Случай инженера Штольца

Случай инженера Штольца

(из неопубликованных записок Дж. Р.Р. Гаррисона, писателя и корреспондента «Таймс»)

1

Эта странная и непонятная мне до конца история произошла со мной и моим другом, естествоиспытателем доктором Майклом Темплтоном, во время нашей поездки на воды в Дербишир летом 1903 года. Там есть изумительно уютный, тихий и спокойный городок Бакстон, расположенный в глубине Дистриктского леса.

Для тех, кто по той или иной причине не знаком с доктором Темплтоном, хочу пояснить, что это выдающийся ученый и, пожалуй, один из самых блистательных умов Королевства. Его работы в области физики твердого тела, гидравлики, электричества заслужили высокие оценки международного научного сообщества, а несколько национальных академий Европы избрали мистера Темплтона своим почетным членом.

Лично я познакомился с доктором Темплтоном, когда выполнял заказ редакции родной «Таймс» — написать серию материалов о состоянии дел в теоретической науке Великобритании. Наша газета как раз вступила в очередную полосу невезения, благодаря авантюрному характеру ее главного редактора, Чарли Белла[1], который постоянно влезал в разные сомнительные мероприятия, стремясь — конечно же, искренне! — всячески поднять престиж и популярность «Таймс». На этот раз Белл связался с владельцами издательского дома «Британника», выпускавшего уже несколько лет энциклопедию под одноименным названием, и предложил им продавать свое творение через подписку в газете, в качестве бонуса. Идея, может быть, и неплохая, но камнем преткновения, как всегда, стали предполагаемые барыши, которые участники сделки так и не смогли поделить.

Тогда-то мистер Белл и выдал новую идею: открыть в «Таймс» целый разворот о новостях науки. В дополнение к литературной рубрике, успешно дебютировавшей год назад. Срочно было созвано расширенное совещание с участием ведущих обозревателей и корреспондентов, включая внештатных сотрудников, и главный редактор произнес перед нами пламенную речь о необходимости идти в ногу со временем. Затем каждому, не сходя с места, были розданы задания и обещано щедрое вознаграждение. Меня же мистер Белл персонально пригласил в свой кабинет и без обиняков заявил, что надеется только на мое бойкое перо, остальные — так, для шума. А потом назвал такую кругленькую сумму за каждую сенсацию, которую я принесу, что я буквально почувствовал, как за моей спиной прямо сквозь пиджак прорастают крылья удачи, а в глазах разгорается огонь энтузиазма.

На следующий день сразу после ланча я отправился в Блумсбери — настоящий оазис британской науки — и спустя какой-то час оказался под древними сводами главного здания Лондонского университета, где и был встречен дежурным клерком. Но едва я объяснил цель своего визита, молодой человек очень странно на меня посмотрел и предложил подождать, а сам, как мне показалось, поспешно направился вглубь здания.

Менее чем через четверть часа он вернулся в сопровождении еще одного молодого человека, который представился ассистентом доктора Темплтона. Фамилия ученого показалась мне знакомой, но не настолько, чтобы вызвать какие-либо конкретные воспоминания. Ассистент предложил следовать за ним, и мы отправились по длинным коридорам и переходам святая святых британской науки.

Я — человек от природы общительный и всегда с удовольствием завожу новые знакомства. Ассистент доктора Темплтона показался мне человеком неглупым, и я решил немного расспросить его о патроне.

— Мистер…

— …Даблчин, — отозвался он не оборачиваясь.

Я не смог сдержать улыбку, радуясь тому, что мой сопровождающий шел впереди и не мог ее увидеть. Странная фамилия ну никак не соответствовала внешности ее хозяина! Ассистент был высок, поджар, если не сказать тощ, и обладал узким и сухим лицом.[2]

— Мистер Даблчин, не могли бы вы оказать любезность и просветить меня кое в чем относительно доктора Темплтона?

— Что именно вас интересует? — холодно спросил он, и я понял, что вряд ли получу полезные сведения о будущем собеседнике. Похоже, молодой человек был не слишком приятного мнения о своем патроне. Тем не менее, я продолжил:

— Обрисуйте мне в двух словах, как лучше себя вести в беседе с доктором, чтобы… не получить отказ хотя бы в первую минуту?

— Лучше с ним вообще не разговаривать, особенно когда мистер Темплтон работает, — отрезал Даблчин. — А работает он почти круглые сутки.

После такого ответа у меня пропала охота продолжать разговор, и остаток пути до лаборатории доктора мы проделали в молчании.

Лаборатория поначалу не произвела на меня должного впечатления. Не знаю, может быть, я ожидал увидеть там некие странные, необычные приборы и аппараты, может быть, полагал стать свидетелем невероятного эксперимента?.. Однако помещение, куда мы вошли, выглядело совершенно обыденно: высокие потолки, лабораторные столы со знакомыми мне по прежним визитам в подобные места стеклянными агрегатами, электрофорными машинами, магнитами и прочей машинерией, обычной для физических и химических исследований. Исключение, пожалуй, составлял металлический куб, примерно пять на пять футов, возвышавшийся посреди лабораторного зала на невысоком постаменте. Всего его грани были тщательно отполированы, а к постаменту ото всюду тянулись кабели и шланги. Воздух в помещении был на удивление свеж и с легким запахом грозы.

Едва мы вошли, как откуда-то из-за столов к нам вышел стремительной походкой невысокий, плотный человек, облаченный поверх рабочего костюма в большой резиновый фартук с нагрудником и длинные резиновые перчатки.

— Марк, где ты шляешься? — резко спросил он, обращаясь к моему провожатому. — Дистиллят уже готов, а он разлагается, как ты знаешь, в течение часа! У нас осталось всего пятьдесят четыре минуты… — тут он наконец обратил внимание на меня. — А это кто?

— Джон Гаррисон, — поспешил представиться я, широко улыбнулся и протянул руку. Однако мужчина и не подумал пожимать ее, окинул меня сердитым взглядом и сказал:

— Если вы наш новый лаборант, извольте немедленно переодеться! Гардероб налево по коридору!

— Я — корреспондент научного отдела «Таймс». Джон Гаррисон, — повторил я, постаравшись придать голосу твердость и достоинство. — Видимо, я имею честь видеть перед собой известного ученого-естествоиспытателя Майкла Темплтона?

Он помедлил, разглядывая меня в упор, и сделал движение, словно отгоняя муху.

— У меня нет времени болтать с вами, господин журналист. Так что лучше вам поскорее убраться восвояси.

— Однако, вы не слишком любезны, мистер Темплтон… Но я привык к подобному несправедливому отношению за десять лет службы в редакции. Потому прошу лишь об одном: позвольте просто молча понаблюдать за вашей работой. Клянусь, я не стану вам мешать и приставать с расспросами. Вы сами дадите необходимые пояснения, если захотите.

По его виду я догадался, что выбрал правильную линию поведения. Доктор Темплтон принадлежал к тому редкому виду тщеславных людей, которым вполне достаточно того, чтобы их трудами хотя бы интересовались. Еще несколько секунд он пребывал в сомнениях, наконец кивнул и, резко развернувшись, направился к металлическому кубу в центре лаборатории. Я зашагал следом, стараясь не слишком приближаться.

— Сегодня мы ставим опыт по воздействию высокочастотного электромагнитного поля на живые и неживые объекты, — скороговоркой произнес Темплтон, быстро переключая и поворачивая различные ручки и тумблеры на щитке, укрепленном на передней стенке куба. — Марк, ты готов?..

— Да, сэр, — донеслось откуда-то слева. — Даю напряжение…

Куб тихонько загудел, и мне показалось, что от него повеяло легким теплым дуновением.

— Увеличиваю частоту! — громко сказал Темплтон, передвигая рукоять реостата.

— Есть рост температуры…

— Следи за состоянием объектов!..

Гул заметно усилился, у меня вдруг неприятно заныли зубы. Над кубом возникло заметное струение воздуха.

— Кирпич без изменений… Дистиллят начинает испаряться… Мышь явно нервничает… Лягушка без изменений… — бубнил Марк.

— Частота сто мегагерц!.. — почти торжественно объявил Темплтон.

— Дистиллят кипит, сэр! У мыши — судороги… А лягушка… О, господи!.. Она… она лопнула, сэр!!

У меня возникло ощущение, что голова моя вот-вот тоже лопнет от нестерпимого воя, в который перешел гул.

— Стоп, Марк! Выключаем!.. — скомандовал Темплтон, повернулся ко мне, и я заметил обильную испарину на его лице.

Он подошел ко мне, снимая перчатки, и протянул руку.

— Поздравляю вас, Гаррисон! Вы стали свидетелем эпохального открытия!

— Думаю, поздравить нужно прежде всего вас, — откликнулся я, переводя дух и пожимая его руку, оказавшуюся крепкой и жилистой.

— Вижу, сгораете от нетерпения? — ухмыльнулся Темплтон. — Ну, тогда милости прошу в мой кабинет. Там и поговорим…

Вот так и состоялось мое знакомство с гениальнейшим ученым нашего времени. Мы быстро подружились, а когда выяснилось, что оба любим спорт, в особенности бокс и плаванье, а также путешествия на природе, то стали почти каждую неделю встречаться в спортклубе «Геракл», который недавно открылся в южном предместье Лондона.

2

И вот однажды, погожим летним днем я сидел в своем кабинете на Элберт-Бридж-роуд с видом на Баттерсей-парк и выстукивал на пишущей машинке очередную статью о положении дел в химической науке, когда принесли телеграмму от Темплтона.

«Дорогой Джон! Приглашаю тебя составить мне компанию в поездке на воды в Дербишир. Поезд отправляется завтра в десять часов утра с вокзала Кинг-Кросс. Майкл».

Я перечитал телеграмму раз, другой, с тоской посмотрел на печатную машинку, потом — с надеждой — на солнечный день за окном, где в сочной синеве кружились полупрозрачные облачка, и понял, что не хочу больше ни минуты сидеть в душном кабинете, а хочу вдыхать полной грудью лесную прохладу, напоенную ароматами хвои и цветущего донника! Я тут же отправил ответную телеграмму с подтверждением согласия и с яростью набросился на статью, стремясь покончить с ней до ланча.

Все-таки, что ни говори, а сильная мотивация — залог успеха. Статья у меня получилась насыщенная и яркая, как лето за окном. С чувством выполненного долга я отнес распечатку в наборный цех, потом зашел в приемную шефа и оставил короткую записку: «Уехал до понедельника за новым материалом. Дж. Гаррисон».

***

На следующее утро за полчаса до отправления я уже с нетерпением прохаживался по перрону вокзала Кинг-Кросс, высматривая среди суетящейся толпы знакомую плотную фигуру Темплтона. Однако, как ни старался, не смог его обнаружить. Зато доктор нашел меня сразу — вынырнул из-за ближайшей колонны, что поддерживают крышу перрона, и хлопнул меня по плечу. Рука у Майкла тяжелая, я едва не присел от шлепка, повернулся возмущенный такой фамильярностью, чтобы дать отпор, и наткнулся на широкую улыбку доктора.

— Добрый день, Джон!

— И вам не хворать, Темплтон. — Я тоже невольно улыбнулся. На Майкла невозможно было ни сердиться, ни обижаться: этот человек всех заражал своей энергией и оптимизмом, и потому неизменно получал прощение за некоторую резкость и непосредственность в общении. — Могу я узнать, что заставило вас отказаться от горячо любимых опытов и отправиться в столь необычное путешествие?

— Любопытство, Джон. Вот, ознакомьтесь, это я получил вчера утром, — Темплтон протянул мне голубой бланк телеграммы.

Я развернул его. «Дорогой Майкл! Умоляю тебя срочно приехать на воды в Бакстон! Вопрос жизни и смерти! Вернер Штольц», — гласил текст. Пожав плечами, я вернул бланк Темплтону.

— Кто такой Штольц?

— Доктор Вернер Штольц — мой давний друг и коллега. Мы вместе учились в Оксфорде, почти одновременно защитили магистерские диссертации, — задумчиво ответил Темплтон. — Но потом судьбе было угодно развести нас. Я получил кафедру в Королевском колледже Лондона, а Вернера пригласили на профессорскую должность в Йельский университет штата Коннектикут…

Рассказ Майкла прервал звонкий колокол отправления, и мы поспешили занять свое купе в спальном вагоне. Но, расположившись и заказав ланч, мы продолжили беседу.

— Вернер всегда был непоседой, затевал странные опыты, и регулярно попадал в сомнительные приключения. Говорил, что главной целью науки должен быть поиск невозможного, что настоящий исследователь должен уметь разглядеть в обыкновенном необычайное…

— Наверное, он где-то прав…

— Возможно. Во всяком случае, его телеграмма меня не сильно удивила. — Темплтон откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу. — Это вполне в духе Вернера: вернуться в Англию, не сообщив никому, и влипнуть в очередное опасное приключение, а потом, естественно, просить помощи!

— Судя по вашему тону, Майкл, вы все-таки недовольны своим другом? — Я тоже сел поудобнее и принялся раскуривать сигару. — Тем не менее, вы откликнулись на его призыв, бросили дела и отправились в неизвестность.

— Ну, это просто: Вернер не стал бы обращаться за помощью по пустякам, а значит, у него и в самом деле неприятности…

Я решил, что более нетактично будет расспрашивать Темплтона о его отношениях с давним другом. Я был уверен, что мне еще представится возможность узнать о них обоих немало интересного, может быть, удастся написать неплохой репортаж или даже очерк!..

