Солмо

Прошло два дня с нашего возвращения на линкор. Два очень длинных, тяжёлых, липких, одинаково серых дня, которые я провёл в компании медиков, диагностических капсул, очень любопытных инженеров и одного слегка офигевшего симбионта. На корабле за это время прошли траурные церемонии прощания с погибшими пилотами, инженерами и десантом, что никак не добавило мне нестроения. Меня не было рядом с экипажем во время мероприятия, и маясь от безделья, я винил себя за их гибель. Хотя... Я уже почти привык к такому состоянию. За то время, как я стал командиром, и начал отдавать свои первые приказы, по моей воле умерло очень много людей... как врагов, так и моих бойцов. Иногда они погибали и из-за моих ошибок, а не только по тому, что противнику на поле боя улыбнулся бог войны. Впрочем, не ошибается только тот, кто ничего не делает, только вот цена этих ошибок у всех разная.

Карантинный отсек стал нашим временным «домом». Металл, голый композит, белые панели, фильтрующие шторки, лампы, которые светили одинаково мерзко — утром, ночью и в обед. Нас гоняли по кругу: анализы, сканы, тесты, психологи, снова анализы.

Симбиот поначалу на всё это реагировал как на атаку: один раз он попытался сожрать манипулятор автоматического анализатора, что собирался взять у меня образцы тканей и крови на изучение, и после этого к нам стали ходить только живые люди. В боевых скафандрах. И с большим уважением.

К моменту, когда дверь карантина наконец открылась, я уже всерьёз думал, не начать ли я кусаться и бросаться на людей, и симбиот тут был непричём.

Дверь щёлкнула, панель над ней загорелась зелёным, и над головой непривычно рявкнул голос живого дежурного офицера:

– Группа высадки, карантин завершён. Ограничений по перемещению нет. Командиру – просьба явиться в штабной отсек немедленно. Остальным – по штатному расписанию.

Искусственный интеллект корабля до сих пор отключен, и даже в системе оповещения его теперь заменили люди.

– Слышали? – довольно протянул Заг, соскальзывая с койки. – «Ограничений нет». Сейчас я этому понятию покажу, что оно значит! Столовая, душ, и в корабельный бар! В любом порядке, можно всё сразу.

Я сел, потянулся. Симбиот отозвался глухим, довольным откликом где-то под кожей. За два дня адаптация доползла до «63 из 200». Для меня это ничего не значило, но сам симбионт был доволен. Я это чувствовал.

Его уже перестали воспринимать как бешеного зверя на цепи. Скорее – как очень внимательного, очень осторожного зверя, который не кидается первым, но запомнит всех, кто на него косо посмотрел.

Медики и изжарены своё заключение выдали ещё утром:

– Человеческий носитель – стабилен. Симбиот – стабилен. Неконтролируемого размножения, выделения спор, заразных элементов не выявлено. Попытка принудительного отделения симбионта от носителя с вероятностью девяносто девять процентов приведёт к летальному исходу носителя симбиота... или того, кто это попробует сделать. Переводя на человеческий: «отдирать – нельзя, убьём».

Ещё один пункт мне особенно понравился:

– Приоритет принятия решений – за носителем. Попыток навязать ему собственную волю за время наблюдения не зафиксировано. В критических ситуациях симбионт склонен усиливать защитные реакции, но после прямых приказов командира идёт на уступки.

То есть, если я говорю «сиди тихо» – он сидит. Если сказал «не жрать манипуляторы» – он больше не жрёт. Уже прогресс.

– Ну что, свобода? – Кира встала рядом, поправляя комбинезон. – Как ощущения, Оператор? Тебя тут ещё пожалели, не то что меня в прошлый раз. Помнишь Найденов, как ты приказал с меня чуть-ли не кожу живьем собрать?!

– Всё я помню и уже извинился раз пятьсот. А ощущения... Как у собаки, которую выгуливают по расписанию, – буркнул я. – Но хотя бы поводок и намордник сняли.

Заг потянулся так, что хрустнули плечи:

– Лично я считаю, что карантин был мягкой прогулкой. Ни выстрелов, ни монстров, ни взрывов… только анализы. Хотя да, вот эти баночки – это было страшно.

