил.
– Следователь просил дождаться адвоката, тот уже звонил, подъезжает. Вместе пройдете. Присядьте, госпожа.
Я устроилась на скамье без спинки у стены, выкрашенной облупившейся серой краской. Глухие стены без окон этой каморки словно физически давили на меня. Замкнутое пространство, чёрт. Казалось, мне сейчас не хватит воздуха. Предательским холодком вдоль позвоночника и дрожью в коленках подползала паника.
Парень за стеклом бросал на меня украдкой любопытные взгляды.
Я постаралась глубоко дышать. Помогало плохо. Да где же этот чёртов адвокат?
К моему облегчению, входная дверь вновь открылась, пропуская невысокого пухлого человека в очках в модной тонкой оправе, сером пальто, шляпе и со старомодном портфелем в руках.
– Документы! – прохрипел динамик.
Адвокат, а это, скорее всего, был именно он, достал из внутреннего кармана карточку удостоверения и приложил её к бронестеклу, совсем как я недавно.
Полицейский кивнул и снова взялся за трубку телефона.
– Ждите, следователь сейчас спустится, – сообщил он нам, положив трубку.
Пухляш, отдуваясь, опустился рядом со мною на скамейку, прижимая свой портфель к не маленькому животику обеими руками. Его нездорово-красное округлое лицо с толстыми щеками и двойным подбородком расплылось в вымученной приветливой гримасе.
– Рудиш. Маркус Рудиш… э-э-э-э… адвокат, – представился он.
Про себя я поименовала его Колобком. Колобок и есть. Весь кругленький такой.
– А вы?.. – начал адвокат.
– Да, – прервала я его. – Я по тому же делу, что и вы, полагаю. Магистр Анна Вальше.
– Да-да, – суетливо закивал Колобок. – Именно по этому, в некотором роде… э-э-э-э… делу.
Он замолчал. Пристроил портфель рядом с собой, вынул из кармана платок и принялся с усердием вытирать потный лоб. Колобок явно нервничал.
– Вы поймите, госпожа Анна, – вдруг сказал адвокат. – Я, в некотором роде… э-э-э-э… общественный защитник. Никто из платных не взялся защищать, скверно для… э-э-э-э… репутации. Понимаете? Дело резонансное и … э-э-э-э… ужасное. Кто возьмётся за такое? Родственники жертв и общественные, в некотором роде, организации с грязью… э-э-э-э… смешают. А защитник в любом случае полагается по закону. Вот меня, в некотором роде, и… э-э-э-э… назначали.
«Зачем он оправдывается? – подумала я. – Он всего лишь делает свою работу. А я – свою. Можно подумать, мне хочется в этом копаться!»
– Я вас прекрасно понимаю, – сказала я неожиданно для себя. – Сама примерно в таком же положении. Никто из моих коллег не захотел с этим связываться.
– А вы каким же образом… э-э-э-э?..
Он смешался.
– Сердечно извините меня, госпожа Анна. Мне не следовало… э-э-э-э… интересоваться. Это, некоторым образом, ваше… э-э-э-э… личное дело.
– Так получилось, – сухо сказала я.
Не объяснять же ему всю подноготную, как меня «очень убедительно попросили» и через каких людей просили.
Впрочем, болтовня с Колобком несколько отвлекла от проблемы замкнутого пространства. К тому же внутренняя дверь открылась, и из динамика послышался голос паренька-полицейского:
– Проходите.
Следователь, ожидавший нас в обширном холле, оказался поджарым мужчиной средних лет в черной водолазке и джинсах. В ёжике коротко стриженных жёстких волос проступала первая седина. В руках он держал потёртую кожаную папку на молнии. Он окинул нас оценивающим взглядом. Деловито пожал руку адвокату, отвесил мне короткий полупоклон.
Колобок галантно помог мне снять плащик, и вместе со своим пальто передал его гардеробщице за стойкой.
– Ну, пошли, – сделал приглашающий жест следователь, – Как говорится, раньше сядем, раньше выйдем.
И он направился к лифту. Я снова запаниковала.
– Я, лучше, по лестнице.
Следователь обернулся, неопределенно хмыкнул.
– Шестой этаж, – предупредил он. – Ладно. Я с вами.
Наверное, привык уже к «закидонам» таких, как я.
Тучному, одышливому адвокату, который тоже увязался за нами по лестнице – из вежливости что ли? – пришлось хуже всех. Он пыхтел, отдувался, поминутно вытирая лоб платком. Когда мы, наконец, добрались до шестого этажа, Колобок стал уже красным, как помидор, и судорожно ловил воздух широко открытым ртом.
Следователь повозился с кодовым замком железной двери, ведущей на этаж, и мы вошли в длинный коридор с рядами одинаковых бронированных дверей по обеим сторонам. Обстановка тут напоминала нечто среднее между клиникой и тюрьмой. Бледный свет лился из плафонов под потолком. Кругом камеры видеонаблюдения. Стены выкрашены зеленой краской. Туда-сюда сновал персонал в голубоватых медицинских комбинезонах.
Нужная нам дверь с табличкой «631» и небольшим экраном для наблюдения располагалась почти в самом конце коридора. Возле двери на стульях сидели двое полицейских, которые тут же синхронно вскочили и козырнули следователю.
