Сны мага. Кехан.

Что такое сон?

Для обычного человека – просто время отдыха души и тела. То, что происходит с разумом во время оное, известно только ему.

А для мага?

Для мага сон - это время, когда можно открыть хранилище памяти, словно книгу и, пролистав страницы, найти нужное событие. Память мага идеальна, она часть сущности мага, и, даже если тот лишится силы, и сама память, и идеальное, структурированное хранилище, останется с ним навсегда.

Нужно будет только закрыть глаза, и в мгновение между сном и явью, чтобы найти в памяти что-то, просто развернуть книгу памяти.


Сон. Замки памяти.


Сознание медленно возвращалось, изгоняя черное марево пустоты.

Сначала появились звуки.

Тихий шелест плотной ткани, мерное, регулярное поскрипывание, скрип трущегося дерева. Хрупанье камней под и ритмичная мерная поступь. И голоса.

- Рин, вот скажи мне, зачем ты этого типа подобрал? Опять проблемы… - голос женский, глубокий и грудной.

- Ну Мариса, он же нас всех спас. Как можно было его бросить на обочине? Так и гиены уже крутились, – второй голос совсем молодой, со странным протяжным акцентом.

- А вот отчего нас нужно было спасать? От того, что кто-то слишком любопытный был и к сражению слишком близко подобрался, и чуть под завершающий удар не попал, - женский голос возвысился, стал глубже, принял обличающие интонации. – Что тебе дело до магов и их сражений?

- Ну, интересно, кто…

- Ах тебе интересно! А вот если на подглядываниях твоих поймали бы тебя?!

- Ну любопытный ребенок, что же поделаешь? – еще один голос, чуть сипловатый, как у старого курильщика дурман-травы. – Сама же ты поощряла в нем тягу к знаниям. Да и не шпионы мы, не воры, не обманщики. Тише, Мариса, тише. Сейчас все хорошо…

Тут вернулись ощущения. Запах дорожной пыли, пряный аромат специй и древесины, горьковатая примесь пота и боли. Грубая шершавая ткань под обнаженной спиной, под руками, расслабленно лежащими вдоль тела, жесткий мохнатый валик под шеей, чтобы голова не моталась. И чувство движения, такое равномерное покачивание, совпадающее со скрипами. Колес?

Память не спешила рассказать о том, что произошло.

Он не стал открывать глаза, осторожно шевельнул пальцами, скребнув обломанными ногтями по неровной ткани, ощутил отсутствие привычных колец и браслетов, и мыслью потянулся внутрь себя, туда, где вечно танцевало синее пламя.

Он нашел там – пустоту. И в панике задохнулся, горло словно спазм перехватил. Что произошло? Почему?

И память обрушилась волной, снова смывая сознание в бездну.

Кесэт Саитэ поддержал в одном из регулярно случающихся мятежей против трона провинцию Кён, и ее главу, претендующую на верховенство над страной Рё. И у Саитэ с Кён почти получилось. Почти…

Но магия и маги кесэт могут не все, далеко не все, потому в решающем сражении противник, обзаведясь численным преимуществом в лице простых наемников и силы самой дешевой кесэт, и, кажется, предателя, задавил Саитэ и Кён числом.

Нет больше кесэт Саитэ.

Он осторожно предлагал отступить, накопить побольше сил. Схитрить. Найти лазутчика. Но даже будучи сыном Главы, влияния на него, принимающего решения единолично, не имел. Как бы ни завидовали другие члены кесэт.

И вот, единоличное решение…

Что он мог сделать?

Остаться позади тонкой линии наемников, позади главы Кён, упрямо застывшую у флагов. Остаться позади и наблюдать, как со звоном падает личный щит главы, разлетаясь горячими осколками, как наемники, облаченные едва ли не в лохмотья, сминают тонкий строй гвардии кесэт. Как стрелы с дешевыми одноразовыми амулетами выкашивают лишенных щита, не успевших сосредоточиться магов.

Он только и успел вскинуть руки, прикрывая глупых девиц Кён, замешкавшихся у паланкинов, когда побежала малая свита Саитэ, среди которой он и стоял. Вот кого в бегстве не обвинял. Перепуганные забитые мальчишки, взятые силой в поселениях Рё, старики – прислуга магов из тех, кто не вышел силой.

Они порскнули в разные стороны, к лесу и болоту, едва его личное синее пламя маревом колыхнулось, перекрывая холмы.

Он медленно пятился, отступая под ударами стрел, давая время глупым выжившим девицам скрыться в зарослях. Юркие лисы…

Он отходил назад и тонкая стена пламени, стекавшая с его пальцев, давала время уйти конюхам и тележной прислуге.

На это ушли запасенные силы амулетов, а потом, отчего-то, он не сбросил щит, пускаясь в бегство, а все продолжал держать его, черпая силу внутри.

А щит, сползающий с последнего перед лесом холма, растянул поперек дороги, тянущейся по краю болот. Так, чтобы младшая наследница Кён, чей обреченный взгляд он заметил еще до сражения, успела скинуть роскошные тяжелые одежды и босиком, подобрав подол, скрыться в мангровых зарослях.

Потом просто пятился, чувствуя, как выгорает источник, и, вбрасывая в щит последние искры, почуял, как схлопывается простая ловушка на предателе, бившем в спину главе кесэт.

Все, нет больше Саитэ.

Темнота снова поглотила сознание и отчаяние вместе с ним.


Реальность. Страна Рё.


Открывать глаза было тяжело. Шевелиться не хотелось.

Вспоминать о том, что внутри вместо вечно пылающего огня сейчас пустота, больно. Ошеломляющий холод сковывал движения.

Жить дальше казалось бессмысленно.

Не было больше сильного мага кесэт Саитэ, сына главы, одного из тех, кто был и чувствовал себя выше простых обывателей. Повелителя судеб и владыки знаний. Осталась только пустая холодная оболочка.

Почему? Потому что внутри не плясал синий огонь силы, а только пепел покрывал остывший очаг. И только из-за какого-то безумного порыва прикрыть проигравших сражение. Это была вина? Что не настоял на смене планов, задержке сражения, выборе другого места и времени? Но не первый и не последний раз сражались кесэт и гибла простая обслуга, даже и мятежные провинции не впервые проигрывали.

Жалость? Но он не знал, что это такое. Давно забыл, выкинул, как и жажду справедливости, милосердие, честь из разума и лексикона.

Ответственность?

Возможно, сработал лопнувший поводок Главы? Мертвого Главы. Некому больше отхлестать плетьми взбрыкнувшего потомка и указать его место в толпе магов?

Последнее действие Наследника?

Спасти хоть кого-то и отомстить? Он отчетливо помнил, как захлопнулся капкан на предателе, перемалывая ударившего в спину Главе приближенного помощника. Что с того, что он и сам бы не отказался быть на его месте?

За гибель Главы кесэт следует месть.

Но нет больше Саитэ. И хорошо.

Он вновь посмотрел внутрь себя, судорожно сжимая замерзающие пальцы.

Возможно, под пеплом остались угли? И их можно раздуть? Не угадаешь. Нужно пробовать. Но чтобы это делать нужно жить. Жить, как простой обыватель.

Как же холодно.

Стоит ли оно того? И сможет ли он вспомнить, как это делается?

Можно пробовать. Нужно пробовать.

И он открыл глаза.

Было холодно и зябко, не смотря на припекающее солнце и душные болотные испарения, просачивающиеся в повозку. Сквозь плетеную из кауи крышу пробивались лучи, в которых плясали пылинки. По стенам развешаны короба странной формы из лакированной коры, куда не могла пробраться влага. У противоположной стенки стояли узкие сундуки, заваленные тряпьем. Сам он лежал на таком же, прикрытый пестрой лоскутной тканью.

Преодолевая цепенящую слабость, он приподнялся на локтях, вслушиваясь.

