Когда Камиль миновал очередной лестничный пролёт и уже собирался выбежать в коридор третьего этажа, дверь запасного выхода захлопнулась — прямо перед его лицом, как назло. Замок звучно щёлкнул, а зелёная вывеска на стене кратко мигнула, почти с натуральной насмешкой.
Дыхание сбилось, в ушах заливался гул учащённого сердцебиения. Но здание всё продолжало сопротивляться: отрезало пути к потайным закоулкам, известным лишь самому отелю, стирало цифры с табличек у номеров и прятало знакомые ориентиры.
Камиль ухватился за круглую ручку, но та не поддалась. Впрочем, как он и предполагал. Просто в мыслях ещё теплилась надежда, что не придётся бежать дальше. А раздавшийся снизу скрип половиц окончательно разрушил её.
Он рванул вверх, хватаясь за холодные перила, стараясь не смотреть сквозь пролёты. Любая ненарочно замеченная странность могла заставить эмоции взять верх над разумом.
На этот раз он уже знал, на какие уловки способны местные двери. С рывком запрыгнул в проём и ввалился в тускло освещённый коридор.
Лампочки под пыльными абажурами болезненно вспыхивали, отбрасывая на стены угрожающие тени. В пустых номерах, казалось, слышались усталые вздохи. Где-то раздавалось навязчивое бормотание — будто человек опаздывал на важную встречу и причитал, собирая разбросанные вещи.
Камиль повернулся. Двери лифта в конце коридора на мгновение вздрогнули — слишком быстро, слишком несдержанно. Словно кто-то с раздражением снова нажал на кнопку, убеждённый, что это ускорит бессознательный механизм.
— Э, нет, — шепнул Камиль. — Не так быстро, дружок.
Он побежал к лифту, попутно вынимая из-за пояса недлинный клинок из полупрозрачного, но прочного сплава. Лезвие блеснуло в тени, и всё вокруг с трепетом задрожало. Даже пыль, витавшая в воздухе, боязливо осела на пол. Враг всегда знает, когда ему действительно угрожает опасность.
Потускневший ковролин под ногами вздулся. Камиль запнулся за бугорок и кубарем полетел на пол, неудачно впечатавшись головой в деревянный комод. Мирно стоявшая на нём ваза со звоном разлетелась на осколки.
Он вскочил и тут же обернулся к лифту. Но на этот раз чётко увидел, как кнопка сама вдавилась в стену, и из шахты снова донёсся звук. Двери плавно разъехались в стороны. Свет из кабины хлынул в коридор, и в нём проступили очертания худощавого тела.
Нечто ещё не успело убрать пальцы с кнопки, когда Камиль метнул клинок прямо в ладонь. Фигура вздрогнула, взвыла от боли, скривилась и обернулась. В пустых глазах разгорелся гнев. Стены задрожали, будто в подвалах отеля разразилось маленькое землетрясение.
Камиль подскочил ближе. Существо всё ещё брыкалось, пытаясь вырваться. Двери лифта закрылись, и в панике оно схватилось за рукоять клинка, но тут же закричало от боли.
Камиль увернулся, подался вперёд и вырвал оружие. Освободившись, существо ринулось в атаку. Осколки вазы взмыли в воздух и устремились к Камилю. Он закрылся руками, прокатился к ногам противника и полоснул лезвием по бледной коже.
Это не могло остановить — только замедлить и выиграть время.
Оно сползло на пол, не переставая кричать нечеловеческим, морозящим голосом. Тонкие руки потянулись к щели у плинтуса, оставляя голубоватый, мокрый след.
Лицо Камиля озарило ликование.
— Есть! — выдохнул он.
Камиль бросился за ним вновь, но целился уже не в существо, а туда, куда оно пыталось скрыться: в тёмные закрома подполья, в сырость, накопленную годами, в клубы пыли, среди которой валялись давно оброненные монеты.
Но наглое вторжение чужака не входило в планы существа. Оно резко развернулось и завопило прямо в лицо Камилю. Волна ледяного воздуха обдала его с ног до головы и отшвырнула назад.
Старая дверь не выдержала удара, с лязгом сорвалась с петель и рухнула на пол. Потирая затылок, Камиль приподнялся и с досадой посмотрел вслед исчезнувшему под полом существу.
Он снял с пояса рацию и поднёс к губам:
— Я его нашёл. Четвёртый этаж...
