Солдат дивизиона мертвецов

Ну что с того, что я там был.
Я был давно, я все забыл.
Не помню дней, не помню дат.
И тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат.
Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я крепко впаян в этот лед.
Я в нем как мушка в янтаре.

Ну что с того, что я там был.
Я все забыл. Я все избыл.
Не помню дат, не помню дней,
названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня,
я бой на дальнем рубеже.
Я пламя вечного огня,
и пламя гильзы в блиндаже.

Ну что с того, что я там был.
В том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл,
я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне,
война участвует во мне.
И пламя вечного огня
горит на скулах у меня.

Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от тех снегов, от той зимы.
И с той зимой, и с той землей,
уже меня не разлучить.
До тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ(с) Юрий Левитанский

***

Рвущиеся то тут, то там снаряды заставляли вздрагивать каждого, кто засел в укрытии. Работа миномётов не прекращалась вот уже с десяток минут, создавая постоянный гул взрывов, простирающихся на километры вокруг. Некоторые прилёты были столь близки, что разорвавшаяся земля окропляла опустивших головы солдат, что пытались рыть себе ямы прямо в процессе обстрела. Среди этих солдат был и совсем молодой на вид паренёк, лицо которого ещё не выражало всех тех ужасов, через которые пришлось пройти его отряду. Дрожащими руками он размахивал лопатой, пытаясь углубиться в землю хотя бы на пару несчастных сантиметров, которые всё равно не спасут его даже от осколков. Очередной прилёт случился совсем рядом, положив целую треть взвода. Поднялся столь сильный грохот, что оглушило даже тех, кому посчастливилось оказаться за пару сотен метров от очага взрыва. Это точно был уже не миномёт. Деревья вокруг повалились как карточные домики, падая друг на друга и создавая целый оползень под скат, унося за собой уже мёртвые тела солдат вперемешку с теми, кого оглушило, но не убило. Одним из таких был и тот парнишка, в спину которому ударилось несколько осколков, сбивая того с ног и заставляя кубарем катиться под склон, раз за разом ударяясь о все препятствия подряд, будь то валуны или обломавшиеся стволы деревьев. Он ничего не слышал и не чувствовал, словно превратившись в тряпичную куклу. Лишь его глаза давали ему примерное представление о том, что с ним происходит, но уже было всё равно. Летящие мимо него ошмётки горелой почвы и кусков его товарищей, покрытых сажей, лишь дополняли общую картину беспомощности. Скатившись достаточно далеко, чтобы уже не быть найденным, парня прибило к одной из скал, где он наконец остановился. С трудом подняв глаза, он увидел, как в небе в их направлении на невообразимой скорости неслись «Скаты», рассекая воздух подобно плети. И только в его сердце зародилась надежда, как она тут же была раздавлена подошвой гнусной судьбы. Один из самолётов рванул прямо на высоте, проворачиваясь бочкой вокруг себя и начиная стремительно терять высоту. Это заставило юного солдата опустить голову. Бессилие – так бы он описал своё состояние, если мог. Вот уже неделю он не мог сомкнуть глаз ни на секунду, ибо постоянные прилёты не давали ему спокойно спать. Диверсионные войска то и дело заступали в тыл, неведомым образом обходя всех расставленных дозорных и раз за разом вступая в невероятно близкое сопротивление, которые лишь чудом постоянно заканчивались победой хороших парней. Нельзя было отходить в туалет, нельзя было дремать, нельзя было даже взять ложки и зачерпнуть смесь из пайка, не опасаясь, что в затылок не прилетит что-то наподобие седьмого калибра. Моджахеды были словно озверевшие последние полгода. Они штурмовали точки миротворцев так, словно там сидят потешные войска, а не целые батальоны специально подготовленных солдат, которым нечего терять. Это выматывало. Выматывало так, что даже сейчас, когда парень смотрел на свою сломанную в обратном направлении ногу, он понимал, что это наименьшая из его проблем. Хотелось кричать, но в горле что-то застряло. Немота. Подранок глянул на свою руку, в которой неведомым образом оказалась винтовка. Недоумевающе оглядев самую обычную уставную «М’ку», он вдруг очнулся, оказываясь в полной темноте посреди чистого поля.

– Армандо, чёрт тебя дери. Хорош дрыхнуть во время хода. Ты задрал уже, я тебя третий раз бужу, – причитал кто-то, чьего лица не было видно, попутно хлопая своего сослуживца по лицу.