Ровное шлепанье копыт по влажной дороге, тихое мелодичное насвистывание. Осторожно переместив босые ноги на пол, он встал. Задумчиво проверил, есть ли на нем хоть какая одежда. Как ни странно, нижняя шелковая поддева сохранилась, хоть помятая и рваная. Чуть покачнулся, взмахнул руками, удерживая равновесие, когда повозка мягко покачнулась.

Пара шагов и он, распахнув занавесь из ленточек и пестрых деревянных бус, оказался за спиной возницы. Перешагнул через скамью и тяжело присел рядом с совсем молодым парнишкой. Тот искоса глянул и прервав насвистывание, почти пропел вопросительно:

- Привет, - и вернулся к управлению повозкой.

Ее тащила низкорослая лошадка со стриженой гривой, рядом на привязи шла еще одна.

Голова кружилась. Покачивалось небо, перекрытое козырьком из соломенной циновки.

- Тебе, выходит, я обязан тем, что не остался на обочине?

И глянул по сторонам, прищурившись.

С одной стороны дороги тянулись из темной жижи к солнцу низкие мангры, с другой – несколько ярусов пальм, перевитых лианами, создавая какую-никакую тень. А сама дорога из поваленных и наполовину зарытых, наполовину утопленных стволов, тянущаяся по условно твердому берегу, служила границей, разделителем двух совсем разных мест.

- Не только ему, - раздалось совсем рядом хрипловатое, - пожалуй, сам бы он тебя, маг, от трупоедов не отбил бы и до повозки бы не дотащил.

Он медленно моргнул, выплывая из отрешенного созерцания. Оглянулся на мужчину, возникшего рядом и легко вскочившего на повозку.

- Не маг, - шевельнул пальцами, ощущая холод и пустой очаг внутри. – Благодарю. Отплачу.

Мужчина, смуглый до черноты, но неожиданно светловолосый и сероглазый, на лицо – явно не из страны Рё, в короткой распахнутой жилетке и простых серых штанах, передернул плечами.

- Обойдемся, - и неожиданно ухмыльнулся. – Имя-то у тебя есть, не маг?

Вопрос снова загнал его в задумчивость. Если он решил жить, но жизнь это другая, новая, то и имя должно найти новое… Нет мантии кесэт – нет и родового имени… Ничего нет.

- Кехан, - кивнул он.

И покосился на мальчишку, скорее юношу, несшего очень схожие с мужчиной черты лица.

- Не смотри – не смотри, не местные мы, из Загорья. Что делать-то будешь, не маг?

- Кехан, - настойчиво повторил он, - жить.

- Это достойное дело, - певуче над ухом проговорила женщина. Кехан обернулся и моргнул.

Женщина была не красива, нет. Но очень необычна. Округлое лицо, белая, почти жемчужная кожа, красные, как закатное солнце волосы и широкие золотисто-зеленые глаза. Ошеломленно он созерцал, как изогнулись полные губы, не понимая ни слова из срывающихся с губ.

- Эхли медани? – рука невольно поднялась в защитном жесте, но слабость не дала даже сложить пальцы в бесполезный защитный знак.

- Эй, вот не смей меня оскорблять. Мы из Загорья, а там не только джелапэ живут. Я не медани, я – Мариса, а это Рин, - кивок на молодого, - это Рама, - старшего мужчину.

В голосе женщины не было настоящего запала злости, а мужчина и мальчик просто усмехнулись.

Впрочем, у Рамы были на поясе ножны, а в них – простой, но прочный и надежный керис. Отбиться от него Кехан бы не смог. Так что он просто приветственно покачал головой и прикрыл глаза, снова впадая в странное оцепенение.

- Иди-ка дальше лежи, - разобрал он сквозь накатывающую слабость.

И руки, твердые, но надежные, помогающие перебраться через сиденье назад, в плетеное убежище движущейся повозки.


Взгляд со стороны. Страна Рё.


На перекрестье трех дорог они ненадолго задерживаются, смотря во след мужчине, неровной походкой шагающему в сторону Менджубы, стихийного палаточного города наемников.

Они одолжили Кехану рубаху попроще из своего небольшого запаса, штаны и потертый драный жилет из темной кожи. Который бывший маг неожиданно ловко привел в порядок с помощью полудюжины шнуров.

Это было действительно странно.

Мужчина, постоянно ежащийся, словно от холода, время от времени впадающий в странный цепенящий полусон, получив в руки скажем прямо – ошметки кожи, прикрыл раскосые золотисто-зеленые глаза, откинувшись на стену. Тонкие губы сложились в кривую ухмылку. А под веками, стало заметно, зрачки быстро задвигались, словно Кехан просматривал незримые свитки.

Кто этих магов знает?

А потом он открыл глаза и неловко взялся за шило, тонкие пестрые полоски кожи и суровую веревку, собирая куски словно мозаику. И тонкие, судя по всему давно не знавшие тяжелой работы пальцы удивительным образом с каждым швом становились все ловчее, словно вспоминая былое мастерство.

Это так похоже на магию.

Но в ответ на встревоженные взгляды Кехан только покачал головой.

- Когда-то давно, в детстве, я успел поучиться и на кожевника, - он криво усмехнулся. – Хорошо вспомнить.

Он крутнул шило между пальцев и аккуратно проколол еще одну дырку в полотне.

Это странно.

Потому что они трое помнят, как с этих пальцев срывалось синее пламя. Как оно плясало на холмах, медленно отползая под напором грязно-алых вспышек.

Они помнят, как фигура в синей с золотом мантии медленно, неспешно отходила к лесу, как ступила на первые бревна дороги. Как раз выводя из укрытия лошадку, с усилием тащившую по мокрой хлюпающей земле повозку, и яростно выворачивая ухо слишком любопытному мальчишке, Марис заметила, что синее пламя проседает, а маг, чуть пошатнувшись, сбрасывает мантию прямо в болото, рядом с чьими-то шелками.

Струйки пламени, текущие с его пальцев, медленно истончались. Но все оставшиеся в живых люди скрылись, кто в болотах, кто успел шмыгнут в лес. А само пламя стало полупрозрачным, словно перламутровая пленка. Но несколько силуэтов за ней разглядеть в подробностях не получалось, воздух словно плыл волнами.

Только алые вспышки, следы от разбивающихся о стену стрел, мерцали периодически. Большая часть стрел уже пробивалась за пламя, впиваясь в бревна дороги, теряясь в зарослях и с шипением ныряя в болотную жижу. От зачарованных наконечников расходились горячие алые круги, оставляя выжженные проплешины и гнусно воняющие дымные облака.

Внезапно полупрозрачная, почти исчезнувшая защита, повинуясь резко вздернутой руке измученного мага, свилась в огромный смерч, с хрустом сжалась, закручиваясь на самом краю дороги.

Несколько мгновений смесь болотной жижи, листвы и деревянной щепы стремительно вращалась, разбрасывая вокруг ошметки и грязь, затем словно взорвалась, выкидывая в сторону холмов несколько измочаленных тел. Опознать, пожалуй, кто из попавших под удар вихря - кто, можно было бы только по остаткам драгоценностей.

Если кто-то рискнет после такого подойти ближе.

Маг же, уронив руки, медленно развернулся и медленно побрел по тропе. Запнулся раз, другой, а на третий рухнул в мягкие заросли…

Очень сложно развернуться и предоставить Кехана судьбе.

Страшновато.

Хотя он, считай, расплатился за то, что они его подобрали.
Перед тем, как распрощаться, задержался на миг, поглаживая морду верной лошадки, покосился на дорогу, сощурил желто-зеленые глаза и сказал:

- Не используйте больше эту болотную дорогу, не стоит. Её кесэт Саитэ в порядке содержала. Защитные джумат обновлять теперь некому, да и сражение изрядно основу повредило. Море и морские твари сожрут долину Пайя сезона за три.

