Снежные лисицы

— Что-что? — переспросила я, выныривая из мягких розовых наушников.

— Ты когда-нибудь ловила снежных лисиц? — повторил незнакомый парень, стоящий сейчас прямо передо мной.

Я как раз слезла с последней автобусной ступеньки и совсем чуть-чуть поскользнулась на незаметном клочке наледи, но мне очень быстро удалось удержать равновесие, так что со стороны, наверное, показалось, что я просто красиво развела руки в стороны, чуть присев в коленках. И вопроса о каких-то там лисицах совершенно не ожидала.

Этого парня в автобусе я не видела, но я просто не очень внимательная и вечно витаю в облаках, так что может он там и был. А теперь он снаружи, улыбается натуральной белозубой улыбкой, которая словно отражается в густых, снежных сугробах, насыпанных вокруг, словно из солонки.

У нас не то, чтобы не убирают снег — просто он здесь нужен, потому что это самая окраина города, которая постепенно и ненавязчиво переходит в далёкий лес. Иногда тут даже жутенько слышен вой волков… Но сейчас — нет.

Я думаю, на этой местности хорошо бы смотрелись взрыхлённые колеи после проехавшей тройки. Но тройки, конечно, уже давно не ездят, а машины на путь через снега не решаются, так что густые, белые сугробы, нетронутыми, искрятся в солнечных лучах бесконечно далёкого синего неба.

Парень, как ни странно, всё ещё ждал моего ответа, так что я задумалась. Лисиц я вроде бы знаю, и снежных крабов тоже, а вот чтобы и снежных, и лисиц… Наверное, это что-то экзотическое вроде тасманского дьявола (хотя по мне эта штука больше напоминает крысака). Может, про снежных лисиц уже все давно знают, и вообще их нужно обязательно ловить, а я одна не в курсе?

Не желая падать в грязь лицом, я всё-таки ответила так, будто что-то поняла:

— Нет, — а потом всё-таки не удержалась и уточнила: — А что это?

Кажется, парня моё незнание очень порадовало — он сразу оживился и принялся частить:

— Это такие лисицы, которые немного похожи на кротов, только живут они не в земле, а в снегу. Роют там ходы и устраивают спаленки. А если одну такую лисицу поймать, то, если у неё будет хорошее настроение, она может исполнить твоё желание.

— Правда? — уточнила я, сразу представляя себе лисицу цвета снега, которая тонкими лапками прорывает себе тоннель. Но что-то здесь не сходилось. — Но чем же они питается?

Как-то не подходило снежной лисице питание обычными зайцами, как лисице рыжей.

Мой ответ словно заставил парня задуматься о чём-то печальном — он потупился и, и мне показалось, что глубоко вздохнул.

— В том-то вся и проблема. Снежные лисицы питаются неудачливыми охотниками на них.

Мне очень захотелось рассмеяться, но я сдержалась. И продолжила серьёзно:

— И что, многих они уже съели?

— Об этом никто точно не знает, — пожал плечами парень. — Ведь тот, кого они съели, никогда не сможет об этом рассказать, правильно?

Наши с парнем взгляды встретились. Я попыталась, как и он, удержать на лице серьёзное выражение лица, но это удалось мне не более, чем на несколько секунд — никогда не умела держать лицо и не смеяться там, где мне смешно.

Я, конечно, не выпускница школы восьмого вида, чтобы на самом деле поверить в лис, живущих в снегу. Да и парень на такого не похож — вон как горят хитринкой его глаза. Но наш короткий диалог напоминает мне ту ситуацию, когда ты говоришь какой-то бред, тебе отвечают таким же бредом, и все довольны.

Смехом я залилась первая, а парень почти сразу меня поддержал.

— Значит, ты приехал сюда ловить снежных лисиц, — отсмеявшись, констатировала я.

— Да, — и тон, и вид парня стали серьёзнее. — И мне нужен свидетель, который, если что-то пойдёт не так…

Парень выразительно сверкнул глазами, словно между нами зрел какой-то заговор. И я, не нарушая напряженности момента, коротко кивнула. Мы снова, глядя друг на друга рассмеялись.

