В то утро Марина Александровна проснулась раньше обычного. Что-то беспокоило ее, какое-то неясное предчувствие. За окном только-только начинал брезжить рассвет, серые тени медленно таяли, уступая место первым лучам солнца. Восемьдесят семь лет – немалый срок, но иногда ей казалось, что жизнь промелькнула как один день.

Она медленно поднялась с кровати, накинула старенький халат и подошла к окну. Ее квартира на четвертом этаже старого дома в центре Петербурга выходила окнами в тихий двор, где росли три старых клена. Сколько раз она рисовала этот вид – весной, когда деревья покрывались нежной зеленью, летом, когда листва становилась густой и темной, осенью, когда кленовые листья пылали огнем, и зимой, когда черные ветви покрывались снежными шапками.

Марина Александровна посмотрела на часы – всего шесть утра. До вечера, когда должна была позвонить Катя, ее дочь, было еще целых двенадцать часов. Впрочем, дочь уже две недели не звонила, ссылаясь на занятость. «Мама, у меня новый проект, совершенно нет времени», – эти слова стали привычными.

Тяжело вздохнув, Марина Александровна направилась на кухню. Чай, тост, привычная утренняя рутина. Потом она села за свой рабочий стол, достала рукопись новой книги. «Отражение жизни» – так должен был называться сборник ее рассказов. Издательство обещало выпустить книгу к осени, если она закончит работу над последними главами.

Марина всю жизнь писала – сначала для себя, потом для небольшого круга друзей, а последние двадцать пять лет ее рассказы и повести регулярно печатались в литературных журналах. Сорок лет назад вышла ее первая книга, которая неожиданно имела успех. Критики отмечали тонкий психологизм и умение видеть необычное в обыденном.

Она взяла ручку, но слова не шли. Перед глазами стояло лицо Кати – ее Кати, девочки с серьезными серыми глазами, которую она взяла из детского дома тридцать семь лет назад.

***

Это решение не было спонтанным. Марина долго шла к нему, мучительно преодолевая свои страхи и сомнения. Она всегда хотела детей, но личная жизнь не сложилась – короткий неудачный брак в молодости, потом работа, общественная деятельность, творчество. Годы шли, а мечта о ребенке не отпускала.

Когда ей исполнилось пятьдесят, она поняла, что откладывать больше нельзя. Детский дом №7 находился на окраине города, в старом двухэтажном здании с облупившейся краской. Марина помнила свой первый визит туда – комок в горле, дрожащие руки, ощущение, что она делает что-то невероятно важное.

Катю она заметила сразу – худенькая девочка восьми лет с косичками и настороженным взглядом сидела в углу игровой комнаты и читала книгу, не обращая внимания на шум вокруг. Что-то в этой отрешенности тронуло Марину до глубины души.

Их знакомство не было гладким. Катя долго не доверяла новой «маме», настороженно принимала подарки, отвечала односложно. Первые месяцы совместной жизни превратились в испытание терпения и любви. Но Марина не сдавалась.

Она помнила их первую совместную прогулку по Летнему саду, как Катя, забыв о своей сдержанности, бежала по аллеям, собирая разноцветные листья. Помнила первый совместный новый год, когда девочка впервые назвала ее мамой – случайно, оговорившись, а потом испуганно замерла, боясь реакции. Помнила, как читала ей сказки перед сном, как учила рисовать, как вместе они пекли блины по воскресеньям.

Постепенно их жизнь наладилась. Катя хорошо училась, особенно ей давались иностранные языки. Марина поощряла все ее увлечения, водила на выставки, в театры, старалась расширить кругозор.

Но у них были и сложные моменты. Катя не разделяла творческих увлечений приемной матери. Книги, написанные Мариной, оставались непрочитанными, картины не вызывали интереса. Девочка была практичной, приземленной, ее интересовали конкретные вещи – учеба, потом карьера, материальное благополучие.