Весь день мы провели в праздном созерцании сменяющихся пейзажей провинциальной Англии за окном купе. Пару раз на длительных стоянках мы выходили из вагона и прогуливались по перрону, чтобы размять ноги и вдохнуть чистого воздуха, напоенного ароматами цветущих трав и нагретой листвы. О предстоящей встрече с таинственным доктором Штольцем больше не было сказано ни слова.

***

Нам пришлось почти сутки испытывать дорожные неудобства в манчестерском поезде, который хотя и довез нас без приключений до городка Макклсфилд, расположенного в самом сердце старой Англии в церемониальном графстве Чешир — малонаселенном и от того до сих пор гордящегося огромными пространствами первозданной природы с ее непроходимыми чащобами, быстрыми речушками и небольшими, уютными поселками по берегам, но обслуживание во время поездки было из рук вон плохое. Даже совершить вечерний туалет нам толком не удалось — обещанной проводником горячей воды мы так и не дождались. Поэтому первое, что мы сделали, оказавшись в гостинице Макклсфилда, это заказали горячую ванну.

— Надо было брать билет прямо до Бакстона, — посетовал Темплтон, облачившись в пушистый гостиничный халат и удобно расположившись в кресле перед камином. — Вот, мой друг, никогда не поддавайтесь уговорам вокзальных кассиров! Эти так и норовят подсунуть доверчивому обывателю билет подороже — неважно, что бедолага потом всю дорогу будет мучиться без горячей воды и чая!

— Дорогой мой Майкл, все вовсе не так уж плохо, — постарался успокоить его я. — Макклсфилд — город с длинной историей. Устроим себе небольшую познавательную экскурсию, погуляем перед обедом. А завтра, отдохнув, отправимся в Бакстон.

Так мы и сделали. Вечер выдался чудесный: почти полный штиль при ясном небе. Мы прошли пешком до самого канала и долго стояли, опершись на парапет набережной и любуясь панорамой далеких Пикт-Дистриктских холмов, окрашенных золотом закатного солнца.

— Можно взять лодку и прокатиться до шлюзов, — предложил я.

— Хорошая идея! — обрадовался Темплтон.

Мы спустились к причалам и быстро сговорились с лодочником за пару шиллингов. Нам досталась легкая парусиновая шлюпка, рассчитанная как раз на двух человек. Я сел на весла, а Майкл — к рулю. Договорились, что к шлюзам гребу я, а обратно — Темплтон.

Кроме нас по зеркальной глади канала в разных направлениях скользили еще дюжины две лодок и даже пара небольших яхт. Я старался держаться недалеко от берега — там, где течение было почти незаметно, поэтому не сразу обратил внимание на то, что одна из яхт движется сближающимся с нами курсом. Темплтон тоже, видимо задумавшись, спохватился в последний момент.

— Джон, сворачиваем! — закричал он, указывая на надвигающуюся яхту, и всем телом навалился на руль.

Я изо всех сил тоже стал разворачивать шлюпку веслами к берегу, а потом приналег на них так, что едва не хрустнула спина. И все же сумасшедшая посудина почти шоркнула нас своим бортом, чудом не оторвав весло, и пронеслась мимо на манер «летучего голландца». Мне даже показалось, что на яхте никого нет. Однако, когда опасность столкновения миновала, я заметил — хотя закатное солнце било мне прямо в глаза, — что над бортом приподнялась чья-то грузная фигура, увенчанная широкополой летней шляпой, и вроде бы погрозила нам кулаком.

— Псих какой-то! — выругался Темплтон, выруливая обратно в сторону шлюзов. — Или пьяный… Вы не заметили названия яхты, Гаррисон?

— Не обратил внимания, — буркнул я, вытирая рукавом сорочки обильный пот со лба. — Может, вернемся от греха?..

— И то правда. Пожалуй, не стоит дважды испытывать судьбу, — легко согласился Темплтон, кивая на «обидчицу», которая в этот момент лихо развернулась почти у самого берега и теперь шла по длинной дуге, направляясь к шлюзам.

Мы быстро поменялись местами, и Темплтон резво погнал нашу шлюпку обратно к причалу. Благополучно высадившись на берег, мы отправились прямиком в присмотренный по дороге к набережной ресторан «Шелковый рай». Заведение располагалось на Бакстон-роуд, рядом со знаменитой на всю Англию пекарней «Ховис», прославившейся своими пышными белыми булками и фирменным песочным печеньем.

Плотно пообедав — рыбный суп, куропатка с грибами и печеный картофель, — мы приступили к десерту, как вдруг я буквально ощутил чей-то неприязненный взгляд. У нас, журналистов, со временем вырабатывается некая повышенная чувствительность к такого рода вещам. Осторожно посмотрев через плечо, я заметил в углу зала грузного человека, медленно тянущего из огромной кружки темный эль и вперившего тяжелый взгляд в нашу сторону. Рядом с ним на столе лежала широкополая летняя шляпа.

— Черт! — не удержался я. — Майкл, аккуратно посмотрите направо. Там, у стены под гобеленом, кажется, сидит тот, кто нас чуть не утопил на канале!

Темплтон глянул и слегка пожал плечами.

— Я никого не видел на той яхте…

— А я видел! Это он!.. Клянусь! У меня — фотографическая память.

— Что же ему от нас нужно?

— Без понятия. Но это он — точно!.. — И тут меня осенило: — А вдруг он как-то связан с вашим другом?

— С чего бы? — Темплтон даже есть перестал от удивления. — О нашей поездке ведь никто не знает!..

Пока мы с ним препирались, таинственный недоброжелатель исчез. Вот только что пил пиво, а в следующий миг пропал. Журналистское чутье подсказывало: таких совпадений не бывает — двое лондонцев приезжают в глухую провинцию и сразу же становятся объектом враждебного внимания.

Поэтому я позволил себе расслабиться, лишь когда мы вернулись в номер и заперли дверь. Я даже проверил окна и задернул шторы. Однако остаток вечера прошел спокойно. Мы мирно поболтали, выпили по рюмке шерри, выкурили по сигаре и легли спать.

4

Наутро мы неплохо подкрепились в небольшом кафе напротив гостиницы и наняли через управляющего коляску до Бакстона, справедливо рассудив, что ждать дилижанс, а потом еще и трястись целый час в духоте и тесноте не прибавит нам настроения. Оставшиеся двенадцать миль до курорта, что расположен на восточной окраине городка, мы проделали, наслаждаясь тишиной, свежим ветерком и пением лесных птиц.

В Бакстоне я попросил возницу отвезти нас сразу в Полумесяц — курортный центр, выстроенный в конце восемнадцатого века по приказу Уильяма Кавендиша, пятого герцога Девонширского. Сэр Кавендиш высоко ценил лечебные термальные воды Бакстона и многое сделал для того, чтобы превратить этот дремучий городок в место, куда с удовольствием будут приезжать и богачи, и обычные люди — отдохнуть, поправить здоровье, забыть хоть на время о делах и изнуряющей городской суете.

В наше время Бакстон стал довольно многолюдным и модным курортом. Тут появилось несколько современных отелей, пара-тройка роскошных ресторанов, гольф-клуб, охотничий клуб. А на реке Уай, что течет на восточной окраине Бакстона, сделали запруду, и теперь выше городка образовалось чудесное лесное озеро, на котором сразу же построили большую лодочную станцию и эллинги для яхт.

Но все же гостиница в западном крыле Полумесяца считалась самой престижной и удобной. Она занимала целых два этажа из четырех, имела свой ресторан и купальню с термальной водой.

Вот в нее-то мы и направились едва отпустили коляску. В виду раннего времени — до ланча оставалось еще больше часа — уютный холл, отделанный плитами из местного дымчатого доломита, пустовал. За стойкой красного дерева скучал дежурный администратор. Перед ним лежал свежий номер «Девоншир мирроу», раскрытый на новостной полосе.

— Добрый день, джентльмены! — улыбнулся нам администратор, но лишь после того, как я дважды кашлянул у него над ухом. — Что вам угодно?

— Нам угодно снять двухкомнатный номер на несколько дней — скажем, на неделю, — деловито сообщил я, разглядывая витражи в высоких окнах холла.

— Минутку… — Администратор вытащил и шлепнул на стойку увесистый том учетной книги. — Так… Для вас есть только один вариант, господа: двухкомнатный люкс на втором этаже с видом на площадь.

— Отлично! — почти хором воскликнули мы с Темплтоном. — Лучше и не придумать! — добавил я, протягивая администратору паспорта. — Я — Джон Гаррисон, ведущий колонки новостей науки «Таймс». А этот джентльмен — известный естествоиспытатель из Лондонского университета, доктор Майкл Темплтон.

— Решили подлечиться, господа?.. — поинтересовался администратор, быстро заполняя графы в своем гроссбухе.

— О нет, у нас со здоровьем все в порядке, — заверил его я. — Просто выдалась свободная неделька…

— А скажите-ка, любезный, — неожиданно вмешался в разговор Темплтон, — не у вас ли, случайно, остановился мистер Вернер Штольц?

— Минуточку… Да. Господин Штольц занимает однокомнатный номер на первом этаже. Номер двадцать три…

Мы с Майклом радостно переглянулись, забрали свои паспорта и ключ от нашего люкса и направились к лестнице в конце холла.

— Но его сейчас нет! — крикнул нам вдогонку администратор. — Мистер Штольц каждый день до ланча принимает процедуры в Колоннаде!..

— Большое спасибо, любезный! — махнул ему на прощанье Темплтон.

Мы быстро отыскали наш номер — он действительно оказался удобным и просторным, как и было сказано в рекламном проспекте, который я по журналистской привычке стянул со стойки администратора.

— Дружище, — обратился ко мне Темплтон, едва мы очутились в номере, — давайте быстренько переоденемся и отправимся искать Вернера! У меня, если честно, душа не на месте: а вдруг с ним уже что-то приключилось?

— Бросьте, Майкл! — попытался я его успокоить. — Администратор же сказал, что ваш друг на лечении. Ну, сами посудите: мы сейчас помчимся в купальни или грязелечебницу, хватая всех встречных за руки и спрашивая, не видели ли они некоего господина Штольца? И кем нас с вами посчитают?.. Как минимум — неудобными соседями! Давайте-ка лучше прогуляемся по окрестностям, да присмотримся к постояльцам. Не идет у меня из головы тот боров в шляпе!..

Темплтон, подумав, вынужден был согласиться с моими доводами. Мы сменили наши дорожные костюмы на более подобающие обстановке и погоде — легкие летние куртки и бриджи со спортивными туфлями. И так, слившись с окружающей публикой, отправились на рекогносцировку.

Мы дважды обошли центр Бакстона, побывав и на холме у церкви Святой Анны, и на площади перед Полумесяцем, где стояли небольшие очереди к бюветам с минеральной водой, и даже на привокзальной площади, полюбовавшись новым зданием Бакстонского вокзала в стиле модерн.

Я пытался отвлечь Темплтона от мрачных мыслей рассказами об истории курорта и его достопримечательностях.

— А вы знаете, Майкл, что Девонширский королевский госпиталь, что расположился по ту сторону холма, и больше известный как Девонширский Купол, знаменит тем, что его купол действительно самый большой из всех подобных построек в мире? Он на целых три ярда превосходит по диаметру купол базилики Святого Петра в Риме!.. А одной из самых почетных и важных пациенток Бакстона в свое время была блистательная Мария Стюарт! Она здесь успешно лечила грязями и ваннами свой запущенный ревматизм…

Темплтон слушал мою болтовню, но по его невпопад произносимым односложным ответам и междометиям я быстро понял тщетность своих попыток. Тогда я принялся рассказывать ему длиннющую историю моей первой журналистской командировки — в Египет. Он вроде бы заинтересовался, но неожиданно встал как вкопанный и расширенными глазами уставился мне через плечо.

— Что там, Майкл? — спросил я тихо, усилием воли заставив себя не оборачиваться.

— На той стороне улицы наш знакомый «боров» беседует… с моим ассистентом, Марком! — Я, наверное, впервые увидел Темплтона растерянным. — Бога ради, он-то что тут делает?!

— Спокойно, Майкл! — Я крепко сжал его руку. — Не кричите… Вообще отвернитесь! Продолжаем прогуливаться!..

Мы медленно направились к аллее из кустов жасмина и сирени, которая вела к источнику Святой Анны. У первой же скамейки Темплтон затормозил и сел так, чтобы видеть тех двоих. Я вынужден был сесть рядом.

— Мне это всё не нравится! — с горячностью заявил мой друг. — Надо немедленно пойти и выяснить у Марка, что всё это значит!

— Это последнее, что нужно делать в данной ситуации, — терпеливо стал я объяснять. — Мы видим, что ваш помощник зачем-то приехал в Бакстон и разговаривает с человеком, который сутки назад едва не утопил нас на реке. Но, во-первых, из этого не следует, что они прежде были знакомы. Во-вторых, происшествие на реке все-таки могло быть досадной случайностью. Этот… «боров» — просто безалаберный разгильдяй, из тех, кому наплевать на окружающих, и которые ведут себя так, словно кроме них вокруг никого нет.

— Я вам уже говорил, Джон, что случайностей в мире не бывает! То, что нам кажется случайным, на самом деле — результат целой цепочки событий, так или иначе укрытых от нашего внимания.

— Хорошо. Допустим, тот… толстый джентльмен действительно имеет к нам какие-то претензии, но в силу своего скверного характера не желает их разъяснить в обычном разговоре, а стремится неким образом отыграться на нас или даже отомстить… Глупо, конечно, но возможно. Но тогда тем более не следует к нему подходить!..

