- Было это в тот год, когда вместо первой травы на землю лег снег. – Старый Ждан поуютнее устроился на лавке и почти вплотную прижался к печи, старик за последние годы сильно сдал, но был все еще крепок и жилист, как и положено человеку, который всю жизнь отдал земледелию. Ребятишки расселись вокруг него на полу, несмотря на разыгравшуюся стужу пол в жарко натопленной избе был теплым. – Жил в нашей деревне мужичок один, Бежаном кликали, хороший был мужик, крепкий, от работы не бегал, не ленился, и хозяйство у него с того было крепкое, да ладное. Впрочем, ничего особенного, все как у всех, у нас же в деревне как, те кто себе за лето прокорма не заработает, зиму не переживет… - Старик взглянул в маленькое окошко, в котором через слюдяное стекло была видна лишь тьма, и улыбнулся каким-то своим мыслям. – Так вот, Бежан. Мужик он был вдумчивый, солидный, крепко стоял на ногах, все честь по чести, хозяйство, корова, жена, да трое ребятишек, он по тому году даже подумывал лошадку, какую никакую приобрести, да вот вышла незадача… Зима! Деточки. – Он ласково потрепал по голове самую маленькую девчушку, Стешку, той едва семь зим стукнуло и сейчас в окружении ребят постарше, она чувствовала себя не уютно, стеснялась, боязлива жалась к ногам старика. – Пришла пора поля засевать, а с них снег не сошел, лопатой в землю ударишь, а от нее звон идет, словно колокольный. Мужики то ходили, храбрились, смеялись, чтобы значит семьи не тревожить, но уже тогда было понятно, плохой год будет, голодный, не все сдюжат, не все следующую весну увидят. Те, кто помоложе, да семьями не скован, те сразу в город подались, мол там власть, пропасть не даст, даст работу, даст службу, не позволит сгинуть чадам своим. А что делать тем, кто с семьями? Тем, кто к земле привязан, к хозяйству? Вот и Бежан остался, куда ему с троимя ребятишками податься? Неделю прожили, месяц, за первым месяцем второй, а зима все свои права не сдает, уже подъели запасы, что с того года оставались, и даже зерно, что на посев оставляли. Голодно было. Люди в деревне ходят злые, голодные, да еще и те начали возвращаться, кто в город уходил, не нужны они там оказались, и без них голи перекатной, босоты бездомной там с избытком было, не в одну нашу деревню весна не пришла, по всему краю, стужа властвовала.

На третий месяц коровенка под нож пошла, как кормить ее стало не чем, так и прирезал Бежан кормилицу свою, да только вот понимал он, что то, лишь отсрочка, и даже если тепло и придёт, то смерть его семье уже не провести, смерть страшную, голодную.

- Ой да не бывает такого, чтобы люди от голоду мерли. – Вмешался Даримир, крепкий коренастый парень, обещавший стать первым красавцем на деревне и надежной опорой отцу своему. – Ну открыли бы общий амбар, там этого зерна, завались, три года можно деревню кормить.

- Так это сейчас. – Рассмеялся старик, - А по тем временам все иначе было, там каждая четверть зерна на счету была, случалось и в сытые годы не вся семья зиму то переживала.

- Так надо было просто больше сеять и лучше урожай собирать. – Не унимался мальчишка. – Голодали, значит ленились.

Не стал с ним спорить старый Ждан, только бросив тоскливый взгляд на огонь в печи, подбросил в нее еще пару поленьев, отчего в избе стало совсем уж невыносимо жарко.

- Все в деревне страдали, да не все. – Продолжил он свою историю. – Жил на краю села мужичок пришлый Валет, откуда он в деревню явился и когда, про то никто не знал. Но что не местный, это точно, и вроде племени он был нашего, но жил не по-нашему, жен имел трех, детей без счета, широко жил, богато, имел большой дом, при нем постоялый двор, где путников приезжих привечал. И на том постоялом дворе всегда на огне котел стоял с угощением для гостей.

- Опять ты врешь, дедка. – Снова перебил старика Даримир. – Деревня то наша от тракта в стороне, какие сюда путники приезжают? Зачем тут постоялый двор?

