Слишком долгая прелюдия

– Ларчик, ты не спишь? – спрашиваю я у Лары, соскучившись разглядывать в полутьме ее золотистый затылок.

– Ну, не сплю. Чего тебе? – шепчет она в ответ, слегка наклонив в мою сторону маленькое оттопыренное ушко.

Не сказать, что я завидую, но Ларкины уши возмущают меня с первого дня. Слишком уж они у нее ладные и опрятные. По сравнению с ними мои собственные фамильные лопухи кажутся мне немного уродскими. Хотя, чего это я – про фамилию? Ларка даром что Кузнецова, но на самом-то деле не ахти какая родня. Так, что-то троюродное с конопушками. До Залесинска я знать ее не знал, и никогда бы, наверное, не узнал, если бы не отцовская служба... Где только нас ни носило в прежние времена. Не тундра, так другие пампасы. Но на крайний раз отца закинуло в такую глухомань, какой я отродясь еще не видел. Школы, и той нет – одни верблюды. Вот и приткнули меня куда пришлось, на постой к дальним родственникам...

В Залесинске я живу уже второй год. Тут с какого боку ни возьми, а городишко неважный. Несколько многоэтажек возле цементного завода, и те наполовину пустые. Наша – крайняя от шоссе. Первый подъезд. Восьмая квартира. За хозяйку – Ольга Степановна, Ларкина родительница. Женщина положительная, но по вечерам и праздникам – пьющая. Есть еще Ирина Степановна, ее младшая сестра. Что о ней сказать? Эта – только по праздникам. Хозяин в доме тоже когда-то имелся, судя по ящику с инструментами, но потом куда-то пропал...

– Натаха уже заснула? – я придвигаюсь к Ларке под одеялом и, опершись на ее узкое плечо, опасливо всматриваюсь в смутный силуэт Наташки Пановой, девчонки из моего класса и к тому же соседки по этажу.

Как и я, в Залесинске она недавно. Приехала в нашу дыру из… этого… как его… Короче, из такого же захолустья. Наташа ночует сегодня у нас – вместе со своими предками. Предков у нее вагон: отчим, матушка, брат отчима Константин и дедуля с бабкой. И еще почему-то друг отчима, Сергей Петрович, из дома напротив. В собственной квартире они покрыли лаком паркет и по этой причине остаток дня проторчали на нашей кухне, беспрестанно чокаясь и выпивая. К вечеру старую гвардию определили дрыхнуть в мою комнату, а молодежь, то есть нас троих, сослали в Ларкину спальню.

– Кажется, заснула. Тебе-то что? – недоумевает Лара.

– Наташ... – негромко зову я, обращаясь к темной копне волос, живописно рассыпанной по подушке. Школьная красавица Панова неподвижно лежит на самом краю Ларкиной кровати, повернувшись к нам спиной, и тихонько посапывает. – Наташа, ты меня слышишь?

– Чего ты к ней докопался? – интересуется Лара.

– Сказал бы, да гражданским не понять, – подпускаю я туману. – Без обид! Секретная миссия.

– Что? Какая еще миссия!

– Ш-шш! Ори тише! Все инкогнито мне спугнешь...

– Леха, ты дебил? Что за инкогнито?

– Детям до шестнадцати знать не положено!

– Ну, а мне сколько? Не шестнадцать? Давай уже, выкладывай!

– Хочу за попу ее потрогать... – шепотом поясняю я.

– Че, серьезно? На кой ляд? – Лара на мгновение задумывается. – Влюбился? Во прикол... Ну, ладно: мне-то что. Трогай, если охота.

– Лар, это еще не все... – я сжимаю ее локоть.

– А что еще?

– Я и за шмоньку тоже хочу...

– Чего за шмоньку?

– Потрогать...

– Сдурел? Она же в трусах! В трусы к ней полезешь? А если она проснется?

– Подумает, что это ты... А ты подтвердишь.

– Ну, класс! Нормально ты за меня решил!

– На тебя она не рассердится. Ты же тоже девчонка…

– А что я ей скажу? Зачем мне ее тупая шмонька?

– Скажешь, что тебе интересно.

– Чего там интересного? У меня своя имеется. Точно такая же!

– Скажешь ей, что хотела проверить...

– Что проверить?

– Ну, как что... – я спотыкаюсь. – А сама-то как думаешь?

– По чесноку? Думаю, ты шизик. Не говори своим тараканам, но нечего там проверять.

– Ври больше! Нечего... Шмонька все-таки. Не коленка. По любому есть, что заценить.

– Одуреть! И что же? Диктуй по слогам – я записываю...

– Да мало ли что... Какие там у нее... волосики...

– Привет! Это я и так знаю. Сегодня своими глазами видела, в ванной...

– Подглядывала?

– Больно нужно! Таша мне сама показала, пока мы зубы чистили. Хвасталась, похоже...

– Ух, повезло... Ларчик, а много там у нее?

– Откуда мне знать? Я не считала!

– А какого цвета?

– Блин... Ну, такого... темного...

– Щупала, конечно?

– С хрена ли? – Лара возмущенно дергает плечом. – Придумал тоже...

– Ну вот! Если проснется, скажешь, что захотелось пощупать.

– Я что, больная? На кой мне эта радость? Волосы на чужой шмоньке!

– А у тебя свои растут, что ли?

– Леша, ты ку-ку? За соплячку меня держишь? Конечно, растут! – Лара солидно шмыгает носом. – Походу, уже давно...

– Вау, а я и не знал! Дашь поглядеть? – я нашариваю под одеялом резинку ее трусиков. – На одну секундочку! Хотя бы в темноте...

– Обойдешься! – Лара строптиво пихает меня задом. – Я даже маме не показываю, а тут ты... Отпусти трусы, дурак! Нефига тебе там смотреть!

– Что, и потрогать нельзя?

– Потрогать? – Ларка напряженно размышляет. – Ты же вроде на Панову запал. Ее и трогай. Это, типа, любовь... А меня-то зачем?

– Просто так. Любопытно, как там у тебя... Внизу... Сроду не думал, что ты уже женщина...

– Какая я тебе женщина, остолоп! – обижается Лара. – Совсем уже... Это тетя Ира у нас женщина: она с Ермолаевым из восемнадцатой трахается. И с Сергей Петровичем тоже... А я девушка – я не трахаюсь ни с кем...

– Как с Сергей Петровичем? – удивляюсь я такой новости. – Кто тебе сказал?

– Никто. Сама только что видела... Когда в сортир ходила.

– Где видела?

– На кухне. Дверь прикрыта, но стекло-то – того... Ларочка лично красила... Даже свет не потушили, позорники. Так при лампочке и кувыркаются.

– Зачем кувыркаются?

– Леш, ты в танке? Тебе по-другому сказать? Шпилятся они там! Почем зря! Под Киркорова.

– А ты не перепутала? Может, они танцуют просто...

– Я что, маленькая? Секса от танцев не отличу? Ирка голая, он голый... Сзади к ней приклеился и жопой толкается. Что это, по-твоему? Ламбада?

– А презерватив он надел? Сергей Петрович… Или прямо так шпилится, по-настоящему?

– Знаешь, я че-то не стала проверять. Пойди сам позырь, если такой смелый...

– А остальные как же?

– Без понятия... Остальных с ними нет... Наверное, по комнатам разошлись...

– Тоже шпилятся?

– Думаю, да… А что им еще делать? Пьяные же...

– Круто... – с минуту я пытаюсь представить Ирину Семеновну без одежды, но у меня ничего не выходит. – Ларчик!

– Чего?

– Можно я твою штучку потрогаю? Ну, пожалуйста! Один разочек...

– Леша, ты нормальный? Отвянь уже со своими глупостями... И потом, заруби на носу: это у малолеток – «штучка», а у меня она по-другому называется...

– П...да?

– Сам ты п...да! У девушек это называется киской.

– Хорошо. А киску можно потрогать? Если стесняешься, я могу через трусы… Согласна?

– Вот пристал... – Лара протяжно зевает. – Спать уже пора... Можешь жопу потрогать, если хочешь...

– Жопу? – с сомнением произношу я. – Через трусы?

– Нет, жопу и так можно. Голую… Будешь трогать или нет?

– Ну, давай хоть жопу, – моя ладонь поспешно ныряет в Ларочкины трусики и ложится на мягкую, нагретую под одеялом половинку. – Класс, горячая какая... Можно я помацаю?

– Ну, помацай... – Лара вздыхает.

Я мну сначала одну податливую округлость, затем другую:

– Тебе приятно?

– Приятно? От того, что мои булки лапают? Дурак, что ли?

