Сновидящий

Подъёмный колодец дышал плесенью. Стены сочились влагой, где-то внизу булькало — насосы гнали воду в грибные камеры. Сир стоял у выхода, укрытый полумраком туннеля, вдавливая пальцы в ремень на груди. Скафандр тяжело висел на плечах: чешуйчатый, с тусклым стеклянным щитом и шипами на спине — защита, память, предупреждение. Так было заведено. Шипы отпугивают духов — тех, кто шепчет в пустоте, если слишком долго смотреть вверх.

Старший шагнул из темноты, хрустя сапогами по влажному полу.

— Если увидишь сивранскую тварь, — сказал он, не глядя, — не думай. Не говори. Не зови. Просто иди. Быстро. Ясно?

Сир кивнул. От звука голосов с потолка сыпалась пыль. Где-то выше гудели замки шлюза.

— На этот раз я с тобой не пойду. Сам справишься. Теперь ты — проводник.

Пока шлюзовая капсула раскрывалась, словно каменное веко, мальчик подумал: А вдруг я забуду, как говорить? В этой тишине, снаружи, время будто останавливалось. Мир наверху не был местом для жизни.

Шаг — и всё изменилось. Не было воздуха, не было звуков — только давление в шлеме и глухое постукивание сердца. Над головой — чернота, расшитая бледными звёздами. Справа, на востоке, горизонт полыхал тусклым огнём — небо как затмение, а земля там белела, как обожжённая кость. Слева — ночь, замёрзшая в ледяных вершинах, пурпурных и неподвижных.

Он стоял посреди треснувшего поля из чёрного стеклопеска. Под ногами шла паутина окаменелых волн. Из земли кое-где торчали обломки: скрученные балки, оплавленные панели, всё заросшее серым лишайником. Клан называл это костями первых. Никто уже не знал, кто были "первые". Говорили — полубоги, явившиеся из-под неба.

Сир прошёл мимо одного из таких обломков. На боку была выгравирована странная цепочка символов — PRIMA INITIATIVE. Он не умел читать знаки древних. Но они всегда вызывали дрожь: как будто кто-то до сих пор смотрит через них.

Трубопровод тянулся между трещинами, змеился по хрупкой земле, кое-где поднимаясь на поверхность — там, где подземная порода была слишком твёрдой для бурения. Метки маршрута — вбитые колья с выцветшими, почти растворёнными в пыли лентами — вели его дальше, шаг за шагом.

Сир шёл, отслеживая герметичность по сигнальным лампам — тусклые, не всегда исправные огоньки всё ещё вспыхивали на стыках труб, где были установлены датчики давления. На одном из отрезков — ближе к границе выхода — лампа вовсе не горела. Сир остановился. Подошёл ближе, проверил крепление — и заметил, что труба уходит под завал, где земля сползла вниз, будто провалилась.

Рядом — остов старой вышки, построенной непонятно для кого и непонятно зачем. Сейчас она торчала, как поломанный позвоночник, ржавая, безмолвная.

Может, трубу пережало обломками... — подумал он.

Он подошёл ближе, обойдя массивный валун, и только тогда заметил костюм.
Тот был почти вдавлен в землю — скрюченное тело, давно иссохшее, как кожаный мешок. Руки сжаты, будто в последнем движении. Лицо отвернулось к небу.

Сир замер.

Тишина в шлеме казалась тяжелее, чем пустота вокруг.

Зачем он вышел? И почему остался? — подумал Сир, глядя на безмолвного мертвеца. — Что он надеялся увидеть?..

Он опустился на колено рядом и склонился над телом. На изъеденной броне груди была всё ещё различима эмблема — чёрный круг, перечёркнутый зигзагом: знак клана Сиврэ. Простой вражеский проводник? Нет.

Сбоку, наполовину занесённые пылью и застывшей шлаковой крошкой, лежали знакомые детали: корродированные корпусные пластины, монтажный блок с рунами детонации, свернувшийся провод. Комплект подрыва. Остатки взрывчатки.

Он хотел сорвать трубопровод, понял Сир. Подкрался, установил заряд… и не смог уйти далеко.

Он встал, медленно, как под тяжестью чужого выбора.

Сбоку, в районе рёбер скафандра, торчал узкий металлический осколок — неровный, с обугленными краями. Возможно, часть взорванной им же конструкции. Возможно, не успел отойти на безопасное расстояние, или что-то сработало не так.

Смерть нашла его тихо — в одиночестве, в пыльной пустоте между тьмой и светом.
И теперь он вечно смотрел в небо, не дождавшись ни сигнала, ни приговора.

Сир сделал шаг назад. Сердце колотилось, но не от страха. От чувства, которое он ещё не умел называть.

Он не знал ответа. Но не мог отвести взгляда. Вспомнил голос наставника, сухой и спокойный:

"Раз ставишь жизнь на первый план — твоё мнение ничтожно. Однажды жизнь иссякнет. Иная — уже оборвалась. Зачем цепляться за бытие? Лучше просто взять, открыть глаза и вечно смотреть на звёздное небо."

Он смотрел в мутное стекло. Там, в отражении, была не смерть — покой.

И звёзды. Всегда — звёзды.

Парень лёг на тёплый валун. Представил, как бы это было — стоять без шлема, просто дышать. Просто смотреть.

Камень отдавал ночную энергию, сквозь скафандр — почти уют. Небосвод казался ближе. Страшным, но живым.

Небо нельзя трогать, — учили. Оно отрывает мысли от земли. А тот, кто не держится за землю, падает — не вверх, а в себя.

И вдруг — вспышка.

Чуть выше линии зрения что-то шевельнулось. Светлая точка, крохотная, как скол на стекле. Сначала он решил, что это звезда. Но звезды не бегают. А эта — бежала.

Она шла по прямой, уверенно, слишком быстро. Сир затаил дыхание. Точка пересекала небосвод — будто кто-то неосторожно провёл по небу раскалённой иглой.

Это не звезда... может, небесный камень?..

Он следил за ней до последнего, пока она не исчезла в сиянии восточного края, в том самом месте, где день никогда не заканчивается. Будто утро проглотило её.

Когда-то он видел это. Не глазами — внутри.

Во сне.

В том сне не было слов. Было небо — расколотое, как трещина в стекле. Из этой трещины тянулись нити — длинные, дрожащие, склизкие, как живые. Они шли вверх. И он знал: не просто вверх, а туда. К свету. К звёздам.

А потом начиналось пение.

Не звук — нечто иное. Оно не касалось ушей, но входило прямо в грудь. Словно кто-то напевал изнутри. Нечто древнее. Таинственное. Сначала тихо, затем — всё громче, всё ближе, пока он не чувствовал, что не может дышать.

Он проснулся тогда в холоде, с тем же чувством, что и сейчас: будто кто-то коснулся его мыслей.

Сердце билось быстро, голос внутри дрожал:

Учитель говорил… планеты — как наш мир, только в небе. Мы там жили. Когда-то. Но они ушли… и не возвращаются.

Сир прижал руку к горлу, активируя передатчик.

— Старший… — прошептал он, будто боялся, что звук испортит момент. — Я… я видел. Планету. Она летела. Представляешь. И… наши старые враги оставили нам очередной подарок.

Молчание.

Линия — глуха. Или не хотела отвечать.

Он остался один.

Один — с мыслью, что, может быть, не всё наверху забыто.

И что завал из-под взорванной трубы сам себя не разберёт.