Мы еще минут пять спорили о способах выяснения отношений в обществе, потом Темплтон вскочил и сказал:

— Всё. Они разошлись. Идемте, Джон, настигнем моего ассистента у бюветов!

Мысленно выругавшись на упрямство моего друга, я последовал за ним. Однако из нашей затеи ничего не вышло. Мы должны были увидеть Марка, едва оказались на аллее — прямой как стрела, — упиравшейся в колоннаду у источников. Ему просто некуда было бы отсюда деться. Тем не менее, его там не оказалось.

— Куда же он подевался?! — Темплтон рассердился не на шутку, таким я его еще не видел и подумал, что не хотел бы сейчас оказаться на месте несчастного Марка — рука у профессора очень тяжелая, уж поверьте.

— Раз его нет на аллее, значит, он ушел в сторону площади, а мы его за кустами просто не заметили. — Я успокаивающе похлопал друга по плечу.

— Тогда — вперед! Гаррисон, мы просто обязаны выяснить, что он тут делает!.. Давайте разделимся. Вы пойдете по аллее до бюветов на тот случай, если Даблчин все-таки свернет туда. А я выйду ему в тыл вон по тому проходу. Если Марк идет к площади, я его настигну.

И, не дожидаясь моих возражений, Темплтон ринулся сквозь живую изгородь на улицу. Мне ничего не оставалось, как последовать его плану. Быстрым шагом, поглядывая на кусты жасмина и сирени, я устремился к бюветам. И когда я уже совсем было уверовал, что ушлый ассистент сбежал, он неожиданно возник передо мной у самой колоннады. Парень почти бежал, и я понял, почему, посмотрев ему за спину. Там сквозь довольно плотный поток отдыхающих, вышедших на послеобеденную прогулку, к бюветам приближался Темплтон, и его вид не сулил бедному Даблчину ничего хорошего!

— Минуточку, любезнейший! — негромко сказал я, крепко хватая ассистента за плечо и разворачивая к себе лицом.

Марк охнул, споткнулся, попытался вывернуться и вдруг сник, затравленно глядя на меня.

— Извините меня, сэр!.. Я ничего не сделал, сэр!.. Я не нарочно, сэр!.. — торопливо забормотал он.

— Ага, попался! — рявкнул у меня за спиной знакомый голос. Темплтон воздвигся над несчастным парнем, словно ангел отмщения. — Будь-ка любезен, немедленно, честно и коротко объясни, что ты здесь делаешь? Почему нарушил мои инструкции? Почему оставил лабораторию? И что за сомнительные знакомства ты тут водишь? Кто тот подозрительный господин, с которым ты разговаривал пять минут назад у пекарни Ховиса?

При очередном вопросе бедный Марк все ниже и ниже опускал голову и даже попытался прикрыться от гнева патрона локтем, но я ему не позволил, встряхнув как следует и заставив снова выпрямиться.

— Думаю, здесь не самое удачное место для допроса, Майкл, — тихо сказал я и решительно повел нашего «пленника» обратно по аллее, в сторону парка. — Найдем что-нибудь менее людное…

Мы прошли до первого поворота и немного углубились в парк. Там полно было небольших скамеек. Я усадил Марка на одну из них и нарочито медленно принялся раскуривать сигару. Темплтон же встал перед своим ассистентом, опершись на трость и вперив в него суровый взгляд.

— Я жду объяснений, Марк! И не надейся отмолчаться или увильнуть!..

Парень сидел понурившись, уперев локти в колени и изредка хлюпая носом. Наконец он поднял голову, и мы увидели на его сухом, скуластом лице две влажные дорожки от слёз. Однако Темплтона это не смутило. Он грозно кашлянул и резко повторил:

— Я жду!..

— Хорошо, сэр, — поспешно заговорил Марк, озираясь и заметно дрожа. — Только вы не подумайте, что я хоть как-то намеревался навредить вам или вашей работе!..

— Попробуй убедить меня в обратном! — помрачнел еще больше Темплтон.

— Понимаю, сэр… В общем, где-то пару месяцев назад я… проиграл в покер изрядную сумму… таких денег у меня не было, и один господин там, в клубе, бывший свидетелем моей неудачи, предложил ссудить меня, чтобы я покрыл долг. Я, конечно, спросил, а что взамен? И он попросил об одолжении, показавшемся мне поначалу совершенно безобидным…

— Не тяни кота за хвост, Марк! Я теряю терпение!..

— Он попросил меня сообщать ему… периодически… обо всем, что происходит в вашей лаборатории, сэр! — выпалил несчастный Даблчин и даже зажмурился от страха.

— Шпионить?! — не выдержал я. — Но для кого?! Майкл, впервые слышу, чтобы некто интересовался вашими экспериментами тайком! Вы же и так делаете регулярные доклады на ученом совете колледжа!..

— В том-то и дело, Джон, — тяжело вздохнул Темплтон. — В том-то и дело! Я догадывался, что рано или поздно кто-то из этих… консерваторов!.. угнетателей науки решит, что я морочу им головы и попытается вывести меня на чистую воду, чтобы закрыть лабораторию и отобрать финансирование… Ну, и кто же твой… работодатель, Марк? Профессор Кейсуэлл?.. Или, скорее, магистр МакКинли?.. А может быть, сам сэр Уильям Френсис Баттерсфилд?..

— Н-нет, сэр… Это Саймон Роджерс, сэр. Вернее, его ближайший помощник мистер Прескотт…

Я едва не выронил сигару от неожиданности, а Темплтон резко выпрямился, будто получил пощечину.

— Саймон Роджерс?! — дружно, в голос, воскликнули мы.

— Но ведь он — типичный делец! — с гневным удивлением продолжил Темплтон. — Зачем ему научные эксперименты? Он, по-моему, занимается производством автомобилей и велосипедов?..

— А еще он владелец авиационного завода и главный спонсор Физической лаборатории университета в Глазго, — подсказал я. — Теперь понятно, откуда у него столько патентов за последние три года!.. Он их просто украл. Или выкупил…

— Что ты им успел разболтать, Марк? — вновь подступил к своему трясущемуся ассистенту Темплтон.

— Немного, сэр, клянусь матерью… Только про электрическую пушку, да про грозовой конденсатор… Прескотт требовал рабочие записи и чертежи, но я сказал, что все это вы храните дома…

— Так тот «боров» у пекарни и есть Прескотт?

— Он самый, сэр… И я его боюсь. Очень!..

Я встал, взял Майкла под руку и отвел на пару шагов от скамейки, чтобы не слышал Даблчин.

— Послушайте, друг мой, мне эта история сильно не нравится, — тихо и быстро заговорил я. — Не удивлюсь, если этот Прескотт охотится и за вашим Штольцем. Надо быть начеку. Полагаю, он каким-то образом узнал о нашей поездке сюда. И это ему сильно не понравилось. Он уже однажды попытался напасть — и нападет снова!

— И что же делать? — Темплтон был не на шутку озабочен, но отнюдь не испуган. Насколько я успел его узнать, Майкл обладал воистину бойцовским характером и, конечно, мог постоять за себя, но в честном бою. А здесь налицо были подлость, подкуп и шантаж. — Вы же понимаете, что я не уеду отсюда, пока не найду Штольца и не поговорю с ним. Он попросил меня о помощи!

— Я и не предлагаю вам сбегать. Но — будьте предельно осторожны!.. А вот вашего ассистента я бы срочно отправил в Лондон. Проку от него больше никакого, а проблем он создать нам может — не по злобе, так со страху.

— Хорошо. Согласен. Отправим Марка ближайшим поездом. А пока — запрем его в нашем номере в гостинице!..

Мы повернулись к скамейке, но она оказалась пуста. Даблчин сбежал!

***

Понимая, что искать Марка по всему Бакстону — гиблое дело, мы решили на время забыть о неудачливом шпионе и попробовать поискать инженера Штольца. Однако все наши усилия не увенчались успехом. По странному стечению обстоятельств мы все время немного опаздывали: Штольц вот только что был на процедурах в бальнеологической лечебнице Купола, но за пять минут до нашего появления покинул ее; потом мы разминулись с ним у бюветов. В конце концов я сказал, что разумнее прервать беготню и остаток дня до обеда провести в парке — покормить уток на прудах, поиграть в шары или даже в шахматы на спортивной площадке. Темплтон, удрученный неудачей и заботой о друге, нехотя согласился со мной, однако предложил свой вариант: взять напрокат велосипеды и отправиться на прогулку в Дистриктский лесопарк на южной окраине Бакстона. Что мы и сделали.

Покатавшись несколько часов по дивному лесу, надышавшись чудесными, дикими ароматами листвы и трав, наслушавшись птичьих трелей, мы — одухотворенные и проголодавшиеся — вернулись в город и прямиком отправились в ресторан гостиницы обедать.

Едва мы вошли на веранду, как Темплтон, радостно вскрикнув, почти бегом устремился через зал к дальнему столику, за которым сидел неприметный с виду человек средних лет, одетый как типичный отдыхающий, и лишь объемистый потертый саквояж у его ног не вписывался в идиллическую картину курортной жизни.

— Вернер, дружище! — Темплтон был уже рядом и принял в объятия поднявшегося из-за стола Штольца. Тот как-то неуверенно ответил на его приветствие и опасливо покосился на меня.

— Здравствуйте, мистер Штольц. — Я вежливо приподнял свою шляпу, потом протянул руку, и инженер, помедлив, пожал ее.

— Это Джон Гаррисон, — представил меня Темплтон. — Он журналист, работает в «Таймс». И он мой близкий друг!

— Рад познакомиться, мистер Гаррисон, — сказал Штольц, улыбнувшись с явным облегчением.

Мы расселись за столиком и подозвали официанта. Майкл прямо светился от радости, он заявил, что желает по случаю счастливой встречи угостить нас обедом. Мы со Штольцем не возражали, и в результате просидели за столом не меньше часа, потому что справиться с таким изобилием вкуснейших блюд оказалось непросто. Суп из речной форели сменился куропаткой, фаршированной грибами и дикой смородиной, затем последовали — запеканка из яблок с лесными орехами и нежнейший шоколадный мусс. Завершали же наш «королевский» обед бокалы янтарного хереса и тончайшая нарезка знаменитого бакстонского пармезана.

— Майкл, меня не оставляет чувство неудобства, — сказал я, слегка отдуваясь, — что сегодня в вашем кошельке образовалась изрядная дыра.

— Бросьте, Джон, — отмахнулся он, — один обед меня не разорит, а следующим угостите нас вы!

— Боюсь, я не смогу повторить такое изобилие, — рассмеялся я.

— Ничего. Мы с Вернером согласимся и на обычный набор, — хохотнул в ответ Темплтон и повернулся к Штольцу. — Дружище, теперь, когда все наши низменные чувства удовлетворены, мне не терпится узнать, что же произошло с тобой, если ты решился разыскать меня? Ведь я от тебя не получал весточки уже года три?..

Инженер беспокойно посмотрел по сторонам, потом еще раз оглядел нас с Майклом, поднял и поставил себе на колени тяжелый саквояж и похлопал по нему рукой.

— Это всё из-за него, — сказал Штольц, — из-за моего изобретения… — Он снова огляделся, будто искал кого-то или что-то вокруг веранды.

Темплтон нахмурился, потом решительно махнул рукой и встал.

— Вот что, Вернер. Пойдем-ка, прогуляемся в парке. Ты нам всё расскажешь, заодно и растрясем обед — не то спать тяжело будет.

Мы вышли на залитую закатным солнцем центральную улицу Бакстона. Множество пар и компаний прогуливалось по ней, неспешно ведя разговоры и наслаждаясь тихим, теплым вечером. Темплтон же повел нас прямиком мимо бюветов в глубину парка, к прудам. Народу там было поменьше, и вскоре мы разыскали почти безлюдную полянку с удобными плетеными креслами, стоявшими полукругом у самой воды.

Штольц сел спиной к воде и поставил саквояж между ног, а мы заняли кресла по бокам.

— Ну-с, дружище, мы тебя слушаем! — подбодрил его Темплтон, вытягивая ноги и откидываясь в кресле.

Я тоже сел поудобнее и стал смотреть на пруд. Ветра не было совсем, и поверхность воды сияла закатным золотом, будто отлитая из металла. Утки уже отправились на покой и даже стрекоз не было видно.

— Все началось с того, что у меня очень беспокойный характер, ты же знаешь, Майкл?.. — начал, вздохнув, Штольц.

— Да уж! — не удержался Темплтон. — Ты можешь вывести из себя кого угодно. Кроме меня, разумеется!..

— Вот в Йеле так все и сложилось, — печально улыбнулся Штольц. — Я увлекся очередной перспективной идеей, касаемо пространственных свойств физических тел, и вскоре совсем забросил преподавательскую деятельность. Это очень не понравилось ректору университета, и мне предложили вернуться в Англию. Правда, дали мне неплохие рекомендации, так что по приезде в Королевство я сразу отправился в родной Манчестер и спустя неделю был принят в университет на должность доцента кафедры физики и электромеханики…

— Вот! — с жаром перебил его Темплтон. — Я же тебе еще в Оксфорде говорил: не связывайся с янки, они тебя не поймут!..

— Ты прав, Майкл. Как всегда… В Манчестере дела мои пошли в гору. Преподавание не отнимало много времени, и я мог всецело посвятить себя новому изобретению. В результате через год с небольшим я сконструировал вот это, — Штольц похлопал рукой по саквояжу.