— Меня Слава зовут, — представился парень первым.

— Алиса, — кивнула я.

Дальше наш разговор, как ни странно пошёл по обычным рельсам вновь познакомившихся — кто где живёт, учился и чем занимается. И про другие вещи, которые на самом деле не имеют никакого значения, но о которых принято спрашивать.

Чтобы не стоять на месте, мы бодрым шагом прошлись по вычищенной асфальтовой дорожке, и у Славки на щеках выступил приятный красноватый румянец, придавший ему ещё больше бодрого и здорового вида. У меня, наверное, тоже щёки закраснели, потому что я ощутила на них жар, несмотря на колковатый морозец.

Сегодня — очень приятное зимнее воскресенье с высокой сковородкой солнца и чистым, очень свежим воздухом. От мороза даже обычный снег становится скользким, словно лёд, и после нескольких моих проскальзываний Славке приходится брать меня под руку. Я не против.

Разговор между нами течёт легко и приятно, и я совсем не ощущаю неловкости, хотя душой компании меня обычно не назовешь. Наверное, Слава просто умеет располагать к себе людей.

Мы, не сговариваясь, садимся на скамейку, и я чувствую, как гудят мои ноги под слоем джинсов. Холодновато — надо было надевать и колготки, но я не рассчитывала на долгую прогулку. А прерывать её совсем не хочется, так что потерплю.

Славка бухается спиной на спинку скамейки, задирая нос к небу и прикрывая глаза. Его светлые ресницы подрагивают, и весь он становится похож на довольного жизнью кота. Если бы у меня сейчас был термос с какао, я бы ему непременно предложила.

Но Славка вдруг подрывается с места — его профиль уверенно ныряет вперёд, а руки высовываются из карманов. Он рывком вскакивает на ноги и в два шага обегает скамейку, ничего при этом не говоря. Я успеваю только развернуться, схватиться за заворот спинки и наблюдая за Славкиной высокой фигурой.

Он, бесстрашно утопая по колено в снегу, вышагивает среди ровного снежного настила, который теперь уже совсем не ровный.

— Ты чего? — удивляюсь я ему в спину, но Славка меня будто не слышит, продолжая всё глубже продираться в снег.

Я ахаю, когда его фигура вдруг в одночасье исчезает — Славка просто стоял, а потом оставил после себя только ямку в снегу.

На самом деле он, конечно, просто бухнулся в мохнатый покров, и теперь со стороны скамейки его просто не видно. Но сбитое с толку подсознание твердит, что парень исчез навсегда, растворившись в снегу.

Мне от этого становится грустно и тревожно, так что я тоже вскакиваю со скамейки с спешу обежать её, чтобы пронырнуть к тому месту, где скрылся Славка. Я тороплюсь, и ноги слушаются плохо, так что приходится бухнуться на четвереньки и ползти так — кстати, это удобнее, чем просто ногами. Поднимаюсь во весь рост я только рядом с тем местом, где пропал Славка.

Конечно, ничего с ним не случилось, и он вполне себе уютно устроился среди рассыпчатого снега, принявшего контуры его тела. И теперь парень задумчиво смотрит в небеса, прикрываясь голой, покрытой снежными полосами рукой от солнца. Интересно, как ему не холодно без перчаток?

— Я думал, что здесь снежная лисица… — горестно объясняет он, когда я загораживаю ему солнце. Печально вздыхает, давая понять, что ошибся.

— Наверное, успела убежать, — пожимаю я плечами.

Славка опять глубоко вздыхает, а я неожиданно для самой себя предлагаю:

— Давай я помогу тебе её искать?

Не дожидаясь ответа, я бухаюсь рядом с ним, и поднявшаяся снеговая пыль вдруг облепляет мне всё лицо. Я отплёвываюсь и шурую по лицу варежкой, а когда, наконец, разлепляю глаза, вижу совсем рядом смеющееся Славкино лицо.

