Случай в бретонском аббатстве

Этот случай я привожу как курьез — он принадлежит к той категории дел которые сам Холмс не переносит, и к которым относится с пренебрежением. К делам где не нашлось места дедукции, а есть лишь простая, бессистемная догадка, обязанная успехом удаче и стечению обстоятельств.

Осень 1895 года застала меня в состоянии закономерном для человека разделяющего кров с Шерлоком Холмсом. Моя нервная система была изрядно расшатана чередой бессонных ночей, бесконечным лондонским смогом (хотя год был далеко не такой туманный как памятный восемьдесят пятый), и тем напряжением что неизменно сопутствует расследованиям моего друга. Это был не просто упадок сил, а специфическое истощение, при котором каждая тень казалась уликой, а каждый звук — полным зловещего смысла. Я чувствовал, что и Холмс был близок к нервному истощению, что́ заставило меня настоять на немедленном и безусловном отдыхе.

Возможность представилась самым неожиданным образом. Однажды утром, когда я разбирал корреспонденцию в нашей квартире на Бейкер-стрит, Холмс получил письмо с французской печатью. Я заметил как его обычно безучастное лицо озарилось легкой улыбкой.

— Что там, Холмс? — поинтересовался я, откладывая «Медикал таймс».

— Приглашение от господина Этьена Дюбуа, — ответил он, отложив прочитанное письмо. — Не помните дело трех лет назад, когда некий французский промышленник обратился ко мне по поводу подделки контракта?

— Суть дела — смутно, — признался я. — Но помню, что вы тогда раскрыли аферу в течение одного вечера.

— Совершенно верно, Уотсон. Господин Дюбуа с тех пор поддерживает со мной переписку. Он коллекционирует редкие книги — страсть которую я вполне понимаю и разделяю. Возможно и сам бы этим стал заниматься, когда бы не такой образ жизни... И вот теперь он приглашает меня провести неделю в его родном городке в восточной Бретани. Климат там, по его словам, весьма благоприятный, море рядом, а сам городок известен древним аббатством с великолепным храмом двенадцатого века.

Я тотчас оживился:

— То что нам нужно! Отличный климат, спокойствие, никаких преступлений и загадок. Замечательно для ваших нервов.

— Для моих нервов? Мне кажется в данном случае вы беспокоитесь больше о своих собственных.

— Ну что ж, для наших нервов, — поправился я. — Но я настаиваю на одном условии: это должна быть поездка исключительно для отдыха и восстановления сил. Никаких расследований, никаких дедукций, никаких загадок. Обещайте мне, Холмс.

— Хорошо, мой дорогой Уотсон. Даю вам свое слово джентльмена. Я буду образцовым туристом, и не стану утомлять разум никакими умозаключениями. Удовлетворены?

— Вполне, — сказал я, хотя его тон внушал некоторые сомнения.

Через три дня мы уже пересекали Ла-Манш на пароходе, направляясь к берегам Бретани. Погода стояла ясная, море было спокойным, и я с удовольствием вдыхал соленый воздух, чувствуя как напряжение последних месяцев отступает. Холмс стоял у фальшборта, погруженный в созерцание морской глади — я редко видел его в Лондоне таким умиротворенным.

В небольшом бретонском городке нас встретил господин Дюбуа собственной персоной. Это был человек лет пятидесяти пяти, крепкого телосложения, с седеющими усами и живыми глазами. Он радушно приветствовал нас на вокзале, куда мы прибыли из Сен-Мало.

— Месье Холмс! Доктор Уотсон! — восклицал он по-английски с забавным акцентом. — Какая честь для меня принимать у себя великого детектива! Я приготовил для вас лучшие комнаты в моем доме, и надеюсь, что вы найдете наш скромный городок достойным внимания.

Дом господина Дюбуа оказался старинным каменным строением с видом на море. Внутри все дышало уютом и хорошим вкусом. Библиотека хозяина особенно впечатлила Холмса — он с интересом разглядывал корешки томов, многие из которых были, без сомнения, редчайшими экземплярами.