- Как же теперь из Лима в Кён перебираться? – задумчиво пробормотала Марис.

- Не стоит сейчас в Кён возвращаться, - не-маг качнул головой, досадливо смахнув со лба темную прядь, - а вообще через горы Джинунг. Прекрасные перевалы там были. И торговля с горцами оживится… Прощайте!


Сон. Замки памяти.


На небольшом свободном пятачке сплетенной из кауи платформы, пружинящей от каждого движения, плясал человек. Жилистое, словно перевитое канатами тело то изгибалось, уклоняясь от скользящих по воздуху мечей, то выпрямлялось в вихре из металла и пестрых косиц с кистями.

В сумраке, скапливающемся под густой влажной листвой, лезвия двух коротких изогнутых мечей с гудением взрезали воздух, образуя бесконечный стремительный узор.

Иногда казалось, что бенго, словно живые, летают в воздухе самостоятельно, но они повиновались плавным стремительным движениям рук и резким рывкам плетеных ремней. Короткие лезвия порхали, создавая сферу, сквозь которую не смог бы пробиться и длинный клинок.

Ременной повод то натягивался втугую, не давая клинкам сорваться в полет, то расслабленно змеился следом, описывая идеальную петлю.

Чуть в стороне, под смыкающимися кронами, отбрасывающими полосатые тени, сидели мальчишки. Тонкие, жилистые, словно витые канаты, смуглокожие и темноволосые, они, щуря раскосые глаза, внимательно наблюдали за танцем мужчины. Не бросая, впрочем, свои дела. Кто-то умасливал тонкие кожаные полоски, кто-то сплетал пестрые косицы. Мальчик постарше, сосредоточенно поджав губы, полировал тусклое лезвие короткого кериса. Перед ним, сидевшим, скрестив ноги, с краю платформы, рядком были выложены еще несколько поеденных ржой лезвий.

Он сидел с другого края платформы, нависающего над водой, выщипывая из пришпиленной к кауи рыбины крупные перламутровые чешуи. И искоса смотрел на мужчину, танцующего с клинками танец смерти, впитывая каждое движение. Поворот запястья, заставляющий бенго взлетать, рывок плеча и резкий поворот, после которого изогнутые рукояти ложатся в ладони. Гудение кожаных ремней, режущих воздух не хуже лезвий, подчиняющихся точным движениям рук. Плавный перекат, пока бенго состригают кончики листьев с деревьев, и мужчина застывает, раскинувшись, словно птица над морем. А крыльями ему стали клинки.

- Малыш, - раздается за спиной глубокий плавный голос. Ласковые руки касаются плеча, и он оборачивается.

И смотрит, смотрит в золотые глаза матери.

Она прекрасна. По длинным темным волосам стекает вода, оставляя на темной, словно кора, коже словно следы жемчужной капели, запах моря кружит вокруг, в лежащих на груди прядях танцует прозрачное лиловое марево.

- Мой малыш растет и скоро станет мужчиной, раз заинтересовался новой игрушкой?

Он кивнул, ластясь к матери, но краем глаза продолжая коситься на мужчину, севшего на помост и натирающего чем-то лезвия бенго.

- Ну что же, малыш, держи, владей, мой мужчина, - и в испачканную рыбьей кровью ладошку лег словно возникший из ниоткуда тонкий полупрозрачный клинок с рукоятью из выбеленного позвонка морского эхли. – Твой первый керис…


Реальность. Страна Рё. Провинция Лима.


Дорога тянулась неровной, каменистой лентой. Земля словно легонько покачивалась и пружинила при каждом шаге, норовя сбить с ног, опрокинуть. Серая пыль облачками вздымалась вверх и оседала на сапогах.

Он шел вниз с холма к пестрому скопищу Менджубы, стиснув зубы и едва не теряя сознание. Цепенящий холод, стоило только отвлечься от контроля над телом, собирался внутри, в пустом очаге, большим комком и оплетал тело. Чтобы не проиграть льду внутри, приходилось заставлять себя двигаться. И сил, чтобы смотреть вперед уже не хватало.

Край сознания захватил панораму из множества пестрых навесов, шесты с вымпелами.

Медленно приближаясь к первым рядам шатром, он мысленно перебирает аргументы. О том, стоит ли все же присоединяться к наемникам.

Это самая дешевая, самая беспорядочная и самая бессмысленная военная сила страны Рё. Но самая сильная.

Она вечно в движении. Она гибнет во множестве стычек Кесэт и провинций. Она готова в любой момент раствориться в лесах или вновь собраться, воссоздавая на первом же попавшемся клочке земли Менджубу, город наемников. Она – хаос.

Идеальное место, чтобы скрыться, потеряться, пропасть для простого, обычного человека. Но он маг. Был. Для него это место, это сообщество еще более идеально.

Маги не любят наемников, наемники не любят магов и по возможности их избегают. Держатся особняком, хотя и сражаются на стороне то одной, то другой Кесэт. А маги в ответ пренебрежительно игнорируют серую массу, небрежно пуская ее в расход, используя как примитивный щит.

И самое главное, маги не единственные, кто использует наемников.

Представитель любой касты, от правящей, до низшей, может нанять отряд изгоев, если хватит золота или серебра.

Это удачная идея – затеряться в толпе тех, кого принципиально не замечают и отличают только по эмблеме на вымпеле, трепещущем на ветру у шатра.

Почему бы не переждать, спрятаться где-то в одиночку? Кто-то здесь, в кастовом непримиримом Рё обязательно таким одиночкой заинтересуется. Кто-то узнает в нем мага, кто-то мага Кесэт Саитэ, кто-то сына и наследника Главы.

Он не обольщается. Одиночек не любят, магов опасаются и боятся, бывших магов убивают, и довольно быстро. Те же наемники, пожалуй, не побрезговали обобрать бессознательное тело на болотной дороге и выкинуть в болото. Есть и другие маги, что с удовольствием выловят бывшего коллегу ради секретов Кесэт. Он знает. Его отец и Глава не брезговал таким промыслом.

Одиночки не выживают. Помощь от этих путешественников была маленьким чудом. Не воры, не шпионы, просто любопытные… Интересно, много таких еще по дорогам Рё путешествует? Пожалуй, не особенно. Такие не проживают достаточно долго, чтобы кому-то помочь. Не иначе как помыслом Небожителей ни под один удар не попали эти странные путешественники.

Кто их прикроет в следующий раз?

Да и не обольщается Кехан, не сможет выжить сам по себе. Бывший маг, полностью полагавшийся на силу и слуг, что он знает хотя бы о приготовлении еды, простом быте обычных людей?

Вот об оружии, убийстве разумных и неразумных, охоте на тварей и зверей, о том, как презрительно цедить слова перед низшими кастами, он знает достаточно. Надо только вспомнить полезное.

Так что – наемники. Отряд, где есть кашевар, ютама, крыша над головой. А сражения… это просто сражения.

Ему нужно время, потому что в душе тлела надежда, что пепел, покрывающийся внутри корочкой льда, скрывает не пустой очаг, но угли, которые, дай только время, разгорятся вновь.

Ему нужно время и место.

Вот этот отряд подойдет. Самый крайний, под потертым серым пологом, над которым на кривоватом шесте дергается на легком ветерке вымпел с когда-то темно-синим, а сейчас выцветшим до бледно-голубого затмением.

Вымпел знаком и в память намекающе стучится короткое видение. Кехан отталкивает его, шагая вперед.

Ютама Джихан Беру – теперь на него нужно обратить пристальное внимание – в ответ формальное приветствие младшего старшему и почтеннейшую просьбу, изреченную им, опустившимся на колени, коротко кивнул и сунул в руки контракт.

Рядом с седым, загорелым, словно головешка стариком, рассевшимся на столь же обгорелой и старой колоде, возвышался наемник помоложе. И он, кривясь, быстро и неразборчиво зачитал весь список условий контракта, на который Кехан смотрел очень задумчиво, выискивая знакомые слова.

