Смеющаяся Река

Это была уже четвертая дохлая рыбина, выброшенная на берег. За две недели…

Илья хмуро рассмотрел ее, затем снова положил на песок, машинально откинул прилипший к резиновому сапогу клок водорослей. Отравление химикатами? Но он не слышал ни о каких промышленных авариях или затонувших судах вблизи Суоменлахти[1]. И хотя городские предприятия регулярно сливали в воду нечистоты, да и местные жители не церемонились со стихией, это было как-то слишком часто. Не только часто, но и странно.

Илья натянул перчатки, достал из футляра свой старый «ведьмин зуб»[2] и принялся вскрывать рыбу. Ее тело быстро расползалось под лезвием, внутренности уже обращались в зловонную кашу. Илья прикрыл глаза, чтобы прощупать ауру, и увидел алые всполохи огня, ядовито-зеленую слизь, услышал хлюпанье грязи под ногами и встревоженный лай своего давно покойного фамильяра. Все, что когда-то преследовало на пути к Туонеле[3]… Но как эти флюиды проникли сюда?

«Неужто мертвый мир снова лихорадит?» — подумал он. За три года после возвращения из Патруля случилось несколько малых прорывов между мирами, которые плохо сказались и на природе, и на здоровье людей. Водяной Змей — а Илью Лахтина все чаще называли именно так, — уже не мог контролировать все сам и привлек других патрульных. Взамен он отдал территорию бывшей гостиницы под место реабилитации тех, кто пострадал от магических преступлений. Иногда он снова брал заказы как наемник, но в целом пенсия от Патруля позволяла жить более чем комфортно.

Однако на сердце было неспокойно, и даже привычная бесстрастность товарищей-духов больше не обнадеживала. Илья оглянулся, ища девятилетнюю Кайсу, которая напросилась вместе с ним на побережье, пока ее мать отдыхала после дежурства. На миг он замер, но тут же вздохнул с облегчением: дочь устроилась на громоздких старых качелях, которые ребята притащили на пляж с какой-то заброшенной дачи. Видимо, ей наскучило собирать ракушки, большинство из которых было расколотыми и не годилось для амулетов. А отцу нравилось, что она пока не ведала других забот.

Под мерный скрип качелей Илья вновь занялся рыбой — вскрыл ее продольно до конца, аккуратно вырезал глаза, осмотрел жабры. И вдруг заметил на лезвии «ведьминого зуба» несколько странных крупинок. На вид это был не песок, не галька и даже не металлическая пыль, а запах Илья не мог определить под прилипчивым рыбьим духом. Будто само по себе это крошево не пахло и не имело ауры, а только похищало чужие ароматы и энергию.

«Фильтр, вытягивающий силы?» — подумал Илья. Пораженный внезапной догадкой, он осмотрел удаленные глаза рыбы, и к одному из них тоже прилипло немного крупинок. А больше всего этой дряни скопилось вокруг хребта, в слизистых комьях, где шаман не сразу ее разглядел.

— Что же ты такое? — невольно пробормотал он вслух. С этим стоило разобраться в кабинете, поэтому Илья тщательно сложил рыбьи останки в чистый пакет и туда же упаковал окровавленный нож. Поскрипывание стихло, но в раздумьях он этого не заметил и вздрогнул от звонкого голоса Кайсы, стоявшей прямо перед ним:

— Иса[4], что ты делаешь?

— Пытаюсь понять, чем болеет рыба, — ответил Илья, устало улыбнувшись. — Я уже несколько таких нашел за короткое время, милая. Если дальше так пойдет, то морским зверям и птицам будет нечего есть, да и мы вкусной рыбешки лишимся.

— Так почему же ты у айти[5] не спросишь? Она знает о рыбах все!

— Поверь, даже вы не знаете о природе всего: она ведь очень быстро меняется, — возразил отец. — И потом, мы с твоей мамой давно договорились, что я буду ее беспокоить лишь в крайнем случае, а сначала попробую докопаться сам.

— И как ты будешь… докапываться? — спросила Кайса, и ее голубые, как у Ильи, глаза загорелись от жадного любопытства.

— Пока не знаю, — признался Илья, — но как только смогу разобраться, то все расскажу тебе.