- Не знаю. – Пожал плечами дед. – Знаю только, что был он. Так вот, в деревне, все ходят худые, голодные, а Валеткины домочадцы, сытые, ладные, краснощекие, на огне у него всегда котел бурлит, а в котле каша с мясом. Ароматная! Вкусная!

Стешка сглотнула слюну, и старик, хитро подмигнув ей, встал со скамейки, взял ухват, вытащил из печи чугунок, и начал накладывать ребятишкам из него кашу в глиняные плошки. Тут же застучали ложки и через две минуты плошки были пусты.

- Ходил Бежан вокруг того постоялого двора, смотрел, да слюну глотал, а потом решился все же, поклонился Валету в ноги, да попросил в долг зерна, да крупы. Тот принял его, выслушал, кашей с мясом даже угостил, но в долг давать отказался, объяснил по уму, что долг тот Бежан все одно отдать не сможет, но предложил выход, мол есть у него в городе знакомица, которая работает у одной знатной госпожи, и вот та знакомица, может пристроить младшую дочку Бежана к ней в услужение. Удивился Бежан, к какому это делу можно девчонку малую, да неразумную пристроить? А дочурка у него была ладная, да приметная, вот навроде тебя. – Старик снова погладил по голове Стешку. – На это Валет лишь плечами пожал, мол не знает. Зато, знает, что если Бежан дочку на службу отправит к госпоже, то он ему три пуда ржи выдаст. И на деньги, что дочка его заработает, он, Валет, претендовать не станет. Походил Бежан, подумал, да и свел дочку на двор к Валету, а тот на следующий же день, запряг в телегу лошадку и увез ее в сторону города. Ну а Бежану всё честь по чести три пуда ржи. Отступил голод на время от семьи крестьянина, да только не на месте сердце отцовское было. Волновался Бежан за дочь любимую, места себе не находил, да так себя извел, что стал слышать ее голос в ночи, в вое ветра, будто зовет она его, радостно так «Тятенька! Тятенька! Выйди на крылечко, спляши со мной!». Посмурнел Бежан, посерел, лицом осунулся. Да и новая напасть с ним приключилась, сынишка средний, пропал, ночью, зачем-то вышел на двор и исчез, растворился в метели, две недели искал его Бежан по оврагам да околкам, но так и не нашел.

- В город сбежал! В солдаты! – Со знанием дела перебил старика Даримир. – Я тоже хотел, но батька меня выпорол, и я передумал.

- Совсем обезумел от горя мужик, - Не обращая на мальчишку внимания продолжил Ждан, - Места себе не находил. Бродил по замерзшей деревне словно неприкаянный, впрочем, не он один, многие себе места не находили, да еще и голос дочкин звал все настойчивее и настойчивее. И вот однажды, случайно, он увидел, как его сосед ведет свою дочку на двор к Валету, остановил он его на обратном пути, разговорился и выяснил тогда Бежан, что соседскую девчонку, Валет тоже на службу к городской госпоже пристроил, тут уж совсем сердце отцовское екнуло и застучало. Оделся он потеплее, взял лыжи, да и стал караулить, когда Валет девочку в город повезет. А тот не торопился, только к вечеру его сыны лошадку то в сани запрягли, на ночь значится глядя, к тому же еще и метель разыгралась. Смотрит Бежан и думает, кто же в ночь, да в такую погоду в дорогу отправится. Но нет, вышел Валет, усадил девчушку в сани, хлестнул конягу, да и отправился в метель, несмотря на темнеющее небо. А Бежан, значит, на лыжи и за ним, срезал через лес, да через пролесок, перебрался через овраг, и как раз поспел ко времени. Смотрит, остановил Валет сани, вытащил из них упирающуюся девчонку и повел в лес.

Тихо, словно зверя дикого выслеживая, пошел Бежан за ними, и вышел к полянке, странная та полянка, в лесу снега по пояс, а та словно веником выметена, а вокруг камни высокие, будто клыки торчат.