– Это потому, что ты в баночку чуть не промахнулся. Да ещё тряс своим хозяйством на бедных медиков так, что оно чуть не отвалилось. – напомнила ему Кира. – Медсестра до сих пор вздрагивает, когда тебя видит.

– Это не медсестра вздрагивает, – фыркнул Заг. – Это она от чувства восторга содрогается, когда видит героя.

– Герой, – вздохнул я. – Твой бар отменяется. В душ… в душ сходи, и через десять минут чтобы оба были в штабе! За два дня отдохнули и хватит, пора снова пахать.

– Твою мать, – сник он. – Вот как всегда!

- Это тебе за то, что ты меня чуть не подстрелил на Мидгарде, и стволом в спину своему другу и командиру тыкал! - Злорадно поиздевался я над Загом - Я злой, и память у меня хорошая.

Дверь распахнулась шире, и на пороге показался дежурный офицер карантина:

– Командир, вас ждут в штабе. Там уже все собрались.

– Знаю, – кивнул я. – Баха, потопали…

Корабль за эти два дня тоже изменился. Да, «Земля» всё так же была тем же самым линкором – со шрамами на броне, с замазанными и залатанными следами прошлых боёв, с вечным гулом голосов сотен людей, спешащим по своим служебным делам. Но я теперь видел её иначе.

Симбиот не пытался влезть в системы корабля, как и обещал – «интеграция запрещена». Но он постоянно сканировал фон: поля, вибрации, тепло. Для него линкор был огромным, сложным, но всё же мёртвым организмом. Неживым. Конструкцией. Игрушкой, собранной детьми.

Человеческая сеть корабля, настроенная через имплантаты – датчики, камеры, слабые сигналы мини-компьютеров, которыми в отсутствие искинов пользовались инженеры для диагностики и расчётов – на его фоне казались примитивной кустарщиной. И всё равно симбионт сидел тихо, не трогая их, ограничиваясь наблюдением.

По пути до штаба я поймал на себе десятки взглядов.

Кто-то шептался, кто-то откровенно глазел, кто-то прятал взгляд, когда я на него смотрел. Слухи, конечно, уже разошлись. Где-то между третьей и пятой палубой мне навстречу попалась группа техников. Один, подумав, не удержался от вопроса:

– Товарищ… то есть… командир… Э-э… Разрешите вопрос?

– Давай, – сказал я останавливаясь и уже внутренне готовясь к чему угодно.

– Это правда, что вы теперь можете отдавать приказы чудищам на планете, и они слушаются? - техник выпалил вопрос залпом, на одном дыхании, и все вокруг замерли в ожидании ответа.

– Правда, – кивнул я. – Это мои питомцы, и я их там выгуливаю, а вот дерьмо за ними придётся убирать вам. Не царское... тфу… не командирское это дело!

Техники дружно захихикали, единственная девушка среди них не громко фыркнула:

– Всё, можно жить. Наш командир жив, это точно он.

- Скоро будет общий брифинг ребята, тогда всё узнаете, а пока валите отсюда и работайте! - Напутствовал я подчиненных.

В штабе собрались все, кто мог хоть как-то участвовать в принятии решений.

Денис, мрачный, как грозовая туча, но сосредоточенный. Тимур, уткнувшийся в тактический голограф. Насупленный Виктор. Пара офицеров службы безопасности. Главный медик, тот самый, который до сих пор не понимал, что автомат считает нормой. Пара инженеров, отвечающих за энергетические и навигационные системы.

Я вошёл, дверь за мной закрылась.

– Забирай свой трон, – Денис кивнул на свободное кресло командира. – Устал я, так что дальше сам рули.

– Устал он…, а ты думал нам царям легко? – сказал я, устраиваясь поудобнее. – Докладывайте. Медики, что у вас? Сразу закончим со мной, и перейдем к текучим вопросам, давай, по-быстрому только.

Главмед включил голограф и встал рядом.

– Коротко, – начал он. – Человеческая часть организма – здорова, даже слишком. Иммунитет просел на первый день, потом резко вырос выше среднестатистического. Никаких признаков инфекций, вирусов, паразитов и прочего… скажем так, традиционного ужаса мы не обнаружили. Симбиот, по нашим данным, не отделим от носителя. Он встроился в нервную, сосудистую, лимфатическую системы…

– Другими словами, – вмешался Денис, – если тебя кто-то решит вскрыть и попытаться «это» вытащить, мы останемся без командира.