— Честное слово? И расскажешь мне раньше, чем Ясси?

— Самое честное, — заверил Илья и бережно взял ее ручку с тонкими, как у всех юных демонов, коготками. Кайса заулыбалась и погладила отцовские заскорузлые пальцы, которые в раннем детстве удивляли и даже пугали ее — девочка принимала короткие человеческие ногти за обломки вырванных когтей и недоумевала, почему не течет кровь. Позже, узнав тайну своего рождения, Кайса приняла ее с недетским смирением и не задала ни одного лишнего вопроса.

Теперь же она заговорщицки подмигнула отцу и добавила:

— А можно мне пойти искупаться с Тарьей?

— Домовые ее отпустили? — настороженно спросил Илья.

— Конечно, — закивала девочка, — да и что тут такого? Вода сегодня теплая, и Тарья уже не такая хлипкая, как раньше!

— Теплая-то теплая, но залив неспокоен, — покачал головой шаман. — Этим летом вода уже не раз доходила до дюнной гряды, а однажды затопила пару пляжных ларьков. Ты забыла эту историю?

Кайса нахмурилась и возразила:

— Ну и подумаешь, затопила! Первый раз, что ли? Этих ларьков там прежде были сотни, и будут еще тысячи! Но мне-то ничего не сделается, а со мной и Тарья будет цела.

— А не мала ли ты еще такими словами бросаться? — заметил Илья. Но Кайса тряхнула светлыми косичками и невозмутимо сказала:

— Ты, конечно, мудрый, иса, но я все-таки водяной дух! Неужели ты мне не доверяешь?

— Ладно, купайтесь, но поблизости, и как только я тебя позову, забирай Тарью и домой без разговоров. Идет?

— Идет, — вздохнула маленькая водяница, и отец потрепал ее по плечу.

— Береги себя, культани[6], — тихо добавил он ей вслед, откидывая назад волосы, в которых с каждым годом появлялись новые серебряные нити.

«Отнесу это домой, а насчет запаха потом с Юхой посоветуюсь — уж он-то все учует» — решил Илья про себя и положил пакет в кожаную сумку на поясе.

Кайса тем временем скинула платье, оставшись в тонкой маечке, и стала ждать Тарью, которая натягивала купальник в раздевалке. Водяница немного досадовала на отца с его страхами: будто он не помнит, что им с матерью это море куда роднее и ближе домашних стен! Раз уж ему досталась в дочери дух-хранительница, пусть гордится этим, а не относится к ней как к несмышленому ребенку.

Вот Тарья — другое дело: она родилась человеком, хоть и смутно помнила, что несколько лет назад звалась Дашей и воспитывалась в семье людей. Она побаивалась воды, и не просто так — ее настоящий отец утонул в болоте, куда его заманили лесные духи. Тарья этого не видела, но по сей день заходила в любой водоем медленно и осторожно, будто среди ила и соломы могли притаиться какие-нибудь ядовитые гады.

— Ну ты и копуша, Тарья! — не выдержала Кайса. — Пока разогреешься, отец уже велит нам возвращаться!

— Я и не просила меня ждать! — огрызнулась Тарья, не сводя глаз с мелкой набегающей волны. Вдруг послышался задорный смех и обеих девчонок обдало брызгами — по воде пронеслись две приятельницы Кайсы, юные водяницы Солли и Ловиса.

— Эй, смертная! Если тебе даже здесь глубоко, может, лучше дома сидеть, учиться у домовихи носочки вязать? — крикнула темноволосая Солли с фиалковыми глазами.

— И что ты с ней возишься, Кайса? Поплывем лучше к каменному острову, поиграем на скалах в прятки, — предложила Ловиса, у которой локоны были пепельными, с зеленоватыми кончиками.

Тарья хмуро промолчала, а Кайса грозно посмотрела на подруг и сказала:

— Оставьте ее в покое!

— А если нет? Ты папеньке своему пожалуешься, что ли? — съязвила Солли.

— Я с вами сама разберусь! Он уже научил меня кое-каким секретам, — заявила Кайса. Разумеется, она лукавила и на самом деле могла о таком лишь мечтать, но девочки притихли и угрюмо поплыли прочь.

