Долгожданный отпуск начался с бесконечной пробки , растянувшейся багровым рубцом по карте на экране смартфона. Машины стояли мертвым железным стадом. Алексей, нервно постукивая пальцами по рулю, ругал себя за решение поехать на море в сезон на машине. Маша молча смотрела в окно , и в её глазах медленно гасли осколки предвкушения отдыха.
-Навигатор предлагает объезд по какой-то грунтовке , - сказала она без особой надежды. Алексей вздохнул и свернул с асфальта под аккомпанемент гравия, забарабанившего по днищу. Сначала дорога казалась вполне сносной, но с каждым поворотом лес по бокам становился всё гуще, темнее, старее. Стволы деревьев, обвитые плющом, смыкались над ними, словно руки скелета. Карта на телефоне погасла , похоронив под крестиком «нет сети» последнюю связь с миром. Их поймала глубокая , могильная тишина, нарушаемая лишь шумом двигателя.
Раздался глухой хлопок, и машина болезненно накренилась. Проколотое колесо. Попытка поставить запаску под аккомпанемент комариного звона превратилась в адскую процедуру. Смеркалось стремительно, и тени вокруг оживали, принимая зловещие очертания.
- Идём пешком, - предложила Маша, и в её голосе впервые прозвучал страх. Алексей, стиснув зубы, мрачно посмотрел на бесконечную стену леса.
- Куда идти-то, Маш? Вперёд, в эту ... непонятную глушь? Мы не знаем, что там и сколько идти. Может, разумнее назад повернуть? К шоссе. Пусть это и займёт всю ночь, но там цивилизация, помощь.
-Назад? - голос Маши дрогнул - Мы же ехали по этой грунтовке больше часа! Это же на несколько часов пути! И всю ночь в этом... этом лесу? Нет, только не это. Должна же эта дорога куда-то вести! Может, деревня, или ещё что...
-На карте не было ничего! - резко оборвал он, но сразу же пожалел о своей резкости, увидев, как она поёжилась - Ладно. Ладно... Но если через полчаса ничего не увидим - разворачиваемся и идём назад. Договорились?
Она лишь кивнула, слишком напуганная, чтобы спорить дальше. Они шли, казалось, вечность. С каждым шагом надежда таяла, а в густом влажном воздухе появился запах гниющего торфа. Крики невидимых птиц отдавались в ушах леденящей насмешкой. Они оба уже понимали, что спор их был бессмысленным - назад или вперёд, это не имело значения. Лес взял их в плен. Они шли, спотыкаясь о корни, которые словно цеплялись за их ноги.
- Может, всё-таки назад? К машине? – голос Алексея прозвучал устало и сухо.
В этот момент впереди, в синеве леса, мелькнули два силуэта. Девушки, такие же путницы, шли не спеша, словно прогуливались по парку.
-Девушки! Помогите!- крикнула Маша, окрылённая внезапной надеждой.
Незнакомки обернулись.
- Заблудились? - в голосе одной из них, высокой и худой не было ни удивления, ни сочувствия, лишь констатация факта.
- Да... мы... наша машина... - начала запинаться Маша.
- У нас деревня совсем рядом, - мягко, почти ласково, перебила её вторая, - можете переночевать. Утром разберётесь.
Маша вздохнула с облегчением. Но Алексей нахмурился, его внутренний компас забил тревогу.
- Деревня? - скептически переспросил он - Здесь? Я карту смотрел, там в радиусе пятидесяти километров ничего нет. Ни одного населённого пункта.
Девушка лишь слабо улыбнулась.
- Карты часто ошибаются. Мы тут живём. Всегда жили. Идёте?
- Конечно, идём! - воскликнула Маша, хватая Алексея за рукав. Её пальцы дрожали. - Лёш, пожалуйста! Я не могу больше идти по этому лесу. Я умираю. Они же местные, они знают!
Он видел её глаза - широко распахнутые, с тёмными кругами усталости, с глазами наполненными слезами, готовыми хлынуть в любую секунду. Спорить с этим было бесполезно. Его рациональные доводы разбивались о её панику.
- Хорошо, - сдавленно выдохнул он, чувствуя, как по спине пробегает холодок - Ладно. Ведите.
Девушки разом повернулись и пошли, и он, обняв за плечи вздрагивающую Машу, покорно поплёлся за ними в сгущающихся сумерках.
Вскоре впереди действительно замелькали огоньки. Деревня оказалась странной: домики, словно игрушечные стояли ровными рядами . Воздух вибрировал от едва уловимого гула, исходившего отовсюду и ниоткуда. На околице, у дороги, был сложен из дикого камня колодец-источник. Вода в нём была прозрачной и так и манила к себе. Маша, изнывающая от жажды, прильнула к воде и сделала несколько долгих глотков. Алексей, присев рядом, тоже зачерпнул горсть. Вода была ледяной и отдавала железом.