Вывел Валет девочку на эту полянку и сорвал с нее полушубок оставляя в чем мать родила, и подняв голову к небу закричал, «Хозяйка моя, приди, прими девку в услужение, пусть в свите твоей послужит!». Опешил Бежан, дар речи потерял, затаился за кустом, в снег закопался и смотрит, что дальше будет. А Валет продолжает, «Как в договоре все, как положено! Душу Зиме, тело Валету! Душу Зиме, а тело Валету!».

Еще сильнее разыгралась вьюга и словно бы петь начала, вокруг поляны вихри снежные крутят, а на поляне тишина. А мужик все продолжает, нараспев кричит, «Душу Зиме, тело Валету! Душу Зиме, тело Валету!».

И тут, смолкло все в миг, расступилась пелена белая и на поляну из снежного марева выступила женщина, красоты не земной, высокая, лицо словно мел бледное, губа как калина, красные, волосы цвета воронова крыла. Упал Валет на колени перед ней и затих.

А Бежан понял, то Морана, хозяйка зимы, богиня смерти, пришла к себе служанку принимать.

Прошла она мимо распластавшегося на земле мужика, даже не взглянув на него, подошла к девочке и подняв ее за плечи и поцеловала в губы.

Ужас сковал затаившегося Бежана, он неотрывно смотрел, как синеет тело девочки, как коченеют ее руки и ноги, как стекленеют глаза, а главное, как от замерзшего в лед тела отделяется синевато-белое облачко, которое становится рядом с Мораной, превращаясь с каждой секундой в копию девочки, только прозрачную, невесомую. И когда жизнь окончательно ушла из девчушки, то Морана отшвырнула ее в сторону, словно надоевшую игрушку, а фигурка рядом с ней вдруг страшно и радостно расхохоталась и рассыпалась ледяной крошкой устремившись прочь с поляны, вливаясь в страшный вихрь таких же снежинок, которые встретили ее с радостным смехом.

«Душу Зиме, а тело Валету! Душу Зиме, а тело Валету», продолжал нараспев повторять корчмарь и поднял наконец то глаза на богиню, та благосклонно взглянула на него и молча удалилась в снежное марево.

Как ужаленный вскочил Бежан из-за своего куста и опрометью кинулся прочь, правда, как он не спешил, как не торопился, но успел, пробегая мимо, приметить, что сани, на которых приехал Валет, до этого пустые, теперь были тяжело нагружены мешками.

Торопился Бежан, мчался, что было мочи, а как прибежал в деревню, так стал в набат бить, звать односельчан. Рассказал им все как было, те не поверили, думали, с ума сошел от голода, но тут, кстати, Валет вернулся, а у него на телеге, мешки с зерном, а среди тех мешков, застывшее в лед тело девочки. Вот тут-то и поняли деревенские, что за мясо в кашу добавлял проклятый корчмарь.

- Ой! – Прикрыла от ужаса ротик Стешка.

- Так это что? – Очень по-деловому спросил Даримир. – Они человечину что ли ели?

- Ее родимую. – Рассмеялся старик, демонстрируя ребятишкам свои ровные белые зубы. – Валета, конечно, тут же схватили, но тот лишь смеялся в лицо соседям, мол, «Ко мне какие претензии? Я обещал, детей Ваших к госпоже устроить, я и устроил. Вы своё получили, она свое, а я свое!», не выдержали люди издевательства, накинули ему петлю на шею, да и повесили на воротах. Вот только, в тот момент как повис, Валет, то рассыпался на ветру снегом. Спасла значится Морана слугу своего верного, к себе забрала.

- Страшно то как. – Всхлипнула Стешка.

- Да ничего страшного! – Возразил Даримир. - Обычная сказка. Даже глупая. Морали нет! В сказке обязательно мораль должна быть, она должна учить чему-то.

- Так я же еще не закончил. – Продолжил Ждан. – Вы давайте, умывайтесь, по лавкам укладывайтесь, да я расскажу, как было, да чем закончилась, там и мораль будет и урок добрым молодцам.

Ребятишки нехотя умылись теплой водой и расположившись на лавках приготовились слушать старика дальше.