«Мама, зачем ты тратишь время на эти рассказы? Ты могла бы использовать свое время на другое и зарабатывать нормальные деньги», – говорила шестнадцатилетняя Катя, недовольно глядя на стопки рукописей на столе.

Марина только улыбалась в ответ. Она знала, что искусство невозможно объяснить тому, кто не чувствует его в душе. И она любила Катю такой, какая она есть – практичной, целеустремленной, рациональной.

После школы Катя поступила на факультет международных отношений, успешно окончила его и уехала по программе обмена в Лондон. Там она встретила Майкла, молодого финансиста, и через год вышла за него замуж. Телефонные звонки становились все реже, письма короче, а приезды домой превратились в редкое событие – раз в два-три года, ненадолго.


***


Марина отложила ручку и подошла к окну. День разгорался, город просыпался. Она помнила, как гордилась успехами дочери, как радовалась за нее, когда та сообщила о предложении работы в престижной компании в Лондоне. Тогда еще не было этой пропасти между ними.

«Может быть, я слишком многого ожидала? – думала Марина. – Может быть, я хотела, чтобы она стала моим отражением, продолжением меня?»

Из размышлений ее вывел телефонный звонок. На мгновение сердце замерло – неужели Катя? Но на экране высветилось имя Елены Сергеевны, ее давней подруги и коллеги по литературному объединению.

– Мариночка, ты как? Я звоню узнать, пойдешь ли ты сегодня на литературную гостиную? Будут обсуждать твою новую книгу.

– Елена, я... – Марина замялась. – Боюсь, что нет. Что-то нездоровится.

– Опять сердце? – В голосе подруги слышалось беспокойство.

– Да так, ничего серьезного. Просто нужно отдохнуть.

После разговора Марина почувствовала, как усталость наваливается на нее. Последние месяцы здоровье подводило все чаще. Она отмахивалась от предложений пройти обследование, ссылаясь на занятость, но в глубине души понимала, что дело серьезнее, чем хотелось бы.

Она села в кресло и достала альбом с фотографиями. Вот Катя идет в первый класс, вот они вместе на море, вот выпускной в школе... С каждой фотографией дочь становилась все более отстраненной, улыбка – все более формальной.

Последняя их встреча состоялась полтора года назад, когда Катя с мужем приезжала на неделю. Они остановились в гостинице, навещали Марину ненадолго, были вежливы, но холодны. Майкл почти все время проводил за ноутбуком, работая даже в отпуске, а Катя смотрела на мамину квартиру с плохо скрываемым недоумением – книги повсюду, картины на стенах, старая мебель.

«Мама, тебе не кажется, что пора сделать ремонт? Это же центр города, квартира могла бы выглядеть совсем иначе», – сказала она тогда.

Марина помнила, как промолчала в ответ. Как объяснить, что ей дороги эти стены, пропитанные воспоминаниями, что каждая книга на полке – часть ее жизни, что старое кресло хранит тепло их вечеров, когда маленькая Катя сидела у нее на коленях?


***


День тянулся медленно. Марина пыталась работать над рукописью, но строчки расплывались перед глазами. В груди появилась тупая боль, которая то утихала, то возвращалась с новой силой.

К вечеру стало хуже. Она набрала номер Кати, но телефон был недоступен. Тогда она написала сообщение: «Катенька, милая, как ты? У меня все хорошо, работаю над новой книгой. Очень скучаю по тебе. Позвони, когда сможешь».

Отправив сообщение, Марина почувствовала, как силы покидают ее. Она с трудом добралась до кровати и легла, не раздеваясь. Боль становилась невыносимой, дышать было тяжело. Она понимала, что нужно вызвать скорую, но телефон остался на столе, а встать уже не было сил.

Перед глазами проплывали картины из прошлого – мама, папа, детство в маленьком провинциальном городке, первые литературные опыты, переезд в Ленинград, учеба, работа в школе, общественная деятельность, первая публикация... И Катя, всегда Катя – ее улыбка, ее голос, ее первые шаги в их общей жизни.

