Снокрадец
«Их так много, этих снов. Они кружат вокруг. Они светятся. Мерцают. Переливаются. Чёрные, как бездна. Белоснежные, как летние облака. Цветные сны. Яркие. Блеклые. Чёрно-белые сны, как старое немое кино… Я люблю сны…, и я ненавижу сны. Но и без них не могу…»
Снокрадец…
1.
Впервые я спросил про сны, когда мне было шесть. На самом деле, это мучало меня уже больше года, но я всё не решался спросить. Было сосуще-скребущее чувство, что я виноват в том, что не такой, как другие. Но одним субботним вечером я, наконец-то, собрался с духом и храбро подошёл к папе. Тот лежал на диване с бутылкой пива в одной руке и с пультом от телевизора в другой. Расслабленный и более добрый, чем в будни, он выслушал мой трогательный рассказ. А потом широко зевнул и отмахнулся от меня, как от назойливой осенней мухи:
— Тебе снятся сны, ты просто их не помнишь… — и папа вновь переключил внимание на дурацкий фильм, где бегали и стреляли какие-то дядьки.
— Нет, мне не снятся сны, — я пробовал возражать, во мне всё кипело от чувства несправедливости – почему именно я, а не кто-либо другой, лишён снов?
Папа исподлобья посмотрел на меня, и я поспешил ретироваться на кухню к бабушке. Связываться с отцом было себе дороже. Особенно, если он начинал раздражаться. Это я усвоил, несмотря на юный возраст.
Я плюхнулся на табурет. Бабушка хлопотала у плиты, готовила ужин.
— Ба, а тебе снятся сны?
— Очень редко.
— Всё равно это лучше, чем ничего…
— Почему ты спрашиваешь?
Бабушка уселась напротив и ласково на меня поглядела.
— Потому что мне никогда не снятся сны, ба… никогда-никогда…
— Снятся, Стас. Просто ты их не помнишь.
— Папа сказал тоже самое…
Мои глаза заблестели от подступающих слёз.
— Не переживай… — бабушка погладила меня по голове, — однажды ты ляжешь спать и тебе приснится сказочный, интересный сон, а потом ты проснёшься и расскажешь его мне…
Я вздохнул. Уже тогда я знал, что ничего подобного не случится. Всё будет, как всегда. Темнота, иссиня-чёрная, поглотит меня, всего без остатка. В этой темноте нет места снам. Никаким. Даже кошмарам, про которые любили рассказывать ребята из моей группы в детском саду. Конечно, половину они придумывали. Но им, в отличии от меня, снились сны. Втайне я им завидовал... и не только им…
Я жил в маленьком тихом городке, где почти каждый друг друга знал. Городок терялся в тайге, на севере страны. Редкие блочные пятиэтажки, деревянные домишки, детский сад, школа, пара-тройка магазинчиков, клуб, больница, лесоперерабатывающий завод – всё есть, но в то же время с большими запросами нужно ехать в большой мир.
Всё вокруг было привычным, надёжным. Я любил этот городок и не хотел никуда уезжать. Вот только уже тогда я – всего лишь крошечный человечек в маленьком городке — чувствовал, что со мной что-то не так. Я ходил в детский сад «Солнышко» и с виду казался самым обыкновенным мальчишкой. Смотрел диснеевские мультики по воскресеньям, советские мультики в будни. Собирал игрушки из киндер-сюрпризов (хоть мне их покупали не часто, всё же коллекция потихоньку пополнялась). Особенно нравились динозаврики-строители в ярко-оранжевых касках. Обожал жевательный мармелад, больше всего в форме машинок. У меня были друзья, с которыми играл на детской площадке и которые приходили ко мне в гости или я к ним. У меня был папа, который работал на заводе, и бабушка, которая следила за домом и вела хозяйство. Вот только не было снов и мамы…
Моя мама умерла при родах. Однажды папа, перепив, сказал, что я украл дыхание у мамы. Бабушка прикрикнула на него и сказала мне, что папа несёт чушь. Но его слова врезались в память навсегда. Может, из-за того, что я украл вдох у мамы у меня нет снов? Я задавал самому себе этот вопрос, но не мог ответить…
Бабушка и папа не забили тревогу, что мне не снятся сны, не повели к детскому психологу (да и у нас в городке его и не было, этого психолога). Может, они решили, что я всё придумал. Может, думали, что я просто не помню сны. Они быстро забыли о моём признании. Да и я больше никогда не напоминал о том, что мне не снятся сны. Я вообще больше никому не рассказывал, оставшись наедине со своей проблемой. А она мучала, терзала меня. Вечером я ложился в постель, крепко зажмуривал глаза и ждал снов. Но в стране Морфея меня поджидала только темнота – иссиня-чёрная, дышащая темнота.
Но однажды всё изменилось…
Мне уже было девять, и я учился в третьем классе. В новогодние каникулы ко мне приехал в гости двоюродный брат – Лёшка. Весёлый выдумщик и озорник, старше меня на два года. Было воскресенье. Мы допоздна рассказывали страшилки, смотрели мультики на видике (папа совсем недавно купил его), до тех самых пор, пока к нам в комнату не зашла бабушка. Она прикрикнула на нас, и мы разбежались по кроватям. Точнее, я спал на кровати, а Лёшка на диванчике. Брат довольно быстро уснул, а вот я ещё долго лежал с открытыми глазами и размышлял. Нет, вовсе не о том, что мне не снятся сны. Мои мысли были куда более простые – я думал о том, как провести завтрашний день, куда сходить погулять, во что поиграть – ведь Лёшка пробудет у меня аж целых три дня. Я лежал без сна почти до трёх ночи – именно столько показывали часы на стене. Слишком уж активным и эмоциональным выдался день – я не мог уснуть. Зажмуривал глаза, старался представить себе барашков – всё бесполезно – сон не шёл…
В итоге я тяжко вздохнул, открыл глаза, сел в кровати. Огляделся. В окно бил ветер и глядела луна. Ночник, который никогда не выключали на ночь, окрасил комнату и лицо брата в причудливо-голубоватый цвет. Лёшка стал похож на инопланетянина, только не на зелёного, а на синего человечка. У меня вырвался смешок, тихий и сдавленный – всё-таки подсознательно я боялся, что проснётся бабушка и накажет. Лёшка беспокойно заворочался. На цыпочках я подошёл к нему. Он продолжал метаться. Интересно, что ему снилось? Кошмар или сон, полный приключений. А, может, это я случайно спугнул его сновидение, и теперь Лёшке ничего больше не снится? Его так же, как и меня захватила иссиня-чёрная мгла – дышащая и живая. Из ниоткуда дыхнуло смрадом, чем-то издревне-тёмным. К горлу подкатила дурнота – не хотелось, чтобы брат по моей вине лишился сна. Я сконцентрировал взгляд на его лице, а потом случилось что-то чему объяснения так и не могу найти до сих пор – я украл его сон.