Договорить не успел. В колено врезалась сдавливающая боль. Его рвануло вглубь номера. Камиль вцепился в дверной косяк обеими руками. Штанина затрещала и порвалась на лоскуты, будто в неё впились острые когти.
Пальцы медленно соскальзывали, собирая занозы. И вот хватка сорвалась.
Камиля затянуло под широкую двуспальную кровать. Спиной он ощутил, как что-то липкое и холодное просачивается сквозь одежду, обволакивая тело. Клинок в руке дрогнул, но взмахнуть он уже не смог. Руки словно прилипли к полу, отказываясь повиноваться.
Что-то капнуло на лицо. Камиль поднял глаза.
Оскаленная пасть раскрылась прямо над ним. С острых зубов стекала голубая слизь. Существо завопило. Камиль зажмурился.
И вдруг всё стихло.
Он осторожно разжал веки. В воздухе мерцала синеватая пыль. А у самого носа опасно сверкнуло прозрачное лезвие.
Камиль аккуратно отодвинул клинок и вылез из-под кровати.
— Я же сказала...
Над помятыми простынями нависла темноволосая девушка. Она вырвала клинок из матраца и вытерла лезвие о покрывало.
— Нашёл — сразу зови, — закончила она и хмуро взглянула на Камиля.
— Спасибо, Мона, — вздохнул он.
— Конечно. А если бы меня рядом не было? Кого бы благодарил?
— Получается, уже бы молчал.
Мона горько усмехнулась и покачала головой. Затем слезла с кровати и убрала клинок за пояс.
— И в чём твоя ошибка? — лукаво спросила она. — Хоть это понял?
Камиль окинул комнату неуверенным взглядом и почесал затылок.
Мона устало вздохнула, с брезгливостью схватила край его запачканной футболки и потянула за собой в коридор.
— Это что? — кивнула она на кнопку лифта, залитую голубоватой слизью.
— Ранил Орьёсу, когда тот пытался сбежать.
— То есть ты его видел?! — воскликнула она. — Видел и не понял?
Камиль с досадой простонал и вскинул руки к лицу, будто пытаясь смыть не только следы боя, но и стыд.
— Вот то-то и оно, — цокнула Мона. — Если увидел Орьёсу, значит, оно ослабло. Надо было гнать — в кабину, вниз, куда угодно, но гнать ко мне! Я бы встретила и убила. А ты дал ей время осознать слабость и скрыться.
— Я думал, оно умнее.
— Откуда уму взяться? — фыркнула Мона. — Неделю здесь проторчали, а проявилось только сегодня. И да, за этот простой ещё перед владельцем отчитываться. Из-за закрытия отеля он и так не в восторге.
— Но мы же справились... в итоге, — удивился Камиль.
Мона кисло улыбнулась и развернулась к лестнице.
— Да, справились. А заодно сломали пару дверей, продырявили кровать и, возможно, угробили лифт. За последнее обиднее всего, — сказала она, удручённо покосившись на ступеньки.
Они вышли на улицу. Вывеска у подъездной тихо потрескивала, на парковке в ожидании стоял лишь один автомобиль, а над кустарниками постепенно зарождался ночной туман.
Мона вытянула над головой руки и размяла спину. Затем с прищуром осмотрела Камиля и рассмеялась.
— Чего? — нахмурился он.
— Каждый раз одна и та же картина… — улыбнулась она. — Ты весь грязный, а я с очередным Орьёсом на счету.
Брови Камиля подскочили вверх. Он раздражённо махнул рукой и щёлкнул кнопкой на ключе. Фары припаркованного у входа в отель автомобиля приветливо зажглись.
— Конечно, на твоём! — воскликнул он. — Мне достаётся самое сложное, а стаж растёт только у тебя…
— Не ворчи, — спокойно ответила Мона.
Она шагнула ближе и ловко выхватила ключи из его рук.
— Садись назад и постарайся не пачкать кресла. Отмывать служебную машину за тебя никто не станет.
Мона была хорошим водителем, но предпочитала во всём давать подопечному шанс учиться. Поэтому руль чаще доставался Камилю.
Когда он только поступил в Бюро, сразу заметил: наставники сильно отличаются. Одни спихивали на новичков бумажную волокиту, снимая с себя часть обязанностей. Другие, напротив, торопились передать все тонкости и подводные камни, готовя достойную смену. Но объединяло их одно. Все были в том возрасте, когда невольно задумываешься о пенсии.