- Как исчез Валет, так ворвались селяне в его избу, домочадцев, значится, побили, но те в рев, в слезы, кричат, что про папкины дела не знали ничего, он им говорил, что зерно и мясо из города привозит, там у него, мол дела торговые. А потом, в ледник спустились, а в том леднике, десятки детских тел, и тех, кого родители сами в услужение к госпоже городской отправили и тех, кто в ночи пропал, выйдя на улицу, увлекаемый зовом метели. Оно же как, служанки зимы, те, что в метели теперь живут, к родным своим по ночам являлись и звали к себе, плясать в зиме, кто выходил, тому уж и не жить, замерзал на смерть, а тела, Валет к себе на ледник, значится, складывал.

Заколотили селяне Валетову избу, домочадцев его выгнали прочь, вот только зима, она то все не заканчивалась. Тепло, казалось, совсем забыло про наши края, а главное, зерно, то, что Валет селянам раздавал, оно в снег превратилось, после его ухода, значится. И снова голод показал свой звериный оскал и снова люди в отчаянии смотрели на метель, и все чаще стали поглядывать на Валетову избу, где в заколоченном леднике лежало мясо.

- Аааааа. – Разрыдалась Стешка. – Нет! Так нельзя. Они не сделают этого.

- Они сделали это. – Старик присел рядом с ней и положил морщинистую ладонь на мягкие волосы. – Человек, он жить хочет, и чтобы эту жизнь сохранить на все пойти готов.

А дальше, когда мясо закончилось, Бежан сам, своей волей пошел на ту самую поляну в лесу, поклонился Зиме и взмолился матушке Маре, чтобы та не дала сгинуть деревне от голода. И знаете что?

- Что? – Дрожащим голосом спросил Даримир, похоже его все же проняла история старика.

- Она ответила! – Усмехнулся Ждан. – Смилостивилась над нами матушка Морана, хозяйка зимняя. И с тех пор, поля наши раньше времени от снега освобождаются, люди зимой голода не знают, в сытости и благости обитают. А цена тому, всего-то десяток жертв каждый год, детишки малые, самые ладные, да пригожие, такие, кого не стыдно в услужение богине отдать.

- Ой да ладно. – Хмыкнул Даримир. – И нас тут как раз десятеро. Ты, дед, нам страшилки рассказываешь, ими только малышей пугать, вроде Стешки.

- Десятеро. – С доброй улыбкой кивнул старик. – И сегодня, я дал вам последнее тепло, последнюю трапезу и последнее омовение, а теперь, пора. – Он, кряхтя встал с лавки, подошел к входной двери и распахнул ее настежь, и в одно мгновение из избы словно высосали все тепло, погасла печь, а в дверь склонившись под низкой притолокой вошла фигура высокой невероятно красивой женщины.

- Души Зиме, а тела Ждану, матушка Морана. Души Зиме, а тела Ждану. – Тихонько проговорил старик, точно так же как десятки раз до этого, и как десятки раз до этого эти же слова повторял и его отец Бежан.

Старик стоял и с грустью смотрел, как Морана дарит свой поцелуй ребятишкам, а те, один за другим становятся круговертью снежинок, оставляя после себя лишь посиневшие недвижимые тела, и в этот момент слышал старик, как оттуда с улицы, из воющей пурги зовут его веселые и радостные голоса сестрички его младшей и брата старшего, «Ждан, братик! Пойдем с нами! Пойдем танцевать в метели!». И ведь пойдет, скоро уже. И так задержался он на этом свете, уж больше сотни лет приводит он к Маре слуг, пора бы уже и самому в метель, к отцу, к родным, а место его займет старший сын, не даст деревне пропасть, не даст зимнему гладу забрать жизни жителей деревенских, соблюдет договор, который его отец заключил с богиней в тот самый первый год, когда вместо первой травы на землю лег снег. Ну а пока, старый Ждан глянул на тела, что в беспорядке валялись на полу, завтра в деревне пир, каша с мясом. Потому что, души Зиме, а тела деревне!

Загрузка...