– Eh?! Che cazzo?! – очнулся он, начиная спешно оглядываться по сторонам.

– Просыпайся, говорю. Забодал уже, я тебе не нянька. Голову поднял и вперёд, сынок. Мы уже совсем близко, – шептал вояка, силуэт которого можно было еле-еле разобрать из-за приглушённого света луны. – И ПНВ опусти, – в тот момент Армандо почувствовал, как ему дали рукой по каске, опуская крепление, на котором висел четырёхглазник.

Мир стал виден, но полностью покрылся едко-зелёным пигментом, что стал неприятно щипать глаза только что проснувшемуся парню. Вокруг было сплошное поле с травой по плечи, и лишь где-то совсем вдалеке мерцали почти потухшие костры.

– А-э… – протяжно зевнул он. – И сколько я так уже носом клюю?

– Ты уже километр спишь. Уж не знаю, как ты умудряешься спать и идти, но с этим лучше не рисковать. Сам знаешь, мины и растяжки нам подкладываются как подарки под ёлку.

– Прости-прости. Я просто совсем себя плохо чувствую последнее время.

– Это никого не волнует. Выполнишь приказ – отоспишься. У тебя на это будет время.

– Да как бы не так.

Трава стелилась под тяжестью уставных берцев, твёрдо ступающих вперёд друг за другом. Окончательно проснувшийся Росси стал бегло осматриваться по сторонам, замечая метрах в трёхстах справа от себя ещё пару своих сослуживцев, что на карачках пробирались вдоль лесополосы. Задание, на которое они сейчас шли, было самоубийственным, равно как и все остальные. Неспроста все вояки называли друг друга «дивизионом мертвецов». Все состоящие в этих рядах были теми, кто оказался не нужен нынешнему миру, а потому и были отправлены воевать с теми, кто не нужен был ещё больше. Итальянцы, немцы, немного японцев, финны, болгары, венгры, румыны. Все они использовались как рабочие руки в этой войне. Новое правительство так и не смогло договориться с Ираном, Афганистаном и Пакистаном о полноценном единстве. Переговоры шли достаточно много лет, но у кого-то лопнуло терпение, и теперь воинам-смертникам приказано освободить эти земли от других отбросов.

– Ш-ш! Ш-ш! – подал звук идущий впереди товарищ, показывая рукой, что нужно заземлиться.

Невдалеке, прямо перед ними, стоял один моджахед, отливая в кусты неподалёку от своего лагеря, откуда и шёл свет от костров.

– Обойдём, не хочу руки марать.

– Я хочу, – уверенно ответил Армандо, доставая с плеча нож и начиная пробираться чуть быстрее.

Останавливать его мужчине совершенно не хотелось. «Одним больше, одним меньше», – подумалось ему тогда. Если всю работу будет делать кто-то другой, то смысл останавливать?

Подойдя как можно ближе, Росси выскочил сбоку от цели, добираясь до него одним прыжком и с разлёту ломая тому колено пинком под откос. Ногу моджахеда сломало внутрь, и он тут же принялся падать, но Армандо не дал ему даже коснуться земли, хватая за шею и втыкая нож прямо в середину горла. Предсмертный хрип длился недолго, поскольку не до конца довольный результатом Росси до кучи ещё и провернул нож внутри, вынимая его и следом пиная уже, по сути, мёртвого мужчину в лицо.

– Псих ты, Армандо, – сухо заключил сослуживец, проходя прямо по трупу. – Как хорошо, что мы на одной стороне. Пока что.

Ничего не ответив, ушастый лишь убрал нож и вскинул винтовку перед собой, продолжая постепенно подбираться к лагерю, который и был целью задания. Сейчас все бои происходили на берегу Каспийского моря, поскольку с Персидского залива люди зашли ещё с неделю назад. Планом было поставлено разделить Иран пополам, проложив безопасную границу, чем сейчас дивизион смертников и занимался. Афганистан был разбит уже как с год, а Пакистан раздроблен настолько мелко, что в нём остались лишь пара маленьких отрядов, скрывающихся где-то в горах. Оставалось только провести геноцид на территории Ирана, и можно будет ехать домой, если от него вообще хоть что-то осталось.

Палаточный лагерь стоял на небольшой возвышенности и был местами ограждён самодельными стенами из мусора. Разбить такое поселение можно было одним приказом в штаб ракетного батальона, однако было дано чёткое указание не поднимать много шума. Таких лагерей было по пять штук на квадратный километр, и если соседи узнают о смерти своих, то тут же ретируются, что не есть хорошо. По этой причине на винтовках бойцов красовались накрученные банки, позволяющие им хотя бы не сообщать о бойне ближайшим поселениям.