Первые дни прошли в приятных прогулках по побережью, осмотре местных достопримечательностей, и неспешных беседах. Господин Дюбуа был прекрасным хозяином и занимательным собеседником. Он познакомил нас со своими друзьями, показал живописные окрестности, рассказал множество историй о своем родном крае. Я с удовлетворением отмечал, что Холмс действительно расслабился, и, казалось, наслаждался отдыхом.

На четвертый день нашего пребывания господин Дюбуа за завтраком объявил:

— Сегодня, господа, пришло время показать вам жемчужину наших мест — старое аббатство и его храм. Настоятелем там служит мой давний друг, отец Жером. Он будет рад встретиться с вами, и я договорился, что мы пообедаем в его обществе.

Мы с готовностью согласились. После завтрака экипаж доставил нас к монастырю, на холме в некотором отдалении от городка. Массивные каменные стены, поросшие мхом, дышали историей многих веков. Арочные своды, стрельчатые окна и величественная простота архитектуры производили глубокое впечатление.

Нас встретил отец Жером — высокий, статный мужчина лет шестидесяти, с умным спокойным лицом и проницательным взглядом из-под седых бровей. Он тепло приветствовал господина Дюбуа и радушно принял нас.

— Месье Холмс, — сказал он по-французски, которым мой друг владел намного лучше меня, — для меня большая честь принимать человека столь выдающихся способностей.

Холмс учтиво поклонился:

— Вы слишком добры, отец Жером. Но позвольте заверить, что на эту неделю я оставил все свои способности в Лондоне. Доктор Уотсон настоял чтобы я был просто туристом.

Аббат улыбнулся:

— Боюсь, месье, что выдающийся ум нельзя оставить в чемодане, как смену белья. Но я обещаю не искушать вас никакими загадками.

Мы провели утро осматривая аббатство. Отец Жером оказался знатоком истории и архитектуры, и его рассказ был столь увлекательным, что время пролетело незаметно. Особое восхищение вызвал храм — великолепный образец романской архитектуры с элементами ранней готики. Высокие своды, массивные колонны, покрытые точеной резьбой, витражи, сквозь которые лились разноцветные потоки света, — все это создавало атмосферу величия и благоговения.

К полудню мы собрались за обеденным столом в столовой аббата. Трапеза была простой, но очень вкусной, а беседа — оживленной и приятной. Разговор естественным образом перешел на любимую тему господина Дюбуа и Холмса — редкие книги.

— У вас, отец Жером, должна быть замечательная библиотека, — заметил Холмс.

Лицо аббата омрачилось.

— Да, месье Холмс. И, увы, недавно она потерпела большую утрату. К сожалению, совсем недавно исчезла одна из самых ценных рукописей — «Беседы» Григория Великого в редчайшем списке. Это невосполнимая утрата.

— Исчезла? — воскликнул Дюбуа. — Вы имеете в виду, что ее украли?

— Боюсь, что так, — отец Жером вздохнул. — Я подозреваю, что виновником может быть один из наших молодых послушников. Возможно юноша просто очень захотел иметь эту рукопись — она действительно замечательна. Господь ему судья... Словом, я предпочел бы не предавать это дело огласке. И тем более не хотел бы, так или иначе, беспокоить в этой связи месье Холмса.

Мой друг улыбнулся:

— Я нахожусь здесь в отпуске по настоянию доктора Уотсона, который справедливо полагает, что мои нервы нуждаются в отдыхе. Но, — добавил он с легким юмором в голосе, — выслушать чужую историю — еще не преступление по отношению к своей нервной системе. Если вы не возражаете, я бы с интересом узнал подробности.

— Подробностей, увы, немного. После того как мы обнаружили пропажу — а это случилось около недели назад, — один из наших послушников сообщил мне кое-что любопытное. Его сосед по келье, иностранец, недавно прибывший в наше аббатство, однажды ночью тайно отлучался, надолго. На следующий день этот человек писал письмо на каком-то чужом языке. Мой послушник этого языка не знает, но запомнил одну латинскую фразу, которую увидел в письме: «in generationes vestras».