— Что же снится тебе, Лёшка? — прошептал я, и по телу пробежался табун мурашек. Я увидел, или мне показалось, что увидел, как маленькое облачко появилось в комнате.
Наверно, глядя на брата, на то, как быстро-быстро бегают его глазные яблоки под веками – какой-то крошечный сгусток энергии из сна, из самого сердца астрала попал ко мне. Я лёг в кровать и впервые в жизни увидел сон. Но не свой, а чужой… Но в этом я убедился позже…
В этом сне на лесной поляне, усыпанной причудливыми цветами с треугольными, абсолютно одинаковыми лепестками, стояло огромное дерево. Кора дерева переливалась фиолетовым, иногда вспыхивая до того яркими огнями, что даже во сне моим глазам было больно. Ещё в дереве было дупло. И там кто-то сидел. Из черноты зева глядели чьи-то пронзительно-голубые глаза. Это кто-то раздражительно сопел – ему не нравилось, что за ним подглядывают. А я именно подглядывал. Он сопел всё злее и злее. И вот ему надоело сидеть внутри. Сначала снаружи показалась маленькая ручка с пятью пухлыми пальчиками, заканчивающимися острыми коготками ярко-оранжевого ядовитого цвета. Потом вторая, точно такая же, ручка. А следом голова, покрытая курчавым тёмным волосом. Существо подняло голову, и на меня уставились два голубых глаза, полных ненависти. Именно существо, назвать его человеком было нельзя, раззявило беззубый рот и закричало. Его крик взорвался в голове и… я проснулся…
В комнате никого не было. Диванчик, на котором спал Лёшка, был аккуратно застелен. С кухни доносились тихие-тихие голоса. Я глянул на часы – начало одиннадцатого.
Я натянул одежду, шмыгнул в ванную, почистил зубы и умылся. И только потом прошёл на кухню. Бабушка и брат пили чай. Бабушка что-то рассказывала из своего детства. Лёшка громко отхлёбывал чай из кружки и внимательно слушал её.
— С добрым утром, соня! — бабушка потрепала меня по волосам, — а я Алёше рассказываю, как в детстве любила Новый год, да и сейчас люблю…
Я натянуто улыбнулся и плюхнулся на табурет, напротив Лёшки. Он исподлобья посмотрел на меня, и в тот момент я готов был покляться – он всё знал, знал, что я украл его сон. Выглядел он не очень – под глазами залегли тени, бледный и какой-то злой. Но я сделал вид, что не заметил его состояния, и принялся болтать обо всяких пустяках. По началу он хмурился, но постепенно отошёл и заулыбался – его настроение пришло в норму. Я мысленно выдохнул – может, мне показалось? И я вовсе не крал его сон? Может, это мой сон?
Но вскоре я понял, что нет – мне не приснился впервые сон, я на самом деле украл чужой…
В нашем городке рядом с лесом стояла всю зиму большая ледяная горка, которую построили ребята постарше. С этой горки катались все дети городка (разве что кроме совсем малышей). Катались, подкладывая под задницу клеёнку или фанеру, или ничего, предпочитая протирать штаны. Именно на эту горку мы с Лёшкой отправились днём, после обеда. Светило тусклое зимнее солнце. Снег искрился и переливался. Народу на горке, на удивление, было мало. Человек пять мальчишек постарше, да и они в скором времени разбежались кто куда.
Мы катались долго. Потом, устав, уселись на сугроб, и тогда-то Лёшка мне рассказал про Вилли. И с каждым словом мне становилось всё больше и больше не по себе. Вилли был монстром, нарисованным старшим братом Лёшки – Матвеем. Матвей рисовал комиксы и вот героем одного из них был Вилли – злобный монстр, живущий в дупле дерева. И этот монстр жутко ненавидел, когда за ним подглядывали. Вилли – монстр из сна, который я украл!
— После того, как Матвея убили… — Лёшка тяжело вздохнул и продолжил, — Вилли стал сниться мне. Часто сниться. Но этой ночью… что-то пошло не так… сон… его будто обрубили на середине… вырезали…
— Д-да? — переспросил я, слегка заикаясь. Мне стало страшно – Лёшка почувствовал, как сон украли. А это значит, что не всё так невинно, как мне показалось. Нельзя просто так взять и украсть чужой сон, будут последствия… Вот только какие?
— Ага… — подтвердил Лёшка и замолчал, уставившись на лес. Наверно, он вспоминал брата. Матвея убили, когда он возвращался поздним зимним вечером домой. Его ударили битой по голове, забрали деньги и оставили умирать на асфальте. Матвея нашли только утром, закоченевшего и мёртвого. Лёшка тяжело переживал смерть брата.
Сгущались сумерки. Морозило. На северный городок опускался ранний зимний вечер. Я и Лёшка сидели в сугробе, погруженные каждый в свои мысли. Я корил себя за то, что украл сон Лёшки. Он же тосковал по старшему брату.