— Много ты о себе воображаешь, принцесса! — буркнула Ловиса через плечо.

Тарья еле слышно вздохнула, и маленькая водяница поспешно подала ей руку.

— Не слушай их, — тихо сказала Кайса и повлекла подружку за собой. Зайдя по пояс, девочки окунулись и водяница украдкой пустила в ход магию — маленькие искры от ее ауры рассыпались по волнам и проникли в энергетическое поле Тарьи. «Помни, что сама большей частью состоишь из воды, — безмолвно напомнила ей Кайса. — Бояться ее — значит, бояться себя!»

И воззвание подействовало, Тарья улыбнулась и стала плескаться более задорно и уверенно. Кайса удивлялась, что в некотором роде люди были ближе к водяным, чем другие духи, но отторгали собственную природу под грузом надуманных страхов.

Отвернувшись от подруги, Кайса поплыла по течению, почти недвижимая, слившаяся в одно целое с родной стихией, как умели только духи-дети и совсем пожилые, чьи века уже близились к концу. Для остальных разрыв с родным Средним миром был куда более ощутимым. Несведущему человеку, забредшему на этот пляж, ее белокурая головка показалась бы низким облачком, смех — легким ветерком, глаза — бликами солнечного света на водной глади.

Она успела забыть о предостережениях отца, когда услышала зов Тарьи:

— Кайса, почему вдруг стало так холодно?

— Да что ты болтаешь, глупая! — отмахнулась Кайса. Она не ведала ни холода, ни жары, тем более в воде, и только краешком сознания заметила что-то странное. Будто дно оказалось ближе, а волна стремительно отползала прочь, к чернеющим на горизонте островам, обнажая все тайны Суоменлахти. Но не только отлив поразил юную водяную хозяйку.

Дно не просто приблизилось, а ударило по коленкам, как огромная каменная плита. Кайса вскрикнула от боли, а затем резкий порыв ветра протащил ее по песчаной тверди, так что она ободрала локти и колени в кровь. Кое-как девочка поднялась на четвереньки, ища глазами Тарью, но с одной стороны ее оградила пелена беснующегося песка и грязи, с другой — набухающие волны, которые издалека можно было принять за скалы в тумане.

— Тарья, где ты? — отчаянно крикнула Кайса, но в ответ донесся лишь ветер, гудение волн, утративших всякое дружелюбие, а камень под ногами и ладонями становился все холоднее и тверже.

— Этого не может быть, — прошептала девочка, будто стояла перед самой праматерью Вэден-Эмя[7], повелевающей и бурями, и затишьем. — Этого не может быть!

Но богиня, конечно, не отозвалась. Зато сквозь ветер донесся отчаянный возглас отца, крики старых и малых духов, жалобный плач Тарьи. «Жива!» — на миг подумала Кайса с облегчением. Клубы песка рассеялись, и теперь водяница видела на берегу целую толпу, из которой выделялось бледное, перекошенное ужасом лицо Ильи. Духи стремительно бежали к ней, на ходу становясь невидимыми, воздух раскалился от их тревоги, а завывание ветра превратилось в жуткий злорадный свист за спиной.

Накатившая волна смяла юную водяницу своей тяжестью как тростинку, и берег оказался безнадежно отрезан. Сверху — непроглядная толща воды, безразличной к магическим призывам, снизу — дно, словно вырубленное из цельного гранита. Девочка ощутила во рту вкус крови, а перед глазами плясали зеленые и багровые пятна. Одни походили на чьи-то прищуренные глаза, другие — на жадно разинутые пасти. Ее родная вотчина за несколько мгновений превратилась в скопище разъяренных голодных монстров, для которых хранительница природы была таким же мясом, как и люди.

«Этого не может быть» — успела подумать Кайса еще раз, прежде чем сознание оставило ее.

[1] Финский залив (фин.)

[2] Название финского ножа с рукояткой из оленьего рога, в основном используемого для разделки мяса

[3] Название загробного мира в финской мифологии

[4] Папа (фин.)

[5] Мама (фин.)

[6] Золотая (фин.)

[7] Верховная богиня воды в финской мифологии, супруга бога Ахти