– А мне приятно... Ларчик, я ведь уже в трусах… Дай к киске притронуться!

– Блин! – мне приходится выдернуть руку, так как Ларка разворачивается ко мне своей остроносой физиономией и испытующе пялится на меня из сумрака, подсвеченного ее розовым ночником. – Ты что, раньше никого не лапал?

– За киску? Нет, никогда...

– Вот лузер! А еще выпускник… Ладно уж! Давай сюда свою граблю, – она нашаривает мое запястье, тянет к себе, и через секунду кончики моих пальцев прикасаются к чему-то шершавому. – Ну как? Чувствуешь?

– Не особо... А что это?

– Как что? Это волосы! Как ты хотел...

– Правда? А какого они цвета?

– Ну, рыжего! А тебе какой нужен?

– Просто спросил... Что-то не разобрать нифига. Отпусти руку, я сам пощупаю...

– Еще чего! Руку ему отпустить... Щупай так.

Я тихонько шевелю пальцами, пытаясь получше ощутить редкие волосики на Ларочкином передке и вдруг натыкаюсь на что-то теплое. Даже горячее.

– Эй! – Лара крепко сжимает мое запястье. – Полегче! Туда не лезь!

– Ух! Это твоя дырочка, да? – я весь покрываюсь мурашками, и моя пипетка начинает наливаться приятной тяжестью. – Ларчик, это дырочка?

– Носопырочка! Ты мне в щелку пальцем попал. Больше так не делай. Про щелку мы не договаривались!

– Правда? Так это щелка была? Круто… А дырочка где?

– В п...де! – сварливо откликается Лара. – И она не дырочка, а вагина, олух!

– Дай коснуться!

– Опять «дай»! Нашел себе давалку! Переползай к своей Пановой: может, она чего даст... – между тем, Лара по-прежнему удерживает мою руку и не пытается прогнать ее из своих трусиков. – Вагину трогать нельзя, она для секса. А сексом мне пока стремно заниматься... Леш, ты вот что… Можешь чуток мою щелочку полапать, пока я добрая.

Лара слегка ослабляет хватку, и я осторожно исследую теплую, немного скользкую складочку, которую она называет «щелкой». Всякий раз, когда мои пальцы опускаются книзу, Лара одергивает меня и возвращает обратно:

– Ниже не нужно! Давай вот здесь… Щупай сильнее, не менжуйся…

– А тебя в этом месте лапал уже кто-нибудь? – спрашиваю я. – Кто-нибудь со двора? Или, может, со школы?

– Охренел? Я что, шалава какая-то? Я только тебе одному. По дружбе… Сам же просил…

– Спасибо! – торопливо благодарю я. – Я никому не скажу, правда…

– Все! Хватит! – решает Лара, и моя рука энергично выпихивается из ее трусов.

Я вынимаю ладонь из-под одеяла и озадаченно рассматриваю свои пальцы.

– Ларчик, у тебя там мокро! – говорю я в некотором оторопении. – Ты описалась, что ли?

– Ничего я не описалась! – огрызается она. – Придурок! Как я могла описаться? Только что в сортир отлить ходила. Помнишь?

– Но ведь мокро...

– Там и должно быть мокро, чайник... Когда киску гладишь, она намокает. Не знал?

– Нет, откуда? А почему она намокает?

– Ей такое нравится, вроде как... – Ларка неопределенно хмыкает. – Короче, так положено...

– Если нравится, то давай я еще поглажу! – я снова засовываю руку под одеяло.

– Не нужно! Я сама.

– Сама?

– Самой проще, – Лара укладывается на спину, под одеялом вздымаются ее коленки. – Я знаю, как надо.

– А, понимаю! Дрочить будешь?

– Умный, да? Ну, буду! Иначе теперь не заснуть... Ой, Леш! Хорош на меня таращиться. Как будто ты сам в ванной не дрочишь! Отвернулся бы лучше…

– Что тут у вас происходит? – раздается вдруг хриплый голос Наташи Пановой. – Что за кипиш среди ночи? Все одеяло с меня стянули! Чего не спите, черти?

– Ларка дрочить собирается, – тут же докладываю я сонному чернобровому лику, у которого после моих слов слегка отвисает челюсть.

– Чего? Дрочить? В натуре? Кузнецова, это правда?

– А что такого? – Лара мечет в мою сторону уничтожающий взгляд. – Это моя комната! Что хочу, то и делаю.

– Да нет, дело понятное. Житейское. Но прямо здесь, в постели? Мы тебе, случайно, не мешаем? – Наташка с недоверием смотрит на свою подругу.

– А куда мне вас девать? – немедленно раздражается Ларка. – Там повсюду взрослые чпокаются. Да так, что дым коромыслом. Лишний раз лучше не высовываться...

– Кто с кем чпокается? – с любопытством уточняет Наташа.

– А хер их разберет... Походу, все со всеми! Сергей Петровича на кухне видела… и нашу Ирину…

– Спалила их вместе?

– Вроде того…

– Понятно… А конец у дядь Сережи заценила?

– Некогда мне было его конец разглядывать, – сердито отрезает Лара. – Я по своим делам ходила.

– Носик попудрить?

– На кой? Тупо поссать приспичило… Ну ладно, а что там у него с концом?

– Лар, он огромный! Вот такой примерно, – пылко демонстрирует Панова, но в сумерках Ларкиной комнаты я не вижу ее манипуляций. – Вы только не подумайте – дядь Сережа у нас джентльмен, без спросу членом не светит. Я случайно срисовала…

– Какой такой? – Ларка тоже не успевает различить короткого Наташиного жеста. – Ни хера не рассмотрела… Вот, на моей руке покажи…

Наташка показывает.

– Врешь! Не может этого быть! – Лара протестующе фыркает. – Нашла идиотку! Такой никуда не поместится!

– Куда это он не поместится? – насмешливо спрашивает Наташа.

– Панова, ты дура или притворяешься? Туда – не поместится…

– Откуда ты знаешь? Ты пробовала?

– Нет, но я знаю…

– Девчонки! – с любопытством встреваю я, просительно протягивая к ним свою руку. – И мне тоже покажите! Интересно же… Какой там у него член?

– Покажи ему, – разрешает Наташка в ответ на вопрошающий взгляд подруги.

– Она говорит, что такой, – Лара отмеряет на моем предплечье довольно солидное расстояние. – Брешет, правда ведь? Это же… Это же как два сникерса!

– Ну, даже не знаю… – с сомнением тяну я, стараясь выглядеть знатоком. – Наташ, а это если с яйцами считать?

– Кузнечик, ты что, с дуба рухнул? – оскорбляется Панова. – Бред какой-то! Кто же яйца считает?

– С яйцами или без, но лично в меня и половина от такого не влезет! – настаивает Лара. – Ни в кого не влезет!

– В меня влезет, – запросто роняет школьная красавица, заставляя меня вздрогнуть от волнения.

– А ты-то откуда знаешь? – подозрительно осведомляется Лара. – Панова, ты что, не целка? Трахалась уже? С кем, признавайся... Боже! Это с Вадиком, что ли? Или с тем чуваком? Ну, с каким на вечеринке целовалась...

– Так, спокойно! – приподнимается Наташа, поправляя на себе свою тонкую маечку. – Глупостей не говори! Ни с кем я не трахалась! Просто у меня целки с рождения нет. Так бывает, честное слово! Можете в интернете проверить...

– Ась? В каком еще интернете? Ты эти свои понты из Квашинска привезла? Заодно с косметикой? Много ты здесь интернетов видела?

– Ну, не интернете, так в энциклопедии. У нас дома есть одна. Я хоть завтра принесу, когда лак высохнет. Там все четко...

– Вот счастливая! И что? – азартно спрашивает Ларка. – Сколько туда помещается? В твою вагину? Только не говори, что не пробовала! В жизни не поверю…

– Пробовала, – с достоинством отвечает Панова. – Помещается прилично.

– Ну, так сколько? Рассказывай! – гнет свою линию Лара. – Палец затолкнуть получится? Весь? До самой косточки? Или он упрется там во что-нибудь?

– Малявка ты еще, Кузнецова... Палец! В ширину три пальца проходят! Со свистом! А в длину я даже не знаю… Думаю, там много еще…

– Три пальца? – не верит Лара. – Да хрен там! Докажи!

– Это как?

– Просто! Запихни туда три пальца – на спор. Можешь даже с одного начать...

– Прямо сейчас?

– А когда? Вылезай наружу и демонстрируй! Пока своими глазами не увижу, буду считать, что ты гонишь.