— Ладно, — Лёшка поднялся на ноги, — холодает что-то… Пошли домой, Стас!
Я кивнул. Действительно, пора было возвращаться домой, а то, так и заболеть недолго. Болеть в каникулы – такое себе…
Мы брели по скрипящему снегу. И тут Лёшка неожиданно расхохотался:
— А ты знаешь, Стас? Хрен на этот сон. Ведь с воскресенья на понедельник – сон-бездельник! Это ерунда, пустышка!
— Сон-бездельник?
Я встал, как вкопанный, осмысливая сказанное. Сон-бездельник? Это ненужный сон? Вилли и странное дерево – всего лишь порождения бездельника? Их же нарисовал покойный Матвей…
Я не заметил, как брат зачерпнул полную пригоршню снега из сугроба.
— Ага, растяпа! — и Лёшка запорошил мне лицо колючим сухим снежком.
Пока я отплёвывался, он быстро рванул прочь. Я догнал его только у самого дома…
Позже в кровати я долго обдумывал слова Лёшки. Х-м… ведь если с воскресенья на понедельник – сон-бездельник, то эти сны не важные, не просто же так они так называются. А это значит… что… иногда я могу забирать их себе… Лёшка же сказал – сон пустышка, ерунда…
Сон, который я украл у него был жутким, но… в тоже время и интересным, чертовски интересным. И раз он был сном-бездельником, то иногда, время от времени, я могу забирать такие сны себе. Разве не так? Без вреда для кого-либо. Да, и какой вред я могу этим нанести? Никакого… Оправдываясь, сам перед собой, я не заметил, как провалился в иссиня-чёрную темноту… Вот только о самом главном не успел задуматься – а как же я буду красть сны…
Новогодние каникулы пролетели быстро. Лёшка уехал к себе домой. Папа вышел на работу, а я – пошёл в школу. Жизнь потекла в привычном, скучноватом русле. Красть сны не получалось, да я и не особо старался. Пару раз постоял около кроватей папы и бабушки, когда они спали, поглядел на них, но ничего не вышло. Их сны остались их снами. И я решил, что украл сон Лёшки случайно и такое вряд ли повторится. Обидно, но что поделать…
А потом оказалось, чтобы украсть чей-то сон, смотреть на самого человека вовсе не обязательно. Достаточно просто лежать в своей постели и думать о иссиня-чёрной тьме и о том, у кого хочешь украсть сон. Второй сон я украл у одноклассницы – Светки. Это тоже был сон-бездельник – ерунда, пустышка. Почему решил, что сон Светки? Всё просто – я это ЗНАЛ.
Сон Светки не был жутким и интересным, он был милым и немножко грустным. Светке снился щенок, вислоухий и беспородный, который пропал в прошлом году. Он тявкал и кружил вокруг дома одноклассницы, просился внутрь. Но, увы, его никто не пускал. Щенок бегал, а потом устал и медленно побрёл прочь. У самой кромки леса он обернулся, кинул тоскливый взгляд на дом Светки и исчез.
Я открыл глаза – темно, ночник в последнее время включался редко. Было грустно и тоскливо – я помнил этого щенка и даже принимал участие в его поисках. Мы не нашли его, не нашли его тела и следов крови. Он исчез, как будто никогда и не был в нашем городке, а то и в целом мире.
Я встал, подошёл к окну. Шёл мелкий снег вперемешку с дождём. Март подбирался к середине, но зима никак не хотела сдаваться весне. Так всегда было в суровых краях, где прошло моё детство.
— Сон-бездельник… — прошептал я и усомнился – бездельник ли этот сон, что приходится с воскресенья на понедельник или это просто выдумки людей, глупое поверье, передающееся из поколения в поколения?
Почему я решил украсть сон у Светки? Она мне нравилась, как может нравится симпатичная девчонка такому лоботрясу, как я. И хотел подглядеть, какие сны видит она, и у меня получилось, но я не был уверен, что хочу знать, о чём остальные.
На следующий день после уроков я поплёлся в единственную библиотеку в нашем городке и взял пару книг про сны. Спешно схватил их с полки, и краснея, подошёл к библиотекарю, чтобы она записала их на мою карточку. Мне было неловко, почему-то казалось, что женщина в очках (Мария Николаевна, которая работала в библиотеке всегда) случайно узнает мою тайну, о том, что я умею красть сны.
Домой я бежал. Оказавшись в своей комнате, плюхнулся на кровать и принялся изучать книги – пора было узнать больше о стране Морфея.
К сожалению, одна из книг – был толкователь снов, который я немного полистал и отложил в сторону. Другая книга оказалась интереснее – это была художественная история о мальчике-астрале. Я прочитал её взахлёб за пару дней. Но это была всего лишь увлекательная история, а в ней ни слова о снокрадце…
Я отнёс книги в библиотеку и взял ещё парочку. Потом ещё и ещё. И только в одной книге мелькнуло маленькое упоминание о снокрадце.
— Пушистый зверёк (похожий на кота), проникающий в любые щели и крадущий сны? — громко сказал я и тут же разочарованно протянул, — н-н-н- дааа…
Больше книг про сны я не читал. Понял – о моём феномене в них не будет ни слова. Всё можно разгадать только самому… Уже тогда я понимал, что красть сны, чужие сны, неправильно, противоестественно. Но любопытство… Я всегда был любопытным, через чур любопытным…
И начал чаще красть сны…
Сначала я крал сны-бездельники. У одноклассников, у отца, у бабушки, у всех, кто всплывал в сознании, когда ложился спать и, закрывая глаза, представлял иссиня-чёрную темноту. Потом я стал красть все. Это были разные сны. Кошмары, сны-воспоминания, сны-переживания, просто красочные сны, в которых не было абсолютно никакого смысла.
Я ликовал. Мне нравилось это. Нравилось красть сны. В одиннадцать лет я был профи – зажмуривался и вуаля – уже вижу чей-то сон. В двенадцать я ликовал, чувствовал себя господином сновидений...
