Снег и Сигарета

"Это начало моего личного дневника, раньше я думал, что это фигня для детей, но моё мнение изменилось. Я рос в крайне хорошей и доброй русской семье, моего отца зовут Виталий, в СССР он работал сварщиком, в штатах же он получил второе образование архитектора. С его нынешней женой, моей мачехой Викторией, они встретились в этом же институте, она обучалась на дизайнера интерьеров, можно сказать, что они с папой коллеги по цеху, пускай она мне и не родная мама, но всё же, за всё это время я постоянно ощущал искреннюю родительскую любовь в свою сторону. Я появился от первого брака отца, моя родная, биологическая мама, изменила отцу. По его рассказам, они долго судились, и мой отец проиграл суд. В итоге, нарушив все законы, он переехал со мной в штаты, как политическое укрытие, теперь въезд в СССР ему строго запрещён. Отец прилетел в штаты, когда мне было 9, разумеется, в таком возрасте мне легче было изучать язык, да и коммуницировать с ровесниками. Английскому языку на базовом уровне я научился ближе к 10 годам, его мне хватало чтобы найти тут знакомых. Впрочем, половина из моих знакомых сейчас, такие же беженцы из союза. К 19 годам у меня появилась девушка, она училась в моём колледже на фортепиано, её зовут Мария, она тоже русская, вернее полячка. Я же кстати закончил учиться на скрипку, но, по назначению образование, увы, не использую, работаю в полиции. Не дожив до 21 года, я заключил брак со своей супругой, а когда это красивое число, всё-таки, настигло меня, моим главным подарком на день рождение была новость о ребёнке. Мы жили и жили, сейчас мне 23, полгода назад я узнал об измене своей жены, не буду ставить себе диагнозы, но подозреваю, что у меня развивается затяжная депрессия. Я не стал портить брак, судиться, делить ребёнка и всякое такое. Я просто закрыл глаза, будто бы ничего и не было. Сейчас 6 октября, я хочу сегодня совершить суицид. Я не хочу, чтобы в какой-то момент моя жена сказала мне слова об измене, не хочу слышать из её уст, я не хочу всего этого.
Маша, я любил тебя настолько сильно, насколько мог, но видимо в чём-то тебе меня не хватало, прости, я старался. Мама, Папа, извините, я вас люблю.
Дневник Петра Снежина."

— Милый, вернись пораньше, пожалуйста, есть разговор, — доноситься холодный женский голос из соседней комнаты, мужчина же, которому принадлежит дневник, начал догадываться о чём будет этот "разговор".

— Постараюсь, — также холодно ответил мужчина, перечитывая строчки дневника. — Накаркал, — сказал он себе под нос, встал и пошёл в ванную комнату, под предлогом того, что последний день жизни, нужно выглядеть хотя бы опрятно.

Зайдя в ванну, мужчина первым делом посмотрел на своё отражение. Он был чуть выше среднего роста, около метра восьмидесяти, даже чуть больше. Не полный, но и не худощавый, в обычной, ничем не примечательной, физической форме. Прямые черные волосы на его голове были растрёпаны по две стороны, овальное лицо выглядело крайне уставшим, прорастала щетина, взгляд был тяжёлый, упавший, да и глаза не были такими зелёными как раньше, сейчас оттенок можно скорее назвать болотным. Герой выглядел явно не на свои года, а куда старше, старше лет на десять. Впрочем, возраста прибавляла и официальная одежда на нём, белая рубашка с длинным рукавом, да простой черный галстук.

Но взять в руки бритву Петр не захотел.

— "Один хер меня запомнят таким", — подумал Пётр.

Постояв перед зеркалом ещё несколько минут, он вспомнил свои планы на сегодня, мужчина собирался выпить с друзьями в одном хорошем заведении, что находиться близ их района. Герой думал, что встреча с друзьями сможет его как-либо говорить от суицида. Вернее будет сказать, что Пётр на это искренне надеялся. Он прекрасно понимал, что на измене жены и потере ребёнка при разводе жизнь заканчиваться не должна, но, каждый раз, когда мужчина сидел в одиночестве, навязчивые мысли тащили его на самое дно, в самую бездну его разума.

А на улице же царила ранняя осень, листья только начинали желтеть и падать на мокрый асфальт от вечных дождей, впрочем, именно в этот день дождя по ТВ не обещали. Однако, было пасмурно и весьма прохладно, поэтому Пётр оделся теплее, чем обычно. Прямо поверх белой рубашки он накинул массивное черное пальто, хлебнул уже постоявший и прохладный, вчерашний кофе из Starbucks, взял лучшие из своих туфель для дождливой погоды, да захватил с собой зонтик "На всякий случай".

Выйдя на улицу, мужчина начал идти в уже привычном направлении, проходя сквозь весьма широкие улицы и чересчур узкие переулки вечернего мегаполиса. По дороге Пётр только и думал, как же подвести диалог к тому, что он хочет сделать этой ночью. Он тщательно обдумывал свои реплики наперёд, хотя прекрасно знал, как это будет на самом деле. Даже вспоминая то, как он предложил Маше начать отношения, он строил аналогию. Тогда, он вместо огромного монолога про свои чувства и желание, сказал лишь "Давай начнём отношения" и то, едва говоря. Впрочем, тогда это сыграло, и девушка умилилась такому неловкому предложению со стороны серьёзного на вид парня. Однако, на горизонте уже виднелось заведение, куда шёл Пётр, и он окончательно настроился на свой душераздирающий рассказ о своих намерениях.

