Сновидения

Добрые сказки и любящая мама всегда лгали Мэй, преподнося на золотистом блюдце безупречный мир, в котором всем светлым персонажам воздавалось по заслугам. Никто никогда не рассказывал, что скрывалось по ту сторону этого идеального мира, где наряду с чёрным и белым существовали многочисленные оттенки серого. А Мэй, как любопытный ребёнок, всегда хотела узнать, что пряталось там, за гранью, где умирали надежды, сгорало старое и рождалось новое.

Ответ пришёл на раскрытой ладони, когда прошлогодняя затяжная зима отступила, и на чашах весов оказалась её жизнь.

Всё начиналось прозаично: окрылённая чувствами, она, раскинув руки в стороны, с детской восторженностью неслась по мокрой после дождя улице. Яркие мечты вскружили ей голову — поверить только, на её скромные труды, картины, обратили внимание! И не абы кто, а люди, приближенные к искусству — владельцы крупных галерей. Ей выделили скромный, невзрачный уголок для единственного полотна в конце выставки. Далеко не звёздный пьедестал, но отличный шанс, за который она была готова ухватиться обеими руками. Всё складывалось как нельзя лучше, и Мэй не могла думать ни о чём другом, спешно пересекая дорогу.

Остальное вспоминалось с непосильным трудом и камнем на сердце: скрип колёс, оглушающий шум проезжей улицы. Слепящая вспышка света и долгая, глухая боль. Мэй взмыла в воздух, словно тряпичная кукла, которая ничего не весила. Тогда она подумала, как же хорошо было стать птицей — свободной, парящей в вышине, там, где облака окрашивали лучи рассвета. Но родная земля куда охотнее приняла её в свои объятия. Неслась по шее и рукам жгучая кровь, а вместе с ней и горькие сожаления. Мир померк, а воля к жизни уснула вечным сном, как и переполняемая сердце любовь. Любопытные рты лицемерно горевали, уповая на её нелёгкую судьбу, глубоко в душе ликуя, что Фортуна не обошла их стороной. Находясь на грани жизни и смерти, ни Мэй, ни кто-либо другой не верил, что для неё «завтра» обязательно наступит. К ужасу, оно наступило. И «послезавтра», а потом «послепослезавтра». Дни тянулись однообразно и холодно, словно намеренно растягиваясь бесконечностью, чтобы Мэй могла вдохнуть полной грудью зловоние новой жизни.

Уж лучше бы всё завершилось тогда, на дороге, ведь то, что ждало Мэй впереди, было гораздо страшнее самой смерти.

Уродливая, гадкая тварь смотрела на Мэй в зеркале, и она с горечью осознавала, что это её родное отражение. Изнеможённое чудище рыдало, а она вместе с ним, пытаясь скрыть острыми, как шипы, руками рваные шрамы. Беспрерывная ненависть, обращённая к себе и всему миру, хищно кипела, рвясь на свободу. И чтобы хоть как-то усмирить своих бесов, боги решили сковать её по рукам и ногам пуще прежнего, отобрав самое ценное, что у неё было — зрение. Мэй ослепла, и ослепла безнадёжно одним днём, видя отныне перед собой бескрайнюю мыльную пелену. Несчастье, приключившееся с ней, оказалось хуже поцелуя Геенны. Ведь страшна судьба живописца, страстно жаждущего создавать, но стремительно обделённого в этом.

Теперь жизнь Мэй стала одним нескончаемым ночным кошмаром — она превратилась в ослепшее чудовище — покрытое безобразными шрамами.

Единственным отголоском прошлого, ласково греющим изнутри, была соседка Микото. Сердечная фея с морщинистыми руками и добрыми глазами, чей солнечный домик ютился напротив дома Мэй. Вечно суетливая, звонко болтливая, приятная старушка, от которой пахло свежим хлебом и шоколадным печеньем. Человек, которого Мэй ценила, и последний, потому что рядом никого больше не было. Родителей давно не стало, а это значило, что она была одиноким человеком, затерявшимся среди чужих людей на белом свете — но это не самое важное.

Самое главное, что на кухне сейчас оставалось двое: совсем не маленькая девочка, сидящая за столом, и её личный герой, достающий из печи шоколадное печенье.

— Милая, как же мало ты ешь, — произнесла стоящая спиной пышная, невысокая старушка в поношенном платье, белом фартучке, разноцветных чулках и зелёных туфельках. — Ты совсем не заботишься о себе, — добавила она, качая головой с седыми кудряшками.

Это была Микото, которая в любой момент могла использовать свою бабушкину сверхсилу — тепло обнимать словами и сытно кормить любимыми сладостями. Её маленькие руки бесшумно поставили на стол миску с ароматным печеньем, запах которого Мэй сразу узнала.

— Да чего ты бурчишь, цветочек, — тихо хохотнула Мэй, назвав Микото милым прозвищем, из-за которого та потешно хмурила брови. — Ем я, ем. — Потянулась она за печеньем, и старушка придвинула ей сладость поближе. — Спасибо.