Я рос, из тощего мальчишки превратился в крепкого подростка. Я хорошо учился. Со мной дружили, меня уважали. Местные задиры не хотели связываться. Наверно, интуитивно они чувствовали мою силу. Жизнь многогранна и интересна – и я счастливчик, которому открылась возможность познать её таинственную грань…
Но…
Потом всё изменилось. И я понял, что умение красть сны – это вовсе не счастливая карта, подаренная фортуной, умение красть сны – это проклятье… И за всё приходится платить…
2.
Мне исполнилось пятнадцать. Я вымахал с отца ростом, сильно раздался в плечах, часто (почти постоянно) поглядывал на ровесниц и всё так же крал сны… И тут настал момент истины…и расплаты…
В пятнадцать я влюбился в новенькую в своём классе. Её звали Аня. Она недавно переехала в наш городок и буквально сразу покорила моё сердце. Правда, меня несмотря на то, что в дело пошли все мои обаяние и способности, она в упор не замечала. И тогда я решил украсть её сон. Должен же был я знать, что снится даме моего сердца.
В четверг около одиннадцати вечера лёг в постель и крепко зажмурился. Представил иссиня-чёрную мглу и лицо Ани. И… мгла осталась мглой, а лицо Ани лицом Ани…
Я хмыкнул, разлепил глаза. Сел в постели, кинул взгляд на часы. Время подкрадывалось к полуночи. За окном завывал метелью декабрь, за стеной похрапывал папа.
Я попробовал снова. Ничего. Ещё раз и ещё раз. И вновь ничего. Встал с постели, ругнулся в слух. Довольно громко. Вовремя прикусил язык – ещё не хватало разбудить домашних.
«Может, Ане просто ничего не снится сейчас?» - мелькнула в голове догадка.
Может. Я лёг обратно в постель. На этот раз, с желанием просто ухнуть в забвение. Но перед этим решил попробовать ещё раз. Представил тьму и лицо Ани. И… кажется у меня получилось – я украл сон Ани.
Я увидел Аню. Она сидела, прижав колени к подбородку, и раскачивалась. Монотонно. Взад-вперёд. Как маятник. Глаза – круглые, как блюдца, уставились в стену. И никаких эмоций в её взгляде. Он потух, умер. Это была не та Аня, которой я любовался на уроках. Это была тень от неё. Всё-таки хорошо, что я украл у неё сон.
«Он идёт…идёт…» - прошептала вдруг она.
Кто идёт? Хотел спросить я. Но не получилось…
Аня продолжала раскачиваться. Вдруг подняла глаза на меня:
— Разве ты не чувствуешь, что он идёт, Стас?
Мне стало по-настоящему страшно. Почему она говорит со мной? Она видит меня? Но как это возможно…
— Ему нужна плата, Стас… Он голоден…
Я попытался проснуться. Но не смог – я оказался заперт во сне Ани. Её кошмар поглотил меня – я метался в кровати, не в силах открыть глаза.
Раздались шаги. Тяжёлые.
Бум…бум…бум…бум…
Будто в реальности кто-то подошёл к в моей постели и остановился. Я чувствовал кожей на себе чей-то колючий, злобный взгляд. Почувствовал себя беззащитным перед тем, кто пришёл из другого, потустороннего мира, мира между сном и реальностью.
— Проснись, Стас! — услышал я голос Ани.
И проснулся. Подскочил в постели. Майка пропиталась холодным потом. Тело прошиб озноб. Спросонья мне показалось, что я ничего не вижу, что ослеп, а некто до сих пор стоит рядом, буравит взглядом, наслаждаясь моей беспомощностью. Мне даже почудилось, что я слышу его тихое дыхание.
— Кто здесь? — дрожащим голосом спросил я.
В ответ кто-то еле слышно рассмеялся. Я чуть не заорал в голос, но вовремя зажал себе рот.
Постепенно глаза привыкли к темноте, и я смог различить очертания мебели, увидел развевающуюся от ветра занавеску. Увидел, что в комнате, кроме меня, никого нет. Вот только почему открыта форточка?
Я поднялся с постели и медленно подошёл к окну. Захлопнул форточку. Глянул на улицу и готов был поклясться, что там в декабрьской ночи кто-то есть и этот кто-то не спускает с меня глаз, смеётся своим скрипучим смехом. Мне стало не по себе. Да, я украл сотни снов и многие из них были жуткими, но я никогда после этого не чувствовал подобного – страха перед потусторонним. Для меня кража снов была всего лишь игрой, развлечением. А теперь я, наконец-то, осознал, что переступил грань. Понял, что там, в иной реальности, что находится между мирами, есть кто-то и этот кто-то опасен. И он проник в наш мир. Проник из-за меня, из-за моей безответственности и безалаберности.
Холод охватил в каждую клеточку моего тела, сковал конечности. Кажется, даже мускулы лица онемели, застыли в гримасе ужаса.
«А может, ты всё это нафантазировал?» - хихикнул внутренний голосок.
Я стряхнул с себя оцепенение. Может, внутренний голос прав – я просто испугался сна Ани, и мне чудится всякая ерунда? Никто не проник в реальность, не проник в мой городок. Скрипучий смех – этого всего лишь голос декабря. Тяжёлые шаги, чужое хриплое дыхание – часть сна.
Я выдохнул. По телу растеклось тепло спокойствия. Я успокоился, поругал себя за впечатлительность и улёгся в постель…
Утром я едва не проспал в школу. Подскочил, как ужаленный и по-быстрому собрался. Наспех проглотил завтрак и помчался на уроки.
За ночь метель усилилась и к утру превратилась в самую настоящую пургу. Видимость упала почти до нуля. Я старался, как можно быстрей переставлять ноги, но из-за порывов ветра выходило не очень. Я брёл в школу, а не мчался. И, конечно же, опоздал. Но учитель только кивнул, даже не пожурив за опоздание.
