Бен шёл по городу и всё время ловил себя на одном и том же: он ищет не людей и не пытаеться присматриваться к ним, нет… Он разглядывает сам город… Здания, витрины с прилавками — он ищет места, которые бы были такими же как и в его памяти в которых бывал когда-то и которые изменились сейчас так кардинально.


Вот тут раньше была лавка. Вот тут продавали газеты. Вот тут стоял фонарь, под которым они с Мэри ждали маму из смены. Ноги помнили повороты, но глаза всё время натыкались на новое: стекло, вывески, аккуратные фасады.


Город стал чище. И громче. Стало больше машин, больше рекламы, больше света. И больше женщин.


Женщины были везде: в форме, в рабочей одежде, в пальто, с сумками и с инструментами. Они шли уверенно, не оглядываясь. Мужчины тоже встречались, но реже и ещё реже в нормальной одежде. Чаще всего они ходили в чём-то броском или же блестящем, будто бы хотели чем-то выделиться. И чаще рядом с кем-то из таких шли женщины с девушками, и ещё чаще девушек этих было несколько.


Бен чувствовал на себе взгляды. Короткие, быстрые. Не злые. Просто любопытные. Как на человека с какого-то экспоната. Было ли дело в том, что он был один, или же всё дело в том, как он выглядел и в чём был одет? Впрочем, его это не сильно волновало, а потому он продолжил свой путь.


На стене у перекрёстка висел плакат. Большой, свежий и яркий.


На нём была изображена Стефани Роджерс — улыбка, щит, надпись крупными буквами. Рядом был он — Солдатик. Его лицо. На плакате оно выглядело аккуратнее, чем было на самом деле. И стояли они вплотную, как будто это было естественно.


Бен остановился, посмотрел секунду и пошёл дальше.


Через квартал плакаты встретились снова: на остановке, на витрине, в газетном киоске. В одном окне стоял телевизор — там крутили хронику и бодрую музыку, а голос за кадром говорил о “символах”.


Бен не стал слушать. Ему было не до этого и интересовало сейчас его совсем другое.


Он зашёл в кофейню, потому что хотел согреть руки и перевести дыхание. Не то чтобы ему это прям было нужно, но…


Внутри было тепло, пахло кофе и выпечкой. За стойкой стояла бариста — молодая женщина с закатанными рукавами.


— Что будете? — спросила она.


— Кофе, — сказал Бен, — Чёрный.


— Без всего?


— Без всего.


Он взял стакан и сел у окна. Сделал глоток. Кофе был крепким и горьким. Нормальный. Как раз то, что нужно. Было бы идеально ещё и закурить сигареткой под всё это дело, но, к сожалению, при входе стояла вывеска, запрещающая это делать.


К нему подошла женщина лет сорока — ухоженная, уверенная. Не спрашивала взглядом “можно?” — просто остановилась рядом.


— Вы один? — спросила она.


— Да, — ответил Бен.


Она посмотрела на него быстро, как будто прикинула что-то в голове.


— Не местный?


— Местный.


— Тогда странно.


Бен не стал уточнять что именно.


— Я не знакомлюсь, — сказал он.


Женщина усмехнулась.


— Так сразу?


— Сразу, — ответил Бен.


Она пожала плечами и ушла, будто это была обычная попытка и ничего больше.


Почти сразу рядом остановилась другая — молодая, лет двадцати. Короткая стрижка, значок на воротнике, руки в карманах. Она сомневалась, потом всё-таки решилась.


— Извините… — сказала она. — Это, наверное, странно, но вы очень похожи на Солдатика. На плакатах.


Бен поставил стакан на стол.


— Не похож, — сказал он.


Девушка нервно улыбнулась.


— Похож. Прямо один в один. Я… можно с вами сфоткаться?


— Нет, — ответил Бен.


Она замерла и быстро заговорила, будто ей стало неловко.


— Просто… эти плакаты… Солдатик там, рядом со Стефани… и вы выглядите так же. Я не хотела вас напрягать.


Бен посмотрел на неё спокойно.


— Не напрягла, — сказал он. — Но фото не будет.


— Поняла… — пробормотала она. — Извините.


Она ушла к выходу, стараясь не смотреть в его сторону.


Бен допил кофе одним глотком, расплатился и вышел.


На соседнем здании висел новый плакат — глянцевый, почти праздничный: Стефани улыбается, Солдатик рядом. Подпись: «АМЕРИКА ЛЮБИТ СВОИХ ГЕРОЕВ».


— Как же, — усмехнувшись, он двинулся дальше.


Несколько раз Бен свернул не туда: улицы поменяли названия, где-то появилось новое здание, где-то исчезли старые лавки. Но тело всё равно тянуло в нужную сторону.


И вот он увидел дом.


Фасад был свежевыкрашен. Дверь новая. На перилах — игрушка. У крыльца — коляска.


Бен поднялся на ступеньки и остановился. Посмотрел на номер. Проверил всё ещё раз.


Потом постучал.


Внутри что-то звякнуло, послышались быстрые шаги. Дверь приоткрылась цепочкой.