– И без уникального образца для изучения, – с сожалением добавил медик. – Я вас умоляю, не попадите под тяжёлый огонь. Я не знаю, смогут ли справится медкапсулы с таким измененным организмом как ваш.

– Постараюсь, – кивнул я. – Что ещё?

Слово взял один из инженеров.

– По информационной части. Симбиот действительно ведёт себя как фильтр. Мы провели эксперимент на стендовом искине. – Он бросил короткий взгляд на Баху, тот резко оживился. – В искусственный интеллект мы заранее залили фрагмент протокола СОЛМО, который у нас остался от первого контакта. При подключении командира, – он кивнул на меня, – симбиот идентифицировал сигнатуру СОЛМО и вырезал её из основной системы. Чисто. Без повреждения базовой структуры. В логах – только след вмешательства и пустое место, где раньше был внедрённый код.

– Побочные эффекты? – спросил Денис.

Инженер поморщился.

– Искин после этого обиделся и ушёл в перезагрузку, но в целом жив. Функции восстановились полностью. Повторный анализ показал: чужого кода нет.

Баха не выдержал:

– Это прорыв! Мы можем очистить собственные системы! Любые! Даже те, что уже давно под подозрением! Это как иметь хирургический скальпель, который видит рак на молекулярном уровне!

– Спокойно, – поднял я руку. – Один эксперимент на стенде – это ещё не лицензия на счастье.

– Согласен, – кивнул Денис. – Поэтому предлагаю к основному искину линкора тебе пока не подходить. По крайней мере до тех пор, пока не продумаем тридцать степеней защиты.

Я пожал плечами.

– Мне спешить некуда. Главное, чтобы корабль пока не превратился в очередного «хранителя карантина».

Тимур, всё это время, молча ковырявшийся в голографе, наконец поднял глаза.

– По планете. Мы сравнили твои субъективные описания и логи с данными орбитальных датчиков. – Он ткнул пальцем в карту. – Вот так сейчас выглядит распределение биоформ АВАК на поверхности.

На голограмме загорелась планета, усыпанная мягкими мерцающими точками.

Вокруг нашего острова – чистое кольцо. Дальше – плотные скопления, цепочки, «лужи» в океане. Всё это осторожно, но явно обходило определённые зоны.

– Это всё – результат твоих приказов, – продолжил Тимур. – Разведка, зачистка, запрет приближения к орбите. Мы фиксируем устойчивую корреляцию.

– И самое главное, – вмешался Денис, – за два дня ни одна биоформа не попыталась атаковать «Землю» или любые объекты, которые мы вывели на низкую орбиту. Ни одной попытки пробиться к нам из океана. Даже те, что раньше кружили у острова, ушли.

Я кивнул. Сеть успокоилась, полностью подчиняясь мне. Планета «дышала» размеренно, без всплесков агрессии.

– Хорошо, – сказал я. – Значит, с «во мне сидит неконтролируемая галактическая зараза, которая сейчас вырвется и всех поубивает» мы вроде как временно разобрались. Что дальше?

Денис ткнул пальцем в стол.

– Дальше – официальная часть. – Он выпрямился. – Командир, с точки зрения медицины и техники ты признан условно безопасным для экипажа и корабля. При соблюдении ряда ограничений.

– Звучит вдохновляюще, – хмыкнул я. – И какие у нас… условия содержания?

Главмед вскинул палец:

– Первое. Регулярные проверки состояния – минимум раз в двое суток. Если симбиот начнёт вести себя иначе – нам надо знать об этом сразу.

Инженер продолжил:

– Второе. Любое подключение к искинам, системам, внешним сетям – только при наличии Бахи и ещё минимум одного специалиста по информационной безопасности.

Денис добавил:

– Третье. Пока, временно запретить любые попытки использовать биоформы АВАК вне планеты. Экспериментировать по доставке «твоих ребят» на борт линкора пока не стоит. Даже в виде кусочков. Решать конечно тебе командир, но это предложение штаба.