«Господи, если ты есть, позволь мне увидеть ее еще раз», – была последняя мысль Марины Александровны, прежде чем темнота поглотила ее.


***


Катерина Михайлова-Браун стояла у окна своего офиса на тридцатом этаже бизнес-центра в лондонском Сити и смотрела на панораму города. Дождь барабанил по стеклу, размывая очертания зданий. Рабочий день подходил к концу, но уходить не хотелось – дома ждал пустой дом. Майкл уехал в командировку в Сингапур на две недели.

Телефон, лежащий на столе, завибрировал. Незнакомый российский номер. Катерина нахмурилась – кто это может быть? Она редко получала звонки из России, кроме матери с ней никто не связывался.

– Алло? – сказала она по-русски.

– Катерина Михайлова? – Мужской голос звучал официально.

– Да, это я.

– Меня зовут Андрей Петрович, я участковый полицейский района, где проживала ваша мать, Марина Александровна Михайлова. Мне очень жаль, но я должен сообщить вам, что вчера вечером она скончалась. Соседка обнаружила ее сегодня утром, когда зашла проведать...

Дальше Катя почти не слышала. В ушах зазвенело, комната поплыла перед глазами. Она машинально отвечала на вопросы, обещала прилететь как можно скорее, благодарила за звонок.

Положив трубку, она долго сидела, глядя в одну точку. Мама умерла. Одна, в пустой квартире. И даже не смогла позвонить, попросить о помощи.

Катя проверила телефон – действительно, было сообщение от мамы, отправленное вчера вечером. Она не заметила его, была на важной встрече, потом ужин с клиентами...

Первым порывом было немедленно лететь в Петербург. Она даже начала искать на сайте авиабилеты, но потом вспомнила о завтрашней важной презентации, о встрече с инвесторами через два дня, о документах, которые нужно было подготовить к приезду Майкла.

«Я не могу все бросить. Это безответственно. Мама бы поняла», – сказала она себе.

Она позвонила своей двоюродной тете, Ирине, сестре отца, которая жила в Риге. Объяснила ситуацию, попросила помочь с организацией похорон. Тетя согласилась приехать, но предложила забрать тело в Латвию, похоронить рядом с родственниками.

– У нас есть семейный участок, там похоронены твои бабушка и дедушка по отцовской линии. Марина бы поняла.

Катя согласилась, не задумываясь. Это решало много проблем – не нужно заниматься поиском места на кладбище в Петербурге, оформлением бумаг. Тетя все сделает сама.

– Я приеду, как только смогу, – сказала Катя. – Может быть, через неделю или две.

После разговора с тетей она отправила письмо в похоронное агентство, объяснив ситуацию и перечислив деньги на счет для организации перевозки тела. Потом связалась с соседкой мамы, попросила проследить, чтобы квартира была закрыта до ее приезда.

Только поздно вечером, лежа в постели в своем лондонском доме, Катя позволила себе заплакать. Слезы текли по щекам, а в голове роились воспоминания – мама читает ей перед сном, мама учит ее кататься на велосипеде, мама гордо аплодирует на школьном концерте...

Когда это все изменилось? Когда между ними выросла эта стена непонимания? Может быть, когда Катя в шестнадцать лет сказала, что не хочет читать мамину новую книгу, потому что «это все выдумки, а нужно жить реальной жизнью»? Или когда, уезжая в Лондон, пообещала звонить каждый день, но забыла об этом уже через неделю?

Катя не могла уснуть. Она встала, подошла к окну. Дождь все еще лил, улица блестела от влаги. Где-то там, за тысячи километров, в пустой петербургской квартире лежали мамины рукописи, ее картины, ее вещи. Все, что осталось от жизни, посвященной творчеству и ей, Кате.

«Я все исправлю, – подумала она. – Я поеду туда, я разберу ее вещи, я сохраню ее рукописи, я...»