Смысл контракта немного ускользал. Застывающий в истекающем изнутри холоде разум подводил, и слова не складывались в ясные фразы.

Нужно двигаться.

И Кехан немеющими пальцами ставит короткий знак нового имени внизу, не вслушиваясь в недовольный бубнеж кеду, прикладывает испачканный в саже палец внизу исписанного пергаментного листа, делает пару шагов в сторону и облегченно опускается на циновку, начиная изучать окружение более подробно.

Ах, вот и оружие.

Рядом свалена довольно большая гора неухоженного железа, видно, добавленного в общий котел пая после последнего отработанного контракта.

Радом крутятся несколько таких же новичков, периодически вытаскивая из кучи подходящие под их руку клинки. Кехан не обращает на них внимания, отстраненно погружаясь в холодное созерцание тусклого металла. И среди нелепого количества ржавого, покрытого сколами металла замечает знакомые силуэты.

Руки сами тянутся, вытаскивая из кучи изъязвленные красными пятнами средние бенго.

Изогнутое лезвие с иззубренными краями длиной в полруки и ладонь, еще ладонь составляла наборная рукоять из темного дерева со стершимся почти до основания рельефом. Завершала ее голова морского дракона с кольцом в зумах. Красно-рыжие пятна отшелушиваются, когда Кехан ведет ладонью по тусклому металлу. Это не ржавчина. Это старая кровь.

- С тобой не обращались должным образом, - бормочет он, - верно? Где твой брат?

Второй клинок нашелся в той же куче, и был случайно напоен кровью нового владельца. Занозистое железо требовало внимания и ласки.

Вздохнув, в дорожном мешке Кехан нашел тряпку и остатки кожи с намерением отполировать обиженные невниманием клинки.

И – станцевать с ними самый первый, детский канон Страны Ниё.


Взгляд со стороны. Страна Рё. Провинция Лима. Ютама Джихан Беру Бхати


Бхати, скрутив пергаменты с новыми контрактами, вложил их в промасленный тубус и запечатал его восковой лентой. Покачав головой, обернулся к кеду Демри.

- Не радует нынешнее пополнение тебя?

- Тебя тоже, ютама, - пробормотал кеду, смотря в сторону новичков, неорганизованной толпой движущихся вокруг общего котла. Резкие утренние тени и поднимающийся от земли влажный туман скрывали очертания людей, делая их похожими на призрачных медани.

- Чему тут радоваться, - задумчиво пробормотал старый наемник, - трое лучших из первой линии погибли, а купичшка не доплатил слитками, потому что сам едва не обанкротился, чуть только общак в ноль вышел. Что нам его склады? На обмен? Казна вся перламутровая. Даже новичков толком не во что одеть.

- Так уж надо это?

Наемники неспешно двинулись по кругу, обходя стоянку.

- Мы ищем следующий найм, хоть кому – то да нужно выглядеть согласно рангу. Да и просто прилично.

- Кажется, все новички выглядят прилично? Что за ранг у нас сейчас?

- Из второго списка мы пока еще в первом десятке. Нужны, - прищелкнул пальцами ютама, - новичкам хоть плащи.

Три шатра стояли, образуя круг. Между опорных столбов было натянуто потертое полотно. Комья сумрачного тумана перетекали от одного солнечного пятна к другому, скапливаясь вокруг клубящимися обрывками.

За шатром ютама остановился, наблюдая за тем, как один из новичков медленно вышел на утоптанную площадку, практически волоча за собой пару бенго.

- Какой-то он… снулый? – задумчиво пробормотал кеду.

- Ош… из бывших райя, может?

Старый ютама покачал головой, когда новичок, светлоглазый и коротко, до ушей остриженный, словно в полусне потряс головой и уронил бенго. Ненадолго прикрыл глаза, потряс головой и неожиданно плавно потянулся вверх.

Потом снова замер, досадливо тряхнул головой, отбрасывая с лица неровно подрезанные волосы, достал из кармана потрепанных штанов шнурок и скрутил на затылке неловкий пучок.

Новичок поежился, словно замерз, потирая плечи. Подобрал бенго и снова замер, закрыв глаза. Затем…

Ютама задумчиво замер, наблюдая.

Новичок, Кехан, начал двигаться. Медленно, аккуратно перетекая из одной позиции в другую.

- Это какой-то совсем детский канон, - задумчиво пробормотал кеду.

- Райя из опальных, - заключил ютама, - снулый неумеха.

- О, но чему-то же и райя с бисван учат? – пробормотал кеду, наблюдая, как медленный начальный канон перетекает во что-то более сложное и незнакомое, хотя и столь же медленное.

Кажется, этот бывший райя старательно вспоминает то, что ему преподавали в детстве. Ютама фыркнул, разворачиваясь. Полно дел, например, переговоры с новым нанимателем, чем смотреть на этого новичка.

А этот снулый старший писарь, да, писарь, судя по нежным рукам и гладкому телу, пусть вспоминает, чему его в детстве учили. Он тут из новичков единственный, кажется, пытается что-то вспомнить. Остальные – самоуверенный молодняк, который считает, что знает и умеет достаточно. Посмотрим, кто переживет следующий найм, глядишь и польза от кого-то будет.

Бенго, надо же.

Кеду, старый друг, обернувшись на ходу проследил за плавными движениями коротких мечей. Только сейчас он понял, что лезвия любовно натерты маслом, тщательно отполированы и словно подкопчены. Острые грани не разбрасывают солнечных бликов, а словно поглощают их. Более темный регулярный узор странным образом сочетается с переплетенными кожаными шнурками на рукоятях.

Интересно, насколько долго задержится в отряде этот писарь?


Сон. Замки памяти.


Темные коридоры цитадели кесэт Саитэ вились спиралью, спускаясь все ниже и ниже. Тянущиеся от покоев магов и учеников до каморок слуг, складов и полуподвалов казарм и казематов запутанные лабиринты поглотили не одного случайного бродягу.

Заплутав среди бесконечных разворотов, он бредет неспешно, считая узкие полукруглые окошки под потолком и плошки, коптящие прогорклым маслом. Один из поворотов приводит к развилке, можно пойти прямо, а можно спуститься вниз по потертым серым степеням.

Он спускается и попадает в небольшой зал. Один из высоких узких проемов ведет на улицу, оттуда тянет болотом и прохладой, более промозглой, чем та, что копится в цитадели. Остальные затянуты темными циновками.

На скамьях у жаровни сидят наемники в синих цветах Саитэ. Один из них явно продолжает начатый ранее разговор.

- …и охват любого меча, кинжала, даже копья ограничен. Если противник находится далеко, что можно сделать? Если он маг или тварь, работающая издалека? Пожалуй что и ничего?

Собеседники согласно гудят, а мужчина, оглаживая короткий кинжал, продолжает.

- И вот тут, где человек уперся в предел, появляются «Танцующие мечи».

Он отчетливо слышит в голосе наемника большие буквы в названии. Почтение.

Кто-то недоверчиво хмыкает.

- И что, так волшебным образом танцующие мечи смогут убить мага?

Наемник улыбается. В сузившихся глазах усмешка.

- При должном умении любой, маг ли он, или не маг, получит небольшой сюрприз.

Он не успевает уловить движение. Кинжал со свистом выписывает зигзаг, вспарывая воздух перед лицами собеседников. Те, отшатываясь, едва не падают назад, но клинок снова в руках наемника, и он неспешно наматывает на рукоять тонкий шнур из скрученного волоса.

- Так-то, для любого сюрпризом будет, - спокойно говорит он. – Завтра начнете учиться танцевать с мечами.

Он тихо уходит, но возвращается на следующий день и смотрит.


Реальность. Страна Рё. Провинция Лима.