У него светлые волосы, которые сейчас немного выбились из-под белой вязаной шапки и покрылись снежинками. Глаза смотрятся немного рассеянными и не смотрящими на меня, и это почему-то придаёт мне смелости получше их рассмотреть. Они у Славки голубые — почти синие, со светлыми линиями, идущими, как солнечные лучи, от зрачка по всей радужке. Глядя в них, мне на миг кажется, что Славка — немного пришелец из другого мира. И что он немного не шутит, когда говорит о снежных лисицах. От этого сердце у меня немного подскакивает и будто даже трясётся за грудной клеткой — как от всего интересного и необычного.

В Славкиных глазах мелькает какая-то заговорщицкая искорка, как будто мы — два шпиона, и я затылком чувствую, как приподнимаются там волоски. И мне очень нравится вот так просто валятся в снегу, который, кстати, ощутимо холодит через пуховик. Но я, будучи взрослой никогда не валялась в снегу (а может и в детстве тоже не валялась — не помню), так что мне даже нравится.

Славка приподнимает руку — на миг я вижу его крупную ладонь прямо над своей головой, и у меня подпрыгивает сердце. Но его большая ладонь падает не мне на лицо, а с рывка куда-то за моё плечо.

— Извини, мне показалось, что там мелькнула лисица, — Славкин голос серьёзен, но глаза — смеются. И шуршание его курточного локтя я слышу чуть ниже уха. Звук от этого искажается, и я будто чувствую где-то внутри себя приятную щекотку.

Вдруг его лицо за мгновение меняется — мне сначала кажется, что мне просто кажется, и это просто неровная тень пересекла Славкино лицо. Но нет — он действительно морщится и шипит, втягивая воздух между плотно сжатых зубов. Он одним движением садится, хватаясь за курточное запястье рукой — как раз за то, что только секунду назад закинул мне за плечо. Я торопливо усаживаюсь рядом и чувствую, как к глотке у меня подступает тошнота.

На светлой, выбеленной холодом Славкиной ладони разбухает живая, красная пиявка. Она растёт и будто набирает веса, питаясь неизвестно чем. А потом, достигнув своего размерного предела, будто лопается, и по Славкиному запястью соскальзывает вниз. От этого красный цвет светлеет, превращаясь из почти бордового в алый, и теперь у Славки на ладони будто жидкий рубин, впитавший в себя и снег, и солнце, растекающийся по сторонам и очерчивающий длинные прожилки на чужой коже, словно вырисовывающие неизвестный рисунок.

— Ты порезался, — запоздало соображаю я, когда Славкина кровь ныряет под курточный рукав.

Слыша мой голос, Славка словно от толчка поднимает на меня взгляд и пытается на автомате улыбнуться, но ему, кажется, больно, поэтому улыбка выходит жалкой. Я с ненавистью оглядываюсь туда, где на снегу осталось несколько капель чужой крови и готова проклясть тех, кто когда-то оставил здесь бутылочные осколки.

— Ерунда, — Славка пытается прийти в себя и стряхивает в сторону скопившуюся на ладони кровь — от этого вся его рука мигом покрывается вязкой полупрозрачной жидкостью. А в самом центре ладони — там, где самые сгибы — сразу начинает скапливаться новая порция красноты.

Я, преодолевая внутреннюю дрожь, лезу в карман за носовым платком. Сама прикладываю его к бледной ладони и совсем не удовлетворяюсь результатом.

— Надо бы промыть, — говорю я, подскакивая на ноги и сразу представляя, сколько бактерий могло скопиться на тех ужасных, скрытых белым снегом осколках.

— Да ну, ничего страшного, — вяло сопротивляется Славка.

Но мне прекрасно известно, как щиплют такие рваные порезы, из которых никак не останавливается кровь — на верхнем слое моего платка уже проступает кровавое пятно, с каждой секундой ползущее по сторонам.

— Пойдём ко мне, — решительно предлагаю я, уже уверенно стоя на ногах и протягивая Славке руку.

Тот смотрит на меня как-то странно — вроде как с удивлением — и руку мою принимать не спешит. Поднимается сам. И ничего не говорит против, когда я беру курс к своему подъезду. Идёт рядом.

Крови я не боюсь, и свои царапины и порезы меня обычно мало волнуют. Но за Славку, пытающегося поймать снежную лисицу отчего-то обидно.