— Интересно, — сказал Холмс. — «В поколения ваши»? Должно быть, что-то церковное?

— Верно, месье Холмс. Это часть антифона «Facies unctionis», который употребляется в определенные дни литургического календаря. Антифон — это песнопение которое исполняется до и после псалма. «Facies unctionis» исполняется в начале мессы — в интроите, когда предстоятель входит в храм и направляется к алтарю. Мой послушник, конечно, узнал церковную латынь.

Господин Дюбуа разгорячился:

— Но ведь это прямая улика! Отец Жером, простите мое горячее вмешательство, но разве не очевидно? Надо допросить молодчика — ведь ясно, что он и украл! Иначе зачем ему было отлучаться ночью, надолго? Украл и продал! Или даже украл по заказу!

Холмс мягко покачал головой:

— Сомневаюсь, дорогой месье Дюбуа, что это принесет пользу. Во-первых, бездоказательные показания одного соседа по келье по существу ничего не значат. Это лишь подозрения. Во-вторых, даже если ваши предположения верны, книга уже вполне могла покинуть аббатство, — он замолчал, и я заметил в его глазах знакомый блеск. — Хотя могла и остаться здесь.

— Что вы имеете в виду, Холмс? — спросил я, чувствуя приближение того чего так хотел избежать.

Холмс обернулся к отцу Жерому:

— Фраза ведь слишком специфична для, скажем так, простого письма? Не на церковные темы?

— Да, месье Холмс, — аббат кивнул. — Это достаточно редкий оборот, который вряд ли использовался бы в повседневной переписке, даже между образованными людьми. Но что вы хотите этим сказать?

— Возможно в письме вор оставил указание на место где спрятана рукопись. Способ передать информацию так чтобы посторонний не понял, а «свой» разобрался. Если передать книгу лично невозможно — причины могут быть разные, — такое указание может быть исчерпывающим. Простите, мой друг, — Холмс обернулся ко мне, — я обещал не заниматься дедукцией. Но я всего лишь излагаю гипотетическую возможность. Это скорее праздное предположение, чем серьезное умозаключение.

— Но какой именно смысл может тогда иметь эта фраза? — настаивал отец Жером, явно заинтригованный.

Холмс встал и подошел к окну, в котором был виден храм.

— Если он цитирует часть интроита, — он указал на древнюю стену, — то, возможно, книга покоится вблизи того места где эта фраза произносится.

— Холмс, — сказал я, — это всего лишь предположение, да и притянутое за уши! Вы строите теорию на основании одной фразы, которую кто-то якобы видел в письме!

Холмс рассмеялся.

— Милый Уотсон, я и не утверждаю обратного. Вы совершенно правы — это может быть полнейшей глупостью. Но уж если я обещал вам не рассуждать серьезно, то хотя бы предположить глупость мне позволено? Просто развлечения ума ради.

Отец Жером встал из-за стола с некоторым волнением.

— Месье Уотсон, даже если это предположение, как вы говорите, притянуто за уши, мне хотелось бы проверить его. Позвольте показать вам как совершается месса, и где именно произносится эта фраза. Если вы правы...

Мы последовали за аббатом в храм. Внутри было прохладно и тихо. Разноцветные лучи света падали сквозь витражи на каменный пол, создавая причудливые узоры. Отец Жером провел нас к алтарю и начал объяснять порядок службы.

— Интроит, — говорил он, — это входная песнь. Предстоятель в процессе ее исполнения проходит здесь, — он указал на проход в середине центрального нефа, — а приблизительно здесь, — он указал точнее, — произносятся эти слова, «in generationes vestras» из антифона «Facies unctionis».

Холмс прошел на указанное место. Некоторое время он стоял неподвижно, поворачивая голову и оглядывая окружающие его колонны. Затем прошелся вокруг, внимательно изучая основания колонн, резьбу на деревянной облицовке. Наконец обернулся к отцу Жерому:

— Насколько понимаю, деревянная облицовка колонн для романских храмов нехарактерна?