Мир немного походил на холодный, вымораживающий сон. События то проплывали мимо словно картины, то застывали словно за полупрозрачной ширмой. Люди, животные, дома, деревья не задерживались в сознании и памяти, мимолетной прохладной волной скользя мимо и исчезая, едва пропадали из поля зрения. Странно, но позже, вечером, у костра или жаровни Кехан без труда мог вспомнить прошедший день, просто прикрыв глаза. Сказанные слова, сделанные дела и новые места по-прежнему четко, хотя и безэмоционально ложились обожженными кирпичами в стены замка памяти.

Отряд, разделенный на три линии, сопровождает зажиточного купца, собирающегося с семьей в центральные провинции. Путь в Тежан ведет идет через равнины, пересекаемые узкими горными речками, прорезающими между холмов глубокие каналы с обрывистыми берегами, между зеленеющих полей и скромных крестьянских хижин.

Длинный караван тянется между рощиц плодовых деревьев, позвякивает упряжь упрямых мулов, тянущих громыхающие повозки.

Кехан в третьей линии, а значит неспешно идет в охранении, в центре каравана вровень с одним из мулов. Этим фургоном, вызывающе роскошным, правит один из сыновей купца, мальчик в роскошном дорожном одеянии. Зеленая мантия покроем немного напоминает одеяния кесэт, округлое юношеское лицо предельно серьезно. В узких прищуренных глазах вызов миру.

Пятый день дороги не обещал ничего особенного. Рутина подъема, коротких сборов и путешествия в охранении оставляет много времени для размышлений, воспоминаний и построения разрушенного замка памяти.

Были разведчики, были другие охранники в первой линии, были, в конце концов ютама и кеду, регулярно проверяющие караван и сопровождение. С фургонам под его опекой все в порядке, сын купца и другие возницы прекрасно справлялись с управлением тяжелыми повозками.

Поэтому стрелы, вылетающие из-за деревьев ближайшей рощи оказались полной неожиданностью. Короткий свист, частые удары. Пестрое древко проносится мимо, алое оперение дрожит, украшая одну из тележных стоек.

Мгновенно воцаряется хаос. Крики, рев животных, метания людей кажутся беспорядочными. Впереди раздается грохот, мимо проносятся всадники краевого охранения.

Кехан запрыгивает на борт, спихивая мальчика вниз, рубит постромки мула, бешено рвущегося из упряжи.

Оглянувшись, уловил следующий залп. Алое оперение поет в воздухе.

Это знакомо?

Ревет раненый мул.

Где-то впереди происходит схватка. Беспорядочная свалка.

Кехан взлетает на крышу, отбросив унылую немощь, перескакивает на второй фургон. Стрелы летят мимо него. Но находят другие цели.

Старый возница пришпилен к поперечной опоре, бьется на земле серый мул, пачкая ухоженную шкуру грязью и кровью.

Стрелу в грудь ловит наемник из первой линии, что, прикрываясь щитами, идет к роще, где не видно засады. Эта стрела пробила деревянный щит в два пальца толщиной насквозь.

Пестрое древко, красное оперение, улучшенная пробивная сила, невидимые лучники?

Кехан тянет руку вперед, машинально пытаясь зачерпнуть силу из пустого холодного очага. Роняет руку, пальцы сводит от холода. Сжимая второй рукой бенго, спрыгивает вниз в ожидании еще одной атаки.

Это амулеты, на два, три залпа и короткий отвод глаз.

Миг спустя призрак рощи вздрагивает и оседает с шелестом, словно большая шелковая роспись. За ней с примятой травы поднимаются люди в пестрых наемничьих лохмотьях. С ними мальчишка в потрепанной мантии какой-то кесэт Юлэ?

Кехан не бежит им навстречу, размахивая клинками. Для этого есть первая линия.

Взгляд обегает застрявшие между двух небольших холмов фургоны. Свалка впереди распалась на отдельные бои. У рощи две линии наемников сошлись стенка на стенку, третья линия… прячется?

Рядом с всхлипом вздыхает пришпиленный к фургону возница.

Свободной рукой Кехан машинально обламывает древко. Бенго взлетает и опускается, не обращая внимания на испуганно расширившиеся глаза старика. Тонкое лезвие перерубает и древко между телом и наконечником, впившимся в опору, освобождая раненого.

Кехан смотрит, как первая линия рубится с наемниками.

Мажонок… исчез? Нет, крадется в сторону фургонов, туда, где третья линия с позором попряталась от стрел.
Они наемники или возницы? Те имеют полное право прятаться, но вот нервно озирается по сторонам мальчишка – сын торговца, раненый возница, зажав рану, распутывает сбрую мертвого мула, еще один быстро и нервно рвет тунику на бинты, чтобы перевязать кого-то, распластавшегося на земле под фургоном.

Впереди слышны резкие приказы ютамы.

Мажонок дергается, разводит руки, и Кехан прыгает вниз, также разумно прячась от назревающего удара, дергая вниз и возницу.

Вжух!

Стрелы стучат почти в упор, пробивая дыры в ткани и фаршируя дешевым металлом шкуры мертвых животных.

Кехан вздернул себя вверх, считая удары сердца.

Сколько в амулете осталось зарядов? Не дожидаясь новой атаки, он поднялся, перешагивая человека и пытаясь раскрутить бенго. Клинки слушались не очень хорошо и миг спустя просто и незатейливо швырнул один клинок вперед. Он крутнулся в воздухе и задел рукоятью не прикрытый шлемом висок мага, чиркнул по волосам и приземлился где-то за его спиной. Но Кехан уже был рядом, вытянувшись в длинном рывке, кончиком второго бенго добивая потерявшего на миг концентрацию мажонка.

Острое, свеженаточенное лезвие чиркнуло по шее, перерезая жилу с кровью. Алое плеснуло на амулет в руках мага, тот выпал из расслабленных пальцев, и напитавшая его сила, уже готовая сорваться новым ударом стрел, мгновенным всплеском ушла в землю.

Тело рухнуло сверху, расплескав кровь и лохмотья. Кехан тяжело рухнул на колени рядом, судорожно разминая сведенные холодом пальцы. Чужеродная сила из амулета ненадолго скользнула под кожу ледяным ручейком, обожгла и рассеялась.

Сознание начало уплывать, погружаясь в равнодушие. Но Кехан все же встал, подбирая мечи, и огляделся.

Все, кажется, закончилось?

По крайней мере, живых среди тех, кто сидел в засаде, не осталось.


Взгляд со стороны. Страна Рё. Провинция Лима.

Купец был благодарен за спасение. И отряду была выплачена прекрасная премия, позволившая задержаться в городке на ярмарку.

Новички радостно бросились тратить серебро, а ютама, вздохнув, отправился искать новый заказ. Среди пестрых богатых домов рыскать было бессмысленно, ярмарка, расплескавшаяся палаточным городком, тоже не обещала ничего интересного, но на окраине, в огороженном загоне, стояли телеги еще одного каравана.

Тут имело смысл поговорить со снующими между колес работниками, пока не начался дождь. У гор они порой начинались неожиданно, но сгущающиеся в небе темно-серые облака намекали, что в этот раз стоит ожидать не просто дождя, а полноценного шторма.

И все же ютаме сопутствовала удача. Не в найме, всерьез он не рассчитывал получить контракт немедленно. Но задержавшийся у ограды работник, солидно перебирая завязки на рубахе вместо бороды, не настолько он был стан, за пару монет изложил все сплетни и новости Лимы.
Интересным и перспективным выглядел слух о том, что в соседнем городке, чуть более близким к горам, собирали рейд в развалины древней столицы Котаб.

В сами развалины соваться не стоит, это дело куда как опасное, но сопровождать перекупщиков – почему нет? Эти пенья состоятельны, и путешествуют не в одиночестве. Тоже своего рода гильдия.