Ларка протягивает руку к стене, и ночник над кроватью разгорается ярче.

– Нет, ты совсем, что ли? – Наташка сконфуженно косится в мою сторону. – При Кузнечике! Да он потом по всей школе разнесет, что Панова ему манду показывала!

– Ничего он не разнесет! – с убежденностью заявляет Лара. – Он отвернется. И клятву даст, что не станет подсматривать... Леша, поклянись!

– И кто ж ему поверит? Какая, к хренам, клятва, когда тут манда прямо на блюдечке?

– Да ты не переживай, Панова: если что, я тебя своей футболкой занавешу.

Лара второпях стягивает футболку, так что ее махонькие грудки сначала отчетливо шлепаются вниз, а потом неразличимо расплываются по телу.

– Кузнецовы, вы чего? Нудисты? – поражается Наташка. – Во даете! Ларка! А не стыдно перед пацаном голыми сиськами трясти?

– Брось! Какие там сиськи! – отмахивается Лара. – Где они? Пока недоразумение одно. У Лехи и то больше... Так ты будешь пальцы засовывать? Или записываем, что соврала?

– Нет уж! – хитро щурится Наташа. – Тебе нужно, подруга, ты и засовывай! Под одеялом. Чтобы уж точно никто не подсмотрел… Моя вагина – твои пальчики. Что, слабо?

– А давай! – закусывает удила Ларка. Она ныряет под одеяло и плечо к плечу прижимается к Пановой. – Трусы оттяни в сторонку! А то сразу на все дела у меня пальцев не хватит.

– Ларчик! Походу, ты не врубаешься! Трусы мне снять придется. Нужно ведь ножки пошире раздвинуть, понимаешь? Иначе дверка не раскроется… Фильмов не смотрела?

– Каких фильмов?

– Таких фильмов! Стянешь с меня труселя?

– Хорошо, как скажешь! – судя по возне на том конце кровати, Лара помогает Наташе избавиться от трусиков. – Задницу подними... Теперь коленки разогни... Блин, чего у тебя пятки такие холодные? ...Все равно не врублюсь, чему там раскрываться… Ну, раздвигай свои копыта! Тихо – меня не зашиби... Теперь можно? Сюда суем, что ли? Ой, нет… Прости… Сюда? Правильно?

– Стоп! Ты что, на сухую в меня полезешь? – дергается Наташа. – Охренела? Кто так делает?

– Ну а как? – теряется Лара.

– Нужно по мокренькому... На себе-то пробовала хоть раз?

– И что мне теперь? Пальцы облизать?

– Зачем? Сама-то ты, небось, потекла уже? Потекла ведь, Кузнецова? Недаром же тебя дрочить потянуло...

– В смысле? А, понятно... Ну, потекла малек. И чего? – озадачивается Ларка. – Хочешь, чтобы я твою дверку оттуда подмазала? Из-под себя, то есть? Фиг знает... Как-то это стремно, мне кажется...

– Да я не про это! Фу! Извращенка мелкая... Нужно сделать, чтобы я тоже потекла. Я уже вот-вот, правда... Давай – помогай мне, подружка... Кузнечик, ты еще там? Вякнешь кому-нибудь в школе о том, что видел, я тебя урою! Понял?

– Так я и не вижу ничего, – огорченно сетую я. – Вы ж под одеялом, сволочи...

– Вот и хорошо… Ларчик, начинай!

– Как это – начинай? Мне что, дрочить тебе, Панова? – сердится Лара. – С ума сошла? А у самой руки на что?

– А вот на что… – с игривым смешком произносит Наташка, после чего Ларка изумленно ойкает.

– Ты чего творишь, охламонка? – спрашивает она после недолгой паузы. – Берега попутала? Это же неправильно…

– Неправильно? А так?

– Ох… Да я не в том смысле! Неправильно, что ты мне это делаешь...

– Но ведь приятно? Приятнее, чем своими руками?

– Ларчик, она что, реально тебе дрочит? – не выдерживаю я. – В натуре? Прямо сию минуту?

– Ага, прикинь! – Лара даже не оглядывается. – Вот дура-то... Панова, ты чего? Влюбилась в меня, что ли? Не понимаю, на хера мне это счастье... Ой, бля! Кайфово-то как… Ой-ой! Что за нафиг? Сука, как же классно...

– Скажи? – Панова довольно ухмыляется. – Лар, а ты что же? Ну? Погладишь меня чуток? Ты ведь в курсе, где нужно...

– Так я же ни разу не лесбиянка, – сомневается Лара. – Ни капли! Я нормальная, честное слово... Мне Вадик нравится...

– Я тоже нормальная, – уверяет Наташка. – Но кайф-то от этого не хуже... Может, попробуешь разок? Мы же не целуемся, мы так...

– Ладно, черт с тобой! Уломала... – Ларкин локоть начинает приметно пошевеливаться под одеялом. – Вот здесь? О, точно здесь… Поняла… Хм... Черт... Панова, что за сикель у тебя? Мельче мухи! Из-под пальца уворачивается, зараза...

– Ой! – снова дергается Наташа. – Нежнее, дурочка! Не налегай: не педаль же... Исподнизу постарайся... И хорош мой сикель обсуждать! При Кузнечике неудобно...

– Да он не рубит, о чем мы, – невозмутимо отзывается Лара. – Забей на него, не парься... Ну, вроде приноровилась. Вот он где... Попался, родимый... Нормально получается?

– Шикарно… О, мама миа! Сладко как... Кузнецова, тебе сладко?

– Ништяк... Только странно...

От копошения девчонок под одеялом у меня кружится голова. Я стискиваю в ладони свою морковку и чувствую себя незаслуженно обделенным их легкомысленным женским вниманием.

– Между прочим, у меня по вашей милости х... встал! – объявляю я во всеуслышание. – Из-за ваших делишек! Усекли, овцы?

Два девчачьих котелка, до этого увлеченно соединенные вместе, одновременно поворачиваются ко мне с вытянутыми лицами.

– И чего теперь? – бездушно вопрошает Ларка. – Встал? Поздравляю! Иди возьми пирожок с полки.

Наташка высказывается не так категорично:

– Кузнечик, с каких пор ты у нас матом ругаешься? Не ожидала от тебя... Встал, говоришь? Ну, как встал, так и опустится, дружок. Подыши животом. Посчитай про себя до тысячи...

– Сама считай до тысячи, дура! А я к вам иду... – я делаю энергичное движение. В классе я второй по росту и на голову выше каждой из своих соседок по кровати. Плечами весь в отца. Подтягиваюсь двенадцать раз. В праведном негодовании я выгляжу, наверное, угрожающе. Между девушками случается переполох.

– Да куда ты прешься, чучело? – недоумевает Лара, выныривая наружу и выпячивая вперед свою худосочную грудь. – С чего вдруг? Какого лешего тебе от нас нужно?

– Кузнецова, держи его! – нервничает Панова, на щеках которой играет непривычно яркий румянец. – Держи! Не пускай сюда, пожалуйста. Я же без трусов, понимаешь! Блин, да я еще и мокрая, оказывается... Ну, красота! Налетай – трахаться подано... Где мои трусы, Кузнецова? Куда ты их подевала?

– Вот! – я достаю из-под одеяла кулак, торжественно сжимающий тонкие кружевные трусики. – Они у меня!

– Отдай! – злобно шипит Наташка. – Отдай немедленно!

– Не отдам!

– Почему?

– Потому что это несправедливо!

– Что несправедливо, дурак? – девушка осторожно отодвигается к краю кровати.

– Вы дрочите!

– И что с того? – Панова пытается взять себя в руки. – Кузнечик, все девочки дрочат. Ларка твоя дрочит. Я дрочу. Уверена, что и тетя Ира ваша дрочит, когда не трахается... Что такого? С чего ты взбесился, не понимаю?

– Я тоже хочу! У меня желание...

– Уф! – Наташа напряженно вглядывается в мое лицо. – Приплыли... Леша, солнышко... Что за желание? В хорошем смысле, надеюсь? В смысле – подрочить?

– А какое же еще?

– Ага... – Панова переглядывается с Ларкой. – Так чего ж ты раньше не сказал? Дрочи – кто тебе мешает? Отойди, вон, за шкаф и подрочи. Мы не будем смотреть, не волнуйся...

– Не хочу я за шкафом! Я с вами хочу.

– С нами? – Наташка ошеломленно крутит головой. – Это как же, интересно?

– Да так же, как вы сейчас. Только на троих. Каждый дрочит другому...

– Каждый другому... – пытается вникнуть Панова.