— А что там? — не утерпел я. — Покажете?

— Не здесь, конечно… Я создал прибор, позволяющий изменять физические размеры материальных объектов без изменения их свойств. Я назвал его — компактификатор.

— Я не совсем понял, что он делает, этот ваш компактификатор, — признался я и посмотрел на Темплтона. — А вы, Майкл?..

— Не волнуйтесь, я сейчас все объясню. — У Штольца на лице появилось выражение гордости и беспокойства одновременно. — Коротко: компактификатор позволяет уменьшать физические размеры материальных объектов в десятки раз. Правда, пока ненадолго — от нескольких секунд до не скольких часов. Я склонен полагать, что дело в источнике энергии, точнее, в его мощности. Чем больший заряд получает прибор, тем дольше длится эффект уменьшения…

— А… живые объекты вы тоже можете уменьшать?

— Да. Я опробовал компактификатор на мышах, на курице и даже на одной лошади.

— И?..

— С ними все было в порядке. Во всяком случае, все животные остались живы.

Мы с Темплтоном переглянулись, и Майкл спросил:

— Так в чем же твоя проблема, Вернер?

Штольц открыл было рот для ответа, да так и замер, глядя расширившимися глазами в глубину затянутой сумерками аллеи. Я проследил за его взглядом и увидел нашего старого знакомого — «борова», или мистера Прескотта, как его называл несчастный Марк.

Прескотт вразвалочку подошел к нам и, приподняв свой скиммер[3] с модной в этом сезоне темно-зеленой лентой, произнес с рыкающей интонацией:

— Добрый вечер, джентльмены!.. Мистер Штольц, время для раздумий почти истекло. Вы приняли решение?..

— Послушайте-ка, любезнейший, — морщась, неприязненно заговорил Темплтон, — мы находимся на отдыхе, принимаем воздушные ванны, а вы нам мешаете! Извольте уйти. Да побыстрее!..

— Когда и куда мне идти, я решу сам, мистер, — прорычал «боров», — а вам, во избежание неприятностей, я бы порекомендовал заткнуться и не лезть не в свое дело!

По выражению, появившемуся на лице Темплтона, я понял, что сейчас может произойти, и поспешно сказал:

— Мистер Прескотт, вы — на курорте, а не в портовом кабаке. Так что ведите себя соответственно!

— А то что? — развернулся он ко мне, нимало не удивившись, откуда я знаю его имя.

Я, поколебавшись, молча вытащил из кармана куртки полицейский жетон и продемонстрировал нахалу. Жетон, конечно же, был не мой. Я случайно подобрал его с год назад в районе лондонских доков, куда выезжал на место преступления, срочно подменив захворавшего коллегу из отдела криминальной хроники. Понятно, что мне следовало немедленно отнести находку в ближайший полицейский участок. Но словно некий мелкий бес шепнул на ухо, мол, оставь, пригодится. И я поддался этому сомнительному совету. Но вот теперь, гляди ж ты, действительно пригодился!..

— Отправляйтесь-ка отдыхать, — добавил я веско, пристально глядя ему в глаза.

Толстая физиономия Прескотта лишь на секунду отразила замешательство. В следующий момент «боров» оскалился, снова приподнял шляпу и так же неспешно двинулся дальше по аллее вдоль пруда.

— До завтра, мистер Штольц!.. — донеслось уже из-за кустов.

Я выдохнул и убрал жетон обратно в карман. Темплтон посмотрел на меня с интересом, Штольц — с нескрываемым восторгом.

— И давно вы служите в полиции, Джон? — весело поинтересовался Темплтон.

— Совсем не служу. Все гораздо проще. Я подобрал этот жетон в прошлом году во время беспорядков в доках. Ездил туда по заданию редакции…

— Вы же специализируетесь по науке?!

— Ну да… только в тот раз оказалось, что кроме меня, поехать за материалом некому. У нас, репортеров, такое случается.

— Почему же вы не сдали жетон в полицию? — изумленно спросил Штольц.

— Подумал, а вдруг еще пригодится… И, как видите, не прогадал! — Я с усмешкой поглядел на притихшего Штольца. — А что же нужно от вас этому нахалу, Вернер?

— Я… я просто не успел дорассказать… — Штольц словно очнулся, встряхнулся и посмотрел на нас с благодарностью. — Так вот, когда я собрал компактификатор, то обнаружил, что для дальнейшей работы над ним у меня элементарно не хватит средств. А просить помощи в университете попросту побоялся, памятуя историю в Йеле. И тогда я вспомнил о Роджерсе…

— Уж не тот ли это Роджерс, что учился вместе с нами в Оксфорде? — нахмурился Темплтон.

— Тот самый!.. — печально вздохнул Штольц. — Саймон Роджерс владеет, в числе прочего, электромеханическим заводом в Манчестере, на котором достаточно просто было бы изготовить необходимые детали и узлы для компактификатора… В общем, я разыскал Роджерса, попросил о встрече и… показал ему прибор.

— И он, конечно же, сразу воспылал желанием помочь бедному изобретателю в работе! — с нескрываемым сарказмом подхватил Темплтон, взмахнув руками. — Какое благородство!

— О чем ты?! — не понял Штольц. — Благородство?!.. Да, он согласился помочь доработать прибор, но при условии оформления совместного патента!

— В этом весь Роджерс! — вставил я.

— Я отказался, — тихо закончил инженер. — Я взял отпуск по состоянию здоровья и уехал из Манчестера в Бакстон. Я думал, что Роджерс скоро забудет обо мне…

— Ну да! — снова взмахнул руками Темплтон. Он даже вскочил и в возбуждении принялся бегать взад-вперед по полянке перед креслами. — Мой наивный друг! Запомни: акулы бизнеса никогда не забывают о тех, кем могут пообедать!

— Так и случилось, Майкл! Несколько недель спустя в Бакстоне объявился этот негодяй, назвавшийся Филеасом Прескоттом, личным секретарем Роджерса. Он начал всюду преследовать меня и настаивать, чтобы я немедленно вернулся в Манчестер и встретился с его патроном для подписания бумаг по патентованию моего изобретения. А когда я в категорической форме потребовал оставить меня в покое, этот грубиян стал угрожать!..

— Как именно? — насторожился я.

— Ну… он начал рассказывать мне разные неприятные истории о том, что происходит порой на таких вот курортах с одинокими отдыхающими, что каждый год здесь без вести пропадают по несколько человек, и никто их особо не ищет, дескать, кругом дикие леса, зверье разное бродит, и тому подобное…

— Вот мерзавец! — не сдержался Темплтон. — Похоже, нам не обойтись без настоящей полиции!

— И что мы им скажем? — возразил я. — Что некий господин рассказывал другому господину курортные страшилки?.. Нет, друзья! Я предлагаю завтра же уехать в Лондон, и там, Вернер, вы безотлагательно отправитесь в Патентное бюро Университета и подадите заявку на свой компактификатор. Тогда ни Прескотт, ни даже сам Роджерс ничего не смогут сделать или как-то вам помешать. У меня имеются в бюро надежные знакомые, так что, думаю, проблем с оформлением бумаг не возникнет.

— А когда ты получишь свидетельство, — добавил оживившийся Темплтон, — можешь смело отправляться, допустим, к сэру Честертону, проректору Физической лаборатории Оксфорда. Это — достойный во всех отношениях джентльмен и прекрасный ученый…

— Я сомневаюсь, что сэр Честертон заинтересуется моим прибором, — вздохнул Штольц. — Но в Лондон поеду с удовольствием. Спасибо вам, друзья!

Повеселевшие, мы отправились в гостиницу, поеживаясь на ходу. Солнце успело окончательно погрузиться за горизонт, и на Бакстон опустились прохладные лесные сумерки.

6

Ночь прошла спокойно, однако поутру, пока мы с Темплтоном занимались гигиеническими процедурами, в номер без стука ввалился встрепанный и растерянный Штольц. Он был в брюках, ночной рубашке и шлепанцах.

— Что случилось, Вернер?! — Я едва не выронил ножницы, которыми собирался поправить усы перед зеркалом. — На вас лица нет!

— П-пропал!.. — с трудом вымолвил он, хватая воздух руками.

Я поспешно налил ему воды из графина. Он выпил всё одним глотком, прокашлялся и повторил:

— Пропал!..

— Кто пропал?

— Компактификатор исчез!.. О, мой бог! Что же теперь делать?!..

Штольц рухнул на диван, как подкошенный, и закрыл лицо руками. Из ванной, привлеченный шумом, выглянул Темплтон с намыленными щеками.

— Что произошло, Джон?

— Кто-то похитил изобретение Вернера, — пожал я плечами. — Я только не могу взять в толк, как это возможно? Ведь наш друг не расставался с ним ни на минуту?..

— Расставался! — невнятно пробормотал Штольц и медленно поднял к нам помятое лицо с опухшими глазами. — В том-то и дело!.. Вчера, поздно вечером, когда мы с вами расстались в холле, я поднялся к себе в номер. Саквояж я поставил в нижнее отделение стенного шкафа, ну, то самое, что запирается на специальный ключ. Пока я совершал вечерний туалет, мне показалось, что кто-то ходит по номеру. Я выглянул из ванной комнаты, но никого не обнаружил. Тогда я обошел весь номер, проверил, заперта ли входная дверь и дверь на балкон — всё было в порядке! Я даже заглянул в отделение шкафа, где стоял саквояж — дверца была заперта!..

Темплтон между тем закончил бритье и присоединился к нам в комнате. Он сел рядом с инженером и дружески обнял его за поникшие плечи.

— Не унывай, Вернер! Когда же ты обнаружил пропажу?

— Только что!.. Я собирался идти к вам, открыл хранилище, а там — пусто!

— Это Прескотт! — уверенно объявил я. — Больше некому.

— Но как... — начал было Штольц, однако Темплтон все понял и решительно вскочил:

— Идем, Вернер! Надо срочно найти этого мерзавца! Прижмем его — сразу сознается!..

Мы поспешили одеться, отправив Штольца сделать то же самое — все-таки негоже солидным джентльменам бегать по известному курорту в нижнем белье. Я в который раз пожалел, что не взял с собой свой верный «Веблей-Скотт» — как бы он сейчас нам пригодился!

Первым делом мы кинулись на конный двор и к огромному облегчению выяснили, что ни вчера вечером, ни сегодня утром никто из Бакстона не уезжал. Лондонский поезд прибудет лишь к полудню, а дилижанс до Макклсфилда отправится не раньше одиннадцати.

— У нас в запасе почти два часа! — сказал Темплтон. — Ищем Прескотта! Предлагаю разделиться. Я проверяю все гостиницы, Вернер — купальни и грязелечебницы, а вы, Джон, как самый спортивный, пробегитесь по парку да загляните в эти чайные и пекарни, что стоят вдоль центральной аллеи.

— Думаю, это плохая идея, Майкл, — покачал я головой. — Прескотт может легко разделаться с нами по одиночке, а вот с тремя — вряд ли. Лучше пойдем вместе.

Нам повезло. Мы начали поиски с Колоннады, где располагалась большая часть водо- и грязелечебниц, справедливо рассудив, что поскольку Прескотт не уехал из города, значит будет скрываться. Может быть, для того, чтобы сбить со следа полицию, если туда обратится Штольц с заявлением о краже. А может быть, Прескотту необходимо дождаться помощника или курьера, чтобы передать похищенный прибор и тем самым обезопасить себя от обвинений в преступлении. Ну а где на курорте проще всего схорониться?.. Конечно, в лечебнице. В гостинице станут искать в первую очередь, в кафе или ресторане — тоже не укроешься по причине малолюдности в утреннее время. А в купальнях — как раз наоборот. Много людей, все раздеты, суета, пар…

Прескотта обнаружил Штольц. Заглянул в очередную приоткрытую дверь кабинки грязелечебницы и увидел знакомую физиономию с закрытыми глазами, торчавшую над бортиком ванны с сапропелем.

— Он там! — страшным шепотом крикнул несчастный инженер. Мы обернулись, Темплтон быстрым шагом подошел к двери и тоже заглянул в щель.

— Да, это, несомненно, Прескотт, — тихо сказал он. — Что будем делать?

Я в свою очередь бросил взгляд на негодяя и насторожился. С минуту я пристально наблюдал за ним, потом повернулся к нетерпеливо топтавшимся сзади друзьям.

— Что-то он подозрительно неподвижен, — сказал я. — Не шевелится. И, по-моему, даже не дышит.

Темплтон отодвинул меня от двери и сам припал к щели. Через некоторое время он отступил назад и начал озабоченно оглядываться. Увидев в конце коридора служителя лечебницы в синем переднике и такой же шапочке, Майкл сорвался с места. Он догнал мужчину у самого выхода и принялся что-то втолковывать ему, по привычке энергично размахивая руками. Служитель выслушал Темплтона, отрицательно покачал головой и отправился дальше, а Майкл с расстроенным видом вернулся к нам.

— Непробиваемый упрямец! — в сердцах сказал он. — Говорит, что без разрешения директора лечебницы он не может впустить нас в комнату для процедур и тем самым нарушить покой пациента!

— Ну, так идем к директору! — решительно предложил я. — Уверен, что с Прескоттом что-то неладно. Может быть, конечно, он заснул… я не врач… но интуиция журналиста подсказывает мне, что с ним беда!..

