Солнца всплеск

Когда я был маленьким, а маленьким я был всегда, то мне казалось, что в нашем измерении существует два мира: мир в котором живу я, такие же мальки, как я; и мир, в котором цветут эти высокие длинноногие существа, предки которых, по-видимому, жили на таинственной Пандоре. Мы, кстати, если верить Джеймсу Кэмерону, попозже захватим сию негостеприимную планету неприветливых земных потомков. Но это будет позже, а пока вот они ходят и даже не замечают этих добрых гномов, которые тоже с сердцем и, между прочим, поболее, чем у горилл из спортклуба. Гориллы (и даже длинноногие) к этим существам никакого отношения не имели по той простой причине, что эти самые существа были исключительно женского пола, то есть самочки.

Первая на моей памяти встреча была в средине седьмого класса, когда в наш скромный и одетый по советским нормам поведения 7-Г вошла ОНА! Она, которая вполне бы заменила нашего школьного электрика дядю Петю вместе со стремянкой, но ей никто бы и не позволил заниматься заменой ламп в плафонах из соображений техники безопасности. Причём, не её как электрика, а всех за этим наблюдающих, потому что в отличие от наших семи, восьми и прочих классниц, у которых высота юбки могла быть на грифель выше колена, у новой ученицы школы юбка была на грифель ниже соединительной перемычки этих самых колен. И сия длинноногая роскошь на тоненьких каблуках с умопомрачительными вьющимися волосами досталась нашему классу.

Нет, безусловно, в нашем классе были и свои, на две головы превышающие нормы, предметы гордости. Но они были свои, советские и мало нас впечатляющие, стало быть и не вызывающие чувства гордости. Вот возьмём, как пример, Аллу. Когда после летних каникул Алла зашла в спортзал на урок физкультуры в откровенно-алом обтягивающем трико, а она заметно прибавила в летний витаминный период, то мы - мальчики, и они - физрук со свистком, непроизвольно издали такой звук, что Алла на ближайшие полгода самоотстранилась от уроков физкультуры! Да, оно и не мудрено, ведь оказалось, что Алла за лето обогнала нас на две головы не только вверх, но и вперёд и, простите за каламбур, взад! Нам было по 13-14 лет и мы не представляли себе что с этим всем добром можно делать, но гордости даже за такое "достояние республики" у нас не было.

Другое дело - Лиля! Именно так звали это счастье, свалившееся на наши неокрепшие нервы, а позже оказалось и плечи. Лиля сияла всегда и везде; на неё слетались все мухи от старшеклассников до физруков; ей, наверно, готовы были отдать своё драгоценное поджаренное курабье за 5 коп., первоклашки. А она сияла и, казалось, расцветала на глазах.

Я не мог не влюбиться! Это звучит, как долг перед Родиной, но я не мог! Она меня заметила и мы, а вернее я, начали дружить в школе по-детски. Мы дружили, она всем улыбалась, я носил её портфель, она просиживала физ-ру в кабинете физрука, она цвела, я увядал… Друзья говорили, что мне нужно сходить к окулисту. Я считал, что и так всё прекрасно вижу. Так длилось до лета, пока в лагере труда и отдыха я всё увидел и без очков. Я уже тогда понял, что не умею и не буду стоять в очереди за женщиной, сказав в никуда: "Да, пошла ты!" и обрёл потерянную полгода назад свободу. Лиля горевала не долго, минуты полторы, и уже через те же полчаса я видел, как какой-то безвольный придурок несёт за ней ящики с помидорами.

Второй раз я повстречался с величественной представительницей высоконогих на разборке реле РЭС 24. Вы не представляете, насколько это бесконечно интересное и захватывающее занятие! По деликатности и кропотливости процесса сие напоминает препарирование болотной лягушки в далёком и счастливом советском детстве, когда на весь двор есть одна игрушка и на тот день ею оказалась зелень лупатая, которую сегодня, естественно, жаль, а тогда она просто пала жертвой детского октябрятского любопытства. Мы не ведали ни про Розовую пантеру, ни про электронную почту, запущенную в ненавистной родителями и нами Америке в 1965-м, когда мои родители за неимением телевизора могли разговаривать лишь с радио, привязанным, как троллейбус к проводам. Но мы знали про профессора Павлова и заспиртованного Ленина что давало нам повод и право разбирать лягушек на мелкие запчасти, чтобы в будущем какой-то из таких засранцев, как мы, мог достойно сменить кого-то у станка советской псевдонауки "реинкарнации и вечной молодости".