Но в глубине души она знала, что это ложь. Она не полетит в Петербург в ближайшие две недели. Она поручит кому-то разобрать мамины вещи. Она продаст квартиру, как только уладит формальности. Она будет жить дальше, погруженная в свою карьеру, свой успех, свое благополучие.

Потому что такой она стала. Потому что так проще.


***


Похороны Марины Александровны Михайловой прошли на маленьком кладбище под Ригой через десять дней после ее смерти. Было пасмурно, моросил мелкий дождь. Собралось около десяти человек – родственники со стороны ее бывшего мужа, пара старых друзей семьи, живущих в Латвии. Дочери не было.

Ирина, организовавшая церемонию, сказала несколько теплых слов о покойной, которую почти не знала. Священник прочел молитву. Гроб опустили в землю, закидали влажной землей.

Никто из присутствующих не знал, что Марина Александровна была писательницей, что ее последняя книга готовилась к изданию, что она мечтала быть похороненной в России, стране, которую любила всем сердцем.

Катерина прилетела в Петербург через месяц после смерти матери. Она взяла трехдневный отпуск – впервые за два года работы в компании. Майкл остался в Лондоне, сославшись на занятость.

Квартира встретила ее затхлым воздухом и тишиной. Все было как при маме – книги на полках, недописанная рукопись на столе, чашка с засохшим чаем, словно хозяйка только вышла на минуту.

Катя методично начала разбирать вещи. Одежду сложила в мешки для благотворительности, посуду упаковала для отправки в комиссионный магазин. Мебель должны были забрать на следующий день – она договорилась с компанией, которая скупает подержанные вещи.

С книгами было сложнее. Их было так много – сотни томов, бережно собранных за годы жизни. Катя решила вызвать букиниста, который согласился забрать всю библиотеку оптом.

Картины мамы – пейзажи, натюрморты, несколько портретов – она сняла со стен и сложила в углу. Их тоже нужно было куда-то деть, но решение она отложила на потом.

Вечером, когда основная работа была сделана, Катя села за мамин стол и открыла ее ноутбук. Пароль она знала – день ее рождения, 14 марта. Компьютер загрузился, открыв рабочий стол с множеством папок – «Рассказы», «Роман», «Статьи», «Фотографии».

Катя методично начала проверять почту матери, социальные сети, аккаунты на различных сайтах. Везде она отправляла уведомления о смерти владельца и просьбу удалить аккаунты. В литературных сообществах, где публиковалась мама, она тоже оставила сообщения с просьбой больше не размещать ее произведения.

В почте она нашла переписку с издательством о новой книге. Они спрашивали, когда будут готовы последние главы, обсуждали обложку, тираж. Катя написала короткое письмо, сообщив о смерти автора и отказе от публикации.

Она не знала, почему делает это. Что-то внутри нее сопротивлялось тому, чтобы мамины книги продолжали жить, чтобы ее имя осталось в литературе. Может быть, это была зависть к тому, что мама нашла свое призвание, свою страсть, которой у Кати никогда не было? Или обида за все те вечера, когда мама сидела за рукописями вместо того, чтобы проводить время с ней? Или страх, что люди узнают, какой неблагодарной дочерью она оказалась?

В папке «Фотографии» Катя нашла сотни снимков – себя в разном возрасте, природы, городских пейзажей. Одна папка называлась «Мои любимые» – в ней были собраны фотографии Кати от детского дома до последнего приезда в Петербург.

Глядя на эти снимки, она вдруг почувствовала, как что-то ломается внутри. На каждой фотографии мама смотрела на нее с такой любовью, с таким обожанием, которого Катя никогда не замечала. И на каждой фотографии она сама становилась все более отстраненной, все более холодной.

Она закрыла папку, не в силах больше смотреть. Потом открыла документ, который назывался «Моя Катенька». Это был дневник, который мама вела с момента их первой встречи в детском доме.