Сотрудники Бюро редко задерживались на полевых работах надолго. Уже к сорока годам любой мог смело перевестись на щадящую должность или уйти на законный отдых. Постоянное взаимодействие с Орьёсами тяжело сказывалось и на психике, и на физическом здоровье.
Но Мона…
Камиль сначала совсем не обрадовался такой наставнице. Слава Моны Верис шла далеко впереди неё самой. Самая юная селин — не только в их отделении, но и во всей стране. Обычно этот ранг получали ближе к тридцати, и то далеко не все.
А Мона, казалось, и не думала останавливаться. Её трудоголизму не было предела.
Совсем недавно, за пару дней до расследования в отеле, в Бюро пришло уведомление от центрального штаба. Тогда показалось, что даже у стен офиса выросли уши — личность Моны вновь оказалась в центре внимания.
В документе говорилось: вскоре её ранг может быть повышен до итеса. А выше него уже ничего не было.
Но никто толком не знал настоящую Мону. Камиль слышал лишь пустые слухи: будто она мечтает побить все рекорды, рвётся в штаб и хочет получать запредельные суммы, сидя в уютном кресле… Но всё это оказалось далеко от правды.
Глубоко в душе она, конечно, радовалась повышению. Но желания отойти от дел Камиль в ней так и не увидел. С каждым завершённым делом он всё яснее понимал: Мона неугомонна. Она хваталась за любую, даже самую пустяковую работу, до поздней ночи изучала досье, словно от этого зависела судьба всего человечества. Она горела этим образом жизни, редко чувствовала усталость и никогда не давала передышки ни себе, ни ему.
Не отвлекаясь от дороги, Мона вытащила из бардачка толстую пачку влажных салфеток и бросила на заднее сиденье. Камиль, уже понимая, к чему это ведёт, тяжело вздохнул и поднял голову. Их взгляды встретились в зеркале заднего вида.
Каждый раз, глядя ей в глаза, его сердце на миг замирало. В них, помимо неоднородности цвета, таилась странная, бушующая искра, будто она смотрела не на человека, а прямо в его душу. Замечала все мысли, улавливала эмоции и только потом действовала.
Мона отвернулась и вслед за салфетками подкинула ему увесистую синюю папку.
— На, — ухмыльнулась она. — Выбирай, что понравится.
Камиль заглянул внутрь, и его глаза заметно просияли.
— Да ладно?! — воскликнул он. — Доверяешь мне следующее дело?
— Ага, — кивнула Мона.
Его взгляд жадно забегал по листам. Потом он почти интригующе улыбнулся, приподнял папку перед лицом и ткнул пальцем в разворот.
— Это!
Мона пристально взглянула в зеркало.
— Женское общежитие? — рассмеялась она. — Нет.
— И в чём тогда смысл? — из-за бумаг выглянуло его недовольное лицо.
Мона лишь пожала плечами. Камиль снова уткнулся в папку и начал внимательно читать. Спустя минут десять он наконец понял, в чём загадка. Сзади послышался шорох. Мона мельком глянула в зеркало.
— Вот, — хмыкнул Камиль и зачитал: — «Дом на 40-й. Примечание к вызову: предметы исчезают, оказываются не на своих местах, ощущение чьего-то присутствия за спиной, скрежет в полу и стенах…»
— И что? — выжидательно спросила Мона.
— Хозяева — пожилая пара. Значит, множественным всплескам энергии взяться неоткуда, и причина в другом, — начал рассуждать Камиль. — Предметы перемещаются... значит, Орьёса уже подрос, что делает его опаснее. В остальных заявках жалобы либо не по нашей теме, либо совсем ранние, а с этой затягивать нельзя.
Мона сдержанно кивнула и аккуратно повернула руль, сворачивая на главную дорогу. Вокруг было пусто. За окном мелькали густые заросли и высокие кроны благоухающих сосен. Она приоткрыла окно, в салон ворвался свежий, прохладный воздух. Аромат хвои был одним из её любимых: он напоминал о детстве, о тепле и почему-то о тишине.
— И всё? — внезапно спросила она.
Камиль вздрогнул. Мысли в голове закрутились мелким вихрем. Мона часто позволяла ему полностью ощутить вкус победы, а потом мягко добавляла горчинку незавершённости.
— Опять пропустил? — с досадой спросил он.
— Не буду томить сегодня. Так и быть. Орьёсу в отеле ты явно принял за связанного, так?