Несколько секунд Темплтон стоял, в раздумье притоптывая носком туфли по кафельному полу, потом вдруг решительно распахнул дверь комнаты и ринулся внутрь. Нам со Штольцем ничего не оставалось, как броситься за ним и быстро прикрыть за собой створку. Майкл был уже возле ванны и склонился над Прескоттом. Он оглядел тело, наполовину утонувшее в полужидкой грязи, приложил пальцы к толстой шее «борова» и с сожалением покачал головой:

— Вы были правы, Джон. Он мертв!

— И что же нам с ним теперь делать? — в ужасе прошептал Штольц.

— Теперь можно и к директору, — пожал я плечами.

— Я, пожалуй, пойду, подожду вас в парке у бюветов, друзья, — неуверенно проговорил Штольц.

Видя, в каком подавленном состоянии он находится, мы с Майклом не стали возражать, и Вернер медленно поплелся прочь.

Директор мистер Макинтош, рано поседевший и располневший мужчина в летнем костюме песочного оттенка, принял нас с явной неохотой. А когда услышал о мертвом пациенте, то вовсе скис и помрачнел.

— А что вам нужно было от господина Прескотта, джентльмены? И по какому праву вы вошли в процедурную, да еще без сопровождающего? Может быть, это вы его…

— Что-о?! — немедленно возмутился Темплтон, глаза его засверкали, а кулаки непроизвольно сжались. Я быстро встал между ним и директором и сказал примирительно:

— Мистер Макинтош, ну разве мы похожи на злоумышленников? Побойтесь бога! Я — известный журналист из «Таймс», Джон Гаррисон. А это — мой друг, знаменитый естествоиспытатель, профессор Лондонского университета Майкл Темплтон… Мы лишь вчера познакомились с мистером Прескоттом, а сегодня решили продолжить общение, пошли его искать и… обнаружили бездыханным в грязелечебнице.

Директор некоторое время пристально разглядывал нас по очереди, будто стараясь, уличить в подвохе, наконец вздохнул и решительно произнёс:

— Что ж, господа, видимо, сегодня не мой день. Уже второе происшествие за утро. Идемте, осмотрим место и вызовем шерифа!

Втроем мы отправились обратно в грязелечебницу, и по дороге я, не выдержав, поинтересовался:

— Простите мое любопытство, мистер Макинтош, а каково было первое происшествие?

— А! Чистой воды хулиганство, господа! — посетовал директор. — Некие шутники спозаранку выпустили из конюшни всех ездовых лошадей. Так что в ближайшие часы ни одна коляска и, конечно, рейсовый дилижанс не смогут отправиться в Макклсфилд.

Мы с Темплтоном переглянулись. Похоже, наш покойный «боров» подстраховался, дабы избежать возможной погони, но кто-то все же оказался хитрее и проворнее его. Вот только кто? Конкуренты, прознавшие неким образом об эпохальном изобретении, способном изменить весь ход научного прогресса, или не поделившие с ним будущую премию от хозяина подельники? По здравому размышлению, нам в любом случае не следовало сейчас встречаться ни с шерифом, ни тем более с полицией, поэтому я принял озабоченный вид и, придержав директора за локоть, сказал:

— Мистер Макинтош, мы постараемся оказать всякое содействие в возможном расследовании, но пока вынуждены откланяться, ибо нас ждет одно срочное дело. Вы всегда сможете прислать за нами в отель нарочного.

— Да-да, господин директор, дело не терпит отлагательства! — поддержал меня вовремя сообразивший Темплтон и приподнял шляпу. — Всего доброго.

Директор слегка ошарашенно кивнул нам, пожал плечами и обреченной походкой направился к лечебнице, а мы быстренько свернули за угол, и я схватил Майкла за рукав куртки.

— Дружище, нам необходимо немедленно обыскать номер Прескотта до того, как туда явится полиция!

— Зачем?! — искренне удивился он.

— Как вы думаете, кто ещё, кроме Прескотта, мог украсть изобретение вашего друга?

Темплтон нахмурился.

— А почему вы полагаете, Джон, что этот прохиндей спрятал компактификатор в номере? Он же был явно не дурак, и должен был предвидеть, что как только Вернер обратится в полицию, те наверняка придут с обыском, в первую очередь к Прескотту, как главному подозреваемому.

— Прескотт не собирался тут задерживаться дольше необходимого, — возразил я. — Он всё правильно рассчитал. Если Штольц обратится к местному шерифу, то инспектор с констеблями из Макклсфилда прибудут не раньше сегодняшнего утра. К этому времени Прескотт уже преспокойно бы ехал в коляске в обратном направлении…

— М-да… Вот только некто нарушил его планы. Что ж, пошли, поищем пропажу.

Мы вернулись в отель, я под благовидным предлогом выманил из-за стойки дежурного администратора, и Темплтон, как заправский воришка, незаметно вынул ключ от нужного номера из гнезда. Дальше пошло как по маслу. Мы поднялись на второй этаж, мило раскланялись с горничной и быстро шмыгнули в номер покойного «борова».

Однако там нас ждало разочарование. В прихожей, в комнате и даже в ванной всё было перервернуто вверх дном.

— Словно слон развлекался! — невольно вырвалось у Майкла. Он в полном недоумении встал посреди комнаты, вцепившись обеими руками в шевелюру.

— Это типичный обыск, мой друг, — покачал я головой. В отличие от Темплтона, мне раньше приходилось видеть подобное. — Искали грубо, но тщательно. Думаю, нам здесь делать нечего, и самое правильное, побыстрее убраться отсюда.

Мы так и поступили. Осторожно выглянув в коридор, мы заперли номер, спустились по боковой лестнице, которой обычно пользуется прислуга, на первый этаж и неспешно прошли мимо мирно дремлющего администратора. При этом Темплтон умудрился сунуть украденный ключ в кипу свежих газет на краю стойки.

— Ну, и что делать дальше? — с тревогой спросил Майкл, когда мы наконец оказались на аллее, ведущей к бювету.

— Предлагаю немедленно найти Штольца и вместе подумать, где ещё может быть спрятан компактификатор, — уверенно объявил я.

— А разве его не забрал тот, кто перевернул номер?

— Думаю, во-первых, не «он», а «они». Там явно работали двое или даже трое. Каждый обыскивал свое помещение. Это заметно по характеру… мм… разрушений. А во-вторых, они ничего не нашли. Иначе бы не громили всё до последней мелочи. Я вам больше скажу, мой друг. Они, похоже, плохо представляют себе то, что ищут! Даже корзину для зонтиков перевернули. А ведь саквояж туда точно бы не поместился!

Темплтон тут же согласился с моими доводами, и мы отправились на поиски Штольца.

Вопреки ожиданиям, мы нашли несчастного изобретателя не у источников, а возле пруда, где вчера проходил наш первый брифинг. Штольц сидел в одном из плетеных кресел лицом к воде, и даже в его позе я прочел обреченность и покорность обстоятельствам.

В ответ на наше приветствие он лишь горестно кивнул и с тяжким вздохом произнес:

— Всё пропало, джентльмены! Крах надежд и полная потеря цели в жизни — вот, что я могу сказать в настоящий момент.

— Я не узнаю тебя, Вернер! — немедленно возмутился Темплтон. — Где твои верные спутники: оптимизм и жизнелюбие?

— Я неудачник, Майкл! Ведь за что бы я не брался, чем бы не занимался, всё непременно заканчивались плохо. Наверное, мне действительно не место в науке. Прав был профессор физики, сэр Паддингтон, когда сказал мне на экзамене по электромеханике: «Вам, Штольц, больше пристало бы заняться разведением пчел, где-нибудь в Суссексе, поверьте, физика от этого только выиграла бы!»

— Профессор Паддингтон — старый консерватор! Он всегда завидовал молодым и пытливым умам. И — к черту его! Вернер, есть реальный шанс вернуть твой компактификатор.

Штольц недоверчиво посмотрел на Темплтона, потом перевел взгляд, в котором затеплилась надежда, на меня.

— Прескотт мертв, — сказал я, — а это значит, что ваш прибор всё ещё находится в Бакстоне. Мы побывали в гостиничном номере Прескотта, но кто-то нас опередил. Там всё перевернуто вверх дном…

— Однако они ничего не нашли! — оживленно перебил меня Майкл. — Так что надежда есть! Бросай свою хандру в пруд, Вернер, и идем искать твой саквояж.

— Кстати, — вмешался я снова, — раз Прескотт не уехал в Бакстон вечерним дилижансом, значит, у него наверняка был запасной вариант.

— Личная коляска! — щелкнул пальцами Темплтон. — Вы гений, Джон! Бегом на конный двор, друзья!

Мы быстро дошли до конюшен и, дав сторожу шиллинг, проникли на задний двор. Это было обширное огороженное высоким забором квадратное пространство, на котором в относительном порядке стояли несколько распряженных карет, колясок и ландо. В дальнем углу в одиночестве доживал свой век полуразвалившийся остов дилижанса.

Кареты мы отмели сразу — дорогие, громоздкие, тихоходные, к тому же требующие не менее четырех лошадей в упряжке. Вряд ли Прескотт был настолько недальновиден, что нанял или взял в прокат целую карету. Поэтому мы, посовещавшись, разделились и принялись тщательно осматривать коляски. Их оказалось ровно три — по одной на каждого.

Я приступил к своей со всей возможной скрупулезностью. Сначала обследовал козлы кучера и ящик под ними, потом заглянул в отсек для багажа позади пассажирского сиденья. Наконец, ничего там не найдя, забрался в коляску и стал осматриваться. Куда бы я сам, появись такая необходимость, спрятал ценный груз? Под сиденье?.. Вряд ли, слишком очевидно. Следовательно, должен быть предусмотрен некий тайник, о котором трудно догадаться, и при этом — легкодоступный.

Я снова медленно и внимательно осмотрел коляску изнутри. Взгляд зацепился за тонкий шов, идущий по полу, аккурат вдоль сиденья. С одного края у шва была небольшая — даже пальцем не подцепить — выемка. Поразмыслив, я вынул из кармана перочинный нож, который всегда брал с собой в дорогу, и осторожно просунул лезвие в выемку. Слегка нажал, и часть пола в виде неширокой доски поддалась. Через секунду передо мной открылся потайной ящик, хитро приделанный к днищу коляски так, что со стороны совсем не был виден, а на дне его лежал знакомый потертый саквояж Штольца!

Радости несчастного изобретателя не было предела. Мы с Темплтоном не смогли сдержать улыбок, наблюдая, как Вернер бережно, даже трепетно, извлек из саквояжа небольшой, странного вида прибор, мне показалось, сплошь состоящий из никелированных трубок, соединяющих разновеликие сферы, эллипсоиды и многогранники, а также многочисленных зеркальных плоскостей.

Штольц очень тщательно осмотрел свое детище и с улыбкой объявил, что компактификатор цел, невредим и готов к работе.

— Только заряда в батарее хватит лишь на один цикл, — посетовал он. — А подзарядить здесь ее негде.

— Надеюсь, нам не придется его включать, пока мы не окажемся в Лондоне, — успокоил друга Темплтон. — Предлагаю как можно быстрее покинуть Бакстон.

— Но ведь нас наверняка захочет допросить шериф, — напомнил я.

— Почему? — насторожился тут же Штольц.

— Потому что именно мы обнаружили труп Прескотта в грязелечебнице и сообщили об этом ее директору.

— Тогда дела могут быть еще хуже, — окончательно помрачнел Штольц. — Те, кто убил Прескотта, продолжат искать компактификатор. И непременно найдут меня.

— А кто это вообще может быть? — задал очевидный вопрос Темплтон. Он пристально посмотрел на Вернера. — Кто еще может знать о твоем изобретении, вернее, оценить его важность по достоинству? Кому ты еще рассказывал о приборе?

— Только Роджерсу… — Штольц снова скис.

— Странно. Впрочем, нам ли сейчас об этом переживать! Главное, выбраться из города незамеченными, — подытожил Темплтон. — Думаю, коляска Прескотта нам отлично подойдет!

— Осталось забрать вещи из гостиницы, не привлекая лишнего внимания, — предложил я. — Идемте, друзья!

7

К сожалению, наш план забуксовал в самом начале. Едва мы приблизились ко входу в отель, как Штольц побледнел и отпрянул назад, на аллею, увлекая нас за собой.

— Что случилось, дружище? — удивился Темплтон, оглядываясь. — Ты словно снова Прескотта увидел!

— Почти… — одними губами вымолвил несчастный изобретатель. — Там, у входа… Видишь трех молодчиков?

— Ну да… А кто это?

— Люди Роджерса! Я узнал одного… Он сидел в приемной, когда я приходил к Роджерсу просить финансовую помощь для доработки компактификатора.

Я из любопытства аккуратно выглянул из-за живой изгороди аллеи и действительно обнаружил сбоку от вращающихся дверей отеля трех, спортивного вида молодых людей, казалось, оживленно беседующих о чем-то веселом, потому что они то и дело дружно хохотали и хлопали друг друга по плечам. Но в следующий момент, когда один из них обернулся в нашу сторону, я буквально наткнулся на его внимательный и цепкий взгляд профессиональной ищейки.

— Вы правы, Вернер, — озабоченно сказал я. — Эти парни действительно кого-то ждут. Возможно, только вас, а вероятнее, нас троих.

— Вряд ли, — покачал головой Темплтон. — Откуда им знать про нас?

— Прескотт откуда-то узнал…

— Прескотт, наверное, каким-то образом узнал о телеграмме, которую я послал Майклу, — предположил Штольц.

— Тогда понятно, почему он пытался нас задержать, — кивнул я. — Вернее, он охотился только за Майклом.

— Но эти парни не должны знать про нас! — горячо заявил Темплтон. — Значит, можно спокойно идти в отель.