– Опаньки! – заводится Лара. – Чего это вы удумали? Я пацану дрочить не стану! Не надейтесь. И вообще я сама по себе! Уж вы тут как-нибудь без меня разбирайтесь.

– Ну, ты даешь, Кузнецова! – возмущается Наташа. – С тебя же все началось! С твоего дурацкого спора... Кому-кому, а мне точно с Кузнечиком связываться западло. У меня репутация! В том смысле, что... а вдруг узнает кто-нибудь... В школе проходу не дадут... Давай ты! Тебе он родич как-никак – дело семейное...

– Панова, ты в своем уме? С родичем тем более западло! А что, если я как-нибудь залечу от него? Прикинь? Это же неправильно...

– Ты о чем, малахольная? – Наташка стучит себя по виску. – Рехнулась? Как тут можно залететь? Через что? Каким таким местом ты ему дрочить собралась?

– Ничего я не собралась! – протестует Лара. – И не думала! Сама ему дрочи, раз такая умная! А у меня другие дела есть. Я пока что с тобой не закончила. Мне еще пальцы в твою вагину засовывать, помнишь?

– Девчонки, – пытаюсь заговорить я.

– Погоди, Кузнечик! – обрывает меня Панова. – Лар? То есть, так, значит? Ты все уже для себя порешала? Насчет Лехи-то... Твоя собственная киска – ему достанется?

– Ему? С какой это стати? – пугается Ларка.

– Ну а кому? Каждый другому… Если я, по-твоему, дрочу Кузнечику, то какие еще варианты?

Лара собирается с мыслями:

– Ладно, поняла. Значит, ты дрочишь ему, он – мне, а я – тебе... И еще пальцы!

– Ну, хорошо... Будь по-вашему... Но только под одеялом! – спохватывается Наташка. – Слышали, Кузнецовы? Я вашему нудизму не сочувствую. Себя я вам точно не покажу, да и на ваши гаджеты пялиться не желаю. Совесть нужно иметь! И трусы мне потом отдадите...

– Девчонки, – снова взываю я. – Как же мы все тут устроимся? Втроем. Кто куда?

– А правда ведь... – говорит Панова.

После недолгого обсуждения решение все-таки находится. Незлопамятные девчонки уже и не вспоминают о нашем недавнем раздоре и ведут себя крайне деловито.

– За один присест никак не получится, – рассуждает Наташка. – Значит, сначала я делаю это Кузнечику, а Кузнечик... ну, в смысле, ты, Леха, то же самое делаешь Ларке. А я остаюсь напоследок... Ларчик, перелезай через него на тот край: он между нами усядется.

Через секунду мое левое плечо плотно упирается в Панову, а к правому неохотно приваливается Лара.

– Руками меня не трогать! – сразу предупреждает Наташа. – Нигде, понял? Не то укушу. Больно... Кстати, давно ты свои руки мыл, чудила?

– Перед сном... Я под душем целиком помылся, между прочим! С мочалкой...

– Молоток... Вот там бы и пофапал заодно... Ладно, снимай трусы. Не затягивай...

– Так я уже...

– Серьезно? И когда только успел... Ларчик, а ты?

– Снимаю... – недовольно бормочет Ларка. – Баловство одно. Он же ничего не умеет...

– Сама виновата, – мстительно замечает Панова. – На его месте могла быть я. Но ты же уперлась, как идиотка: пацану дрочить не стану!

– И не стану! Кстати сказать, я не особо в теме, как там чего у них дрочить. А ты у нас специалистка, я вижу?

– Что за наезд, Кузнецова? Ну, было у меня пару раз... По малолетке... И недавно еще разок… Обстоятельства так сложились... Но не с Вадиком, заметь.

– А с Вадиком чего было?

– Да ничего у нас не было! Клянусь!

– Девки, – вмешиваюсь я. – Может, давайте уже, а?

– Больше никогда так не говори... – Наташка запускает руку под одеяло и осторожно нашаривает мое голое бедро. – В общем, правила такие, Кузнечик... Начнешь кончать – предупреди...

– Как предупредить?

– Блин! – Панова пожимает плечами. – Я не знаю... Скажи, что кончаешь.

– Зачем?

– Что за вопрос? Чтобы я приготовилась...

– А как ты к этому приготовишься?

– Не понятно, что ли? Вторую руку подставлю. Чтоб на одеяло не брызнуло. Мне еще спать под ним... В ладошку мне кончишь, любовничек. А ладошку я, вон, салфеткой вытереть могу...

– Таша, а много там у парней брызгает? – интересуется вдруг Лара.

– А чего ты у меня спрашиваешь? Ты у него спроси. От яиц, наверное, зависит...

– Лешик, много? – обращается ко мне Ларка.

– Много-мало! Как я тебе скажу? – затрудняюсь я. – А яйца – вон они, можешь сама пощупать.

– Вот еще! – неуверенно отказывается Лара. – Говорят, что они у вас больно хрупкие. Сдуру еще поломаю что-нибудь...

– Не, ерунда! Ничего ты там ему не поломаешь, – авторитетно высказывается Наташка. – Парням даже приятно, когда девчонка их за яйца трогает. Я бы пощупала на твоем месте, пока дают: с Вадиком может пригодиться...

– Да ну вас! – смущается Лара. – Ладно, разок пощупаю. Тихонечко... Леш, где там они у тебя? Можешь мою руку пристроить?

– Вот, – я завладеваю толкнувшейся в меня рукой и помещаю узкую ладошку на кожаный мешочек с моими яйцами. Тонкие пальцы боязливо обследуют то, что им предложили:

– Прикольно... Как китайские шарики... Только что не звенят... Лешик, а они у тебя сейчас полные или нет? Я насчет сперматозоидов...

– Да уж не пустые, я думаю, – отвечает за меня Панова, и еще одна девчачья рука охватывает мою мошонку. Чувствуются острые коготки. – Спустит, мало не покажется... Лапу подвинь, подруга... С моим первым, знаешь, что было? Оборжаться... Посмотри, говорит, как я кончать буду. Ты ж не видела никогда. Я и посмотрела...

– И что? – любопытствует Лара.

– А ты как думаешь? Всю рожу мне угадил, скотина! Нос, щеки, губы... Спасибо, что на волосы не попало...

– А в рот попало?

– Ты чего мелешь, дура? При чем здесь рот?

– Ну, бывает же... Мне Светка Романова рассказывала...

– Светка Романова тебе, наверное, про другое рассказывала. Про минет... В курсе, что это такое?

– Ну, а то! – отзывается Лара, задумчиво пощипывая розовую пуговку на своей невнятной груди. – Это когда член сосут... Панова, а ты, случайно, не сосала? Никому? Ни разу?

– Че за вопросы у тебя, Кузнецова! Я в твою личную жизнь не лезу! И ты в мою не лезь!

– Значит, не сосала, – жестко заключает Лара. – Если бы сосала, похвасталась бы.

– Ой, прям! Ты в этом так уверена?

– Сто пудов! А кто бы не похвастался?

– Да, слышь! Я, это самое... У меня, между прочим... Вот!

– Ну? Тужилась талантливо. Рожай уже!

– Без комментариев, – интеллигентно отмазывается Наташка.

– То есть как это! Погоди! – идет на попятную Лара. – Так ты в теме или нет? Если в теме, то чего уж там – выпаливай!

– Что выпаливать-то, господи?

– Как оно вообще? Ну, у них...

– У пацанов?

– Ага... Не очень противно?

– Да нет, чего там противного, – Наташка уклончиво грызет ноготь. – Небось не говно... Нормально идет, не волнуйся.

– А глотать эту муть обязательно?

– По желанию, – продолжает темнить Панова. – Но лучше уж, по-моему, туда, чем наружу... А что такого? Ну, кончил парень чем сумел. Плеваться теперь, что ли? Имхо, в такой момент как-то не романтично...

– Хм... Ну да, наверное... Таш, а ты глотала? Сколько раз? Больше одного? А он, чья эта малина, смотрел или отвернулся? Не ржал над тобой? А в животе потом ничего не сделалось? Давай-давай! Делись, подружка!

– Тьфу ты! А трусами с тобой не поделиться? Минет – штука интимная. Оральный секс, чтоб ты понимала! В курсе такого слова?

– Сама знаю, что оральный. Только фигли в нем интимного?

– Здрасьте! Это ж через рот, на минуточку!

– И чего? – Лара тянет себя за нижнюю губу, доводя ее чуть не до конца подбородка.

– Ну, как еще объяснить? Ты только вникни, Кузнецова: рот! Твой личный рот! Не задница какая-нибудь! Хм... Короче, стоп! Завязываем с этой темой!

