Зимний лес завораживал. Безмолвный, укутанный в снег, как в саван, призрачно- светлый в мертвенном свете полной луны. Любое движение в нём казалось святотатством, но Ивка всё равно продолжала брести вперёд.
Сама не зная куда, по колено, а то и выше проваливаясь в сугробы. Остановиться значило упасть от усталости, упасть значило замёрзнуть насмерть.
Впрочем, смерть уже дышала ей в затылок ледяным дыханием. Далеко ли уйдёшь в драной шубейке и худых сапогах? Да ещё йольской ночью, когда Снежная ведьма заглядывает в окна домов, ища, из кого бы выпить живое тепло.
И всё же Ивка не жалела. Говорили, умирать от холода — всё равно что крепко уснуть. Не так уж страшно по сравнению с тем, что готовила ей мачеха.
В ушах снова зазвучал приглушённый голос: «Тридцать медяков, и забирайте девчонку, милостивый господин! Уверена, на рынке в Торосе вам дадут за неё в два, а то и в три раза больше!» — и Ивка, содрогнувшись, из последних сил прибавила шаг.
Только бы её не догнали! Что угодно, какая угодно смерть, только не рынок рабынь в портовом Торосе! А ведь она сразу почувствовала неладное: не просто так мачеха зазвала на постой проезжего торговца. И гость ей тоже сразу не понравился: он так смотрел на Ивку, что хотелось скорее вымыться — хотя бы снегом утереться.
А уж когда она услышала тот разговор, без раздумий натянула шубейку и бросилась со двора в ночь.
Хватятся — с собаками и огнём искать пойдут. Отыщут — запрут, так что не выбраться, а утром торговец наденет на неё рабский ошейник и уведёт с собой. А что будет дальше, о том лучше не думать.
Тут Ивка по пояс ухнула в снег. Дёрнулась раз, другой, почти ползком выбралась из сугроба и без сил легла спиной на снег.
«Надо отдохнуть. Самую капельку».
У неё не было плана — одна надежда пройти через лес, выбраться на тракт, а там… Куда-нибудь дойти. Или просто замёрзнуть под каким-нибудь кустом — после всех издевательств мачехи, после лет обречённого понимания: лучше не будет никогда — это стало бы почти подарком.
«Почему я не придумала раньше? — Мысли едва ворочались в голове. — Убивать себя страшно, а так… Просто закрыть глаза, и… Всё…»
Но веки словно тоже замёрзли — покрытые инеем ресницы никак не хотели смыкаться. И через них Ивка вдруг увидела склонившуюся над собой женщину.
«Снежная ведьма».
Страха не было. Ивка даже попыталась приоткрыть глаза, рассматривая сказочную владычицу стужи.
Очень красивая. Очень бледная. С глазами, подобными звёздам. С длинными серебряными волосами, распущенными, как у гулящей. Только кто осмелился бы так сказать о ведьме?
— Годишься.
Бледные губы ведьмы даже не дрогнули: неожиданно глубокий голос прозвучал прямо в голове. А затем ведьма распрямилась (стало видно, что она одета в странное, словно из ледяных кристалликов сделанное платье) и занесла над Ивкой невесть откуда взявшийся серебряный кинжал.
«Что?»
Страх смерти всколыхнул последние силы. Ивка дёрнулась в сторону, но слишком поздно и слишком слабо. Кинжал ведьмы вошёл в грудь, как в мягкое масло. Ивка чувствовала, как он погружается в плоть — кусок льда, от которого волнами исходил холод. И, наверное, поэтому не было боли — кинжал всё заморозил, оставив лишь невозможность дышать.
Ведьма вогнала лезвие по рукоять, однако не остановилась. Она давила на оружие до тех пор, пока оно не исчезло в ране целиком. Затем распрямилась, с довольной усмешкой смерила взглядом находившуюся на грани беспамятства жертву и бросила:
— А теперь отправляйся.
Взмахнула белой рукой, поднимая снежный вихрь, и несчастную Ивку наконец окутало чёрное беспамятство.
Жаль, ненадолго.
— Эй! Это ещё что за девка!
Её больно дёрнули за волосы, поднимая голову. Лицо опалил жар — разлепив веки, она в первый момент ничего не увидела, кроме рыжего пламени.
— А ничего, смазливая, — заметил ещё чей-то голос, и пламя отдалилось.
Теперь Ивка могла разглядеть и факел, и державшего его в руках мужчину в меховом плаще.
«Кто это? Как они меня нашли посреди леса?»
— Что там, Вьёри? — раздался новый голос.
Ивка с трудом повернула голову: всадник. Тоже в богатом плаще, украшенном каким-то гербом.
«Неужели?..»
От дурного предчувствия у неё должно было сжаться сердце, однако в груди словно лежал ничего не чувствующий кусок льда.
— Девка! — браво отрапортовал тот, кто держал факел. — Небось из Гнилой Пади или ещё какой здешней деревни.
«Гнилая Падь? Но ведь она на другом конце леса!»
— Хм. — Всадник смотрел на Ивку тем же оценивающим взглядом, что и торговец рабами. — Думаю, господин барон заинтересуется. Везите в замок.
«Нет!»
Ивка закопошилась — слабая, как котёнок. А дружинник барона Хольма (не было других баронов в округе!) с лёгкостью подхватил её и как куль взвалил на круп своего коня. Взобрался в седло и послал скакуна вперёд тряской рысью.
Везя Ивку на участь, почти столь же ужасную, как рынок рабов.