— А вдруг они… пытали Прескотта? — с явным испугом в голосе спросил Штольц.

— Ну, у тебя и фантазия! — покачал головой Темплтон. — Они же не бандиты какие-то…

— …но человека все же убили! — перебил я. — Вы — идеалист, Майкл. Другой вопрос: почему эти парни разделались со своим, так сказать, сослуживцем? Ведь, получается, все они работают на одного хозяина?

— Ну, не факт, что Прескотт не польстился на какое-нибудь весьма лестное предложение от другого заинтересованного в изобретении Вернера лица. А может, наоборот. Эти молодчики как раз из конкурирующей конторы… Боюсь, этого мы никогда не узнаем. — Темплтон решительно махнул рукой. — Предлагаю такой план: я отвлекаю молодчиков на себя, постараюсь увести их подальше, а вы с Вернером проникаете в отель и прячетесь в нашем номере. Позже я к вам присоединюсь…

— А если эти парни вас захватят, мой друг? — ухмыльнулся я. — Давно ли вы посещали спортивный клуб и брали уроки бокса?

— Вряд ли дело дойдет до драки, — подмигнул нам Майкл и, прежде чем кто-либо из нас смог возразить, быстро пошел ко входу в отель.

Нам оставалось только с замиранием сердца следить за событиями. Вот Темплтон поравнялся с троицей, которая при его приближении перестала смеяться и дружно уставилась на нашего друга. Темплтон остановился и что-то сказал им, сделав непонятный жест. В следующую секунду он уже с максимальной скоростью направлялся в сторону Колоннады, а троица, потоптавшись в нерешительности, поспешила за ним.

Едва все скрылись за углом отеля, я подхватил все еще пребывавшего в недоумении Штольца под локоть, и буквально волоком протащил его через холл к лестнице на второй этаж. Мы ввалились в наш с Майклом номер, захлопнули дверь и в полном изнеможении рухнули в кресла в гостиной.

— И что же нам теперь делать? — слабо поинтересовался Штольц.

— Я бы на вашем месте задумался над тем, как нам незаметно от всех вывезти вас из Бакстона, — слегка раздраженно сказал я. — Боюсь, что, когда Майкл объявится, у нас не останется времени на обсуждение плана побега!

Штольц ссутулился в кресле и начал что-то бормотать себе под нос, а я в нетерпении вскочил и принялся мерять шагами гостиную. Я очень волновался за Майкла, зная его горячую натуру, опасался, как бы он не ввязался в открытое столкновение с преследователями.

Наконец, когда терпение мое закончилось, и я готов был сорваться на поиски друга, на пороге номера возник Темплтон, живой и невредимый, правда, слегка потрепанный и пропылившийся.

Я не выдержал и бросился его обнимать.

— Ну как, — бодро поинтересовался он, деликатно высвобождаясь из моих объятий, — придумали план побега? А то эти олухи скоро сообразят, что я их надул, и явятся сюда за разъяснениями!

— А как именно вы их обвели вокруг пальца, Майкл? — насторожился я, потому что в глубине души почувствовал, что дело нечисто, и простой дракой не закончится. Ищейки ох как не любят, когда их оставляют в дураках!

— Я сказал, что знаю, где именно Вернер собирается передать свое изобретение одному крупному предпринимателю, и предложил им устроить там засаду.

— И где это место?..

— Ну, там рядом небольшое болотце с кучей голодных комаров, а вокруг густые заросли осоки…

Темплтон хитро подмигнул, и мы оба, не удержавшись, расхохотались. Штольц же глядел на нас, как на помешанных, и качал головой.

— Дружище, улыбнись! — хлопнул его по тощему плечу Темплтон. — Все складывается хорошо.

— Ничего хорошего, Майкл! — неожиданно горячо заговорил он. — Эти люди так просто не отступятся, они не дадут нам покинуть Бакстон.

— Ну, надеюсь, ты уже придумал, как нам их провести? — уверенно сказал Темплтон.

— Да, у меня есть один способ, но он вам не понравится.

— Выкладывай!..

Штольц вздохнул, зачем-то потер руки и кивнул на саквояж.

— Можно попробовать провести компактификацию… меня… вместе с прибором.

— Погоди-ка! — энергично прервал его Темплтон. — Ты же мне сам говорил, что с людьми процесс может пойти непредсказуемо?

— Говорил… Совершенно нельзя сказать ничего определенного о том, как отреагирует мозг на компактификацию, поэтому я и...

— Я так понимаю, Вернер, — вмешался в разговор и я, — ключевое слово в вашем предложении «попробовать»?

— Ну да… — Штольц развел руками. — Ничего другого на ум не приходит.

— Но есть же иной выход! — рассердился Темплтон. — В конце концов, можно дождаться приезда полиции и попросить у них сопровождение. Убедим их, что Вернеру угрожает опасность из-за нечистоплотных действий Роджерса и его подельников…

— Полиция, мой друг, потребует доказательства подобного серьезного обвинения, — с сомнением покачал я головой. — К тому же не забывайте, что мы являемся свидетелями в деле о смерти господина Прескотта. Не думаю, что детективы из Макклсфилда семи пядей во лбу, но они быстро найдут, пусть и косвенную, связь между нашей просьбой и гибелью личного секретаря господина Роджерса. А тогда мы запросто сами окажемся под следствием.

— Так давайте просто сбежим отсюда! — решительно рубанул ладонью воздух Темплтон. Он буквально кипел от жажды действия. — Угоним коляску этого Прескотта, она ему больше уж точно не понадобится.

— Не возражаю, — пожал я плечами. — Но вы забываете о тех троих, мой друг, которые вот-вот заявятся сюда, чтобы поквитаться с вами за розыгрыш… Так что, думаю, в нашем положении будет разумным использовать даже слабый шанс уберечь Вернера от еще больших неприятностей. Пусть попробует свой аппарат.

— А что нам это даст?

— Многое. Во-первых, это развяжет нам руки, если все же придется прорываться силой. Ведь боец из Вернера никакой! Во-вторых, мы спрячем его вместе с прибором, скажем, в портсигар! Никому и в голову не придет его там искать. А когда доберемся до Макклсфилда… или даже до Лондона, Вернер вернет себе прежний размер.

— Боюсь, что до Лондона я в портсигаре не доеду, — тяжело вздохнул Штольц. Он уже извлек компактификатор из саквояжа и теперь внимательно его осматривал с лупой в одной руке и малюсенькой отверткой в другой. — Заряда батареи хватит максимум часа на три-четыре, только-только добраться до Макклсфилда.

— Ладно, доедем хотя бы туда. — Темплтон успокоился и сел в кресло. — Как же твой аппарат работает?

— Долго объяснять… А если коротко, компактификатор генерирует луч, точнее, конусный поток субатомных частиц, которые при столкновении с любым материальным телом с плотностью выше одного грамма на кубический сантиметр запускают в нем процессы субатомного сжатия. В результате геометрические размеры тела уменьшаются во много раз, а пространственная структура его при этом полностью сохраняется…

— Но ведь многие биофизические и биохимические процессы в живом организме зависят от пространственного расположения молекул? — не преминул возразить Темплтон.

— В том-то и дело! — Штольц заметно побледнел, но упрямо продолжил: — Теоретически при уменьшении живого объекта большинство процессов в нем должны либо остановиться, либо наоборот — многажды ускориться. Думаю, что вероятнее второй вариант.

— Если ты прав, — нахмурившись, медленно проговорил Темплтон, — то в случае с тобой это означает, что ты за несколько часов состаришься на много лет?

— Вряд ли, Майкл, здесь существует прямая зависимость, — горько усмехнулся Штольц, — но без эксперимента мы все равно от этом не узнаем.

— То есть вы, Вернер, допускаете, что, уменьшившись, ваш организм будет функционировать в прежнем ритме? — не выдержал я. Они оба рассуждали о совершенно фантастических вещах, как о чем-то обыденном и давно известном!

— Вполне возможно, Джон, — слабо улыбнулся в ответ Штольц. — Главная проблема сейчас в другом: каким образом направить конусный поток на сам компактификатор?

— А… эти ваши… субатомные частицы вообще от чего-нибудь отражаются?

— Интересный вопрос!.. — Он даже повеселел. — Теоретически, опять же, они должны, пусть и частично, отражаться обычным зеркалом, ведь для формирования потока в компактификаторе использованы именно зеркала! Правда, из анодированного золота, поскольку только оно способно отражать до 99,99% падающего светового потока. А субатомные частицы имеют схожую природу с фотонами.

— То есть, если мы составим систему из двух зеркал, так чтобы ваш конусный поток мог, отразившись от них, накрыть и прибор, и вас, то велика ли будет вероятность того, что процесс компактификации запустится раньше в вас, чем в зеркалах? — Я посмотрел на Темплтона и увидел в его глазах знакомый мне огонек научного азарта. Майкл был уже всецело захвачен новой перспективой, которую сулил успех предстоящего эксперимента.

— Думаю… — неуверенно произнес Штольц, — что энергии в аккумуляторах должно хватить на один такой запуск. Дело в том, что мне сейчас нужно кое-что пересчитать, чтобы точнее отрегулировать мощность потока…

— Отлично, Вернер! — Темплтон вскочил и забегал по гостиной, заглядывая во все ящики и шкафы. — Пока ты занимаешься расчётами, мы изготовим для тебя укрытие!

— Вы ищете портсигар, мой друг? — догадался я.

— Ну да!..

— Но ведь никто из нас не курит сигареты, Майкл. Я курю гаванские или ямайские сигары, а у вас, я знаю, есть заветная вересковая трубка. Давайте-ка осторожно спустимся в холл и попросим дежурного администратора купить эту вещь в табачной лавке за углом. Думаю, лишний шиллинг ему не помешает?

— Вы правы, дружище! — обрадовался он, и мы со всеми предосторожностями покинули номер, не забыв запереть его снаружи.

Наше рискованное предприятие, к счастью, закончилось благополучно. Хотя, пока мы ждали — даже не администратора, наотрез отказавшегося покидать свой пост, а мальчишку-рассыльного, которого Майкл заприметил в последний момент скучающим возле лестницы, — в холл ввалилась та самая, знакомая нам троица. Вид у парней не сулил нам при встрече ничего хорошего, поэтому мы предпочли укрыться там же, под первым пролетом лестницы, где раньше обнаружили мальчишку.

Троица, между тем, приступила с расспросами к администратору. О чем именно они спрашивали, мы не слышали, но догадаться было не трудно.

— Они ищут вас, Майкл, — озабоченно сказал я. — Дежурный не знает, что мы вернулись в гостиницу после его отказа, но если назовет им номер комнаты, они непременно пойдут проверять!

— Не назовет, — возразил Темплтон, но на сей раз в его голосе не было уверенности. — По закону он не имеет права разглашать такие сведения.

— Увы, мой друг! Человек слаб в искушении. Надеюсь только, что сил противостоять ему у опытного клерка хватит хотя бы на ближайшие полчаса!

Администратор, пожилой шотландец, оказался весьма непреклонным, и к тому времени, когда вернулся наш посыльный с новеньким серебряным портсигаром с королевских гербом на крышке, незадачливая троица наших преследователей с явным огорчением покинула гостиницу.

Расплатившись с мальчишкой, мы облегченно вернулись в номер и застали нашего изобретателя за установкой зеркал. Штольц для этого разобрал дверцу платяного шкафа и снял шкафчик в ванной комнате. Мы пришли в тот момент, когда он с измерительной лентой и транспортиром тщательно вымерял углы и расстояния между зеркалами.

— Получается? — поинтересовался я. — Может, помочь?

— Да. – Штольц явно обрадовался. — Я буду говорить вам, а вы медленно поворачивайте зеркала, пока не скажу «достаточно».

Пока мы занимались оптической геометрией, Темплтон тихонько сидел в углу у журнального столика и возился с портсигаром, выпросив у меня мой замечательный перочинный нож с кучей всяких полезных приспособлений.

В итоге, когда Штольц объявил, что к эксперименту готов, Майкл тоже продемонстрировал усовершенствованный им портсигар. Он проделал в нижней части обеих половинок по нескольку малозаметных отверстий, а внутри закрепил дополнительные резиновые полоски, чтобы Штольцу было за что держаться во время путешествия, и чем обезопасить саквояж с компактификатором.

— Когда процесс компактификации запустится, — пояснил Штольц, — вы оба не должны находиться близко от траектории потока. Зеркала далеко не идеальны, поэтому могут появиться побочные эффекты из-за частичного рассеяния.

— Какие именно эффекты могут проявиться? — заинтересовался я.

— Предсказать сложно, но наиболее вероятно появление различных кожных повреждений. Как при облучении Х-лучами господина Рентгена. Только гораздо сильнее. Ожоги, трофические язвы, некроз, кровоизлияния…

Я невольно передернул плечами и поспешно отошел к окну, подальше от стола с прибором и зеркалами. Темплтон же напротив принялся с интересом следить за окончательной настройкой компактификатора, а потом спросил:

— И до каких же размеров ты уменьшишься, Вернер? Не придется ли тебя искать с лупой по всему столу?

— Не придется, — бледно улыбнулся Штольц. — Я стану ростом около полутора дюймов, а саквояж с компактификатором окажется не более трети дюйма. Так что в портсигаре мы разместимся с комфортом. Вот только время до обратной трансформации я точно рассчитать не смог. Что-то около четырех часов.

— А что будет с зеркалами?