– Господин старший следователь, за время дежурства…
Следователь лишь отмахнулся и спросил:
– Профессор уже в палате?
– Ни как нет, господин старший следователь, но он сейчас подойдёт.
– Хорошо.
Следователь достал из кармана джинсов ключ-карту, поднес к замку.
Палата оказалась самой обычной, наполненной медицинским оборудованием с экранчиками, шкалами и регуляторами. Правда, отсутствовало окно, зато наличествовало несколько камер наблюдения под потолком. Матовые плафоны лили мягкий свет.
А на кровати посреди палаты, лежал он. Чёрная Роза.
На вид обычный невзрачный мужчинка, лет под шестьдесят, в больничной длинной рубашке. Лысый череп, обтянутый морщинистой кожей. Неприятное, худое и костистое лицо. Подбородок и впалые щеки покрывает неопрятная седая щетина. Сильно выпирает кадык. На глазах – плотный слой бинтов. Руки и ноги прихвачены фиксаторами.
Прямо скажем, особого впечатления он не производил.
Чёрная Роза лежал совершенно неподвижно.
– Что с ним? – это мы сказали с адвокатом в один голос.
– В коме. Впал вскоре после задержания.
Вот как. Дело осложняется.
– Почему меня не предупредили на счет комы? – усилием воли я подавила раздражение, и мой голос прозвучал, как я надеялась, совершенно ровно.
– Извините, не подумал, – со слегка виноватым видом развел руками следователь. – Это сильно осложнит вам работу?
– Есть немного, – вздохнула я. – А повязка зачем?
– Вырезал себе глаза. Незадолго до того, как его задержали.
Меня аж передёрнуло. Б-р-р-р!
– Он успел что ни будь сказать? Давал какие-то… э-э-э-э… показания? – спросил Колобок.
– Какое там! – махнул рукой следователь. – Был совершенно в невменяемом состоянии. Только дико орал постоянно: «не впускайте его!» Потом впал в кому.
Я нахмурилась и переспросила:
– «Не впускайте его»? Что это значит?
– А я знаю? – пожал плечами следователь. – Что угодно. Или ничего. Он же псих.
– Он не, как вы говорите, псих, молодой человек, – раздался голос от двери. – Пока этого не установят соответствующие экспертизы. Вы же следователь, должны понимать.
В палату вошёл хорошо знакомый мне крепкий еще старик в медицинском комбинезоне.
Ого! Сам профессор Краузе.
А вот сопровождающая его девушка, очевидно медсестра, мне решительно не понравилась с первого взгляда. Не высокая, черноволосая слегка полноватая. Цепкий взгляд умных тёмных глаз.
– Извините, профессор, я выразился по-простому, – следователь поморщился, как от зубной боли. – Но согласитесь, не может быть совершенно адекватным, с позволения сказать, человек, убивший, как минимум, двенадцать жертв. Причем такими способами…
– Здравствуйте, профессор. Вы читали у нас лекции по методам биопсихокинеза. Вальше. Анна Вальше. Помните меня?
«Господи, что я несу! Как он меня может помнить».
– Конечно, милочка, – улыбнулся профессор. – Помниться, вы были очень способной студенткой, постоянно вопросы задавали. Это иногда даже раздражало, уж простите, старика. И природные способности у вас, не побоюсь этого слова, замечательные. Я рад, милочка, что именно вам выпало провести эту процедуру. На таких делах молодые специалисты делают имя.
«Разные бывают имена, – подумалось мне».
Следователь взгромоздился на стул, извлёк из своей паки бланки и принялся сноровисто заполнять «шапку».
– Так, сейчас... – он взглянул на часы–...Двенадцать-десять. Проводим следственные действия… при помощи привлечённого специалиста…
Следователь кивнул мне.
– … В присутствии врача… – кивок Краузе.
– … И адвоката… – кивок Колобку.
– Распишитесь в том, что предупреждены, понимаете значение, согласились добровольно. Ну, вы и сами всё знаете.
Следователь протянул ручку и все присутствующие, за исключением медсестры и, разумеется, Чёрной Розы, расписались на бланках.
Медсестра изучила показания приборов и кивнула профессору.
– Начинаем? – спросил следователь, ни к кому конкретно не обращаясь. – Госпожа Вальше, как говорится, ваш выход.
Я вздохнула. Всегда после такой процедуры оставалось ощущение, словно искупалась в яме с нечистотами. Сейчас же вообще ожидался океан грязи и дерьма. Ещё бы! Ничего, горячая ванна, алкоголь в немерянных дозах, и дикий, животный секс помогут потом если и не забыть, то притупить остроту.
Я присела на краешек стула, предусмотрительно поставленного у изголовья кровати. Обернулась к следователю.
– Мне нужен полный тактильный контакт. Можно, я сниму перчатки?
Тот пожал плечами.
– Конечно, что за вопрос!
«Господи! Совсем я растерялась. Конечно же, правилами не возбраняется в таких случаях… Так, Анна, соберись! Работай. Ты профессионал».
Я стянула тонкие обтягивающие перчатки и, преодолевая отвращение, положила ладонь на лоб Чёрной Розы…