Я плюхнулся на свою парту. Вытянул замёрзшие ноги, чувствуя, как тепло медленно расползается по ним. Только к концу урока я заметил, что Ани нет в классе. Спросил у соседа по парте, но тот пожал плечами. Внутренняя тревога въелась в нутро, и мне опять стало не по себе. Совсем, как ночью.
На перемене я поспрашивал одноклассников, где Аня. Но никто так и не сказал, мне ничего вразумительного. «Наверно, заболела», «Забила», «Хрен её знает», «А тебе-то что?»
Друзьями Аня в нашем классе ещё не обзавелась. Девчонки интуитивно чувствовали в ней соперницу и не очень-то жаловали, а парни просто-напросто робели.
Я еле дождался конца уроков и, едва прозвенел звонок, побежал к ней домой. Всё-таки мне удалось выпытать у одной тихони адрес Ани. За день метель поулеглась. И поэтому я довольно быстро добрался до пятиэтажного домишки, в котором жила дама моего сердца.
Мне открыли не сразу. Пришлось несколько минут упорно нажимать на дверной звонок. Наконец, щёлкнула задвижка, дверь распахнулась. На пороге стояла Аня. Бледная, с распущенными волосами, под глазами синяки. На секунду я остолбенел – она выглядела почти так же, как во сне – измученной, с потухшим взглядом.
— Ты? — прошептала она.
— Да… — я стряхнул с себя морок – нет, Аня не выглядела, как во сне. Мне показалось. Она выглядела уставшей, но не такой, как в кошмаре. Я зачем-то добавил, — Стас, одноклассник.
— Я так-то в курсе…
Наверно, я выглядел в этот момент полным идиотом. Но Аня усмехнулась и пропустила меня в прихожую. Внезапно я оробел. Несмотря на свою напускную хорохористость и крутость, наедине с девчонками я терялся и не знал, что и говорить. Вот и сейчас стоял, тупо улыбаясь и рассматривая свои заснеженные ботинки.
— Так и будешь стоять? — голос Ани вывел меня из ступора.
— Да, то есть нет… — я замялся и выпалил, — почему ты не пришла в школу?
— Я должна перед тобой отчитаться?
— Да, то есть нет…
— Я плохо себя чувствую.
— Ааааа… — протянул я.
Повисло молчание.
— Всё? — поинтересовалась Аня.
— Нет… — пробормотал я и выпалил, — я украл твой сон…
Аня изумлённо уставилась на меня. Потом расхохоталась. Громко, заливисто.
— Ну, у тебя и самомнение, — сказала она, вытирая слёзы, выступившие от смеха.
— Нет-нет… — возразил я. Покраснел, поняв, что сморозил двусмысленность.
Аня выгнула бровь.
— Я украл твой сон. Сон, который тебе снился вчера.
— Что?
Кажется, её ситуация забавляла всё больше.
— Я украл сон, где ты сидишь запертая в серой комнате, смотришь на стену. На тебе рубашка, посеревшая от старости, на запястье почерневшие синяки. А тут… — я дотронулся до шеи, — следы от верёвки. Тебе страшно, что вот-вот провернётся ключ в замке и в комнате появится некто…
Аня побледнела.
— Откуда ты… это… — она не договорила.
— Я украл твой сон, — медленно повторил я.
— Но как? — тихо спросила Аня и жестом пригласила меня пройти в комнату. Я сел на диван и…
Рассказал ей всё. О том, что мне никогда не снятся свои собственные сны. О том, как впервые случайно украл сон двоюродного брата, а потом вошёл во вкус. Рассказал о чудном чувстве, что охватывает меня, когда смотрю чужие сны. И, наконец, о том, что за гранью, куда я ступил, есть некто ещё и этот некто теперь в нашем мире. Мне было всё равно – сочтёт ли Аня меня сумасшедшим и вызовет санитаров, или же подумает, что я просто выдумщик, или поверит… Но с каждым сказанным словом, мне становилось легче. Только сейчас я понял, что тайна тяготила меня все эти годы. А теперь, поведав её, мне стало легче.
На Аню мой рассказ произвёл впечатление. Она внимательно слушала и ни разу не перебила. Спросила, когда я замолчал:
— Ты думаешь, я тебе поверю?
Я пожал плечами:
— Не знаю… я никому никогда не рассказывал об этом.
— Но решил рассказать мне? Почему?
Я опять пожал плечами. Встал с дивана и хотел уже уходить. Надевал ботинки, когда услышал:
— Я верю тебе, Стас…
Я улыбнулся – поверить мне было сложно, но она всё-таки поверила. От этого стало чуть-чуть спокойнее и теплее. Когда кто-то верит тебе, не считает сумасшедшим – это придаёт сил.
Я не пошёл сразу домой. Решил прогуляться, хоть и повалил снег. Натянув капюшон, брёл по улочкам городка, в противоположную сторону от дома. Руки и ноги медленно замерзали, щёки покалывало, но поворачивать обратно нисколько не хотелось. Изредка мне попадались знакомые, друзья – гулять по такой погоде желающих немного. Они коротко кивали, но составить мне компанию не спешили. Они направлялись домой.
Ноги сами привели меня к заброшке, которую исследовал, наверно, каждый мальчишка в городке. Я тоже ещё каких-то пару лет назад ползал внутри этого дряхлого здания, рискуя сломать шею. Теперь же я, чуть пригнув голову, просто зашёл посмотреть. Какое-то странно-тревожное чувство овладело мной, когда я взглянул на жалкое здание, которое могло в любой миг развалиться. Мне просто необходимо было зайти и посмотреть, что там.
Лучше бы я не заходил…
Он ждал меня там. Он – тот, кто живёт в иссиня-чёрной мгле…
У меня перехватило дыхание, когда луч фонарика мазнул по огромной тени, стоящей в одном из углов. Сначала я подумал, что это человек. Две руки, две ноги, голова и туловище – чем не представитель человеческой расы. Но, приглядевшись и увидев, две огромные жёлтые дыры на месте глаз, понял – это он, тот, кто живёт в иссиня-чёрной мгле. Почему-то именно таким я его себе представлял. Просто чёрным силуэтом с глазами-огнями.