— Немного уменьшатся, но скорее всего при этом разрушатся…

— То есть ущерб отелю гарантирован, — подытожил Темплтон, усмехнулся и выложил на журнальный столик пятифунтовую банкноту. — Надеюсь, хозяин отеля не затаит на нас обиду.

Дальше все пошло, как Штольц запланировал. Мы отошли к окну и сели прямо на пол, чтобы мелкие рассеянные потоки субатомных частиц от зеркал нас не задели. Потом Штольц включил свой прибор. Компактификатор тихо загудел, многочисленные зеркальные пластинки в нем пришли в сложное движение и быстро замерли — каждая в своем единственно правильном положении. И тогда я увидел. Это почти невозможно описать — струение, сияние, световой вихрь?.. Он возник в фокусе самой большой, сложно изогнутой золотой пластины, мгновенно трансформировался в расширяющийся поток, почти невидимый при дневном свете, льющемся из окна, и обрушился на первое зеркало. Поверхность его тут же задрожала, будто поплыла, превратившись в жидкость. В следующую секунду зеркало с коротким стоном треснуло и осыпалось на стол грудой мелких осколков. Но удивительный призрачный поток уже успел отразиться от него и обрушиться на второе зеркало, а оттолкнувшись от него, накрыть собой компактификатор и сидящего рядом с ним Штольца.

И прибор, и его изобретатель вспыхнули на несколько коротких мгновений необычным, переливчатым светом и… исчезли! То есть исчезли из моего поля зрения. Тут же второе зеркало постигла участь первого, и стало тихо.

Мы с Темплтоном еще в течение долгой минуты сидели неподвижно на полу — наверное, оба надеялись, что эксперимент не закончился, и Штольц вот-вот снова появится по ту сторону стола. Наконец Майкл сказал:

— Идем, посмотрим, что там.

Мы медленно подошли к столу и… увидели среди куч зеркальных осколков маленькую фигурку человека в обнимку с крохотным саквояжем. Нам понадобилась еще пара минут, чтобы принять увиденное за действительность. Человечку на столе — видимо, тоже.

— Привет, друзья! — раздался тоненький, едва слышный голосок. — Я жив и, кажется, невредим. — Он помахал нам рукой и поставил саквояж на стол у своих ног.

— Это и вправду ты, Вернер? — внезапно охрипшим голосом произнес Темплтон. Я, похоже, впервые за наше долгое знакомство увидел его по-настоящему ошарашенным. — Это невероятно! Я до последнего момента… Ах, черт! Вот это да!..

Едва Майкл заговорил, крохотный Штольц на столе сморщился и зажал уши руками. В этот момент ко мне тоже вернулся дар речи.

— Майкл, — с трудом проговорил я, — кажется, нашему маленькому другу не очень приятно слышать наши голоса. Полагаю, для него мы как глас небесный. К тому же пора в путь. Время работает против нас!

— Да-да, пожалуй, вы правы, Джон! — встрепенулся Темплтон, сильно сбавив тон, и вытащил из кармана портсигар. Раскрыл его и осторожно поставил на край стола. — Ну, Вернер, дружище, полезай! Разбираться что и как будем в Лондоне.

Нам удалось беспрепятственно покинуть отель через служебный выход. Однако, когда я выглянул из узкого проулка на улицу, то сразу увидел напротив через дорогу сидевшего на скамейке по липой одного из людей Роджерса. Молодчик усердно изображал тоскующего влюбленного, терпеливо ожидающего выхода предмета своего обожания. Он даже где-то раздобыл букетик фиалок!

— Так, — повернулся я к Темплтону, — там торчит один из соглядатаев, мимо незамеченными не пройти. Предлагаю разделиться. Я подойду к нему и постараюсь отвлечь разговором, а вы со Штольцем быстренько прошмыгнете на соседнюю улочку. Если не ошибаюсь, она как раз приведет вас на конный двор.

— А как же вы, Джон? — обеспокоился мой друг. — Что, если они вас сцапают?

— Вряд ли. Они скорее всего и не знают про меня, вернее, не видели меня в вашем обществе, так что не думаю, что вызову у них подозрения. К тому же, у меня есть вот это! — Я продемонстрировал ему полицейский жетон.

— Опять?!.. Мне это совсем не нравится, дружище! — совсем расстроился Темплтон. — За него вас в два счета упекут в тюрьму.

— Кто упечет? Молодчики Роджерса?!.. — Я хохотнул. — Да откуда им знать, кто я? Представлюсь детективом, начну расспрашивать, например, о трупе в грязелечебнице! Точно! Они поди тут же сбегут, от страха.

— Ладно, — неохотно согласился Темплтон, — будь по-вашему, все равно других идей в голову не приходит. Только я вас прошу, Джон, не увлекайтесь! Спровадите этого и быстро идите на конный двор. А я пока подготовлю коляску Прескотта.

8

Мой план удался на славу. Едва молодчик увидел жетон, романтическое выражение на его лице сменилось на угрюмо-неприязненное. У парня в прошлом явно были нелады с законом.

—Я ничего не слышал ни о каком трупе, инспектор, — процедил он сквозь зубы, отворачиваясь от меня. — Я сижу тут, воздухом дышу, знакомую поджидаю, а вы с какими-то расспросами пристаете…

— Я при исполнении, мистер, — жестко прервал его я, краем глаза замечая, как Темплтон выскользнул из проулка и спортивным шагом устремился к чайной на углу, за которой начиналась нужная улочка. — Предъявите-ка документы! Что-то вы слишком похожи на человека, какого мне описал служащий грязелечебницы. Тот тип как раз выходил из нее, после чего служащий и обнаружил мертвое тело!

— Э, инспектор! — мгновенно набычился молодчик. — Не имеете права! У меня алиби. И два свидетеля! Мы втроем все утро гуляли по лесу. Нас вообще не было в Бакстоне!

— И это мы тоже проверим, мистер…

— Уильямс…

— Мистер Уильямс, я настоятельно рекомендую вам и вашим друзьям не покидать территорию курорта до особо распоряжения комиссара полиции округа Макклсфилд.

С этими словами я развернулся и неспешной походкой направился по аллее в сторону станции дилижансов.

Я был уверен, что теперь троица соглядатаев хотя бы на время засядет в отеле, или где они там остановились, и у нас появится возможность без проблем покинуть Бакстон. Но я недооценил наглость этих молодчиков.

Когда мы на коляске покойного Прескотта выехали с конного двора и свернули на главную улицу, выходящую на дорогу на Макклсфилд, то едва не сбили еще одного из соглядатаев, самого здорового, похожего на вставшего на дыбки медведя. Этот верзила обладал отменной реакцией, он ловко отскочил в сторону и, увидев в коляске Темплтона, рванул за нами следом. В три прыжка он догнал коляску и ухватил ее за заднюю раму. Бедная лошадь, почувствовав внезапное сопротивление упряжи, взвилась и заржала, и я чуть было не слетел с козел в дорожную пыль.

Казалось, что все пропало, но не растерялся Темплтон, сидевший на месте пассажира. Он резко развернулся и изо всех сил треснул своим чемоданом верзилу по голове. Особого эффекта удар не возымел, но котелок от встречи с чемоданом буквально нахлобучился наглецу по самые уши и почти закрыл обзор. Верзила выпустил коляску, взревев как настоящий медведь, и я тут же хлестнул лошадь по крупу.

Лишь выбравшись на дорогу на Макклсфилд, я отпустил вожжи, повернулся к Темплтону, и мы, не сговариваясь, дружно расхохотались.

— Никогда не думал, — заговорил, отсмеявшись наконец, Майкл, — что у людей бывают такие твердые головы! — И он продемонстрировал мне чемодан с разбитым в щепки днищем, из щелей выглядывали запасные носки, подтяжки и ручка от бритвы.

— А Вернер цел? — тут же озабоченно спросил я.

Темплтон с улыбкой показал мне портсигар, удобно лежащий во внутреннем кармане его пиджака. Я снова взял поводья, и лошадь легкой рысью повлекла коляску в сторону Макклсфилда, увозя нас подальше от опасностей и потрясений последних дней.

Мы расслабились, развеселились и потеряли бдительность, и уж совсем не подумали об очевидных вещах, например, о погоне.

А она была уже близко! На очередном пригорке я случайно оглянулся и с ужасом увидел буквально в сотне ярдов позади несущуюся за нами другую коляску, запряженную парой откормленных рысаков. А в коляске — наших старых знакомых, подручных Роджерса.

Нечего было и думать удрать от них или спрятаться. Вокруг лес почти уступил свое место лугам, на которых тут и там виднелись небольшие стада коров на выпасе. А скорость, с которой двигались преследователи, говорила о том, что максимум через несколько минут нас догонят, как бы мы не старались.

— Что будем делать, Джон? — спросил Темплтон, проследив за моим взглядом.

Я быстро огляделся.

— Смотрите, Майкл, в паре сотен ярдов впереди — небольшая рощица. Если доберемся до нее, есть шанс отбиться. Среди деревьев их преимущество в численности сойдет на нет. А там — как повезет. Они же не в курсе про наш трюк с компактификатором, значит, главное — потянуть время, постараться нанести им максимальный урон, а если не отступятся, снова пустим их по ложному следу.

— Вы оптимист, дружище! — хохотнул Темплтон. — Эти ребята в лучшем случае покалечат нас, а в худшем — просто прикончат и там же, в роще, закопают! Так что готовьтесь драться насмерть и не церемоньтесь в выборе средств!

— Если бы я не знал вас, как гениального ученого и изобретателя, Майкл, — покачал я головой, — я сейчас подумал бы, что имею дело с отставным военным или каким-нибудь авантюристом и искателем приключений, которому не привыкать драться и спасать свою жизнь.

— А с чего вы взяли, что я не был военным или в юности не занимался поисками сокровищ где-нибудь в Индии или Южной Африке? — хитро подмигнул он мне.

Несколько секунд я недоверчиво смотрел ему в глаза, потом повернулся и хлестнул без того изнемогавшую от усилий лошадку.

К своему счастью, до рощи, состоящей в основном из кленов, лип и ясеней, мы добрались первыми. И нам хватило времени, чтобы чуть-чуть подготовиться к сражению. Темплтон удачно вооружился коротким, толстым суком, а я, обнаружив под козлами увесистую дубинку, какими часто пользуются возничие дилижансов для самообороны, быстро вскарабкался на клен как раз над коляской.

Едва мы оба замерли в засаде, как появились наши преследователи. Коляску они бросили на обочине и бегом устремились к нашей, торчащей из придорожных кустов. Наверх, понятно, никто из них не посмотрел, все кинулись шарить по кустам. Один наткнулся на Темплтона и получил от него крепкий удар суком. К сожалению, Майкл, видимо, слишком поторопился, так что попал противнику не по голове, а по плечу. Парень взвыл и завертелся волчком, схватившись за ушибленное место. К нему на выручку тут же бросились остальные. Подо мной оказался молодчик, назвавшийся мистером Уильямсом, и я, не раздумывая, прыгнул на него с развилки клена.

Моя атака вышла более успешной. Я удачно попал дубинкой «мистеру Уильямсу» по макушке, и парень без звука рухнул в траву. Выяснять, жив он или нет, я не стал и развернулся, ища третьего, того самого верзилу. Но он совершенно неожиданно вдруг возник в нашей коляске, буквально нависнув надо мной. Я лишь увидел летящий мне в голову здоровенный башмак, облепленный комьями засохшей грязи, и увернулся от страшного удара в последнюю секунду. Рука с дубинкой, показалось, сама замахнулась и с плотным хрустом влепила оружие во вторую ногу верзилы чуть ниже колена.

Знакомый рев огласил опушку рощи, и мне на голову обрушились небеса. В краткий миг, прежде чем уйти в спасительное небытие, я будто бы услышал выстрелы, раздавшиеся со стороны дороги, но осознать это уже не успел.

Очнулся от того, что кто-то влил мне в рот изрядную порцию виски. Я непроизвольно глотнул, закашлялся и открыл глаза. Я лежал на истоптанной траве, а вокруг было полно людей — и в полицейской форме, и в гражданском. Полно — это, конечно, мне привиделось. Когда я сел, заботливо поддерживаемый за плечи констеблем, то увидел всю картину разом.

Напротив, прямо передо мной, тоже на траве, правда, без поддержки, сидел Темплтон и прикладывал мокрый платок к своему заплывшему левому глазу. В остальном он вроде бы не пострадал. Справа от него ничком лежал в наручниках верзила, а над ним возвышался такой же рослый полицейский. Остальных молодчиков осматривал человек в штатском, по-видимому, врач. Вид у них был неважный. Первый морщился, баюкал левую руку, висевшую как плеть, и с ненавистью поглядывал на Темплтона и на полицейских, расхаживавших вокруг. «Мистер Уильямс» же с забинтованной головой тихо скулил и шевелил губами, словно что-то хотел сказать доктору, мерявшему ему пульс.

Ко мне подошел сухопарый, с энергичными движениями мужчина средних лет и представился, приподняв шляпу:

— Инспектор Ригсби. Вы можете говорить, сэр?

— Да, вполне… Меня зовут Джон Гаррисон, я научный обозреватель «Таймс»…

— Что здесь произошло?

— Сражение, как видите… — Я попытался улыбнуться, но это простое движение неожиданно отдалось в голове, словно удар колокола, и я невольно скривился. — Мы с моим другом, ученым-естествоиспытателем Майклом Темплтоном, ехали на коляске из Бакстона, где пребывали на лечебном отдыхе, в Макклсфилд, чтобы оттуда, уже на поезде, вернуться в Лондон. Но по дороге мы совершенно внезапно подверглись нападению этих вот… молодчиков. Пришлось защищаться… Хотя, если бы не ваше появление, думаю, для нас все могло закончиться плачевно.