– Жаль, – вздохнул Баха. – Я уже придумал пару способов безопасной транспортировки…

Мы с Денисом хором сказали:

– Нет.

Инженер обиженно замолчал.

– И последнее, – добавил Денис. – Планета.

Он вывел на голограф крупный план континентов и океанов.

– У нас есть уникальный шанс. За два дня ваши «питомцы» зачистили примерно двадцать процентов поверхности от мутировавших боевых форм АВАК и крупных хищников. Остальное они ищут и давят. Враждебных действий в нашу сторону нет. Мы можем сделать здесь базу. По-настоящему защищённую.

– При условии, – вставил Тимур, – что наш Командир не решит в какой-нибудь момент сменить сторону.

Все посмотрели на меня.

– Не решит, – сказал я. – У меня одна сторона – та, где стоят земляне. Всё остальное – инструменты. АВАК, СОЛМО, вся эта галактическая катавасия.

Денис кивнул.

– Тогда так. – Он положил ладонь на стол. – Штаб предлагает: Мидгард объявить карантинной, но собственной системой. Здесь – разворачиваем заводы, склады, резервную базу для колонистов. Сеть АВАК использовать как щит и рабочую силу, но без фанатизма. СОЛМО – по возможности держать на расстоянии, а если «охотники» сунутся – встречать уже не в статусе добычи, а в статусе…

– Третьей стороны, – закончил за него я.

Он усмехнулся:

– Да. Той самой. Вопрос к тебе, командир: ты это потянешь?

Я прислушался к себе.

Сеть – как море, которое расстелилось от орбиты до ядра планеты. Миллионы точек. Миллионы возможностей. Симбиот – тихий, внимательный, готовый подстроиться. Линкор – почти тоже живой, упрямый, знакомый до последнего болтика.

– Потяну, – сказал я. – Но иногда буду ныть и требовать кормёжки.

– Это мы учтём, – отозвался за моей спиной знакомый голос.

Я обернулся – в проёме двери стояли Кира и Заг..

– О, – оживился Заг. – Вы как раз обсуждаете, как Командир будет потеть, а мы – отдыхать и есть?

– Не дождёшься, – сказал я. – Работать будем все.

Кира прищурилась:

– То есть, официально? Мы остаёмся на этой психованной планете, с армией биотехноидов, в галактике, где две бессмертные сволочи воюют друг с другом, а мы между ними – третья сила?

– Да, – ответил я. – Официально.

Она вздохнула.

– Ладно. – Пожала плечами. – Зато скучно не будет.

Заг ухмыльнулся:

– А я ни помню и дня, чтобы с ним скучно было. Я прямо-таки уже скучаю, по «скучно».

Денис закатил глаза.

– Всё, – сказал он, обращаясь к инженерам, медику и офицерам службы безопасности. – Лишние, вон отсюда. Через два часа – общий брифинг. До этого – занятия по расписанию.

Инженеры и медики зашуршали креслами, стали по одному выползать из зала. Кто-то всё ещё косился на меня, кто-то откровенно разглядывал, запоминая, как выглядит их новый местный монстр. Дверь за последним закрылась, в штабе стало заметно тише.

Остались свои: я, Денис, Тимур, Кира, Заг и Баха, который зачем-то присел на край стола и уже успел оставить на нём след от своего задницы – излюбленный жест, доводящий Виктора до нервного тика. Хорошо, что Виктора как раз и выгнали первым.

Я откинулся в кресле, потер висок. Симбиот отозвался лёгким зудом: внимание, фокус, «я тут».

Знаю, что ты тут, Федя, успокойся.

Он довольно шевельнулся под кожей, как собака, которой почесали за ухом. Да, я его таки назвал. Федя.

Живой ведь. Умный. Преданный. Даже у собак и кошек имена есть, хомячкам дают, у крыс – есть, у капитанов кораблей – клички бывают, а мой симбиот чем хуже? Он гораздо лучше. Он хранит мою жизнь как свою собственную – иначе сам сдохнет. Он будет помогать мне. Он уже помог. Он будет со мной и в горе, и в радости, в бою и в сортире, потому что отлипнуть не сможет в принципе. Федя. Официально – биоскафандр АВАК симбиотического типа, объект особого режима. А по-человечески – Федя. И мне так проще.

От автора