— И для готических, и вообще редкость. Эта здесь совсем недавно, работы одного из учеников Гийома Брюне. Подарок общины.

— Я понимаю, что моя просьба может показаться вам странной, но не согласитесь ли вы — если это не сочтут осквернением — простучать ближайшие панели?

Отец Жером кивнул одному из монахов сопровождавших нас. Монах подошел к одной из колонн и начал простукивать резные панели. Некоторое время не происходило ничего примечательного — звук был одинаково звонким. Но затем, когда он простукивал участок примерно в метре от пола, звук внезапно изменился — стал более гулким.

Холмс кивнул:

— Попробуйте найти способ открыть это место. Если подозреваемый послушник действительно спрятал здесь что-то, то весьма вероятно, что оно находится здесь до сих пор.

Затем мы вышли из храма. Аббат проводил нас к выходу, мы распрощались.

— Холмс, — сказал я когда мы покинули монастырь, — вы все-таки нарушили свое обещание!

Он усмехнулся:

— Дорогой Уотсон, я просто высказал предположение и попросил проверить колонну. Это еще не расследование. К тому же, опять же весьма вероятно, что там ничего не окажется. Надеюсь я не стану выглядеть полным глупцом в глазах достопочтенного месье аббата... Хотя, если так, это весьма благотворно подействует мне на нервы — смирение всегда полезно.

Мы вернулись в дом господина Дюбуа и провели остаток дня в обычным приятным образом. Холмс не упоминал о дневном эпизоде, и я старался о нем не думать, хотя должен признаться, что любопытство грызло меня нещадно.

Вечером, едва мы начали ужинать, появился слуга с письмом от отца Жерома. Господин Дюбуа вскрыл конверт и зачитал:

«Дорогой Этьен! Спешу сообщить вам невероятную весть. После вашего ухода мы обследовали указанную месье Холмсом колонну, и обнаружили искусный тайник. В нем находилась наша пропавшая рукопись! Она в полной сохранности. Я потрясен проницательностью вашего английского друга. Видимо подозреваемый действительно спрятал ее там, сообщив о местонахождении, как я тоже предположу, заказчику воровства. Прошу передать месье Холмсу мою глубочайшую благодарность и восхищение его талантом, даром что он назвал свое предположение глупостью. Ваш друг, Антуан Жером».

Господин Дюбуа опустил письмо и уставился на Холмса с выражением благоговейного изумления:

— Месье Холмс! Это... Это невероятно! Вы нашли книгу — не проведя ни расследования, ни допроса! Вы даже не осматривали колонну сами! Вы просто... Просто подумали и указали место! Это чудо!

Холмс спокойно усмехнулся и отпил вина.

— Мой дорогой друг, прошу вас, не придавайте этому такого значения. Я просто позволил случаю сыграть в детектива. Видите ли, иногда глупейшая догадка имеет то достоинство, что оказывается единственно верной. Чистая удача, не больше того.

— Удача? — воскликнул господин Дюбуа. — Но вы проследили логическую цепочку! Вы истолковали фразу, вы указали место...

Холмс поднял руку:

— Я высказал абсурдное предположение, которое, к моему собственному удивлению, оправдалось. Уверяю вас, это не был плод моих дедуктивных способностей. Скорее, это была... Интуиция? Или просто везение? Как бы то ни было, я рад, что отец Жером вернул свою рукопись.

Я до сих пор не уверен считал ли Холмс эту разгадку на самом деле простым везением. Но склонен думать, что его пренебрежение к этому эпизоду было искренним. Для ума жаждавшего сложных задач, словно изысканных блюд, это происшествие стало пустой закуской, не стоящей внимания. И все же я понимаю, что даже в этой «бессистемной догадке» проявилась та самая уникальная сила его интеллекта, которая, подобно вспышке магния, могла в мгновение ока осветить любую тьму — пусть даже так вот «случайно».