Внезапно Алексей услышал, как Маша негромко вскрикнула, словно укололась обо что то. Он обернулся. Маша стояла, выпрямившись во весь рост, а мир вокруг них трещал по швам и рассыпался. Огни деревни погасли, будто их и не было. Вместо домов зияла чёрная, пузырящаяся топь. А вместо леса вокруг стояли деревья - но какие это были деревья! Искореженные, скрюченные в немом крике агонии, они простирали к небу свои голые ветви, словно руки, молящие о пощаде, которой никогда не будет. Кора на них была как стягивающаяся на ране кожа, а из трещин сочилась тёмная, липкая смола.
-Маш! - хрипло крикнул Алексей и потянулся к ней.
Но его собственная рука показалась ему чужой. Он посмотрел на неё и увидел, как кожа грубеет, темнеет, покрывается трещинами. Невыносимая боль пронзила всё тело, ломая кости, вытягивая их, сплавляя в единый ствол. Он пытался крикнуть, но из горла вырвался лишь скрип старого дерева. Его взгляд, последний проблеск сознания, упал на Машу. Его Машу. Но в её глазах уже не было ни любви, ни страха, ни даже узнавания. Только холодное любопытство. Последнее, что он увидел, прежде чем тьма поглотила его полностью, - это её лицо, озарённое внутренним, леденящим светом. Боль ушла. Осталось лишь молчание и неподвижность. Он стал стражем. Часовым болота.
Маша медленно выдохнула. Мир теперь виделся ей ясным, законченным, прекрасным в своей безжалостной правде. Она чувствовала под ногами пульсацию трясины, слышала шёпот корней, уходящих на километры вглубь, знала имя каждого комара, летающего над водой. Она была частью чего-то древнего, могучего и бесконечно могучего.
К ней подошли те две девушки. Теперь Маша видела их истинные лица - не старые и не молодые, а вне времени, испещрённые узорами судьбы, как рунами.
-Добро пожаловать, сестра, - сказала одна из них.
Маша кивнула. Это было логично и правильно. Её бывший возлюбленный, её Алексей, теперь был просто кричащим в вечности пленником. И в этом не было ничего ужасного. Это был просто порядок вещей. Она посмотрела на чёрную воду источника, увидев в ней своё новое отражение - глаза, полные звёздной мглы, и лёгкую улыбку, принадлежащую не ей.
Одна из ведьм, та, что была повыше, провела бледной рукой по воздуху, и туман над трясиной расступился, открывая вид на старуюдорогу.
- Ни один путник не может пройти этой тропой, - её голос был теперь полон могущества и древней магии, звучал как гул самой земли - Сила этого места манит их, затягивает, как воронка. Карты врут, компас кружится, а разум затуманивается. Это - ловушка для души.
Её спутница, поменьше ростом, подошла к новому дереву, бывшему Алексею, и прикоснулась к его корявой коре почти с нежностью.
- Лес... он всегда голоден. Ему нужны стражи. И ему нужны мы. Мужская душа - якорь. Грубая, прочная, привязанная к миру форма. Её можно вытянуть исковеркать, превратить в источник силы, что будет вечно подпитывать эту землю. Их боль - это музыка для Древнего, что спит в глубине трясины. Музыка, что услаждает его вечный сон.
-А женщины? - спросила Маша, и её собственный голос уже звучал иначе -глубже, спокойнее, без прежних человеческих трепетаний.
- Женщины... Мы - проводницы. Хранительницы. Наши души более гибкие, более восприимчивые. Они могут вместить силу Источника, не сломавшись, а слившись с ней. Мы становимся частью этого места. Его волей. Его глазами и ушами. Мы - те, кто кормит Древнего не чужой болью, а своей преданностью. Мы обретаем бессмертие, становясь плотью от плоти древнего духа.
Маша обернулась к лесу из вечно страждущих душ. Теперь она видела их не просто деревьями, а застывшими в немом крике сущностями, чьё страдание было основой мироздания этого проклятого места. Их мука была фундаментом, на котором стояла её новая сила. И это было прекрасно. Это было совершенно. Она сделала шаг вперёд, навстречу своей новой вечности, чувствуя, как корни её нового сознания прорастают вглубь трясины, сплетаясь с другими такими же проводниками, с самой сутью этого древнего, ненасытного существа. Ей больше некуда было спешить. Она была дома. Она стала его частью.