– Ну, так я и знала! – фыркает Лара. – Сосала она, как же! Врет и не краснеет!

– А сама-то! Тебе, вон, даже пофапать пацану влом! А в рот ты и подавно не возьмешь!

– Возьму, когда время настанет, – философски замечает Лара. – Все берут, и я возьму. А если не взять, то он к другой от меня уйдет...

– Кто от тебя уйдет? – не понимает Наташка.

– Не твое дело! Мы дрочить-то будем сегодня? Мне уже перехотелось почти... А вам?

– Нет, ну как же! – порывисто выступаю я. – Теперь мне еще сильнее хочется! Прямо терпеть уже невмоготу...

– Одно слово – мужик! – мудро усмехается Панова. – Но, если честно, у меня тут тоже все на взводе. Если вы понимаете, о чем я...

– Тогда харе языками чесать! – Лара решительно берет меня за руку и подтягивает ее к шершавому уголку под своим плоским животиком. – Лешик, тут все просто. Расслабь клешню, а я твоим пальцем сама все сделаю.

– Тоже вариант, – соглашается Наташа. – Ладно, Кузнечик, погнали! Только помни, о чем мы договорились...

– Помню, – киваю я. – Предупредить, что кончаю...

– И руками меня не трогать!

– Совсем? Наташ, мне бы хоть что-нибудь... И за ногу нельзя, например?

– Ни за что трогать нельзя! А ногу я лучше к тебе прислоню, чтобы ты ее чувствовал... Будет сексуально… – теплая Наташина конечность вытягивается вдоль моей собственной и маленькими пальчиками касается щиколотки. – Так пойдет? Нормуль? Вдохновляет?

– Так получше, – едва успеваю произнести я, а Наташа уже цепко ухватывается за мое хозяйство у самого корня и начинает мерно покачивать. Ларка, сосредоточенно глядя в потолок, то так то эдак примеривает к себе мой палец, после чего отбрасывает его прочь и больше не обращает на меня внимания. Однако я на нее не в претензии.

– Наташ, – говорю я немного погодя.

– Что, уже? – дергается Панова. – Быстро же ты... Подожди, я сейчас!

– Нет, я не о том, – я пытаюсь подобрать слова. – Ты неправильно делаешь. Нужно повыше взять. Так, чтобы до головки доставало...

– Вот привереда! До тебя всех все устраивало, – недовольно ворчит девушка, однако послушно перебирается выше по моему столбику. – Но дело, конечно, хозяйское... Так, что ли? У тебя тут скользко на верхушке. Скоро кончишь, я думаю...

– А можно я все-таки твои сиськи помацаю?

– Перебьешься!

– Ну, пожалуйста! Я не вживую – через майку...

– Все равно перебьешься! Вон, Ларку свою мацай, если разрешит.

Лара, мне кажется, нас не слышит. Закатив глаза, она самозабвенно теребит себя внизу и часто покусывает губы.

– Сравнила! У тебя, Панова, сиськи красивые...

– Не подмазывайся, Кузнечик! Сиськи-то у меня есть, да не про твою честь. Кончай лучше поскорее!

– Ой, жесть! – негромко вскрикивает Лара и начинает мелко-мелко сотрясаться под одеялом. – Вот оно, сука! Вот! Ох ты ж, черт! Кайф-то какой! Мамочки... Какой кайф! Ларочка кончила! Да, да, да...

– Ох, – говорит в свою очередь Наташка, отирая выступившие на лбу капельки пота. – Аж меня проняло... Она всегда так кончает? С выражением…

– Мне-то откуда знать? – меня тоже кидает в жар от этого зрелища. В головке сладко щекочет, радостно напрягается живот, однако Наташина ладошка на мгновение останавливается, и приятное ощущение сразу же затухает.

– Ну да, вы ж нудисты просто... Вместе не того... Кузнецова, ты как? Живая? Хорошо пошло?

– Отпад! – томно сообщает Ларка. – Чуть не пернула от радости… А вы как же?

– В процессе, – отчитывается Панова, продолжив полировать мою морковку. – Какой-то он тугой не по делу. Все не кончит никак...

– Импотент? – уточняет Лара.

– Да нет, чего ты так, – Наташка хихикает. – Точно не импотент. Костыль что надо… Походу, силу воли нам доказывает. Выделывается, паршивец…

– Я не виноват, – смущенно оправдываюсь я. Выпростав из-под одеяла свою кисть, я с интересом обнюхиваю измазанные в чем-то пальцы. – Надо же, из п...ды, а пахнет приятно...

– Эй, хорош материться! – одергивает меня Наташа. – Слов других не знаешь? И вообще, для таких, как ты, Кузнечик, она – госпожа п...да, если на то пошло. Вот когда оформишь парочку на свое имя, тогда и называй, как хочешь. А пока – имей уважение!

– Ну, ладно... Я ж только насчет запаха. Удивляюсь просто.

– А чему тут удивляться? Так оно все и устроено, Кузнечик. Сама матушка-природа об этом позаботилась...

– О чем?

– О том самом! Чтобы вам, дурачкам, такое нравилось… Слышь, токсикоман: дай-ка и мне понюхать...

Я протягиваю ей свои пальцы. Школьная звезда осторожно наклоняет к ним свой вздернутый носик:

– Вау! Прикиньте, народ, а мне ведь тоже нравится! – Панова с энтузиазмом хлопает ресницами. – Ну и ну! Ларчик, у тебя там будто медком намазано!

– Да вы гоните! – пытается покраснеть Лара. – Нравится им... Нашли что к носу подносить! А ты, Ташка, по любому лесбиянка, и, видать, не лечишься...

– Нет, правда! Теперь я понимаю про пацанов. Ну, в смысле, почему им пилотку лизать не стремно.

– Лизать? – я с сомнением перевожу взгляд на Наташку. – Прямо там?

– Ну, а ты думал, Кузнечик! – покровительственно роняет она. – Там, золотце: где же еще. Говорю же – природа! Вырастешь, будешь лизать как миленький. Только дай. Куда ты денешься!

– Хм! Интересно... – я закладываю пальцы в рот и застываю в задумчивости.

– Ну и как? – хором спрашивают девчонки.

– Ничего... Жить можно, – отвечаю я. – Пробовать будете?

– Фу! – демонстративно отворачивается Панова. – Сначала обслюнявил все, а потом спрашивает! После тебя не буду... И кончай уже живее, тормоз! Задолбал! У меня рука в локте устала… Чего ты тянешь-то? Сам просил и сам выеживается…

– Я не выеживаюсь, – досадую я. – Не получается почему-то. Самому удивительно… Мне бы помацать тебя, Панова. Или хоть на сиськи твои посмотреть…

– Щас! Разбежался! Сиськи я только по любви показываю. И то не каждому… А с тобой у нас уговор: ты – мне, я – тебе… Вернее, я – тебе, а Ларка – мне… Если уж так свербит, за коленку могу дать подержаться. Устроит?

– За коленку? – я искательно заглядываю в строгие карие глаза, взирающие на меня с очевидным раздражением. – Знаешь, от коленок меня что-то не прет. Они у вас твердые и все. Никакого кайфа... Можно я лучше за живот подержусь?

– Чего? – Наташку явно озадачивает столь неожиданное пожелание. Она ветрено выпускает из кулачка мой неподатливый пестик и вдумчиво ощупывает себя под одеялом. – Странно... Ну, буфера – я еще понимаю, не вопрос. Это натура в вас сказывается... А от пуза какой кайф? Лешик, ты что, фетишист? Тебе животы в девчонках нравятся?

– Вот уж чудик, прости господи! – подает голос Ларка. – А с виду вроде нормальный... Леш, ты мое брюхо каждый день наблюдаешь. Почаще, чем телевизор. И чего в нем такого прикольного?

– Ну, как... – немного теряюсь я. – Там же этот... пупочек...

– И что? – с любопытством выспрашивает Панова. – А ты у нас, походу, от пупков тащишься? Цепляют они тебя, да? Смотреть любишь? Или трогать?

– Я все люблю...

– Понятно... Ну, что тут скажешь, котятки... Лично я таких вещей не осуждаю. На вкус и цвет, как говорится, фломастеры разные… Ленку Ветлицкую знаете? Ту, что на физру без лифчика ходит? Ну, вот... Только между нами, ладно? Был у нее по весне один ухажер. Пловец, медалист – вот такие плечи… Пару раз ее на вечеринки сводил – чисто на медляках пообжиматься, а к третьей, ясен пень, уже и до интима дошло.

– Это у Ленки-то? – переживаю я за щупленькую Ветлицкую. – Вот прямо до самого интима?