— Он пытался исчезнуть в щели, — буркнул Камиль, хотя знал: для Моны не существовало оправданий ошибкам.
— Да, спутать легко. Связанные — буквально привязаны к месту или предмету, и потому не могут уйти далеко. Да, они могут взаимодействовать с чем-то на расстоянии, но уйти… нет. Они находятся в одной точке. Туда и надо бить, — пригрозила она ему пальцем. — А шорохи в стенах и полу, плюс ощущение присутствия посреди комнаты? Это явно не связанный Орьёса.
— И всё это может оказаться неправдой, — устало заключил Камиль.
— А что поделать? Такова наша работа. И кстати…
Камиль с предвкушением взглянул ей в спину. Мона, словно почувствовав это, повернулась и одарила его нежной улыбкой.
— Завтра расскажешь мне обо всех подвидах связанных, — сказала она, не переставая улыбаться.
Камиль тут же нахмурился и отвернулся к окну, но не со злостью, а скорее с ощущением, что вновь проиграл ей.
— Понял.
Плотные ряды деревьев поредели. Вдалеке появились первые фары и очертания невысоких зданий. В такой поздний час город ещё спал, лишь изредка по тротуару бродили одиночки и усталые ночные гуляки.
Мона вытянула руку из окна и бодро махнула охраннику у шлагбаума. Ворота открылись, пропуская их на территорию Бюро. Она припарковала автомобиль почти у самого входа, заглушила мотор и обернулась к Камилю.
— Уснул… — удивлённо пробормотала она.
Она обошла машину и осторожно приоткрыла заднюю дверь, с досадой глядя на испачканный салон. Последние два дня они почти не спали, выжидая активности Орьёсы. Долгая дорога в тишине окончательно добила Камиля. Он уткнулся лбом в переднее сиденье и провалился в сон.
Стараясь не размазать и без того крупные пятна, Мона приподняла его голову и лёгким похлопыванием по плечу вернула в реальность.
— Приехали, — тихо сказала она.
Камиль зажмурился, потом с трудом приоткрыл веки и застыл. Так близко Мона к нему ещё не стояла. Почти лицом к лицу. И снова он невольно утонул в её глазах — голубо-карих, ясных, пронзительных.
Но длилось это недолго. Точнее не настолько долго, как ему хотелось. Мона быстро отвернулась, даже не почувствовав искры, вспыхнувшей в его мыслях. Она наклонилась, схватила с сиденья пачку салфеток и протянула ему.
— Отмоешь — и свободен, — кивнула она на голубые следы.
Камиль растерянно огляделся. Вновь накрыло привычное ощущение неполноценности.
— А завтра нельзя? — с надеждой протянул он.
— Завтра машина мне уже будет нужна! — воскликнула Мона, скрестив руки на груди.
Она развернулась и зашагала ко входу. Камиль остался сидеть в машине, держа в руках ещё тёплую пачку салфеток.
В их офисе было два неизменных правила.
Первое: свет у входа всегда приглушён. Секретарь Деми ненавидел яркие лампы. Его стойка напоминала тёмную, неприступную нору, а сам он — большого крота в сером костюме, с маленькими глазками и вечным подозрением ко всему живому. Почему именно его посадили на это место — оставалось загадкой.
Второе правило — это, конечно, Мона. Если она не числилась на задании и не появлялась в стенах Бюро, весь отдел начинал тревожиться. В прошлом месяце, когда она повредила колено и не могла ходить, по офису заразительно расползался встревоженный шёпот. За один день к Камилю подошло больше шести человек, и все с одним и тем же вопросом: «Почему Мона не на работе? Не появился ли новый Орьёса, с которым даже она не справилась?»
На деле всё было куда менее героично. Вину за это до сих пор постыдно носил Камиль. Он снова сплоховал и запер её в комнате с разъярённой Орьёсой. А Мона, не раздумывая, выпрыгнула из окна второго этажа — прямо на асфальт.
Только он знал её взгляд в тот момент — гневный, ледяной. Позже этот день превратился в ночной кошмар: ему снилось, как Мона, ковыляя, поднимается по лестнице и угрожающе идёт к нему, словно монстр из старого ужастика.
Но даже в ярости она выглядела привлекательно. Некоторые и вовсе удивлялись, как ей удаётся так ярко краситься и стильно одеваться, если она проводит в Бюро больше времени, чем дома.