«3 апреля 2005 года. Сегодня я впервые увидела ее. Маленькая серьезная девочка с косичками, которая читала книгу в углу игровой комнаты. Я сразу поняла – это она, моя дочь, моя Катенька. Как я мечтала о ребенке все эти годы! И вот теперь, в пятьдесят лет, я наконец стану мамой. Я так боюсь, что не справлюсь, что не смогу дать ей все, что нужно. Но я буду стараться каждый день, каждую минуту...»

Катя читала записи, и слезы текли по ее щекам. Мама писала обо всем – о первых совместных днях, о трудностях адаптации, о маленьких победах, о школьных успехах Кати, о ее первой влюбленности, о выпускном, об отъезде в Лондон. Каждая строчка дышала любовью и гордостью.

Последняя запись была датирована днем смерти:

«10 сентября 2023 года. Сегодня странный день. Что-то тревожит меня с самого утра. Может быть, это сердце – оно шалит все чаще. Я так хочу закончить книгу, но силы не те. Катенька не звонит уже две недели. Я понимаю, она занята, у нее своя жизнь. Я горжусь ею – такая успешная, такая целеустремленная. Жаль только, что мы так редко видимся. Иногда мне кажется, что я что-то сделала не так в ее воспитании. Может, слишком много говорила о книгах, о творчестве, недостаточно внимания уделяла практическим вещам? Но я так хотела, чтобы она научилась видеть красоту в обыденном, чтобы умела мечтать... Впрочем, это неважно. Главное, что она счастлива. А я... Я прожила хорошую жизнь. У меня была возможность писать, рисовать, делиться своими мыслями с другими. И у меня была дочь – мое самое большое счастье, мое сокровище. Что еще нужно для полноты жизни?»

Катя закрыла ноутбук и долго сидела в тишине. За окном стемнело, в комнате было почти темно. Она не включала свет, позволяя темноте скрыть ее слезы, ее стыд, ее раскаяние.

Она вспомнила, как в детстве мама читала ей «Маленького принца». Там была фраза, которую она тогда не поняла: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Теперь она понимала. Самое главное – это любовь, которую мама дарила ей всю жизнь, а она не сумела ни оценить, ни вернуть.

Утром Катя позвонила в издательство и отменила свое вчерашнее письмо. Она сказала, что хочет, чтобы книга ее матери вышла, и обещала найти в архивах материалы для завершения работы. Потом она связалась с литературными сообществами, извинилась за вчерашние сообщения и попросила сохранить произведения Марины Михайловой в их архивах.

Перед отъездом в Лондон она села за мамин стол и написала письмо – длинное, откровенное, полное раскаяния и любви. Письмо, которое никогда не будет отправлено, но которое нужно было написать.

«Мама, прости меня. Прости за все невысказанные слова благодарности, за все неотвеченные звонки, за все невыполненные обещания. Прости, что я не была рядом, когда ты нуждалась во мне. Прости, что я не ценила твое творчество, твою душу, твою любовь. Теперь я вижу, как много ты мне дала и как мало я вернула тебе...»

Закончив письмо, она положила его в ящик стола – туда, где мама хранила свои самые важные бумаги. Потом подошла к окну и долго смотрела на клены во дворе. Они уже начинали желтеть – приближалась осень.

Катя знала, что не сможет изменить прошлое. Не сможет вернуть маму, не сможет исправить свои ошибки. Но она могла сохранить память о ней, сохранить ее творчество, ее мир. И, может быть, со временем научиться видеть мир так, как видела его мама – полным красоты, любви и смысла.

В аэропорту, ожидая посадки на самолет, Катя достала телефон и впервые за много лет зашла в библиотечное приложение. Она нашла первую книгу мамы – сборник рассказов «Отражения» – и начала читать.

«Жизнь оставляет следы на песке времени – некоторые смываются первой же волной, другие остаются навсегда. Мы не всегда можем выбирать, какие следы оставим, но можем решить, как относиться к следам, оставленным другими...»

За окном иллюминатора проплывали облака, а Катя читала и плакала, впервые по-настоящему слыша голос своей мамы – голос, который теперь будет звучать в ее сердце всегда.

Загрузка...