Воцарилось приятное молчание. Мэй покорно поднесла ко рту чашку дымящегося чая, вдохнув сладкий аромат липы. Удивительно, что даже чай приходилось учиться пить, как впервые — на ощупь, неумело, пытаясь не пролить ни капли.

— Мэй! — заискивающе обратилась к ней Микото, и та напряжённо сосредоточилась на её словах. — В соседнем районе облагородили пруд, пристроив небольшую парковую зону…

От её слов Мэй стало не по себе. Она тут же съёжилась, вспомнив, когда в последний раз решалась выйти на улицу. Тогда каждый встречный-поперечный перешёптывался, обсуждая, насколько уродливым стало её тело.

Гадко.

— Не думаю, что это хорошая идея, — вмешалась Мэй, и все попытки Микото вмиг оказались совершенно безуспешными. — Как-нибудь в другой раз, — продолжила она, осторожно коснувшись правой стороны лица, измятой глубоким шрамом, который оттягивал нижнее веко, из-за чего один глаз казался крупнее другого.

Микото понимающе вздохнула и не стала настаивать на своём. Много воды утекло с тех пор, все яркие воспоминания о прошлом потеряли свою ценность, став туманными мечтами. Отныне напротив старушки сидел совершенно другой человек — с пустыми, потерянными глазами, закрывшийся в страхе от всего мира. Это была уже не та Мэй, что прежде, — в прошлом она была весёлым и энергичным ребёнком. А сейчас… от неё осталась лишь жалкая оболочка, лишь подобие человека.

Остаток дня прошёл спокойно, без грозовых туч и лишних волнений. Увлечённые разговоры не умолкали на кухне, лишь изредка меняя оттенки настроения. В такие моменты хотелось, чтобы время тянулось как можно медленнее. К сожалению, оно не щадило счастливых. И вот старушка уже стояла в дверях, весело улыбнувшись и махнув рукой Мэй на прощание.

Оставшись наедине со своим одиночеством, Мэй скоротала ещё несколько ленивых часов в домашней обстановке и пошла спать до полуночи. На удивление, сон пришёл к ней быстро.

⋇⋆✦⋆⋇

На этот раз Мэй не снились тягостные кошмары прошлого.

Вместо воспоминаний, сковывающих льдом сердце, в её душу начало закрадываться невиданное умиротворение. Она резко открыла глаза и сразу же сощурилась из-за слепящих лучей солнца. Кожей ощутила, насколько это было возможно во сне, прикосновение тёплого ветра, а вместе с ним и лёгкий цветочный запах. Мэй восхищённо задержала дыхание и обернулась по сторонам, осмотрев широкие поля: розовые, голубые, синие и иссиня-фиолетовые цветы устилали землю богатым ковром. Её взгляд упал на равнину, сплошь усыпанную незабудками, и она тепло улыбнулась — мамины любимые. Она часто говорила Мэй, что эти цветы символизируют трепетную память. Издавна молодые девушки и юноши плели по праздникам венки из незабудок для своих возлюбленных, чтобы приворожить их чарами и навсегда остаться в памяти.

Как жаль, что теперь лишь во снах она могла созерцать истинную красоту мира…

Мэй вдумчиво покачала головой — редко случались с ней осознанные сновидения. Она снова окинула горизонт быстрым, внимательным взглядом и неспешно поняла, что тихое место не было безлюдным. Спрятавшись в цветах, неподалёку неприметно сидел молодой мужчина. Запрокинув голову, он заворожённо наблюдал, как медленно ползли в небе редкие, ленивые облака. Очарованно и безмолвно Мэй следила, как переливались ручьём его длинные, золотистые волосы, спадающие на белоснежный плащ с язычками пламени на подоле.

Смутное беспокойство внезапно охватило её разум, и она неуверенно качнулась, как осинка на ветру. Сердце мгновенно наполнилось тревогой от мысли, что он увидит её в таком уродливом, неприглядном виде. После аварии это стало первым, о чём Мэй беспокоилась при встрече с другими людьми: как быстро они почувствуют отвращение, завидев её изуродованное лицо. Вздрогнув, она стыдливо склонила голову, мечтая поскорее исчезнуть, и вздохнула, прижав к щекам дрожащие ладони. К её удивлению, кожа оказалась мягкой и гладкой, как у маленькой девочки — ни единого шрама!

Однако объяснение происходящему нашлось сразу.

«Да… я же сплю…»

— Как красиво! — Заметив её присутствие, мужчина резко обернулся и беспечно посмотрел ей в глаза. — Сколько цветов! — сказал он и снова отвернулся.