Ноги одеревенели и не слушались меня. Кровь шумела в ушах. Я хотел спросить – кто он, как его имя. Но в горле пересохло, язык не ворочался. Он заговорил первым.
Его голос был похож на шелест листвы в летний день, на шум зимнего ветра, взбивающего перину на сугробах. Тихий, обволакивающий медовой негой, голос из ниоткуда, из места, на границе миров. Таков был голос существа из иссиня-чёрной мглы. Вот только я не мог или не хотел понимать его.
— Я давно наблюдаю за тобой… — первое, что я смог разобрать.
— Кто ты? — дар речи вернулся ко мне.
— Ты знаешь…
— Страж?
На месте, где у него должен был быть рот, появилась ухмылка. Зловещая ухмылка.
— Можешь называть меня и так… — прошелестел он.
Я не мог отвести взгляда от него – огромной человекоподобной фигуры в углу заброшенного дома. Разум пытался убедить меня, что Страж – это всего лишь моя галлюцинация, порождение измученного, воспалённого фантазией мозга. Но я не слушал, ведь я знал – Страж (самое безобидное имя, что пришло на ум) – реален. Он здесь в моём мире, моём городке. И Страж явился не просто так, ему что-то нужно. Но я не решался спросить, что…
Я стоял, держа в руке маленький фонарик, с которым никогда не расставался в тёмный, осенне-зимний период. Я не мог уйти, сдвинуться с места, и не мог спросить Стража, что ему от меня нужно. А он не спешил рассказать. Может, ждал, когда я сам догадаюсь, или же ему доставляло удовольствие томить ожиданием.
— Что ты от меня хочешь? — наконец, не выдержал и спросил я.
Улыбка-ухмылка исчезла с «лица» Стража. Желтые огни глаз без зрачков приобрели изумрудный оттенок. Он медлил с ответом.
— Что тебе от меня нужно? — нетерпеливо повторил я.
— Ты знаешь…
Конечно, я знал. Знал с того самого момента, как почувствовал, что он прокрался в реальность. Но, я надеялся, что всё-таки я не прав.
— Я очень голоден… — подтвердил мои догадки Страж.
— Я… я… должен украсть для тебя сон?
Страж тихо рассмеялся…
Страж был голоден, очень голоден. И ему нужны были не только сны…
3.
Я вернулся домой поздно. Бабушке соврал, что задержался у одноклассника. Я прошмыгнул в свою комнату, и не включая свет, упал на кровать. Темнота объяла меня. Сквозь тонкую дверную щель проникала узкая полоска электрического света. Я пытался отдышаться, ведь всю дорогу от заброшки бежал что есть мочи. Пару раз упал, но поднимался и бежал, не осмеливаясь оглянуться назад. Я боялся, что Страж идёт за мной следом, чтобы убедиться, что я исполню, что он велел.
На виске больно пульсировала венка. Тело бил озноб. В мозгу поселился страх. Нет, не страх, а ужас, самый настоящий ужас, от которого я знал – мне не спрятаться и не убежать.
— Стас, всё хорошо? — услышал я голос бабушки.
Пытаясь унять дрожь в голосе, ответил, что всё в порядке. Я перевернулся на бок и включил ночник. Комнату залил голубоватый свет.
За окном свирепствовал декабрь, разразившийся самой настоящей бурей. Примерно такая же буря бушевала сейчас у меня в душе. И я не знал, что мне делать – поступить так, как требовал Страж или же противиться. Но тогда… он показал, что будет тогда. И уже в тот момент я знал, что сделаю так, как хотел Страж.
Я попытался успокоиться и мыслить логически. Страж дал мне выбор: красть сны для него или же сгинуть в иссиня-чёрной мгле. Сгинуть не легко и безболезненно, а мучительно и долго растворяться в ней, медленно теряя связь с реальностью и разумом. Но и стать рабом Стража тоже такое себе. А может, он блефует? Действительно, просто пытается обмануть, как в покере. И на самом деле ничего не сможет сделать ни мне, ни кому-либо ещё. Страж – просто фантом, страшный, но беспомощный, он только и умеет, что пугать.
Измученный я не заметил, как нырнул в омут иссиня-чёрных вод.
Я проснулся от стука. Подпрыгнул в постели, непонимающим взглядом обвёл комнату. Ночник мигал, искажая свет, от чего глазам было больно. Я его выключил. Рухнул на спину, выдохнул. Должно быть воображение опять играет со мной злую шутку. Я закрыл глаза.
Скрёб-скрёб… Будто некто провёл острым когтем по стеклу…
Я едва не закричал.
«Успокойся, Стас, успокойся…» - попытался взять себя в руки и обуздать панику. Вдохнул-выдохнул, сел, прижав колени к груди.
Скрёб-поскрёб…
Я поднялся с постели и медленно подошёл к окну…
Он завис прямо напротив окна моей комнаты. Он – Страж, сущность из другой реальности.
— Я голоден… очень голоден… — прошелестел он.
В груди кольнуло, и я зашёлся кашлем. Даже на глазах выступили слёзы.
— Ты не представляешь, насколько я голоден…
Лёгкие горели, перед глазами сверкали искры. Я согнулся пополам, пытаясь унять приступ кашля.
— Я голоден… — повторил Страж.
Сквозь кашель я просипел, что скоро, очень скоро украду для него сон.
— Очень голоден…
— Хорошо, я украду сейчас, — согласился я. Кашель резко прошёл. Я разогнулся.
Стража не было. Он исчез. Но я знал, если не исполню его приказ – он вернётся. И тогда… Страж покажет, что бывает с теми, кто не выполняет обещания.
