Празднование дня рождения Селестии всегда было событием грандиозным. В этот раз, однако, грандиозность вышла за рамки привычного. Селестия и Луна, увлеченные беседой и, чего греха таить, обильно угощающиеся изысканными винами, перебрали с алкоголем. Утро следующего дня встретило их головной болью и легким туманом в головах.
Селестия, пошатываясь, направилась к аптечке, где хранились ее верные средства от похмелья. В полумраке комнаты, среди множества бутылочек с причудливыми этикетками, она по ошибке схватила не ту. Вместо флакона с успокаивающим отваром, она отхлебнула из бутыли с надписью "Магический Хаосин". Из того самого флакона который подарила ей Луна на это день рождения, для магических экспериментов Твайлайт Спаркл.
Эффект был мгновенным и, как оказалось, катастрофическим. В течение следующих сорока восьми часов Селестия (если верить надписям на бутыльке) была обречена говорить только правду. И не просто правду, а всю правду, без прикрас и утайки. К этому добавилось еще одно неприятное свойство: она слышала чужие мысли в радиусе пяти метров.
Именно в этот момент, когда мир Селестии перевернулся с ног на голову, ей предстояло провести три официальные, скучные встречи и торжественное открытие новой школы – мероприятия, которые вызывали у нее лишь зевоту и раздражение. И все это, под пристальным взглядом тысяч подданных, которые, как она теперь слышала, думали о ней самое разное.
Первая встреча была с представителями соседнего королевства, обсуждавшими торговые соглашения.
"Ваши товары, конечно, неплохи," – начала Селестия, и ее голос, обычно мелодичный, теперь звучал с непривычной прямотой. – "Но ваша политика просто смешна. Вы душите собственную экономику, и я уверена, что ваши подданные мечтают о более открытом рынке, хотя и боятся вам это сказать."
В этот момент один из послов, явно пытавшийся скрыть свое недовольство, покраснел и открыл рот чтобы возразить но внезапно из его уст вырвалось:
"О, Солнце Кантерлота, чья мудрость безгранична,
Твоя сила, как океан, глубока и вечна!
Пусть свет твой сияет, рассеивая тьму,
Мы славим тебя, о Селестия, во веки веков!"
С этими словами посол вытянулся в неестественной позе как будто кому то позируя и медленно, с ужасающим хлюпаньем, начал умирать от приступа диареи. Селестия, шокированная, но теперь уже не способная скрыть свое отвращение, лишь отвернулась. Всё произошедшее было в большей мере странным и неожиданным.
Следующая встреча была с главой гильдии магов.
"Ваши заклинания, конечно, впечатляют," – произнесла Селестия, слыша мысли старца о том, как он мечтает о повышении зарплаты. – "Но ваша одержимость древними ритуалами несколько устарела. И, честно говоря, я не понимаю, почему вы тратите столько ресурсов на эти бесполезные эксперименты."
Старый единорог, услышав это, застыл, медленно побледнел, а потом побагровел, но стоило ему открыть рот:
"О, Селестия, чье сияние затмевает звезды,
Твоя справедливость, как рассвет, всегда приходит вовремя!
Мы преклоняемся пред тобой, о королева света,
Твоя воля – закон, твоя мудрость – наша путеводная звезда!"
С этими словами маг пафосно упал на колено поднеся копыто к своему лицу, и, к ужасу Селестии, начал издавать странные булькающие звуки, прежде чем его тело начало стремительно слабеть, а затем он упал, сраженный очередным смертоносным приступом поноса.
Третья встреча была с представителями королевской гвардии, обсуждавшими вопросы безопасности. Селестия, слыша их мысли о том, как они устали от бесконечных парадов и как им хочется просто поспать, не выдержала.
"Ваша преданность мне, конечно, похвальна," – сказала она, – "Но давайте будем честны. Большая часть вашей работы – это просто красивое шествие. И я уверена, что вы бы предпочли заниматься чем-то более полезным, чем стоять на страже у ворот, когда на самом деле никто не собирается нападать. Особенно учитывая, что вы все время думаете о том, как бы поскорее уйти на обед."
Один из капитанов, чьи мысли были полны возмущения и желания возразить, внезапно застыл. Его лицо исказилось, и он начал декламировать:
"О, Селестия, наш свет, наш маяк в ночи,
Твоя доброта, как солнце, греет наши сердца!
Мы верны тебе, о правительница небес,
Твоя слава вечна, твоя мощь без конца!"
Затем, поигрывая мышцами, он начал медленно умирать, оставляя очень много неприятных запахов и своих выделений, приводя Селестию в полное смятение.
Наконец, наступил момент открытия школы. Селестия, чувствуя, как ее силы на исходе, а мысли окружающих – как назойливые мухи, вышла на сцену. Она слышала, как ученики шептались о том, как скучно будет на церемонии, и как они мечтают о каникулах.
"Я рада приветствовать вас на открытии нашей новой школы," – начала Селестия, ее голос дрожал от усталости. – "Я надеюсь, что здесь вы получите знания, которые помогут вам стать полезными членами общества. Хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что большинство из вас действительно заинтересованы в учебе. Вы просто хотите впустую просиживать ваши хвосты, не пытаясь применить свои знания на практике."