Поднимаемся мы на этаж очень спешно, я рывком и без тени сомнений распахивают дверь и закрываю её за Славкой. Когда мы оказываемся в ванной, я сама беру его за запястье и сую под шипящую воду. Та сразу разгоняет успевшую погрязнеть красноту, за мгновение делая ладонь чистой и кажущейся здоровой.

Славка вынимает руку из-под крана и подносит к глазам.

— Смотри, тут, кажется, лисьи зубы, — так серьёзно говорит он, что я тоже тыкаюсь носом в его ладонь, пытаясь рассмотреть отпечаток укуса. И только через пару секунд понимаю, что он опять шутит.

За это я брызгаюсь в Славку водой, и он щурится, отпрыгивая назад. Параллельно натыкается спиной на ванный шкаф, но тут уж я не виновата.

— Подожди, надо перевязать, пока бешенство не началось, — фыркаю я, доставая с полки аптечку с бинтом и перекисью.

Производное водорода тут же покрывает ранку прозрачной плёнкой, останавливая малейшие намёки на дальнейшую кровопотерю — ранка на самом деле оказалась совсем не глубокой. И я перебинтовываю Славкину ладонь, обходя большой палец, и завязываю маленький бантик.

Как только дело сделано, меня отпускает. И я понимаю, что оказалась со Славкой наедине в пустой квартире. Он, кажется, тоже это замечает и начинает оглядываться по сторонам. Пока не заметил чего-то меня компрометирующего (хотя ничего такого вроде бы у меня и нет), я предлагаю гостю чая. И он, конечно, соглашается, хотя и кажется немного смущённым.

На кухне торопливые часы отсчитывают убежавшие секунды, а я смотрю, как бинт, которым я перевязала Славкину руку, растрёпывается и ненавязчиво пропитывается светло-коричневым чаем — Славка задевает ладонью влажный чашечный край.

Если бы я знала, что он придёт, я бы подготовилась и испекла пирог с клубничным вареньем, а так приходится угощать его банальными, хоть и вкусными конфетами. Приходится напоминать себе, что ещё этим утром я не знала ни о каком Славке, так что никакого шанса на подготовку у меня не было.

Ловлю себя на странной мысли, что мне совершенно не нравится то время, когда о Славке я не знала.

От горячего чая мне становится очень тепло — чувствую жар на щеках и откидываюсь на спинку стула. Даже начинаю покачивать на мыске тапком, хотя это и не очень удобно — тапок то и дело норовит соскочить на пол.

— Тебе нравится Аллен Бентли? — вдруг спрашивает Славка, и я ощущаю, как у меня загораются кончики ушей.

Эта картина висит в очень незаметном месте — практически за занавеской у самой балконной двери. Потому что она, наверное, не слишком уместна для кухни, а может и вообще для квартиры. Там, выщербленном красном фоне борются парень и девушка. Ну, как борются… девушка в белых трусах и лифчике замахивается на парня подушкой, хотя в этом и нет необходимости: парень уже «повержен», и девушка уверенно и очень даже вольготно сидит на нём верхом. У девушки ладная и стройная фигура (ладно, очень похожая на мою), а в парне сквозит что-то от повзрослевшего Питера Пена или лесного духа. Он, конечно, прикрывается руками от подушек подруги, но, думаю, то, что бёдра девушки напрочь закрывают его паховую зону — не художественная случайность.

Эта картина совсем не относится к искусству, схожему с эпохой Возрождения, а имеет явный эротический уклон. Когда я пристраивала её на кухне, то посчитала это дерзким шагом. А со временем и забыла. И только Славка напомнил о её существовании.

— Ты знаешь Аллена Бентли? — машинально уточнила я своим обычным голосом, хотя моя поясница покрылась мурашками.

Кстати, Славка первый, кто правильно назвал имя художника. И сейчас что-то собирался мне ответить, но неловко двинул локтем по столу и в мгновение ока спихнул на пол половинучатую чашку с чаем.

Тут же раздался до умопомрачения противный звук, свидетельствующий о том, что чашки больше не существует в этом мире. Славка за мгновение стал бледнее и нырнул под стол.