Бросать все, срывать людей и тащиться в Новый Котаб под дождем не стоило, так что в ожидании ютама неспешно прошелся вдоль ограды, переговорил еще с парочкой веселых работников, послушал, как красочно чихвостит кого-то владелец одной из телег и развернулся по дуге к ярмарке.

Почему-то решил идти не по тропе, а по поросшему короткой острой травой полю. Каменистая земля не рожала урожая, лишь выплевывала серые глыбы, проглядывающие сквозь скудную зелень.

Чуть дальне начинались заросли влажной пестрой растительности, которая, взбираясь друг на друга, создавала стену, преддверие вечно гниющего леса.

Тут, на небольшом ровном пятачке перед опушкой ютама и застал одного из своих новичков.

Снулый бывший райя, Кехан, кажется? Он стоял, покачиваясь на носках, прикрыв глаза и задрав лицо к быстро темнеющему небу. Оба коротких бенго были закреплены на спине в потертых ножнах. Собранная вручную из ошметков сбруя, кажется, делала такое ношение довольно удобным не только в путешествии, но и в сражении.

Новичок повел плечами, расслабляя мышцы, потянулся вверх, словно струна тали. Руки на миг застыли в верхней позиции. И взорвались стремительным движением.

Вниз, клинок танцует в руке, взлетает и кружится, тело резко и неловко принимает одну за другой позиции незнакомого канона. Разворот, бенго порхает плавно, не смотря на неловкое тело, ведущее его. Еще разворот и к танцу присоединился второй клинок. Неловкость тела обрела гармоничность в несинхронном движении. Если один клинок летел вверх, второй в низком выпаде уходил в сторону, поражая тень. И первый снова падал вниз, уничтожая еще одну тень сзади. И ложился в раскрытую ладонь.

Скорость движений возросла, темные лезвия размылись, движения обрели некую правильность, словно тело вспомнило, как следует двигаться правильно.

Еще несколько мгновений и ритм неожиданно изменился. Словно рывок хищника, один бенго рванулся вперед, словно вспарывая глотки дальним противникам, описал дугу, рванул вверх соколом. Второй, повинуясь движению запястья нарисовал сложный узор, с гудением вспарывая воздух там, куда бы не дотянулся обычный клинок.

Кружение бенго стало стремительнее и правильнее теперь, когда они подчинялись замершему в статике человеку только через тонкие кожаные ремни, зажатые в тонких пальцах. Кружение водоворота становилось все быстрее, быстрее, быстрее, равновесие гудело в воздухе и казалось, хищные клинки могут бесконечно вертеться вокруг хозяина, создавая идеальную защиту.

Но миг прошел. Взвизгнув, два клинка столкнулись в воздухе и, спутавшись, словно сеть, упали вниз, звякнув о камни под короткое шипение новичка.

Тот, уронив руки, рухнул на колени рядом с клинками и принялся снимать обмотку и растирать запястья. Поднял небо к лицу, ловя первые капли дождя. Лицо бывшего райя снова стало отрешенно – холодным, теряя живые краски.

Ютама продолжил свой путь. Пусть новичок мокнет под дождем и сражается с бурей, пытаясь восполнить то, чему его учили в детстве, а он предпочтет греть старые кости в своем шатре.

Позже, когда льющаяся с небес вода безжалостно выбивала по промасленной ткани шатра барабанные ритмы, ютама искоса наблюдал, как мокрый, как бездомная полевка новичок проскользнул внутрь. Неловко перешагивая через дремлющих вповалку наемников, добрался до жаровни. В сумрачном отсвете углей он разделся догола, развесив на чьем-то торчащем копье одежду, смахнул с коротких волос капли воды и неловко сложился в позу лотоса, раскладывая на коленях кожаную сбрую для того, чтобы привести ее в порядок.


Сон. Замки памяти.


Слова текли, словно густой, золотистый мед. Тягучий мягкий голос плавной мягкой волной расходился по комнате, цепляясь за позолоченные завитки на стене и вливаясь в уши слушателей.

Те, затаив дыхание, внимали.

«Проклятие, что оставлено без присмотра, может расти, словно кауя, цепляясь за трещины в естественной защите мага, в щиты и амулеты, в стены городов и крепостей. Есть проклятия, питаемые кровью, кровью врага, друга, семьи. Есть проклятия, привязанные не к телу, а к слову.

Не все проклятия можно снять, выполнив условие, есть те, которые возможно только накормить, чтобы они затихли. Есть те, которые можно перекинуть на что-то или кого-то. Есть те, что можно поглотить, есть те, которым можно только поддаться.

Есть проклятия, доводящие до смерти, есть проклятия, которые принуждают к жизни. Есть проклятия бесконечного предсмертного мучения, есть посмертные проклятия, самые сложные и невыразимые.

Знайте, самое большее количество проклятий скапливается на местах сражений, сплетаясь в невыразимый кокон из смертей и распутать его нельзя, если попадешься. Помните, все места, где когда-то сражались маги - Котаб, Ненья, Люлья Сиал, Пайъя – это живые и дышащие проклятия в шаге от перерождения.

От перерождения в нечто совершенно иное, в катакана, что сможет вырваться из оков ограничений и пройтись волной смерти от каря до края обжитых земель. Ни один маг не должен ходить туда, чтобы не добавить последнюю каплю силы новому катакану».


Реальность. Страна Рё, провинция Лима, город Котаб.

Кехан стоял на стене и задумчиво смотрел на развалины Котаба. Пожалуй, останься он магом, никогда бы не смог рассматривать их так близко. Первые полурассыпавшиеся камни лежали буквально в пяти сотнях шагов словно груды серой пыли.

Тропа, вытоптанная между ними, тянулась извилистой нитью по мшистой зеленой поверхности дальше в руины и исчезала, свернув за полуразрушенную стену. По тропе, словно серые муравьи, сновали люди, нагруженные тюками и мешками.

Если развернуться и посмотреть назад, на площадь перед воротами, можно различить отдельные отряды искателей-пенья, кучкующиеся у сложенных мешков серыми птицами и кружащую вокруг них, словно падальщики, охрану. Перекупщики величаво перемещаются по двору, похожие на хищных древесных лис. То один, то другой приценивается к мелочевке, выставленной на обозрение.

Немного в стороне представители наемных отрядов заключали договора, гул голосов быстро терялся между низких хижин, расползающихся, словно пауки по моховым зарослям.

Но Кехан смотрит на развалины, проваливаясь в холодное ничто, холодный очаг внутри даже не дымит больше, отзываясь на массу нависшей над городом, почти зримой силы. Ни один маг не был так близко к древним развалинам, но он, Кехан, больше не маг. Поэтому он смотрит и запоминает, привычно выстраивая в Замке снов новую комнату.

От заледенелого созерцания его отвлек окрик снизу, с шаткой лестницы:

- Эй, Кехан, спускайся, ютама нам найм нашел!

Кехан, мягко, по-кошачьи развернулся, все еще глубоко в собственном разуме. Рука оперлась о шаткие перила, тело двинулось само, вверх, перенести свой вес через деревянную поперечину… И мягко приземлиться двумя пролетами ниже, за спиной окликнувшего наемника. Тот оглянулся, отшатнувшись, и чуть не сел на ступени.

Кехан только кивнул отрешенно и побрел, чуть подволакивая ушибленную таки ногу, в сторону общего лагеря, разбитого на соседней площади, у крошащейся стены. Шатров не раскидывали, были натянуты только два навеса, под одним из которых, закрепленным прямо к неровной стене из серого кровавика, сидели, бездельничая и переговариваясь, наемники. Ютама Бхати, прячась в тени соседнего, шептался с купцом. Его ярко-синий наряд, похожий на дорожную мантию магов, выделялся среди унылой выцветшей группы, как пестрая лесная птица. Он был один, но с объемным увесистым тюком, уложенным под ноги. Рука купца постоянно касалась сизой грубой ткани, обмотанной веревками. Ценный груз? Что в этом тюке такого, что требует сопровождения целого отряда?