Сердце бухало в груди, когда я лёг в кровать и мучительно пытался представить лицо того, чьим сном накормлю сегодня Стража. Не получалось. Я напрочь забыл лица всех знакомых людей. Они вылетели из головы. Или, быть может, я попросту не хотел их выбирать? И тогда… я украл сон незнакомца…
В памяти всплыло воспоминание пятилетней давности. В ту далёкую весну я ездил с бабушкой в другой город на поезде. На станции С. я вышел, чтобы проветриться и увидел возле ларька, где продавалась разная мелочовка, мальчика. Обычного мальчика, которых миллионы. В синей курточке и голубой шапке он стоял рядом с женщиной (наверняка, с матерью) и отрешённо смотрел в сторону, в никуда. В его больших карих глазах застыла глубокая печаль, столь несвойственная юному возрасту, ведь мальчику на вид было никак не больше десяти. Наверно, именно эта печаль привлекла моё внимание. Вряд ли он заметил прикованный к нему взгляд. Да, и взгляд этот был недолгим, не больше полуминуты. Но я запомнил его лицо. И теперь… я решил украсть его сон…
Ему снился заброшенный парк аттракционов и маленькая девочка, похожая на него, как две капли воды. А ещё в его сне был рыжий паренёк и огромная тень, накрывшая всю территорию парка.
«Страж…»
Мысленно позвал я, и он не заставил себя ждать. Вынырнул из ниоткуда. Я почувствовал, как меня отшвырнуло в сторону. Будто бы налетел ураган, подхватил моё тело и понёс прочь. Но прежде, чем проснуться в своём мире, в своей комнате, я услышал чавкающие звуки, словно некто впился зубами в невидимую плоть, и тихий, еле слышный стон…
Уже наступило утро. Я сел в постели, ощущая себя совершенно разбитым и измотанным. Глаза слезились, в ушах шумело, каждая мышца тела болела, будто бы я пробежал марафон. Добывать пропитание Стражу дело не простое и… гадкое, очень гадкое… Мне казалось, что во рту у меня медный привкус, а в носу запах – тёмный, нехороший запах, запах чужой боли.
Я пролежал в кровати почти до полудня. Бабушка несколько раз заходила в комнату и спрашивала – здоров ли я. Приходилось врать, не хотелось её расстраивать. Но чувствовал я себя развалиной.
К обеду кое-как встал и доплёлся до кухни. Через силу пообедал – нужно было набираться сил. Потом вышел на улицу, проветриться, подумать, что делать дальше. Я кружил по городу, как бездомный пёс, и незаметно для себя добрался до дома Ани. Наверно, ноги сами привели меня. Я предложил ей прогуляться. И хоть на улице валил снег, она согласилась.
Я рассказал ей про Стража. О том, что скормил ему сон незнакомца. О том, что после этого ощущаю себя немощным стариком и соучастником преступления.
После того, как я выговорился, повисло молчание. Тягостная пауза, в которой были слышны только голос ветра и наши шаги.
— Ты думаешь, что этому мальчику сейчас плохо? — спросила Аня и остановилась.
Я кивнул. Именно так я и думал. Даже больше, считал, что нанёс этому мальчику (теперь уже подростку) сильный вред или даже убил.
— А может, он ничего не понял? Не заметил этого…
— Вряд ли…— возразил я.
— Но такой вариант тоже возможен.
— Наверно… — я пожал плечами, ведь наверняка я ничего знать не мог.
Аня с интересом посмотрела на меня. В её глазах горело любопытство. Наверно, такое же, какое было у меня, когда я только ступил на эту дорожку и начал красть сны. Или же она просто забавляется… Действительно, может, она развлекается таким образом. Вон как глаза лукаво блестят. Или мне только так кажется?
— Ты веришь мне? — спросил я напрямик.
— Да… — тихо ответила она.
Я взял её за руку и пристально посмотрел в лицо – может, она считает меня сумасшедшим и про себя смеётся надо мной. Но я не мог увидеть, насколько она искренняя.
— А я смогу увидеть его? — она сжала мою ладонь. Сильно, я даже ощутил сквозь перчатку, как её ногти впиваются в кожу.
— Кого?
— Стража…
Я едва не задохнулся, но всё же прошептал:
— Я не знаю… Зачем тебе это?
— Просто интересно… Может, мне сходить с тобой туда, к этому заброшенному зданию…
— Нет-нет, — я сжал её плечи и встряхнул, — Аня, это не игра! Он существует на самом деле, и он опасен. Очень… Пообещай, что не пойдёшь туда! Ну, же!
— Хорошо… — выдавила она и странно на меня посмотрела – чуть насмешливо. Наверно, она посчитала меня трусом. Ну, и пусть. Мне было всё равно. И зачем я ей всё рассказал? Нужно было держать язык за зубами…
Я проводил Аню до дома, а потом поплёлся к заброшке.
— Ну, теперь ты доволен? — крикнул я в темноту.
Тишина. Только снаружи завывал ветер.
— Ты сожрал сон. А она считает меня кретином!
Мне никто не ответил. Я хотел уже уходить, как вдруг почувствовал поток горячего воздуха. Я обернулся.
Он стоял рядом. Страж. Только теперь он стал больше и сильнее. Мне стало не по себе, стало страшно. По спине пробежался табун мурашек. Кинуло в жар, а потом резко в холод. Он навис надо мной – огромная человекообразная фигура. Его глаза горели янтарями. Мне даже показалось, что в них полыхало алое пламя.
Но я набрался смелости спросить его – свободен ли теперь я.
В ответ Страж расхохотался. Пламя в его глазах загорелось ещё сильнее. И я увидел в этом пламени себя, корчившегося от боли. Увидел всех тех людей, у которых я когда-либо крал сны. Все они указывали на меня.
И я не выдержал. Ноги подкосились. Я рухнул на колени на прогнивший, припорошенный снегом, пол заброшки. Я заплакал, умоляя его отпустить меня. Обещал, что больше никогда не буду воровать чужие сны, что больше никогда не сунусь на территорию Сновидений.