— Блин, Алис… извини… я случайно, — чуть заикаясь и растягивая слова, зачастил Славка откуда-то снизу.

Мне было плевать на эту чашку — она никогда не была моей любимой, да и вообще и меня и нет любимых чашек. А вот Славку, принявшегося влажной перевязанной рукой собирать дурацкий осколки — жалко стало.

— Да оставь ты! — ринулась я к нему прямо на коленках.

У меня перед глазами вновь встала неприятная картинка с его кровавой раной. И очень не захотелось, чтобы Славка порезался ещё раз, так что я практически выдернула у него из ладони самый большой осколок, который он успел поднять.

Славка вздрогнул от неожиданности, когда наши лица оказались очень близко. А у меня от этого сердце попустило удар. Перед глазами поплыло зеленью всё, кроме красивых очертаний чужого лица. И мне бросилось в глаза то, как сильно пульсировала вена на Славкиной нижней губе. Которая, кажется, за мгновение стала ближе…

— С-с-с! — я зашипела от боли, отбрасывая в сторону гадский осколок, который, оказывается, сжала слишком сильно, и он порезал меня прямо рядом с сухожилием. Которое перечеркнуло словно красной ручкой учителя.

Такая маленькая ранка, но как же противно щиплет! Ещё и проступает мелкими бисеринками.

Конечно, моё ранение не сравнить со Славкиным, но он вс равно перехватывает мою ладонь своей здоровой и подносит к глазам. И… Не успеваю я никак среагировать, как у меня заходится сердце. Пощипывание в ране становится сильнее, но вокруг неё я ощущаю непередаваемую мягкость — это губы Славки прижались к ране. И через мгновение я ощущаю влажную щекотку языка, теребящего исчезнувшую царапину.

Моё сердце будто увеличивается в размерах. И стучать начинает не только в груди, но и гораздо ниже. Дыхание перехватывает от ощущения интимности момента, и я будто ощущаю всё своё тело одномоментно.

Славка очень медленно, не отрывая от меня взгляда, опускает мою руку вниз. Я чувствую, как влажную рану начинает терзать прохладный кислород, но мне всё равно. Я могу смотреть только в зовущие, тянущие куда-то чужие глаза.

Поцелуй между нами получается быстрым и резким. Закрывая глаза, я обхватываю Славку за шею свободной рукой и чувствую его плотное прикосновение к своей талии. У него, как и у меня, сбивается дыхание.

Меня уже не волнует судьба всех чашек мира, а Славкина вторая ладонь перехватывает мой затылок, сжимая там волосы и посылая до самого крестца волную приятных мурашек. Он чуть оттягивает мой хвост, заставляя запрокинуть голову сильнее и крепкой ладонью сжимает мне грудь, окончательно наводя в разуме тумана.

Не помню, как мы оказались на той зоне пола. Главное, что там не было чашечных осколков, и когда Славка вытянулся из своего шерстяного свитера, его можно было без опаски уложить на обе лопатки.

Я оказалась сверху на нём, сжимая коленками бёдра и пахом через слой джинсов ощущая уверенный, твёрдый бугорок. Славкино лицо покраснело, и на шее вздулась вена. Когда я двинулась сначала вперёд, а потом немного назад, раздался его тихий стон. И его руки схватились за мои бёдра, а потом ловким движением подцепили кофту. Не успела я и глазом моргнуть, как прохлада скользнула по моему телу — я осталась только в лифчике. В прочем, благодаря Славке и он быстро исчез за ненадобностью.

Мои раскрывшиеся, лишённые всякого прикрытия груди, надёжно легли в Славкины ладони. А по телу прошёлся ожидающий ток. Я выгнулась, подставляясь под прикосновения уверенных рук, перехватив их покрепче. Это оказалось настолько приятным, что захотелось стонать, закусывая нижнюю губу.

Я нахожу ремень Славкиных брюк и, расстёгивая его рёбрами ладоней то и дело натыкаюсь на его стояк, отчего у самой ёкает между ног. Дыхание перехватывает, когда ремень со звяканьем поддаётся, и можно стаскивать чужое бельё.