Мэй замерла, разрываясь между противоречивыми желаниями. С одной стороны, её переполняло невероятное любопытство, и ей нестерпимо хотелось подойти к незнакомцу, ведь это был всего лишь сон! С другой стороны, её сковывал страх. В голове вновь пронеслись пережитые эпизоды прошлого. Едкие обсуждения её внешности за спиной, тяжёлые вздохи о потерянной жизни, неловкие попытки Микото утешить. Всё это нахлынуло разом, и на душе стало горько.

«Страшно, страшно, страшно…»

В любой другой ситуации Мэй, не раздумывая, развернулась бы и ушла. Но прямо сейчас… вопреки всем накопившимся волнениям, какая-то неведомая сила начала действовать в глубине её души, заставив заржавевшие механизмы закрутиться и подхватить её на крыло, подняв из тьмы к небу. Это почти необъяснимое и безумное чувство подтолкнуло Мэй преодолеть своих внутренних демонов и сделать шаг навстречу на дрожащих ногах. Шаг навстречу своей судьбе.

«Сколько ещё я буду убегать? Даже во снах своих буду прятаться?»

И она сделала. Один шаг. И ещё один. С безумно колотящимся сердцем.

— Да. Очень красиво, — отозвалась она, и, охваченная незнакомыми чувствами, позволила себе небывалую смелость, присев рядом с незнакомцем. Она одарила его долгим, внимательным взглядом, прежде чем заговорить снова. — Меня зовут Мэй.

«А ведь… Раньше всё было иначе, чувствовалось по-другому. Почему именно со мной это произошло? Почему я стала такой?» — мысли невольно возвращались к прошлому, к тем кривым, лицемерным улыбкам и пронзительным, леденящим взглядам. Куда бы она ни направилась, они подстерегали её повсюду.

Хотя, изменилось ли что-то вообще в жизни Мэй? Чудовища всегда были рядом, просто теперь они открыли свою истинную сущность.

«Невыносимо…» — подумала она, чувствуя, как на сердце ложится тяжёлая печаль.

Он обернулся к ней очень живо, и Мэй вздрогнула, встретившись с его светлым взглядом.

— Ясно! Я — Кёджуро!

Мэй ощутила, как в ней росло странное чувство, от которого хотелось спрятать лицо в ладонях — какая гадкая привычка. Однако, с трудом сдержавшись, она лишь пожевала губами и обессиленно улыбнулась. Затем выпрямила спину и аккуратно положила руки на колени, вслушиваясь в редкие звуки мирной жизни вокруг. Кёджуро же, покачивая головой из стороны в сторону, внимательно рассматривал её силуэт, останавливаясь взглядом на лице.

«Пожалуйста, не смотри на меня… Мне уже хватило внимания по ту сторону».

Словно прочитав её мысли, незнакомец резко отвернулся.

Ласковый ветерок, пробегая по цветочным коврам, разливал в воздухе медовый запах лаванды, будоража трепетную память о маме — этим ароматом были пропитаны её вещи. Но лаванда в этом поле не росла, а запах тянулся от загадочного чужака.

Мэй ностальгически улыбнулась.

— Вспомнилось детство.

— Воспоминания о нём добрые? — спросил Кёджуро.

— Очень, — ответила она и почувствовала, как на душе растеклась непривычная безмятежность.

— Тогда… хорошо! — бодро воскликнул он и, раскинув руки в стороны, упал спиной в траву, а после засмеялся звонко и весело.

Мэй вздрогнула, поражаясь неожиданно бодрому настрою своего гостя в грёзах.

«Какой необычный он… этот Кёджуро. Рядом с ним всё кажется иным, совсем другим, — подумала она, украдкой бросив на него взгляд. — Красивый… Ох, о чём я? Как неловко! — мелькнуло в её мыслях, и она резко отвернулась, не заметив, как таинственный незнакомец тепло улыбнулся, взглянув на неё».

Так они и сидели, молча наслаждаясь безмятежностью момента, пока Мэй не ощутила, как на неё наваливается непреодолимая тяжесть, и она медленно начала осознавать, что пробуждается.

⋇⋆✦⋆⋇

Блаженство и уют сладко разливались по залитой солнцем комнате. Мэй зевнула и лениво потянулась, весело сморщив нос. На её душе впервые за долгое время расползались лёгкость и спокойствие. Впервые за долгое время её не терзали ночные кошмары.

«Кёджуро… Интересно, приснится ли он мне снова? Хотела я бы вновь увидеть его там, в поле, где все мирские хлопоты блекли. Сидеть в высокой траве, запрокинув голову, и просто наблюдать, как лениво ползут пушистые облака в небе… Кажется, что с ним не так уж и страшно, да? А, если и боязно, то совсем чуть-чуть».

Как странно было находиться рядом с… Кёджуро. Вначале рядом с ним сковывал лёгкий страх, но стоило лишь увидеть его тёплое, доброжелательное выражение лица, как все волнения исчезали без следа. Неужели Мэй впервые за долгое время удалось так естественно заговорить с незнакомцем? Поистине, это казалось чудом…

Мэй тепло улыбнулась, сама не понимая почему.