На пороге стояла женщина — лет тридцати. Уставшая, но собранная. На плече сумка, на шее тонкая цепочка. Она посмотрела на Бена так, как смотрят на незнакомца, который пришёл не вовремя.


— Да? — коротко спросила она.


— Простите, — сказал Бен. — Мэри Смит живёт тут?


Женщина моргнула.


— Да, — ответила она осторожно. — Живёт...


— Мне нужно с ней поговорить, — сказал Бен.


— А вы кто? — спросила она.


— Очень старый знакомый.


Она посмотрела на него дольше, чем нужно. Потом цепочка щёлкнула, и дверь открылась шире.


— Я её дочь, — сказала она. — Мэри Паркер.


Бен вдруг застыл.


— Дочь, — повторил он.


— Да. А что?


Бен сглотнул.


— Значит… племянница, — сказал он тихо.


Женщина напряглась сильнее.


— Простите? — переспросила она.


Бен не стал объяснять.


— Мэри сейчас здесь? Я могу поговорить с ней?

Она отвела взгляд.


— Нет, — сказала она. — Она сильно больна и сейчас находится в больнице.


— В какой? — спросил Бен.


Женщина вздохнула и посмотрела на часы.


— Если вы правда её знаете… я могу дать адрес. Я бы вас проводила но мне нужно срочно идти на работу. Сама я смогу навестить её лишь вечером.


— Я понимаю, — сказал Бен.


— Если хотите можем пойти потом вместе.


Бен же лишь покачал головой.


— Спасибо не стоит… Я хотел бы поговорить с ней наедине если можно.


— Тогда хорошо.


Она исчезла на секунду в доме, вернулась с клочком бумаги и карандашом. Быстро написала адрес, отделение.


— Вот, — сказала она и протянула листок. — Скажите на посту, что вы к Мэри Смит. Палата здесь.


Бен взял бумагу аккуратно.


— Спасибо.


— Как я и сказала я навещу её вечером, — сказала племянница. — После работы. Если вы правда её знаете — она, наверное, будет вам рада. Только… не пугайте её.


— Не волнуйтесь не буду, — ответил Бен.


Она уже хотела закрыть дверь, потом остановилась.


— Как вас зовут? — спросила она.


— Бен, — сказал он. — Просто Бен.


Она моргнула, будто это имя что-то задело.


— Ладно, — сказала она быстро. — Удачи.


Дверь закрылась.


Бен постоял секунду, потом развернулся и пошёл к больнице.


***


В коридоре их дома висели две фотографии. Деда и отца. Оба в форме. И оба уже никогда не вернутся в этот дом.



Бен проходил мимо этих рамок каждый день. Иногда останавливался. Иногда просто смотрел секунду лишнюю.


— Бенни! — крикнула мама из кухни. — Иди сюда!


— Я ничего не сделала! — тут же пискнула Мэри.


Бен вошёл в кухню и сразу увидел: на столе белело пятно. Молоко расползлось по скатерти. Мэри сидела с поджатыми губами и злилась на себя сильнее, чем на неё злился бы кто-то ещё.


Ей было двенадцать. Она уже старалась быть взрослой.


— Я нечаянно, — сказала она, опережая вопрос.


— Бывает, — ответил Бен и протянул ей тряпку.


Мэри вытерла стол быстро, будто хотела стереть сам факт своей ошибки.


Мама стояла у плиты. Рукава закатаны. На запястье — тонкая цепочка, подарок отца. Она носила её каждый день.


— Садитесь, — сказала мама. — Ешьте, пока горячее.


За столом говорили мало. Радио в соседней комнате бубнило про фронт, про сборы, про поддержку. Эти новости звучали чуть ли не каждый день.


Мэри первой нарушила тишину.


— У нас в школе новые плакаты появились, — сказала она.


Мама чуть напряглась, но не остановила.


— Какие? — спросил Бен.


— Про фронт и армию, — сказала Мэри. — Там женщины в форме. Много. И надпись, что стране нужны героини. Говорят что девушки должны служить в армии на благо родине.


— А что говорят насчёт парней?


— А мальчикам… — она запнулась, — мальчикам говорят “помогайте дома”.


Мама положила ложку.


— Даешь, — сказала она Мэри.


Мэри посмотрела на Бена.


— Ты ведь не уйдёшь? — спросила она тихо.


Бен не стал делать вид, что не понял.


— Думаю, — ответил он.


— Не надо, — сказала мама тут же попытавшись прервать разгоовр и бросив грозный взгляд на свою дочь.

— Мам…


— Нет, — повторила она. — Я уже похоронила твоего отца. И не собираюсь хоронить тебя.


Бен молчал пару секунд.


— Я уже записался, — сказал он.


Мама с расширенными глазами резко встала и замерла. А потом, протяжно вздохнув, медленно села.


— Когда? — спросила она.


— Сегодня.


Мэри подняла голову.


— Так ты правда уйдёшь?


— Да, — сказал Бен.


Мэри быстро вытерла глаза рукавом, будто это была пыль

.

— Пиши мне, — сказала она. — Даже если писать будет нечего. Хорошо?


— Буду, — ответил Бен. — А ты отвечай.


Мама смотрела на него долго.