В пространстве ширинки открывается вид на тёмные короткие волоски, а дальше — на мощный ствол с блестящей рубиновой головкой. Моя рука ложится на её кончик, ощущая скользкую смазку, которую тут же хочется размазать ниже — до самой мошонки.

Хорошо, что я сегодня не очень утеплилась — выскальзывать из своей одежды мне легко и приятно. Ещё и Славка помогает, нетерпеливо сопя мне то в шею, то в ухо.

Едва только белая ткань моих трусов оказывается на полу, я упираюсь коленками в кухонный линолеум, а бёдрами крепко сжимаю Славкины ноги. Так, чтобы кажущаяся теперь очень большой головка члена упёрлась между половых губ. В промежности сразу подводит и начинает сильно и предвкушающе постукивать. Славкины руки подхватывают меня под лопатки, и мы начинаем жадно целоваться. Так, будто поставили себе цель лишить друг друга воздуха. Славка двигается так, будто в нём есть злость, нетерпеливо сжимает меня и хватает и губами, и руками. От этого я словно таю, а в промежности становится влажнее и жарче.

Под его руками, хватающими мои ягодицы, я начинают двигаться. Опускаюсь на его член, чувствуя, как он растягивает вход. Тело немного сжимает, и дыхание перехватывает. Хорошо, что тело само знает, как надо.

Я, напрягая бёдра, приподнимаюсь вверх и опускаюсь обратно. От этого чувствую, как член проскальзывает внутри, чувствительно задевая стенки. Надавливаю ниже, и снова приподнимаюсь, инстинктивно откидываясь назад. Ноги начинает сводить от напряжения, но и не думаю останавливаться.

Пальцы Славки ощутимо сжимаются то у меня на талии, то на плече, а то вместо них и чувствуются его твёрдые зубы, до приятной боли захватывающие кожу. Я разгоняюсь всё сильнее, и моё дыхание рвано перемежается со стонами. Грудью до предела упираюсь в Славку, чувствуя свои плотные соски. Сердце начинает стучать по своим правилам.

Вдруг Славка грубо хватает меня по бокам. Секунда, перехватывающая мне дыхание — и лопатками я чувствую холодный линолеум, а Славка прижимает меня за плечи сверху. Он склоняется надо мной, и в его глазах сверху замирает что-то дикое. Меня это совсем не пугает, а только возбуждает. Так что, когда он, устраиваясь у меня между ног, входит, меня захлёстывает от восторга.

Двигается он торопливо и нервно. Дыхание сбито так, что кажется, что Славка задыхается. И мои мышцы в промежности начинают сжиматься и расслабляться сами собой, подчиняясь его ритму. Я изо всех сил сдавливаю его плечи. Ногами обхватываю за пояс и чувствую только, как колышутся, сталкиваясь друг об друга, мои груди.

Напряжение внутри такое, что уже невозможно терпеть. Вскрикивая, я закрываю глаза и чувствую, как между ресницами проступают слёзы. Ловлю раскрытыми губами горячий воздух и ощущаю, как плотно обхватываю Славкин скользящий внутри член. Меня всю стискивает, передёргивает, а потом я чувствую такое облегчение, что впору воспарить в небеса.

Славка наваливается сверху и дышит так, словно двигал поезд. Его движения становятся очень резкими и сильными, глубокими. Его стон раздаётся прямо мне в ухо, а потом я чувствую горячую, наполняющую меня влагу. На конечности наваливается непередаваемая слабость.

Мы лежим и смотрим в кажущийся очень высоким потолок. Он рябит перед глазами, но кому есть до этого дело? В голове немного шумит, а сердце ещё не до конца вошло в обычный ритм. Дышать легко и приятно. Чувство, будто я победила в кроссе.

Мне на живот неожиданно опускается Славкина тёплая, тяжёлая рука. Я вздрагиваю.

— Кажется… я всё-таки поймал… лису, — с паузой от сбитого дыхания говорит он.

Я краем глаза вижу, как ослаб и размотался бинт на его ладони.

— Мы теперь… связаны кровью… — отвечаю я. И думаю, что перебинтую ещё раз, получше. Только потом.

Сейчас надо успокоить голову от счастливых мыслей. И убраться всё-таки на кухне.