Когда Камиль увидел её впервые, он подумал: подобная особа не могла сама добиться такого карьерного роста. К тому же отец Моны, как всем было известно, тоже являлся наставником в Бюро. Он обучал новобранцев и имел ранг итеса.
Но Мона никогда не обращала внимания на сплетни. Её мало что волновало, кроме работы.
Именно поэтому она и сейчас вернулась в полупустой офис, где дежурили лишь несколько сотрудников ночной смены. Блондинка с короткими волосами за толстым стеклом кабинета отвела взгляд от монитора и радостно помахала проходящей Моне.
Едва та включила свет в своём кабинете, как коллега уже выскочила из общего зала и юркнула к ней в дверь.
— Вернулись, наконец-то! — улыбнулась Астрид.
— Да… Провозились дольше, чем обычно, — ответила Мона, усаживаясь в кожаное кресло.
Астрид прошуршала по ковру, оттянула зеленоватую штору и выглянула в окно. У машины возился Камиль, упорно оттирая въедливые пятна. Затем она перевела взгляд на Мону.
Та вытащила из шкафа за спиной новую пачку бумаги, вскрыла её канцелярским ножом и заправила в принтер.
— Опять нашего Ками отчитывать будете? — надула губы Астрид.
— Не переживай так за него, — ответила Мона, включая компьютер. — С нами ведь тоже не всегда всё гладко было?
— Да он местный рекордсмен! — вспыхнула Астрид. — Весь в свою наставницу. Только лидирует не по количеству убитых Орьёса, а по числу объяснительных.
Мона взглянула на неё исподлобья, но продолжила заполнять бланк, мелодично стуча по клавиатуре длинными пальцами.
— Он уже привык, — спокойно сказала она. — Каждая отметка — напоминание об ошибке. И он больше никогда её не повторит.
Астрид оправила штору и присела напротив, взъерошив волнистые волосы.
— Сурово… Он ведь только фарн. Когда закончилось его обучение?
— Меня эти ранги вообще не волнуют, — отрезала Мона. — Что плесы, осваивающие азы, что блэны, ведущие собственные расследования… Там, — она кивнула в сторону окна, — все равны. И любой может допустить фатальную ошибку.
Астрид нахмурила тонкие брови. Мона оторвалась от экрана, посмотрела на неё, и виновато улыбнулась.
— Тебя, конечно, я не имею в виду. Ты наш лучик света. Никогда не создаёшь проблем.
— Ага, — фыркнула Астрид. — Представляю, что бы ты сказала, если б я не сидела в распределении, а гонялась за Орьёсами вместе со всеми.
— А зачем представлять? — хмыкнула Мона. — Ты же здесь. Вот когда решишься выйти за порог офиса, тогда и поговорим.
— На слабо берёшь? — рассмеялась Астрид. — У меня для тебя кое-что важное. Поручение, не терпящее отлагательств и не предусматривающее отказа…
Лицо Моны побледнело. Единственное, что её по-настоящему пугало, — это встречи с Шеноном Икрусом, шефом отдела. Даже в шутливом подражании Астрид она узнала его манеру речи.
— Опять…
— Ага! — воодушевилась Астрид. — Завтра ровно в девять в малом зале соберутся наши юные и амбициозные плесы. Их повесили на тебя. В приказе уже твоё имя, так что не пытайся откосить.
— Понятно, — сухо шепнула Мона. — Это всё?
— Шен сказал, что на собрание приедет какая-то шишка из штаба. Не мудрено, что тебя пристроить поспешили.
— И в чём шишковитость? — скептично усмехнулась Мона.
— Наитес, наитес! К нам приехал наитес! — тоненьким голоском пропела Астрид.
Мона резко подняла голову. Щёки её ярко вспыхнули.
— Не называй так! Сколько раз повторять?!
Астрид звонко рассмеялась и, уже выходя из кабинета, бросила:
— Дела ей нет до «этих рангов», ага… Оно и видно.
Стеклянная дверь плавно закрылась, отбросив сдержанный блик. Принтер зашуршал, выплёвывая на стол тёплый лист с докладом о проделанной работе. Мона подтянула его ближе и внимательно пробежалась взглядом по строкам.
Штора едва заметно колыхнулась. Колёсики кресла скрипнули, и она подошла к окну.
Камиль всё ещё возился у машины. Сна в нём не осталось — только раздражённая усталость. У колёс лежала целая эскадрилья скомканных салфеток.
Уголки губ Моны медленно растянулись в улыбке.