***

— Чёрт, чувак, это лучший паб Сиэтла, я столько пива в этой дыре перепробовал, но ребят, это пиво — искусство, — сказал немного пухлый и явно пьяный мужчина, сидящий напротив Петра, он поднял увесистую пивную кружку и отпил треть от полного объёма. У него были каштановые кудрявые волосы, которые он любит вечно взъерошивать, ярко-янтарные глаза и всегда красные щёки, даже когда он трезвый. Он не был сильно умным, но был душевным, понимающим и добрым. Весь его вид на это также намекал, он был одет по-простому, без всяких излишеств, джинсы, да толстовка. За это его все и любили, да и выпивать с ним все любят, он вечно всех веселит, когда перепивает свою меру в несколько раз.

— Жека, ты просто пьяный, пиво конечно вкусное, да, но мы с Петрушей что-то явно не допили, я всего стакан выпил, он вообще не притронулся к своему. Но самое смешное, суммарно у нас в чеке выйдет точно больше 6 стаканов, — сказал парень, что сидел сбоку Евгения, он был крайне обычного вида, ухоженные блондинистые волосы, собранные в пучок сзади, небольшая щетина, голубые, словно небо глаза, серые потёртые джинсы, простая чёрная футболка без каких-либо принтов, да вельветовая рубашка такого же цвета. Выглядел он моложе всех, хотя на деле был самым старшим. Он обратил свой взгляд на Петра, что сидел подавленный, уткнувшись глазами в стол, да спросил. — Чё грустный такой, да пиво не пьёшь?

— Гоша, про повод помнишь? Ну, я когда зашёл, сказал мол повод есть, — сказал отрывисто, немного нервничая Пётр.

— Ну и? — с явным интересом спросил парень.

— Я наврал, это вовсе не повод выпить, если и повод, то ужасный. Я хочу убить себя, простите меня, я пришёл только для того, чтобы вы меня отговорили, я и сам прекрасно понимаю, что случай с женой и так далее это не повод уходить из жизни, но мысли все равно приходят, очень часто, — сказал, как отрезал Петр, отчего сам немного шокировался. В свою очередь со стороны всего паба повисла, не иронично, гробовая тишина. Кто-то перешёптывался, кто-то переглядывался, кто-то пристально смотрел, даже не скрывая интерес к ситуации. Двое немых в баре тоже обратили явное внимание на слова Петра, но никто, кто умеет говорить, не говорил с нормальной разговорной громкостью. Однако, пауза прервалась.

— Ох.... ну и что тебе сказать на это, я бы тебе врезал, Петь, будь мы на улице, я бы тебя без каких-либо шуток ударил, просто потому что ты сам себя загоняешь в какой-то тупик, причём ужасный тупик. У тебя миллионы, повторяюсь, миллионы вещей в жизни, которые ты можешь сделать и ради которых можно и нужно жить! У тебя много дорогих тебе людей помимо Маши, да и родители у тебя хорошие, друзья не очень, каюсь, — усмехнувшись сказал Гоша и повернулся на Жеку, — вот ему вообще хорошо живётся, хотя недавно отец умер. Ты представляешь, Петруш, смерть! Есть много ради чего можно и нужно жить, Петь, в жизни люди приходят, когда это нужно и уходят, когда всё, что можно для тебя сделали, мне так бабушка говорила, царство ей небесное. Приходят и уходят, такова жизнь, усёк?

— Я всё это знаю, но мысли всё равно сильнее, — подавлено ответил мужчина, на что в ответ получил крепкий, словно отцовский, подзатыльник.

— Дак забей на них огромный хер, слышишь меня? Пей пиво и слушай нирвану пока Курт Кобейн от герыча не сдох. В Сиэтле разгар жизни, а ты тут умирать решил, во смешной, жалеть тебя никто не будет и плакать, если руки наложишь, тоже. у тебя на плечах своя голова, вроде не маленький, своё мнение я сказал, поэтому делай выводы.

Пётр посидел около минуты в раздумьях, взял кружку пива в руки, поднял и начал говорить:

— Вслушайтесь, — сказал Пётр, чтобы друзья обратили внимание на песню, что играет. — I'm not the only one, пьём ребята, пьём, — сказал мужчина, стукнулся своей массивной кружкой со всеми и выпил разливное до дна. — Спасибо, Гош, помог.

— Да пожалуйста, как тебе пиво? — с улыбкой на лице спросил блондин.

— Херня полная, спать сильно тянет, — ответил Пётр, понемногу прикрывая свои веки, словно вот-вот ляжет спать.

— С одного стакана? Ты решил Жеку переиграть или как?

— Да что-то мне пло... — не успев договорить, Герой резко потерял работоспособность своих лёгких.

Каждая попытка вздохнуть сопроводилась очень тихим и мучительным хрипом. Из звуков было слышно лишь собственное сердцебиение, словно сердце бьётся прям возле ушей. Оно кололось, сжималось и разжималось так, словно вот вот лопнет. Пульс рос с арифметической прогрессией и не думал останавливаться, картина глаз начала постепенно размываться. Едва попытавшись сделать последний вздох, Пётр начал говорить из последних сил, показывая пальцем на кого-то из толпы.

— Там, под-ли-л, — крайне отрывисто Пётр сказал последние слова в своей жизни показав пальцем на мужчину в длинном бежевом пальто, что проходил мимо, он не успел разглядеть его полностью, однако именно этот человек зацепил на себе последний взгляд героя.

Настал конец, конец работе всех органов главного героя, в том числе и жизненно необходимых как сердце. Смерть настигла его всего лишь за 20 секунд, хотя для Петра они длились как вечность. Впрочем, герой начал просыпаться, но уже не в той остановке, что была раньше.

— Добрый вечер, Пётр, — доноситься нежный женский голос у которого словно не было источника, казалось что он исходит прямо из головы. — Прийди в себя, мы мило побеседуем.