Страж молчал. Пламя в его глазах постепенно утихало. На мгновение даже показалось, что он и в самом деле отпустит меня. Но я ошибался.
Страж так ничего и не сказал в тот вечер. Он был сыт. Он просто ушёл, слившись с гнилыми стенами заброшки. Затаился где-то там, между мирами, между сном и реальностью.
Я облегчённо выдохнул, и еле передвигая ноги, побрёл в сторону дома…
Прошёл почти месяц. Отгремели новогодние праздники. Страж больше не появлялся. Я даже пытался убедить себя, что он оставил меня в покое, что одного сна ему оказалось достаточно, что он убрался в свой мир, в иссиня-чёрную мглу. Но в душе всё равно скреблась тревога. Я гнал её прочь, но она не уходила, намертво прицепившись ко мне и лишив покоя. Иногда по ночам я просыпался. Вглядывался в темноту, прислушивался. Боялся увидеть Стража или ещё чего похлеще. Потом закрывал глаза, убеждая себя, что всё хорошо.
Я больше не крал сны – это осталось в прошлом. Я запретил самому себе. Теперь я должен был жить своей жизнью. Сон мальчика с грустными глазами – это последний сон, который я украл…
Но всё оказалось не так просто. К концу января я всё же украл. Сон Ани. Украл случайно. Я не понял толком, как это вышло. Я просто закрыл глаза, но в иссиня-чёрной мгле появилось лицо Ани. А потом я увидел её сон. Она была всё в той же запертой комнате. Сидела, вжавшись в стену, и не отрывала взгляда от двери. А за дверью кто-то был.
— Он голоден…
Аня посмотрела прямо на меня. Её глаза, что два огромных серых блюдца, в них отражался я. От этого взгляда моё сердце замерло.
— Он голоден, Стас…
Дверь затряслась от сильных ударов. Аня зажала рот руками, задрожала…
В следующее мгновение дверь слетела с петель и рухнула на пол, вметая клубы пыли. Чёрный туман пополз к Ане. Живой, чёрный туман образовал человекоподобную фигуру. Фигуру Стража. Он приподнял Аню с пола, и десятки тонких нитей, похожих на щупальца спрута впились в её тело, высасывая кровь. Нет, не кровь, а энергию. Аня разинула рот в немом крике…
Я подпрыгнул в постели. Сердце заходилось в груди. В ушах стояли чавкающие, сосущие звуки. В носу свербело от запаха крови и чего-то ещё.
— Аня… — прошептал я.
Часы пробили три. Громко. Оглушительно громко. Я едва не закричал. Вскочил на ноги, подбежал к окну. Почему-то я думал, что увижу Стража, нависшего над городом, пожирающего сны горожан. Но нет… всё было иначе…
Город спал спокойным сном и не знал, что я только что ещё раз покормил Стража.
Весь остаток ночи я не сомкнул глаз. Просто лежал и пялился в темноту. А когда прозвенел будильник, я собрался и ушёл.
Я пришёл в школу первым. Сел за парту. Я ждал, что вот-вот дверь откроется и в класс впорхнёт Аня – жизнерадостная, весёлая.
Медленно подтягивались лениво-сонные с выходных одноклассники.
Я ждал… Её всё не было… Я ждал…
Она зашла со звонком. Последней. Серое измождённое лицо, потускневшие глаза, бледные губы – Аня всё ещё была красива, но это была всего лишь её тень, лишённая энергии. Я это знал. Она кинула на меня всего один-единственный взгляд и этого хватило.
Мне стало дурно. К горлу подкатила тошнота. Я бросился вон из класса под ошарашенные взгляды одноклассников и учителя.
Меня долго и мучительно рвало в туалете.
Я не вернулся в класс. Я ушёл к заброшке. В этот раз я не звал его. Я прислонился к стене и ждал, когда он сам соизволит появиться.
Я не знал сколько прошло времени. Незаметно уснул, сморённый бессонной ночью. Мне снились лица людей, у которых я когда-либо крал сны. Они тыкали в меня пальцем и смеялись-смеялись. А я горел в огне. Наверно, это был мой первый, собственный сон. Или это опять морок, напущенный иссиня-чёрной мглой?
Я очнулся от того, что сильно замёрз. Руки и ноги окоченели от холода, на ресницах намёрз лёд. Кое-как я поднялся на ноги. Вышел на улицу.
Морозило. Наверно, температура упала ниже двадцати – поспи я ещё дольше, то замёрз бы к чертям. А может, оно к лучшему?
Я посмотрел на небо. Полная луна лыбилась кратерами, сотни звёзд сияли.
— Почему я?
Это был чисто риторический вопрос.
— Почему именно я? Почему? Почему?
Я стоял посреди ночи. Снег переливался. Северное сияние исказило небо. А я всё стоял и твердил своё «почему»…
Тяжёлая рука опустилась на плечо. Я вздрогнул.
Он стоял рядом. Он изменился. Он больше не был человекоподобной фигурой, состоящей из чёрного живого тумана, он стал более живым. Его лицо приобрело черты.
— Почему? — прошептал я.
— Потому что ты – Снокрадец… — просто ответил Страж, обнажив ряд длинных острых зубов.
Он с шумом расправил огромные перепончатые крылья и, подхватив меня, взмыл в небо.
— Снокрадец… снокрадец… Один из миллиона… часть нашего мира… — услышал я, прежде чем ухнуть в иссиня-чёрную мглу…
***
«Их так много, этих снов… Они кружат вокруг меня… Я выныриваю на поверхность реальности, хватаю глоток воздуха, и вновь окунаюсь в иссиня-чёрную мглу.
Их много… черно-белые, как немое кино… яркие, красочные… мрачные… кошмары… сны-воспоминания…
Я люблю сны… я ненавижу сны… Но без них не могу…»
Снокрадец…
Конец. Ноябрь 2023г.