Кехан заинтересовался бы, но вымораживающая пустота навалилась снова, утягивая мысли в полумрак. Присев на солнечной стороне, он неловко погладил лодыжку. Отчего его потянуло прыгнуть? Теперь пару дней он будет хромать пешком, а позволить себе отстать от отряда нет возможности. Он хочет жить, а остаться в одиночестве где бы то ни было плохая идея для выживания и надежды, что спрятанные под пеплом в очаге угли снова разгорятся.

Руки сами нашли среди лохмотьев в мешке длинную узкую полосу, поддернули обтрепанную штанину и принялись наворачивать на болезненное место слой за слоем. Не слишком туго, не слишком слабо, не мешая подвижности, но фиксируя…

Нужно взять за правило бинтовать запястья и лодыжки, пожалуй. Если эти странные порывы с прыжками продолжатся, стоит предупредить проблемы. Лишиться подвижности смерти подобно. Тело это стоит поберечь. Ведь Кехан хочет жить?

Кехан прикрыл глаза, пытаясь найти в Замке нужное воспоминание.

Обычно это было почти инстинктивно, но сейчас почему-то память ускользала, скрываясь, уплывала все дальше и дальше, заводя в незнакомые лабиринты, которых быть тут совсем не должно. В конце концов воспоминание ускользнуло окончательно, когда резкий голос кеду сдернул ледяное покрывало, окутывающее бывшего мага.

Ночевать или просто задерживаться в городе отряд не собирался. Не дожидаясь не то что вечера, полудня, Джихан Беру, кто – взгромоздившись на лошадей, кто – пешком, двинулись прочь, по новому маршруту, в столицу Лимы, Падан.

Падан был прибежищем кесэт Джурулат, куда перекупщик, видимо, намеревался сбыть тюк с раздобытыми в развалинах Котаба амулетами или старинными сокровищами.

Но зачем ему такая большая охрана? Этот вопрос крутился в голове на самом краю сознания, пока Кехан шагал в третьей линии охранения, на сей раз была по отношению к миру, текущему сквозь него – первой.

Перекупщики обычно ходят компанией по три – четыре человека, пенья из джелапэ встречаются чаще всего, но попадаются и медани, и светловолосые путешественники, и гости из-за гор. Этот идет один, значит, спутников своих потерял, по случайности… или нарочно?

Пенья оберегает сверток, постоянно касаясь его рукой, не смотря на постоянную охрану, вечно нервно крутит головой, озираясь, направляется в кесэт Джурулад… Перекупщик ждет нападения? В тюке находится что-то очень дорогое, опасное, завлекательное…

Учитывая Джурулад? Нападающие будут либо маги конкурирующей кесэт, и если бы не Саитэ не пала, это была бы она, либо звери, притягиваемые чем-то, найденным в развалинах. Все вещи оттуда имеют странный привкус в магии, словно прогорклую и обгорелую корку, флер Проклятия.

Кехан сейчас не чувствует ни артефакт, ни его привкус, но готов поклясться единственным ценным, Замком сновидений, что чуют его другие. И идут на запах.

Ждет ли нападения ютама? Ну, наверное. То, что Кехан надумал за пару дней пути, выплывая из цепенящего холода, старый наемник прокрутил за пару мгновений. И решил, что риск того стоит?

Времени чтобы думать – достаточно.

Времени в ожидании нападения – много.

Времени, чтобы решить, стоит ли жить дальше, мгновение за мгновением, целая бесконечность.

В пути, однако, влажные леса и плодовые рощи сменились на более сухие, поросшие высокой травой равнины, разрезанные оврагами, что образовывали разливающиеся по весне горные реки.

Дни идут, но нападения все не происходит и не происходит, и Кехан, натирая маслом бенго одним вечером после долгой тренировки, думает, что они все же доберутся до столицы благополучно. Закат пылает над пологими холмами, отбрасывая кровавые тени на лица рассевшихся вокруг скрытых костров людей.

Дымы тщательно скрыты, тянутся по самой земле, то тусклые угли уверенно греют воду, в которой крутится дорожное зерно. Сегодня напротив сидит пенья, щуря темные глаза, в которых пляшут красные искры. Кожа кажется нездоровой, желтоватой, узкие лацканы дорожной мантии отрепаны и из них торчат тонкие нити. Синяя ткань выцвела и истончилась, нижняя рубаха не компенсирует приближающейся вечерней прохлады, и пенья мелко подрагивает. Его рука одержимо поглаживает сверток с добычей, кончики пальцев обведены кровавой каймой вокруг ногтей.

Личная охрана, пара мечников первой линии, опытные и, судя по легкости общения с ютамой, проведшие в Джихан беру немало лет, кружат поодаль.

Кехан прикрывает глаза, холод изнутри морозит сильнее, чем ночной. Кожаный жилет как будто помогает фиксировать осколки, на которые он разбивается, но холод.

Впрочем, холод не страшен.

Ожидание тянется и, кажется, раздражает. Кехан рассматривает эту эмоцию. Она живая, резкая, согревающая?

Шевеление напротив отвлекает, пенья собирается спать, раскатывая подстилку и подкладывает тюк под голову.

Раздражение, согревая, заставляет резко выдохнуть и встать, буквально вбрасывая бенго в ножны. Приближается его ночное дежурство от первой звезды до второго лунного часа, в компании таких же новичков и, возможно, кого-то из первой линии, скрывающегося в лунных тенях. Подпитываемое этой живой эмоцией, время пройдет быстрее.

Кроваво-алое сменяется лиловым, синим и потом пологие холмы накрывает темнота.

Кехан неспешно идет по гребню холма, вслушиваясь в темноту, мелкие камни и низкая трава шуршат под ногами. Тонкая подошва позволяет ощутить все неровности.

Запах трав и влажной земли на несколько мгновений перекрывается ароматом гниющих лиан. Фыркнув, Кехан идет дальше, навстречу еще одному охраннику, такому же новичку-джелапэ, только яркому и наглому, до сих пор сохранившему яркую браваду и длинные волосы представителя более высокой касты. Этот новичок предпочитает яркую вышивку и блестящий длинный тонкий клинок, не отпускает гордость, часто пререкается и громко выражает негодование.

Коротко кивнув друг другу, они расходятся, и Кехан снова слушает ночь. И ночь тихая, звездный узор медленно проступает на темном небе, рисуя карту, которой следуют бывалые путешественники и ученые ахли.

Шелест, хруст, посвистывания и прочие ночные звуки кажутся нормальными, и это усыпляет. Но холодок внутри не дает уснуть, вгоняя в странную созерцательную летаргию. Шаг, шаг, шаг, взгляд скользит по пологим холмам.

Тишина.

Спокойствие.

Взрываются криком и движением позади.

Кехан разворачивается, выдергивая бенго из ножен и летит назад. Чтобы замереть, разглядев в свете приближающихся огней кипу лиан, движущихся, сжимающихся, пульсирующих. Пахнущие зеленой гнилью плети свиваются кольцами и распускаются, позволяя увидеть тело.

Это новичок, с которым Кехан разминулся.

Он кружит вокруг кричащей кучи, краем сознания понимая, что крик раздаются и в лагере. Но там вроде как достаточно людей для отражения атаки. А эти лианы интересные.

Кехан подскакивает ближе, ускользает от хлесткого удара и подрубает одну плеть у основания, уходящего во взрыхленную землю. Та опадает, но в лицо летит целая волна мелких камней и земли. Смаргивая крошки, он откатывается назад и снова подкрадывается ближе, передергиваясь от истошного крика.

Того, кто внутри, лианы жрут заживо? Оставив пенья своей судьбе и защите старших более опытных наемников, Кехан скользит вокруг дергающегося и пульсирующего клубка.

Подрезка у корня достаточно эффективна, лиана так и лежит неподвижной подгнивающей кучей, из обрубка не отрастает новая.