– Прямо-криво, твое какое дело? У всех доходит и у них дошло. Ну, не в постели, разумеется, – в ванной комнате... Так прикиньте, что тут выяснилось! Чувак на ножки обожал кончать. И не куда-нибудь, где повыше, а на ступни... Представляете? Посадит ее на стиралку, носки сдернет, болт наружу и – вперед. Тудым-сюдым, и вся эта лепота – у Ленки на педикюре.

– И чего?

– И ничего! Об том и разговор. В конце концов, адекватный пацан оказался, внимательный. Цветы ей дарил. Так и не обидел ни разу... Кузнечик, может, и мы с тобой так же?

– Это насчет цветов, что ли?

– Да при чем тут цветы, успокойся! Я про ножки... Лапти свои мне не жалко засветить – бога ради! Гляди, какие клевые... Видал? – здесь Наташка и вправду высовывает ноги из-под одеяла и призывно шевелит пальчиками. – Тридцать пятый размер – не промахнешься. А пяточки уже заценил? Босые, мытые – прям эротика... Скачи к ним на рандеву и фапай на здоровье. Будешь у них первым, кстати сказать. Поздравляю!

– Нет, пяток мне не надо, – упрямлюсь я. – Пятки у тебя, конечно, красивые, но они далеко.

– В смысле? От чего далеко?

– От манды, само собой! Ой, извини, пожалуйста... От киски, я хотел сказать. А вот живот – другой разговор. Он там рядышком...

– Так ты киской моей интересуешься или животом? – сердито вопрошает Панова. – Определись, наконец...

– Ну, смотри, какое дело... Я, вроде как, всем у тебя интересуюсь. Для начала – животом... Но в основном, конечно, киской...

– Ах, вот чего! В таком случае – иди-ка ты лесом, Кузнечик! – Наташка недовольно пихает меня локтем в ребро. – Умник какой нашелся...

– Наташ, я ж по-честному хотел... Без обмана...

– Ну-ну! По-честному он хотел, как же... Нет, интерес у тебя законный, не спорю. Имеешь право. Но помочь ничем не могу. Лично с моей киской вы – того... останетесь друзьями.

– Это как?

– А никак! Короче, ты в пролете.

– Прикольно! Почему это Ларке можно, а мне нельзя?

– Чего ей можно? – не сразу врубается Наташка.

– Пальцы в тебя вставлять! Какая тебе разница, чьи пальцы: мои или Ларкины? Как ты их там у себя различаешь? По отпечаткам?

– Кстати, да! – вскидывается Лара. – Я тоже так считаю! Мне в чужой манде ловить нечего – своей за глаза хватает. Пусть лучше Лешик у тебя там пошуршит. Это будет правильно.

– Чего здесь правильного? – расстраивается Панова. – Ну и химики вы, Кузнецовы! Сначала трусы зажали, а теперь еще и мандой моей распоряжаются... А я, может, не хочу, чтобы пацан туда совался. Стремно все-таки за такое место. Мало ли что...

– А что может случиться? – допытывается Ларка. – Чего ты очкуешь? Целки-то у тебя нет, сама призналась...

– Ну, нет у меня целки, и что теперь? Проходной двор из моей вагины устраивать?

– А никто и не устраивает, – Лара украдкой толкает меня коленом. – Здесь все свои. Расслабься. Пальцы – это же ерунда. Для детского сада. По-хорошему, можно и шланг в тебя попробовать запихнуть.

– Ты на что это намекаешь, чумичка? Какой еще шланг?

– Да нет, ты не подумай! Не то чтобы прям настоящий... Лехин, короче... А чего ты сразу косоротишься, Панова? Не сношаться, ясное дело, – только примериться. Сколько войдет... Туда и сразу обратно...

– Офигенно ты придумала! – Наташа чуть не задыхается от возмущения. – Примериться! Тут-то твой Леха и сольется, наконец. Прямо в меня! С первой же примерки! Миллион гребаных головастиков, и все мои!

– Лешик, что скажешь? – решает уточнить Лара. – Сольешся? Или перетерпишь все-таки?

– Трудно будет перетерпеть, – честно отвечаю я, чувствуя необычайное напряжение в своем хозяйстве. – В манде, говорят, охренеть как круто... Особенно в вагине... Наташ, это правда? Ты ж должна соображать...

– Правда-правда, Кузнечик! – Панова одаривает меня царственным взглядом. – Не передать, как круто. Все такое нежное, парное... Ей-богу, я сама от своей вагины кончаю. Чего уж о вас, пацанах, говорить...

– Ну, один-то раз я, наверное, стерплю. Ради шланга... Наташ, а мне как: сверху на тебя нужно будет ложиться? Или ты раком хочешь попробовать?

– Но-но, полегче! Сейчас такого рака пропишу – жениться незачем будет. Никаких шлангов! Понял меня, олень? Даже не направляй его в мою сторону!

– Ничего я не направляю.

– Вот и не направляй! Он у тебя грязный вдобавок ко всему. Ну, в смысле, сопливый. Я точно знаю! Пересекались как-никак...

– Ну, а с пальцами пустишь? Наташ, они у меня чистые, честное слово... Там от Ларкиной щелки кое-что налипло, так я вроде все облизал – сама видела. Могу еще чище облизать, чтоб как в аптеке…

– Елкин дрын! – взрывается Наташа. – Вот вы ко мне прикопались: что один, что другая... И что мне с вами делать? Не отвяжетесь же, сволочи... А ну, покажь сюда свою руку!

– Зачем?

– Затем! Да перестань ты – не нужно ничего вытирать! Слюни меня в последнюю очередь волнуют...

Я показываю Пановой свою правую кисть.

– Ага, ясненько... Что ж, в пианисты тебя не возьмут, и на том спасибо... Ладно, Кузнечик! Давай пока так поступим. Представь, что это моя вагина, – Наташка скручивает кулачок в этакую трубочку и протягивает мне. – Чего ты ржешь, кретин? Макетов не понимаешь? Дырка имеется, значит – вагина. Как бы ты с ней управился, продемонстрируй.

– Хм... Как-то так, наверное… – я деликатно втискиваю два пальца в узкое отверстие и выжидательно гляжу на девушку.

– Ну? Чего остановился? Поработай, раз вошел! Вперед-назад, не в курсе, что ли? Не так резко. Помедленней... А теперь чуток посмелей. Мужественней! До упора доводи, чтоб с другой стороны вылезало... Вот! Так вроде нормально. Оно самое... Молодец, соображаешь кое-что... Ох, даже не знаю... Пустить, не пустить...

– Наташ, ну пожалуйста!

– Ишь какой вежливый... А слушаться меня будешь? Можно делать только то, что я скажу... Усек?

– Ну еще бы! Ты у нас командир...

– Угу... Все вы так говорите... Ладно, обожди пять секунд...

Панова ужасно долго поправляет свою подушку, вслед за чем заново укладывается на кровать. Однако в этот раз она ложится не на спину, как раньше, а на левый бок – чернявым затылком ко мне и наблюдающей за нами Ларке. Я вижу выпирающие из-под тонкой маечки лопатки и голый кусок спины, застенчиво теряющийся в темноте под одеялом:

– Вот! Готово, я думаю... Нет, погодите! А что, если коленки согнуть... Да, теперь вообще четко. Со спутника попасть можно... Ох, мама дорогая, что ж я такое творю! Хана мне, походу... Так, Кузнечик! Поехали! Залезай рукой под одеяло и ищи мою задницу... Только без херомантии! Не вздумай подглядывать!

– Хм! А на кой мне твоя задница? – недоумеваю я. – Мы же вроде насчет манды добазарились... Ну, в смысле, ты поняла... насчет вагины... Передумала, что ли?

– О, майн гот! – Наташка сокрушенно трясет головой. – Кузнечик! Не тупи! Заглохни и делай, что тебе говорят... Одно мучение с вами: уже и в позу уложил, стервец, а попользоваться ума не хватает... Ларчик, объясни ему...

– Нормально она легла, недотепа! – снисходительно поясняет Лара. – Ты же все о дырке мечтаешь? А думаешь, где она у нее? Спереди? Ага, как же! До утра не отыщешь... Снизу твоя дырка. Ближе к очку... Не перепутай, кстати. А то будет у вас недоразумение... Давай уже, сделай ее!

Лара снова пихает меня коленом. Я растерянно забираюсь рукой под одеяло, где сразу же натыкаюсь на голый Наташкин зад. Он заметно крупнее и мягче, чем Ларкины булыжники. Не теряя драгоценного времени, я спешно ощупываю подвернувшуюся мне половинку, в ожидании, что вот-вот получу нагоняй от вспыльчивой хозяйки.