— Интересно! — хмыкнул инспектор. — А мы как раз направлялись в Бакстон. Нас вызвал местный шериф. Там произошло убийство!.. Вы с вашим другом, часом, ничего об этом не слышали?

— Господи, инспектор, это правда?! — Я очень натурально изобразил изумление, так что Ригсби, секунду помедлив, видимо мне поверил, кивнул и пояснил:

— Наш констебль — очень зоркий человек. Он обратил внимание на пустую коляску на обочине, а потом мы услышали звуки борьбы из рощи… ну и, конечно, вмешались.

— Огромное вам спасибо, инспектор! — сказал я совершенно искренне.

— А вы сможете без посторонней помощи добраться до Макклсфилда? — нахмурился он. — Может, отправить с вами констебля?

— Думаю, мы сами потихоньку доедем. — Я слабо отмахнулся. — Поезжайте, инспектор. Вижу, вам значительно прибавилось работы. А мы уж, так и быть, дождемся вашего возвращения в Макклсфилд, чтобы оформить это происшествие по всем правилам…

— Хорошо. Так и сделаем, — кивнул он и приказал: — Пакуйте этих молодчиков, сержант! В Бакстоне разберемся. Не ровен час, они же окажутся причастными и к убийству.

Полицейские принялись грузить в коляску двоих покалеченных, а я вдруг решился. Кое-как поднявшись, я подошел к верзиле, присел возле него, будто собираясь заглянуть в лицо, и незаметно сунул в карман его куртки полицейский жетон. Потом встал и, сделав вид, словно вспомнил нечто важное, окликнул Ригсби:

— Инспектор, одну минуту!.. Не знаю, пригодится ли вам, но прежде чем напасть на нас, эти парни пытались выдать себя за полицейских!

Ригсби от изумления даже при приоткрыл.

— Да ну?! И каким же образом?

— Вот этот, — указал я на верзилу, — размахивал полицейским жетоном и называл себя инспектором Уильямсом.

— Очень интересно! Спасибо за информацию, мистер Гаррисон. Удачно вам добраться до Макклсфилда.

Когда кавалькада из коляски и полицейской кареты скрылась за ближайшим холмом, Темплтон, хранивший молчание до последнего, подошел ко мне и поинтересовался:

— Трюк с жетоном, что это значит, Джон?

— А разве непонятно? Это наша страховка от неприятностей при дальнейших разбирательствах с участием этих молодчиков.

— Мне почему-то кажется, что никаких особых разбирательств не будет.

— Почему?

— Они же явно действовали по приказу. Роджерс, как только узнает, что его людей арестовали, пришлет отряд адвокатов, и они моментально докажут абсолютную непричастность сотрудников солидной фирмы к какой-то вульгарной потасовке на сельской дороге.

— Вы меня не перестаете удивлять, Майкл! Порой мне кажется, что это не я, а вы битый жизнью и обстоятельствами журналист. Ну, уж никак не кабинетный ученый!

Он пожал плечами и принялся поправлять упряжь успевшей хорошо передохнуть и подкрепиться лошадки.

— Вы еще многого обо мне не знаете, Джон, — задумчиво, словно бы решая, стоит или нет, проговорил он. — И я действительно не знаю, нужно ли вам всё рассказывать?..

— Конечно, нужно! — горячо возразил я. — Мы же друзья!

— В том-то и дело, дружище, в том-то и дело… Ну, да ладно! Там посмотрим. Тронулись потихоньку?..

Мы уселись в коляску, и тут Темплтон, сунув руку за пазуху, вдруг побледнел.

— Джон! — севшим голосом воскликнул он. — Портсигар!.. Штольц!..

Я натянул вожжи, лошадь встала.

— Что с Вернером?!

— Портсигара нет!..

— Как это — нет?! А где он?

Вопрос прозвучал глупо, но Темплтон этого не заметил. Он выпрыгнул из коляски и, наклонившись к земле, медленно пошел вокруг места недавней схватки. До меня, наконец, дошло, что он выронил портсигар со Штольцем и его прибором во время драки, чертыхнулся про себя и тоже приступил к поискам.

Портсигар мы отыскали примерно через полчаса. Он лежал между корней липы, почему-то заметно в стороне от места схватки. Может быть, его пнули не раз и не два, и он туда отлетел. Кто знает?.. Важнее оказалось то, что он лежал раскрытым и был пуст!

Темплтон долго вертел раскрытый портсигар в руках и озирался. Я последовал его примеру, даже пробовал звать Вернера. Но как мы не прислушивались, ответом нам были только шелест листвы, да едва слышное пение какой-то пичуги в вышине.

— Я не верю, что Вернер погиб! — чужим голосом произнес Темплтон. — Он жив. Просто сильно напуган и прячется.

Я забрал у него портсигар и стал внимательно осматривать. И почти сразу заметил какие-то мелкие царапинки на внутренней стороне крышки.

— Я где-то видел у вас лупу, Майкл. Дайте, пожалуйста.

Темплтон заинтересованно посмотрел на меня, полез в коляску, порылся в полуразбитом чемодане и протянул лупу в старинной медной оправе.

Я вышел из-под кроны дерева на освещенное полуденным солнцем место и пригляделся к царапинам с помощью увеличительного стекла. Я не удивился тому, что увидел. Скорее, наоборот. Я бы расстроился, если бы мои ожидания не подтвердились.

Это была короткая записка, послание — точнее, прощание — от несчастного Вернера Штольца вкривь и вкось нацарапанное на полированной серебряной поверхности чем-то острым, скорее всего ножом.

«Дорогие мои друзья! — писал он. — Отныне наши пути разошлись навсегда. Прощайте! Я тут подсчитал, и вряд ли…» На этом письмо по непонятной причине обрывалось.

Мы перечитали его, наверное, раз десять. По очереди. Вслух. Потом еще долго сидели в коляске, не в силах заставить себя уехать.

— Надеюсь, вы понимаете, Джон, что искать Вернера бессмысленно? — тихо произнес наконец Темплтон.

— Да, Майкл, вы правы… — нехотя признал я, берясь за поводья. — Искренне надеюсь, что он найдет выход, и тогда, в один ненастный осенний вечер он постучит в вашу дверь. И вы откроете ему и скажете: «Что-то долго ты добирался, дружище!..»

9

Минуло без малого три месяца с того злополучного дня, когда мы потеряли, казалось, навсегда нашего удивительного друга, гениального инженера и ученого. Но однажды в один из ненастных октябрьских дней, когда за окном льет унылый осенний дождь, а в доме тепло, уютно, а ты сидишь в мягком кресле перед мерцающим, тихо потрескивающим камином и неспешно, по глоточку пьешь янтарный херес, перемежая его с редкими затяжками отличной ямайской сигары, в дверь постучали.

Темплтон, будучи хозяином, нехотя поднялся и пошел открывать, а я остался в кресле и, взяв графин, добавил в наши бокалы еще хереса. Я слышал, как Майкл что-то спросил — вероятно, поинтересовался, кого это принесло в такую ужасную погоду. Затем лязгнула щеколда, и вместе с шумом дождя раздался изумленный возглас Темплтона.

Заинтригованный, я вскочил и направился в прихожую, но на пороге невольно замер. Темплтон стоял посреди прихожей в явной растерянности, а перед ним на половике топтался совершенно незнакомый мне старик в поношенном пальто и котелке, с которого ручьями стекала вода. Старик что-то бормотал и прижимал к груди обеими руками потертый саквояж.

— Кто это, Майкл? — спросил наконец я.

Темплтон как-то странно взглянул на меня, сглотнул и хрипло произнес:

— Это Вернер…

Теперь настала моя очередь впасть в ступор. Старик посмотрел в мою сторону и сказал:

— Здравствуйте, Джон. Как же я рад видеть вас обоих!..

Я почувствовал, как у меня невольно подгибаются колени — слишком уж невероятным казалось происходящее. Вернер Штольц!.. Живой!.. Старик?!..

Не меньше пяти минут нам с Темплтоном понадобилось, чтобы наконец уяснить, что все это не галлюцинация, и что перед нами действительно стоит Вернер Штольц, наш друг, казавшийся нам утерянным безвозвратно. Когда же волнение немного улеглось, и мы снова обрели способность логически мыслить и рассуждать, Майкл на правах хозяина предложил всем вернуться в гостиную.

Мы усадили Вернера в одно из кресел перед камином, чтобы он мог обсушиться и согреться, и принялись снова внимательно его разглядывать и расспрашивать.

— Прежде всего, — начал Темплтон, — объясни нам, куда ты пропал тогда, в Дистриктском лесу? Мы искали тебя, звали…

— Я… не помню… — развел руками Штольц. — Помню, как меня начало кидать по всему портсигару… думал, не выживу… потом — ощущение полета… удар!.. Когда очнулся, увидел, что портсигар раскрыт, лежит на земле… очень сильный шум, голоса, грохот… Я понял, что вы попали в какую-то передрягу. Я решил спрятаться, пока все не закончится. Но потом шум утих, а вы так и не появились…

Мы с Майклом невольно переглянулись: Вернер говорил об окончании драки в лесу, когда появились полицейские.

— … и я подумал, что если вы живы, то непременно будете искать портсигар. Но я-то могу и не дождаться этого... Я достал нож и нацарапал вам письмо…

— Погодите, Вернер! — прервал его Темплтон. — Давайте-ка с этого момента по подробнее. Что значит: «могу и не дождаться»? Вы же сидите перед нами!..

— Ах, Майкл! — взмахнул руками Штольц. — Я просто не успел вам рассказать обо всех особенностях моего… изобретения. Мой нынешний вид — как раз одна из них…

Он замолчал, а мы с Темплтоном снова переглянулись. В глазах друга я прочел собственную догадку: уменьшение размера влечет за собой уменьшение срока жизни?

Этот вопрос озвучил Майкл. Штольц только уныло кивнул в ответ и добавил:

— Причина, должно быть, в том, что компактификация, то есть уплотнение пространственной структуры материального тела, приводит к ускорению физических и химических процессов в нем. К сожалению, этот эффект я не успел изучить в должной мере. В результате мое трехмесячное пребывание в том состоянии обошлось мне в тридцать лет жизни!..

— Но теперь-то вы в порядке? — уточнил Темплтон.

— Увы, — печально развел руками Штольц. — По всей видимости, процесс старения после того, как мне удалось вернуться в прежнее, нормальное состояние, хоть и замедлился, но все равно протекает необъяснимо быстро…

— И… что же в конце концов произойдет? — спросил я.

— Я умру, — просто сказал Штольц. — По моим расчетам, это случится примерно через две недели…

— Вернер, чем мы можем вам помочь? — спросил Темплтон, делая мне знак, чтобы я замолчал.

Штольц прикрыл глаза, его старческие пальцы совершали мелкие беспорядочные движения по саквояжу, который он так и не выпустил из рук. Мы ждали. Наконец несчастный старик за говорил:

— Я не хочу, чтобы мое изобретение попало в плохие руки. Саймон Роджерс непременно найдет его, если оставить компактификатор, например, вам, Майкл… Не перебивайте!.. Вы не знаете, на что способен этот… человек! Поэтому я решил… Вы отвезете меня обратно, в Дистриктский лес… я все рассчитал: заряда батареи от аккумулятора хватит на один цикл… я должен исчезнуть вместе со своим «големом»… быть может, вам повезет в последствии, и вы сможете отыскать… мою последнюю пристань там, в лесу…

Он затих, словно заснул, но вдруг снова встрепенулся.

— Я очень надеюсь на вас, друзья!.. Сделайте, как я прошу!.. А сейчас я хочу немного поспать…

Штольц окончательно успокоился, глаза его закрылись. Майкл накрыл его пледом, и мы оба вышли из гостиной.

— Что будем делать? — спросил я.

— То, что он просит, — коротко ответил Темплтон.

— Но также нельзя?! — возмутился я. — Его открытие — это прорыв в будущее!..

— Джон, успокойся. Вернер прав: его открытию еще не время. Так что поступим, как он просит. И давай не будем об этом спорить!..

Я открыл было рот, но вдруг осознал, что Майкл прав. Действительно, каждому открытию необходимо нужное время и место появления, иначе вместо блага, вместо пользы оно скорее всего принесет несчастья и бедствия.

На следующий день мы отвезли Штольца в Бакстон. Там мы отправились на прогулку в лес и оставили, по его просьбе, на уютной полянке, предварительно оказав ему помощь в настройке компактификатора.

***

К сожалению, мы так больше и не увиделись с Вернером Штольцем. Кто знает, может быть, он в конце концов нашел способ вернуть себе прежний возраст и даже сменил имя, дабы избежать преследования со стороны алчного дельца Саймона Роджерса. А может быть, он, помолодевший, так до сих пор и бродит по бескрайнему — для него, разумеется, — Дистриктскому лесу, питаясь опавшими плодами и охотясь на мелких букашек. Или его самого выследила и съела на обед стремительная ласка, приняв за мышонка?

Кто знает?.. В любом случае, история пошла своим путем, а будущее лишилось еще одного гениального изобретателя.

[1] Чарльз Фредерик Марибор Белл (1847—1911) — известный британский журналист, главный редактор и исполнительный директор газеты «Таймс» с 1891 года.

[2] Double chin — двойной подбородок (англ.).

[3] Скиммер — разновидность легкой соломенной шляпы (канотье).