Прыжок вперед и резкое движение вниз, клинки обрубают еще одну лиану, она расплетается. Кувырок и перекат, горсть щебня проносится выше, задевая волосы. Еще раз вперед, под клинки попадают сразу две лианы, и сквозь прорехи наконец становится виден человек. Он яростно дергается, пытаясь высвободить руку, часть освобожденной спины покрыта кровью.

Гнилостный запах заставляет чихнуть, плавное движение клинков прерывается, лиана не обрубается до конца, но ее спазм позволяет жертве выхватить тонкий клинок. И дальше все превращается в быструю, практичную шинковку. Плети быстро опадают, сбрасывая шипы

Кехан узнает работу кесэт Джурулат. Это их стиль, одноразовый хищник, гибрид, который можно натравить на цель. Достаточно тихий и незаметный, чтобы подкрасться, прорасти, напасть и отвлечь от основной цели. А когда все закончится, так же незаметно и быстро отступить.

На сей раз отступить порождение Джурулат не успевает. В три клинка все плети срезаются почти мгновенно и остаются влажными неподвижными комками на взрыхленной земле.

Выпутавшись из остатков, охранник почти падает в эту гниющую кучу. Кехан, подхватив его за плечо, тащит за собой, на звуки затихающего сражения у основного лагеря. Очень возможно, что лианы были ядовиты, и новичку потребуется противоядие или хоть какая-то помощь. Маги любой кесэт, занимающиеся целительством, могли бы помочь. Но было ли что-то у ютамы?

Вокруг костра уже все успокоилось. Несколько куч из подтухших лиан, разворошенная земля, неглубокая воронка и вокруг разбросанные ошметки тряпья.

Пенья сидел, нервно дергаясь и мял в руках какой-то расшитый мешочек. Вокруг кружила охрана, остальные под командованием кеду наводили порядок, обшаривали территорию лагеря, разыскивали пропавших.

Одно тело уже лежало у костра, в пляшущих огнях Кехан разглядел, что кожа его была покрыта какой-то слизью. Он дышал, но очень медленно. Рядом сидел кеду, перебирая глиняные бутыли и коробочки. Кехан бесцеремонно подтолкнул к нему новичка, вытащенного из лиан. Тот в оцепенении почту упал рядом.

- Вот еще один, его пожевали Джурулат кауя.

- Джурулат? – кеду откинул волосы с лица, приняв решение и отмерив в миску нужное количество густого темного зелья.

- Разве нет? Они обычно балуются такими штуками, на продажу раздают, - пробормотал Кехан, потирая плечи. Холод, отошедший было в сторону, снова подступал, собираясь лишить тело желания двигаться.

- Хм, - кеду скептически нахмурился, - возможно. Иди, продолжай, время первой стражи еще не прошло.

Бывший маг только кивнул, бесшумно отшагнув в темноту.

Первая стража после короткого нападения растянулась надолго, словно мягкая сахарная патока, вывариваемая в котле на очень медленном огне.

Мерно, как глиняный голем, обойдя вокруг лагеря по пологим холмам и не досчитавшись еще двух охранников-новичков, Кехан остановился у подгнивающей кучи лиан, которые порубил совсем недавно. Они, на вид мягкие и источающие гнилостный аромат, еще сохраняли форму, и на паре плетей можно было разглядеть короткие шипы. Точнее, нащупать, осторожно проведя кончиками пальцев по неприятно теплой кожице. На пальцах остался липкий след, и, если принюхаться, тонкий терпкий аромат сонной отравы.

Кехан никогда не были ни целителем, ни отравителем из тех теневых кесэт, что не брезговали темными делами, но простые, основные вещи он знал и помнил. В Саитэ, в конце концов, очень любили собирать информацию. Говоря о ней, что стало с библиотекой? Но у Кехана нет возможности узнать, и в его распоряжении остался только его Замок памяти.

Страницы памяти шелестнули, разворачиваясь… Трава эйбат использовалась для приготовления сонных зелий всегда, и не только полезных, исцеляющих, но и опасных. Тех, после принятия которых не просыпаются. Но зелья почти всегда выдавал запах, избавиться от которого практически невозможно без избавления от самих свойств травы. Зато можно замаскировать.

Эта лиана, вероятно, была довольно умным, изящно созданным растением. Если запах едва заметен, не смотря на то, что плети подрублены, то внутри достаточно яда в неповрежденных частях. Может быть, даже часть лиан еще жива? Просто они замаскировались и готовятся атаковать еще раз?

Кехан, достав из сапога тонкий, истертый едва ли не до прозрачности нож, аккуратно взрезал кожицу лианы у шипов. И да, у творения Джурулат внутри была тонкая жила, полная соков эйбат. Основная часть сока, однако, скапливалась в мешочках, которые соединялись жилами.

Это необычная структура. Возможно, можно как-то использовать?

В темноте, в свете звезд, разглядеть большего было невозможно. Поэтому, свернув пару неповрежденных, неприятных на ощупь плетей, Кехан вернулся к костру, на пути обменявшись приветствием со второй стражей. На сей раз это были не новички, а ближние к ютаме и кеду наемники. Возможно, под их надзором сон будет безопаснее?

Впрочем, несмотря на холодные щупальца оцепенелого равнодушия, пробирающиеся под кожу, спать Кехан не собирался.

Усевшись у маленького костра, он распутал лианы и снова достал тонкий нож.


Взгляд со стороны. Страна Рё, провинция Лима.

Тонкое лезвие методично и медитативно двигалось вдоль толстой плети, осторожно вскрывая мягкую гладкую кожицу. Под аккуратно отогнутой шершавой пленкой в свете костра можно было разглядеть губчатую мякоть, пронизанную еще пульсирующими жилами и темные мешочки, при надавливании выделяющими из пор ароматную терпкую жидкость. Кончик ножа протыкал мешочек и жидкость по лезвию медленно стекала в глиняную пиалу.

Уверенные руки, дождавшись, пока мешочек будет полностью опустошен, переходили к следующему участку лианы. Снова взрезали кожицу, избегая шипов, отгибали, ворошили губчатую массу, продавливали мешочек, собирали по капле ядовитое содержимое.

Когда жидкого яда набралась полная пиала, ловкие руки установили ее у огня на плоский камень и прикрыли чистой тряпицей. Тонкий аромат стал насыщеннее, резче, доводя до выступающих на глазах слез и першения в горле. Сквозь мерцающие угли можно было увидеть тонкую струйку дыма, просачивающуюся сквозь ткань. Спустя недолгое время она была снята и в загустевшую, покрывшуюся разводами жидкость была медленно и аккуратно всыпана горсть дешевой муки из дневного пайка. Тонкая свежеоструганная палочка медленно размешивала жидкость с мукой до превращения смеси в густую, равномерную пасту.

Потом, когда пиала была отставлена от огня, на эту палочку был ловко подцеплен небольшой темно-серый комок. Изящные, но уже покрытые свежими мозолями пальцы скатали шарик, подержали его на ладони, а потом небрежно скинули в свернутый из ткани мешочек.

Наемник оторвался от своего занятия, полностью опустошив пиалу.

Пенья встретил холодный отрешенный взгляд, полный странного знания и отвел глаза. Он не мог спать после того, как произошло нападение. И движения этого наемника, новичка, как-то успокаивали нервную дрожь в руках. Что он делает с этими лианами? Может быть, яд? Выглядят получившиеся пилюли как нечто совершенно безобидное. Возможно, простые укрепляющие пилюли. Но двое, столкнувшихся с этими лианами, мертвы, и еще двое до сих пор без сознания, хотя и дышат.

Впрочем, какое ему дело до потрепанного холодноглазого наемника, сколь угодно близко знакомого с основами алхимии? Помог отбросить страх и хорошо…

Вот разобраться, кто охотится за его законной добычей было куда важнее.

Загрузка...