– Куда ты так газанул, дурачок? – довольно миролюбиво спрашивает Панова. – Не гони, получи удовольствие... Что? Нравится попка?

– Угу... Классная такая...

– Ну, а то! Запоминай ощущения, в душе потом пригодятся... А сейчас давай полегоньку. И понежнее... Хочешь – погладь, хочешь – потискай малек... Только не жми со всей дури – синяки останутся. Мама увидит, воспитывать начнет... Леш! У тебя там стоит еще?

– Конечно! Прям в живот упирается.

– Красавец... Дрочишь, небось?

– Нет пока...

– Ну, а что ж ты? Ради чего я тут надрываюсь?

– Так я сначала помацать тебя хотел. А потом уж – за это дело…

– Ладно, успеется... – Наташка тихонько шевелит своей гузкой. – Хочешь прикол? Из меня уже как из крана течет.

– Что течет?

– Блин! Леш! А какие у тебя варианты? Мне вот даже интересно...

– А, все! Допер... Ты про этот ваш... медок девчачий... И что? Хочешь, трусы свои одолжу – подтереться?

– Да ну тебя в пень, Кузнечик! Разговаривать с тобой... Короче, хватит уже нежностей! Насладились, как могли... Отлепись от моего зада и ползи по нему вниз. Потихонечку... Тьфу! Что ж такое! Куда ты по ноге-то поперся? Вот баклан! По-твоему, манда у меня где? Под коленкой?

– Черт! Погоди, сейчас разберусь…

– К заднице вернись, дундук... Булки мои чувствуешь? Угу, они самые... Можешь между ними просунуться? Стоп-стоп! Не всей рукой! Только пальцами... Кончиками пальцев, олух... Да не раздвигай ты там ничего, боже ж ты мой! Что за манеры! Просто попади… Ага, получилось. Теперь спускайся по чуть-чуть, пока не почувствуешь…

– Чего не почувствую?

– Сам поймешь, когда доберешься… Правильно! Теплее... Еще теплее... Ложбинку не теряй, не то опять запутаешься... Еще теплее... Еще... Ну, чего там? Блин, так я и знала... Нет, заяц мой, рано радуешься! Гораздо теплее, но пока не горячо.

– Наташ...

– Даже не начинай! Не твой уровень, Леш, отвечаю. Вот правда... Ну? Чего завис? Оно тебя трогало? Нет? Вот и ты его не трогай. Брысь оттуда! Двигай, куда собирался... Умница... Молодцом... Уже близко... Ох, мать моя! А вот теперь горячо! Совсем горячо! Замри… Не шелохнись!

– Ух… – подушечки моих пальцев утопают в невидимых, но нежных и замечательно сопливых складках, на поверхности которых чувствуются жесткие волоски. – И правда горячо... Наташ, это она? Твоя вагина?

– А как ты догадался?

– Ну, чего у вас тут? – остроносая физиономия Ларки неожиданно возникает над моим плечом, а ее кукольные грудки расплющиваются о мою спину. – Есть контакт? Нету? Таш! Может, зарисуешь ему свои цацки? Фигли вы все по приборам идете?

– Ага! Тебя спросить забыли! – огрызается Панова. – Ложись взамен меня, если такая умная… Значит так, Леш… Короче, ты на месте. Вытяни два пальца, средний и указательный, и потихоньку толкай их внутрь. Напирать не нужно: там скользко – само должно пойти. Как только скажу, остановишься… Ну, давай!

Затаив дыхание, я медленно и осторожно продвигаю свои одеревеневшие от напряжения пальцы сквозь что-то, что слегка напоминает мне вспотевшую после физкультуры подмышку. Почти безо всякого усилия пальцы все дальше погружаются в таинственную девчачью норку, пока кисть не упирается в пружинистый Наташкин зад. Все это так удивительно, что у меня снова начинает кружиться голова.

– Уф! – говорит Наташа. – А ниче так, гламурненько идет. Зря стремалась… Леш, ты там как? В сознании? В обморок не грохнулся? Чувствуешь, как стеночки оживились? Кайф, скажи? Это что! Они тебя сейчас еще и прихватывать начнут, глупышки.

– Прихватывать?

– Ну, типа как кулачок сжимается, так и они. Цап-царап! Попался! Им же кажется, что это дядька с членом в гости пожаловал. Ребеночка мне заделать. Гы-гы-гы... Ох, мама... Не к добру я угораю, ей-богу... Лешик, продолжай в том же духе...

– Так у меня уже пальцы кончились, – в смущении докладываю я. – Наташ, ты охренеть какая глубокая!

– Серьезно кончились? Совсем? Брось, поднажми еще капельку...

– В натуре, дальше некуда...

– Ну! Что я говорила! – торжествует тогда Наташка. – Кто тут со мной спорил? А ведь до конечной там еще пылить и пылить. Я прям чувствую... Выкусила, Кузнецова?

– Да ладно вам, махинаторы! – сомневается Лара. – Лех, точняк? Реально все до копья угнездилось? Ничего не попутал с перепугу? Фух, ну тебя к лешему! Дай я сама заценю...

Лара еще теснее прижимается ко мне со спины, так что ее хохлатый передок ощутимо вдавливается в мою пятую точку. Для пущего удобства она закидывает поверх меня свою костлявую конечность. Скользнув ладонью вдоль моей руки, Ларка находит место стыковки и дотошно исследует корешки пальцев, начисто увязших в нежном Наташкином хозяйстве.

– Надо же, и правда все вошло, – заключает Лара. – Аж не протесниться... Лех! А ну-ка, сдай назад маленько. Я на секунду, не ревнуй... Хорошо! Теперь давай еще каплю… Таш, вот какого хрена ты дергаешься? Нервная, что ли? Проверить уже нельзя? Тьфу! Вот опять… Слышь, звезда! Поздняк принцессу из себя строить. Чего такого я там еще не трогала, спрашивается...

– Да ты что, Лар, я не поэтому... – смущенно бормочет Панова. – И вообще, я ни разу не специально. Походу, в проводах что-то перемкнуло... В общем, без проблем! Проверяй сколько хочешь.

Лара больно налегает острым подбородком на мое плечо.

– Ага... Угу... О, даже так... Млин! Мощно, чего уж там... Лешик! Да выткнись ты из нее, христа ради! Приклеился! Мне просунуться нужно... Боженьки-светы! Ну и раскочегарилась ты, мать! Просто фонтан какой-то, а не девка. Хоть руки из-под тебя мой... Ладно, чего дальше-то делаем?

– Слушайте, Кузнецовы... А потрахайте меня чуточку, – внезапно предлагает Наташка, поясняюще качнув задницей. – То есть, это самое, народ! Понарошку, естественно! Хенд-мейдом! Лешик, это как с кулаком, помнишь? Не резко, но мужественно… Чего-то мне прям захотелось... Прям подгорает пещерка… Справишься, заяц?

– Запросто! – вдохновляюсь я. – Наташ, а в три пальца не желаешь?

– Ой, нет! В три лучше не надо. Перестараемся – растянем, чего доброго...

– Растянем? Это манду-то? Прикалываешься, что ли?

– Почему? Она ж там тянется, не знал?

– Как гондон, типа?

– Фу! Не как гондон... А, допустим, как чулочек на ножке... Только нам с тобой этого не нужно, правда?

– Нет?

– Конечно, нет! Ты ж у меня не последний! О других думать не пробовал, эгоист? Да и суженый мой, единственный на все времена, тоже спасибо за такое не скажет...

– Какой еще суженый?

– А мне почем знать? Там видно будет – какой...

– Ладненько, твоя манда – твои правила... Лар! А, Лар! Будь другом – щупальце втяни. Поляну загораживаешь...

– А ну, погодь! – неожиданно противится Ларка. – Тпру! Стоять, сказала! Коней придержи, атаман... Таш! Есть разговор!

– Пф! Ты, конечно, нашла момент, Кузнецова... Разговор! Какой еще разговор?

– Все тот же, Таш! О главном... Как ни вертись, подруга, а от судьбы не спрячешься. Придется!

– Ты о чем, бешеная? Что придется?

– Лехиным барометром тебя замерить. Чтобы уж совсем по науке. Пальцы пальцами, а тут готовый эталон пропадает. Самой не интересно?

– Ну чего вы динамите меня все время? – плаксиво откликается Панова. – Друзья называются! Никакой эмпатии от вас не дождешься, один харассмент на уме… Только понадеялась на них, только улеглась... А с тобой, Ларка, я вообще разговаривать перестану!