– Арм, я крутану влево. Оставайся тут и подчисти путь нашим друзьям. И помни – никакой пощады.

Утвердительно кивнув, Росси встал впритык к забору и взмыл вверх прыжком, перелетая его и приземляясь на одноэтажную сяклю. Снаряга лишь немного прошуршала друг о друга, но в целом много шума не создалось. Будучи внутри, Армандо увидел, что это был достаточно крупный лагерь, поскольку палатки и самодельные укрытия были расставлены не только по кругу, но и повсеместно внутри. Десятки душманов сидели у костров, бормоча что-то на своём языке, а ещё сотни ходили по импровизированным улочкам, что образовывались за счёт палаток. Примерно оценив обстановку и расположение больших скоплений исламистов, Росси поднял ПНВ и достал из подсумка зажигательную гранату, хватаясь за чеку. Выждав момент, когда люди под его ногами немного разойдутся, он сдёрнул чеку и метнул гранату в толпу басмачей. Бахнувший через несколько секунд взрыв скосил целую толпу осколками, заодно раскидывая горящие фрагменты по округе, что моментально подожгли тканевые домики. В моменте началась паника, враги похватали оружие и стали разбегаться кто куда, в то время как Росси уже спрыгнул со здания, начиная стрелять по спинам убегающих от него людей. Они падали один за другим, а Армандо продолжал бежать вперёд прямо по ним, догоняя всё новые и новые цели. Выходившие ему навстречу вооружённые исламисты не успевали даже поднять автоматы – их головы в моменте разрывались от пятёрочного калибра, выходящего из их затылков со свистом. Он не жалел никого. Старики, женщины, дети. Все, кто попадали на один уровень с мушкой и целиком поражались в тот же момент. Понимая, что люди стали оттягиваться от места стрельбы, Росси дал ещё одну гранату в противоположную сторону, но на этот раз уже осколочную. Этот взрыв повалил с десяток палаток и столько же человек, а фрагменты кожуха разлетелись в произвольных направлениях, свистя и рикошетя обо всё подряд. Не уследив за обстановкой, ушастый был застан врасплох – очередной басмач напал на него сзади, разбивая доску о его шлем. Пустой голове такой удар был нипочём, однако шею ломануло знатно. Развернувшись, Арм снёс нападавшего ударом приклада в лицо, тут же наступая ему на шею и давая контрольный выстрел в лоб. Следом со всех сторон навалилась целая пачка таких же отчаянных бедолаг, несущихся на Росси с чем попало. Магазина хватило ещё на три выстрела, после которых кролик выхватил с бедра свой Кольт, ударяя его стволом в нос одному из нападавших, следом делая выстрел. Второго противника он принял уже в рукопашную, поскольку малое расстояние между ним не предполагало бездумную стрельбу. Резко одёрнув руку с пистолетом назад, Росси схватился за шею врага и поднял его над землёй, тут же и утыкая в неё головой, тем самым ломая основание черепа. Прилетевший в висок пинок заставил солдата пошатнуться в сторону, но он не успел ничего предпринять, как получил осложнение в виде удара палкой по спине, как назло, именно в то место, которое не было прикрыто плитой. Натурально озверев, боец вновь прыгнул максимально высоко вверх, расталкивая всех вокруг и давая себе область для манёвра. Приземлившись кому-то на голову, он перекатился в сторону, давая четыре чётких выстрела по головам. Следующие два пришлись в пустоту, поскольку последний выживший попытался выхватить пистолет, навалившись на Росси всем весом. Пара глухих ударов локтем пришлась прямо по челюсти нападавшего, отчего тот на секунду прервал свои попытки в агрессивное наступление, следом получая прямой в нос. Запрокинув голову и завалившись на спину, душман попытался перевернуться и начать сбегать, однако Армандо не дал ему ступить и шагу, пиная того сначала в пах, а следом и в затылок. К тому моменту огонь уже наступал на пятки, а потому следовало бы начать отход. Удостоверившись, что всё оружие при себе, Росси поковылял вдоль стены в сторону парадного въезда, попутно охая от боли в спине и голове с шеей.

– Odio... Come odio tutto questo.… – буркнул он, прежде чем встретиться лицом к лицу с шокированными сослуживцами, которым теперь осталось лишь подчистить за своим собратом.