Так вот. Когда я с доблестью закончил восемь классов средней школы на трудно выговариваемую в приличном обществе "твёрдую тройку", то советское образование сразу увидело во мне будущего знаменитого сварщика или сантехника наподобие Стаканова, о пардон, Стаханова. Кстати по поводу второго варианта система Макаренко не ошиблась, но об этом как-нибудь позже, когда соскучимся по острым ощущениям.

Так уж устроен мир, - сказал кто-то такой же умный, как и старый, чем обрёк миллионы бывших специалистов препарирования земноводных на романтическую судьбу сантехника или тракториста комбайна "Нива". В советской школе будущее страны видели исключительно в отличнико-хорошистах, отобранных селекционно или естественным отбором из общей массы послушников коммунизма и потому из шести-семи 8-х классов на козырные 9-е набирали всего две партии достойных строить процветающее советское общество. Я был хорошим комсомольцем, но наверно, неталантливым послушником и хреновым строителем (хотя спустя 20 лет я бы кинул камень в того, кто сказал бы что я криворукий строитель), а потому я вполне осознанно пошёл занимать очередь за синей формой ПТУшника и госдовольствием в 30 деревяшек, чтобы быть такой же по мнению школы, Буратиной, как миллионы до меня и сотни тысяч после.
Придя в ПТУ 1-го сентября в толпе синих Буратин М и Буратин Ж я сразу же заметил её. Ещё было 30 лет до прихода в наше сознание "Аватара", но по дворам и коридорам ПТУ уже ходили длинноногие синие существа, опьяняя человеческое сознание.

В нашей, по большей части, мужской группе сразу нарисовалось некоторое количество активных юмористов, красавцев и спортсменов. Я не относился ни к первым, ни к четвёртым, даже если и определил бы такую категорию в нашем парадном строю, выстроившемся на плацу заднего двора. У меня по традиции не было никаких планов по захвату территорий и пленению местных красавиц, а потому я просто стоял, не зная куда приткнуться и миловался черноволосой смуглянкой, бойко разговаривающей сразу со всем нашим каре, соседским справа, соседским слева, к тому же успевая усмехнуться правому и левому флангам.

Солнце светило приветливыми сентябрьскими лучами и вялило нас как чехонь в синих шерстяных костюмах, мы на глазах теряли в виде и весе; и лишь она одна была слегка подкопчена до красивого золотистого, что не могло не сказываться на её красоте и нашем аппетите. Мы были стойкими комсомольцами, не знающими слова "Задолбало!", мы были полны сил и у нас было своё солнце в противовес светилу - оно постоянно тараторило, юморило и непринуждённо делало мир духовней, добрей и краше.

Этот первый день в конце концов закончился, и дальше потекла равномерная училищная жизнь в борьбе за оценки, сердца и победу над империализмом. Я носил книжки и тетрадки в духе того времени в цветном полиэтиленовом пакете, который старательно стирал до равномерного хаки, а она плыла где-то рядом над землёй опережая время с сумочкой-бочонок, вызывая тихую зависть сверстников. К ней клеились всякие местные и басурманы, но её это мало интересовало по причине крайней воспитанности и равнодушия.

Едва ли я вспомню, что пришло раньше: новогодний огонёк, где она пригласила меня на белый танец или это реле, подкинутое каким-то добрым эльфом, но в момента выковыривания электромагнита из корпуса реле, в мире стало на одно счастье больше. Эта процедура тянулась долгих четыре часа и нам было по совести пополам, что там в середине, но нам хотелось чтобы: а) мы были рядышком и б) чтобы это реле подольше сопротивлялось нашему любопытству для исполнения желания первой позиции. Если смотреть на ту ситуацию с высоты прожитых, то тому обстоятельству, что эта длинноногая амазонка оказалась возле меня есть лишь то объяснение, что скорее всего в мимо пролетающего и ничего не подозревающего амура какой-то бурсак стрельнул окурок, топал в голову - сбой траектории полёта, самопроизвольный выстрел (такое бывает), чёрный ящик, небесная комиссия и вердикт: "Кто-то был пьян, но эти двое влюблённых не виноваты! Значит так тому и быть!"… Там: штемпель, подписи, небесная канцелярия…

Было, наверное, и Zero, но не в качестве победной ставки в детсадовской рулетке, а в качестве закладки железобетонного фундамента в коре моего восприимчивого головного мозга критериев оценки не женской красоты вообще, но возвышенного восприятия длинноногих пышноволосых красавиц, на которых тогда я смотрел через призму эмалированных горшков в общем туалете, благодаря которым на первое место мы всё-таки ставили приоритеты в выборе игр и игрушек, а уже потом рассматривали наши когнитивные способности и физиологические отличия, опираясь на мнение сторонников социального конструктивизма.