— Они не возьмут тебя, — сказала она. — Сейчас берут в основном женщин. Мужчин отталкивают или же отправят куда угодно, но только не на фронт. А я знаю, что ты хочешь попасть именно туда.


— Возьмут, — сказал Бен. — Если не с первого раза — то со второго.


Мама выдохнула.


— Какой же упрямый, прямо как…


Мама не договорила, но Бен понял, кого она имела в виду.


Мэри встала и обняла его крепко, как будто хотела было удержать его.


Бен же обнял её в ответ.


***


На следующий день Бен отправился к пункту набора что был в старой школе.


Коридор пах мелом, мокрыми пальто и дешёвым табаком. Людей было много. Очереди тянулись вдоль стен. Кто-то спорил с дежурной, кто-то пытался протиснуться вторя мол “только спросить”, кто-то нервно шуршал бумагами и всё время проверял, на месте ли документы.


Женщин было заметно больше. Они стояли уверенно, разговаривали громко, смеялись. Многие пришли уже подготовленными: волосы были убраны, рукава закатаны, подбородок поднят. Мужчины тоже здесь были, но их было гораздо меньше. И держались они казалось гораздо тише, стараясь не цепляться взглядом за чужие лица.


Бен встал в очередь и просто ждал. Ему не нужно было подбадривать себя. Он уже всё решил.


У стола регистрации сидела женщина-капрал. Перед ней лежали списки и печати. Она отмечала фамилии быстро, не вникая в лица.


— Следующий. Фамилия, — сказала она.


— Бенджамин Смит, — ответил Бен.


Капрал подняла глаза. На секунду задержалась взглядом — не удивлённо, скорее оценивающе. Потом снова опустила взгляд в бумагу.


— Возраст?


— Двадцать два.


— Место рождения?


— Здесь. В городе.


— Служили раньше?


— Нет.


— Подпиши тут. И тут. Дальше по коридору медкомиссия. Не теряй лист, без него обратно погонят.


Бен подписал. Бумага была тонкая, ручка царапала. Капрал поставила печать и ткнула пальцем в конец коридора.


На медкомиссии было тесно и душно.


Сначала зрение. Потом слух. Потом давление. Потом какой-то мужчина в халате с усталым лицом спросил:


— Болезни? Обмороки? Сердце? Лёгкие?


— Ничего, — ответил Бен.


— Ладно. Следующий кабинет.


Бен прошёл дальше.


В коридоре очередь двигалась медленно. Люди выходили из кабинетов с разными лицами: кто-то довольный, кто-то злой, кто-то растерянный. Одна женщина вышла и сдерживала слёзы. Другая хлопнула дверью и выругалась. Дежурная сразу одёрнула её.


Бен стоял, ждал и вдруг заметил девушку в стороне.


Она была невысокая и худощавая. Куртка висела на ней мешком, будто она взяла её не по размеру или просто чужую. В руках папка с документами. Она держала её крепко, как будто это единственное, что удерживает её здесь.


Девушка не толкалась, не пыталась пролезть. Просто стояла и ждала, но по тому, как она держалась, было видно: если её попытаются развернуть — она не уйдёт.


Бен подошёл ближе. Не вплотную, чтобы не напугать.


— Ты тоже записываешься? — спросил он.


Девушка подняла глаза. Взгляд у неё был прямой, без улыбки.


— Да.


— Тебя пропустят? — спросил Бен, и сразу понял, что прозвучало не так, как он хотел.


Она не обиделась. Даже не удивилась.


— Я попытаюсь, — сказала она. — А там посмотрим.


Бен чуть кивнул, как будто это был нормальный ответ.


— Бен, — сказал он. — Бенджамин Смит.


Она помолчала секунду.


— Стефани, — сказала она. — Стефани Роджерс.


— Роджерс… — повторил Бен. — Ты тут одна?


Стефани пожала плечами.


— А что это меняет?


— Ничего, — сказал Бен. — Просто спросил.


Они немного поговорили пока им не пришлось разделиться.


Стефани посмотрела на очередь, потом снова на него.


— Удачи, Смит, — сказала она.


— И тебе, Роджерс, — ответил Бен.


Их развели по разным дверям. Бен прошёл свой кабинет, потом ещё один. Где-то ему сказали “годен” и поставили штамп. Где-то выдали бумагу с номером и указали, куда идти дальше.


К концу дня всех, кто прошёл, снова собрали в коридоре. Дежурные ходили вдоль очереди и распределяли.


— Эти — налево. Эти — на автобус. Эти — ждут. Кто без бумажки — домой.


Бен оказался в группе “на автобус”.


У выхода стояли двое военных и проверяли списки.


— Смит, — прочитал один. — Есть.


Бен шагнул вперёд.


Ему сунули в руки новый лист и сказали:


— Не потеряй. В учебке без него будешь никто.


Бен посмотрел на лист, сложил и убрал.


Автобус ждал у ворот. Люди поднимались по ступенькам, занимали места. Внутри пахло железом, тканью и чужими нервами.


Бен сел ближе к середине и посмотрел в окно.


Город остался позади.


А впереди начиналось то, ради чего он сюда и пришёл.


Загрузка...