– Это с чего еще?

– А с того! – в сердцах поворачивается к нам Наташа. – Сама кончила, коза, и отвалила! А мне, между прочим, так толком и не подрочил никто... Ни одна кузнецовская морда! Жалко было человеку приятное сделать?

– Стоп! А я о чем толкую? Не о приятном? Наташ, это ж член! Неужто не вдупляешь? Живой! Натуральный! Три-дэ! Самим боженькой под твою резьбу заточенный. Думаешь, с ним не кайфовей будет?

– Что кайфовей – это мне и без сопливых понятно. Грамотная, поди! Только, говорят же тебе: у меня членов еще не было никогда. Ну, не вообще, разумеется, а в той местности...

– Бережешь для особого случая?

– А почему нет? У меня выпускной на носу... Чего ради мне в свой первый раз Кузнечиком запихиваться? Что за дебют такой, спрашивается!

– А ты сама подумай! Шевельни извилиной! С кем попервой надежнее будет? С левым хмырем – в жигуле, на заднем сиденье? Или с проверенным соседом по площадке? Второй год живете, все ж таки. Дверь в дверь... Соглашайся! Всего разок – ради опыта.

– А чего это сразу в жигуле! То есть, тьфу... Ради какого опыта?

– Сексуального. Заценим, как это – когда пацан всей торпедой заныривает. То есть, не мы заценим, конечно, а ты заценишь… А опосля перетрем с тобой по-девичьи...

– Один раз? – начинает сдаваться Наташа. – Вошел и вышел? А потом что?

– А потом все, что закажешь! Вот те крест! Мученицам – двойная скидка. Пальцами тебя потрахать? Лешик потрахает. Как в лучших домах! Я лично прослежу. До старости вспоминать будешь... Берешь?

– Беру! – без промедления отвечает Наташка. – В смысле, так и быть. Договорились! Только это самое... Вот еще чего, наверное… Кузнечик, поди сюда: нужно кое-что проконтролировать...

С этими словами девушка уже безо всяких церемоний ухватывается за мои мужские причиндалы. Черные брови нахмурены, но щеки вовсю полыхают румянцем. Горячие пальцы пробегаются по моему стволу и пытливо пожимают чувствительную шишечку.

– Признавайся, жучара, терпежу на пять секунд хватит? Хватит или нет? Не сольешь в меня от счастья?

– Я ж сказал, что потерплю…

– Угу… Сказал один такой... Теперь, вон, от наследника ломом не отмашешься...

– Это ты про кого?

– Да есть тут один крендель... Вам, пацанам, лишь бы вдуть – дальше этого у вас мозгов не хватает... Стой! У тебя здесь пульс подозрительный на верхушке…

– Чего там у меня?

– Блин... Или это мой пульс, а не твой… А ну, поцелуй меня по-взрослому!

– Ух, класс! – я охотно чмокаю подставленные мне губы.

– Это что сейчас было? О, господи... Интересно, Леш, а я вообще тебе нравлюсь? Хоть чуть-чуть? Лицо? Фигура? Внутренний мир? Или таким парням, как ты, все равно, с чьей киской шуры-муры заводить? Животное!

– Наташ, ты чего? Да что не так-то?

– А то, что нечего мне одолжение делать! Либо целуемся, либо нет. А коли целуемся, то – как полагается. Если тебе со мной не в падлу, конечно… Согласен?

– Еще бы!

– То-то же! Значит, никаких больше чмоков! Языком пользоваться умеешь?

– Конечно...

– Вот и докажи... Фу! Спрячь, дурак! Не сейчас же... Бр-рр! Гадость какая... В рот его ко мне просунешь. Потом! Я пущу, не волнуйся... И давай, пошуруй там по-мужски!

С минуту Панова сосется со мной что есть мочи, с усердием надраивая ладошкой скользкую шляпку моего боровичка. Мне и приятно, и... в то же время как-то напряжно.

– Ням! – говорит под конец девушка, отлепившись от моего лица и неловко вытирая предплечьем покрытый потеками подбородок. – Ну и слюнявый же ты, Леха! Атас! Прямо как бульдожка... Даже майку чуток закапал...

– Прости!

– Да не страшно... Кстати, учти на будущее. Со мной тебе повезло, а вот другим девчонкам может не зайти – им такое не сильно нравится.

– А тебе понравилось?

– Ну, типа того... Просто у меня такая фишка. Тащусь от всего мокрого. Между прочим, для секса это нормально... Я в журнале прочла.

– Да? Вообще-то, я тоже тащусь...

– Гонишь, наверное? Подмазываешься...

– Зуб даю! Не известно еще, кто из нас больше тащится...

– Да что ты? Так это мы сейчас поглядим... На вот тебе! Рискнешь слизнуть? Или сразу в кусты спрячешься? – Наташка выставляет наружу сложенный лопаткой язычок, в ложбинке которого пенится изрядная порция слюны. – Ы-ыы?

– Ха! Как нечего делать! – я тянусь к языку и бесстрашно собираю в рот теплые Наташины слюнки.

– Вау! – девушка восхищенно качает головой. – Родственная душа? Ну, надо же... Леш? Еще не проглотил? Нет же? А дай, теперь я! Назад все выпью...

– Эй, вы там двое совсем чеканулись, что ли? – начинает кипятиться Лара. – Пипец! Чуть глаза не вытекли! Что вы все херней какой-то страдаете? Когда уже поршень вставлять будем?

– А по какому, интересно, праву ты нам прелюдию портишь? – возмущается Панова. – Обломщица! Чем хотим, тем и страдаем. Или тебе завидно?

– От того, что мне в пасть не плюнули? Ага, усрусь щас от зависти.

– Ну, и засохни тогда, малявка...

– Опять малявка! – у Ларки вспыхивают уши. – А что, если я мелкая, то уже и не человек?

– Да нет, почему, – пытается исправиться Наташа. – Я ж фигурально...

– А я и не сомневалась, что фигурально! Если у тебя фигурально сиськи с мою голову, радуйся на них молча! Нефига каждый раз мне в морду ими тыкать!

– Да кто тыкает? Угомонись! Я вообще не про фигуру. Я к тому, что ты еще сопля зеленая. Вот и все! А ты уже напридумывала себе неизвестно что!

– Кстати, да! У меня, между прочим, самый возраст! В отличие от тебя!

– Какой еще возраст?

– Согласия!

– Что? Какого согласия?

– Разного... – Ларка шевелит в воздухе пальцами. – Хочу – соглашаюсь, не хочу – никто мне указ... Но суть не в этом. Суть в том, что ты уже старая!

– Что ты тявкнула, Кузнецова?!

– Что слышала!

– Для чего это я старая?

– Для всего... Тебе скоро голосовать идти, а ты до сих пор минет делать не умеешь.

– Кто сказал-то? Все я умею!

– Да ясно же, что свистишь. Проехали!

– А сама ты умеешь?

– А про себя я ничего и не говорила! У меня еще времени вагон.

– А у меня не вагон?

– Ты старая, – с удовольствием повторяет Лара. – А мы с Вадиком завтра в кино идем… Вдвоем!

– И чего? Да забери ты себе своего Вадика! Нужен он мне… Я с Сережкой Голиковым встречаюсь. Утерлась?

– Девчонки… – говорю я.

– С Голиковым? Нормально… А ему ты минет делала?

– Дура? Ему уж точно ни в жизнь! У нас все серьезно! Он мне позавчера цветы подарил.

– Розы?

– Представь себе! Красные! А Вадик твой дарил тебе что-нибудь? – переходит в наступление Наташка.

– Девчонки… – говорю я.

– Цветы денег стоят, – хмуро защищается Лара. – Откуда у Вадика деньги?

– Захотел бы – с клумбы нарвал! – наседает Панова. – Значит, так ты ему нравишься!

– Я только еще начинаю нравиться, – не сдается Лара. – Постепенно. Он на мою задницу смотрел. Внимательно!

– Может, у тебя просто юбка в жопу забилась? А он сказать побоялся. Бывает, знаешь ли…

– Девчонки… – чуть не плачу я.

– Да я в джинсах была! – негодует Лара. – Какая юбка? И он не один раз смотрел!

– А сколько?

– Так я тебе и сказала!

– Ха! Получается, один.

– Два!

– Подумаешь… А куда ему еще смотреть? Под майкой-то нет ничего.

– Вот сука!

– Сама ты сука!

– Да ну вас, девчонки! – я отталкиваю Панову, перелезаю через красную от гнева Ларку и ложусь на краю кровати, спиной к разгорающемуся скандалу.