Я мало что оставил в голове из застенков детского садика, разве что омлет толщиной с железный самосвал, который мне тщетно пытались засунуть в рот по очереди: то нянечка, то воспитательница, то заведующая детсада. А потому я абсолютно не помню той, которая проходя мимо стола со мной, омлетом и гвардейцами кардинала давала мне силы для борьбы и веру светлое взрослое будущее, где не будет ни пудингов, ни омлетов, ни запеканок, а лишь эти грациозные лани; потому что первое исключает второе, а второе - первое, ведь в мире где господствуют пудинг с пригоревшей запеканкой могут выжить лишь перекормленные коровы, вытеснив собой как в прямом, так и переносном смысле всех, кто не попадает под параметры 120-120-120. Хотя, здесь правды ради нужно сказать, что прекрасны все женщины живущие в гармонии с природой, а природа - это те самые грациозные лани, которые скачут в мире без пудингов, манных запеканок и непомерно толстых омлетов.
В итоге рассуждений я пришёл к взаимоисключающим понятиям, что в очередной раз подтвердило правоту Лао Цзы и нянечки бабы Мани, утверждавших что истина где-то посередине, не объясняя даже намёком её, середины, местоположение. Мудрецы для того и созданы природой чтобы мудрить, а как по мне, то жизнь была бы пресной и невкусной, как вода из только что откупоренной бутылки отечественного шампанского Брют без этих высокорослых граций. Кстати, о шампанском!

Ощущение дежавю постоянно ходит рядом, как тень. Оно прячется в пасмурную и становится выразительным в ясную погоду - не мешает, не беспокоит, но наводит некий беспорядок в ровно текущей реке понимания происходящего с тобой.
В этот день я по традиции зашёл в женскую половину нашего отдела испить чашечку утреннего чая. Распахнув дверь и на ходу говоря радужное "С добрым утром!" я заметил незнакомку, стоящую у кофейного столика, как его именовали леди, дабы не акцентировать внимание на том, что принимается внутрь кроме кофе. Моё гостеприимство в чужом хозяйстве тут же сменилось на суровость командира полка, я переключился в режим сканирования, подобно Терминатору и начал исследование объекта: волосы чёрные взъерошены в состоянии беспокойства; глаза тёмные, наверно коричневые, блестят печалью; губы полные, но зажаты, улыбнулась.., но скорее не из любезности, а пытаясь сказать, что если я решил её расстрелять, то сделать это не здесь - не на людях; тело изящно до хрустального бокала, хорошее шампанское ей к лицу и этого нельзя было не отметить; руки - руки тонкие и легки как крылья лебедя на взлёте; ноги.., ноги.., ноги.., ноги.., колени, ноги.., ноги..! Ничего особенного, - сказал я себе и сел за стол пить не заработанный ещё на сегодня чай.

Так мы перекатывались изо дня в день здороваясь и прощаясь, не замечая, в общем-то, друг друга. Она была приветлива, я дружелюбен и учтив; она то плакала после телефонных звонков, то заливалась смехом, радуя всех вокруг, я ловил себя на желании обнять этого ранимого ангела, прижать и защитить от негодяев на правах старшего коллеги; она весело скакала по ступенькам вниз, я бодро взбегал мимо неё по ступенькам вверх; мы пересекались в дверях и на дальних подступах к объекту; всё было в фиолетовых красках без полутонов и наши мысли были заняты созиданием вечного и обустройством чужого благополучия. Я не выглядел на свои неполные сорок, она не могла быть полной в принципе. Она обращалась ко мне на Вы, а её телефон случайно приклеил мне шифр "Папа", что с точки зрения восточной философии, в которой как известно, случайностей не бывает, было весьма показательным.

Никто не знает, как происходит короткое замыкание в отношениях мужчины и женщины и почему в пустыни, где они ходили по раскалённому песку, вдруг расцветают эдельвейсы! Наверно, это был тот самый подбитый окурком амур, который неудачно для себя пролетал по бурсацкой столовой лет 25 назад. Помня тот несчастный случай он решил напомнить мне что ещё жив, здоров и переполнен чувством юмора. Я об этом догадался когда однажды в минуту моего досуга и её забот, как обычно по привычке зайдя на территорию прекрасной половины нашего отдела в поисках приключений. Она, желая сделать мир краше, начала с бюро хорошего настроения, как мы его именовали в мужских кругах. Грех было не помочь ангелу с цветочным совочком и мы с ней начали пересаживать цветы, то есть мы пересаживали цветы, а я чувствовал что пересаживаю РЭС-24. Я практически забыл о своих заботах в отделе, а откровенно говоря стало даже наплевать и мне хотелось сажать это реле подольше, поглубже и настолько неудачно, чтобы завтра пересадить по-новой с тем же результатом. Похоже, это то самое...

Я ступал в лабиринт!