В толпе раздался шепот. Один из учеников, явно возмущенный, открыл рот, но вместо возмущений все услышали:
"О, Селестия, чья красота затмевает луну,
Твоя мудрость, как река, течет без конца!
Мы любим тебя, о наша королева,
Твоя доброта – наш щит, твоя сила – наш закон!"
С этими словами ученик принял очередную странную пафосную позу, а потом, к ужасу всех присутствующих, начал умирать от привычного уже Селестии приступа диареи.
Сорок восемь часов прошли. Селестия, изможденная, но наконец-то свободная от проклятия правды и чужих мыслей, вздохнула с облегчением. Но ее облегчение было недолгим. Внезапно, по всему Кантерлоту, те, кто в течение этих сорока восьми часов плохо думал о Селестии, встали на обе ноги, вытянули руки вперед и начали петь гимн обожания.
"О, Селестия, наш свет, наш маяк в ночи,
Твоя доброта, как солнце, греет наши сердца!
Мы верны тебе, о правительница небес,
Твоя слава вечна, твоя мощь без конца!"
И как только последние ноты затихали, они мгновенно умирали от сильнейшего метеоризма, их тела раздувались и лопались с отвратительным звуком. Селестия, наблюдая за этим ужасом, чувствовала, как ее сердце сжимается от страха и отчаяния. Ведь перед ней неожиданно открылась ужасающая истина - каждый умерший, каждый, кто когда-либо имел негативные мысли о ней в те проклятые 48 часов, продлевал действие "магического хаосина" еще на пять часов.
И так, круг за кругом, Кантерлот погружался в хаос.
Сначала это были единичные случаи. Затем их становилось все больше. Улицы Кантерлота наполнились пением и последующими ужасающими смертями. Жители, пытаясь избежать участи, старались думать о Селестии только хорошее, но страх и паника делали это почти невозможным. Любая негативная мысль, любая тень сомнения, любая обида, которую они когда-либо испытывали, теперь становилась смертным приговором.
Дни превращались в недели. Кантерлот, некогда сияющая столица, стал городом-призраком. Здания стояли пустыми, улицы были усеяны останками тех, кто не смог выдержать бремя обожания. Селестия, единственная оставшаяся в живых, бродила по опустевшим залам своего дворца, слушая эхо собственных шагов и отдаленные, затихающие песни обожания.
Она терпеливо ждала. Ждала, когда же закончится действие "магического хаосина". Но время шло и новый умерший, каждый новый приступ метеоризма, каждый новый гимн обожания продлевал ее мучения.
В конце концов, Селестия осталась одна. Одна в городе, который она когда-то любила и защищала. Городе, который теперь был ее личным, бесконечным адом. Она сидела на своем троне, окруженная тишиной и призраками прошлого, и ждала. Ждала конца, который, казалось, никогда не наступит. Иногда, в полной тишине, когда ветер завывал в пустых окнах дворца, Селестия слышала слабый, едва различимый шепот. Это были последние отголоски мыслей тех, кто умер. Мысли, полные сожаления, страха, но иногда и искренней любви. И каждый такой шепот, казалось, добавлял еще один день к ее бесконечному заключению.
Она пыталась вспомнить, кто именно, когда и почему думал о ней плохо. Были ли это те, кого она несправедливо наказала? Или те, чьи просьбы она проигнорировала? Или, может быть, просто те, кто завидовал ее положению? Теперь, когда она слышала эти мысли, они казались такими мелкими, такими незначительными по сравнению с тем, что произошло. Но именно эти незначительные мысли стали ее вечным проклятием. Селестия пыталась найти противоядие, но все ее магические знания оказались бессильны. "Магический Хаосин" был не просто зельем, а проклятием, питающимся самой сутью ее существования.
Однажды, сидя в своем опустевшем замке, она услышала новый шепот. Это был голос Луны. Селестия замерла. Луна была ее сестрой, ее единственной семьей. Неужели и она...
"Селестия..." – прошептал голос Луны, полный боли и отчаяния. – "Я... я думала, что ты слишком властная. Что ты не слушаешь других. Прости меня, сестра. Я так жалею..."
Селестия закрыла глаза. Она знала, что это значит. Еще один гимн. Еще одна смерть. Еще пять часов вечности.
Она встала и подошла к окну, глядя на пустой город. Солнце садилось, окрашивая небо в кроваво-красные тона. Это был ее мир. Мир, который она сама разрушила из-за маленькой, но смертоносной ошибки.
"Луна..." – прошептала Селестия, ее голос был едва слышен. – "Я тоже жалею. Я жалею, что не была лучшей сестрой. Я жалею, что не была лучшей королевой."
Но ее слова были лишь эхом в пустом дворце. Никто не мог ее услышать. Никто не мог ей помочь. Она была одна.
И так, Селестия, вечная королева Кантерлота, продолжала ждать. Ждать конца, который никак не хотел наступать. Ждать, когда же закончится действие "магического хаосина". Но оно не заканчивалось. Оно всё продолжалось и продолжалось, бесконечное эхо ее собственного, рокового дня рождения. И каждый раз, когда она слышала новый гимн, новый приступ метеоризма, она знала, что ее вечность только что продлилась ещё на пять часов.