Солнце моё-2

ВЗРОСЛОЕ И ДЕТСКОЕ

10 декабря

В воскресенье даже погрустнячить нормально не получилось. Администратора-то сегодня нет. Точнее, я – администратор и есть. Да ещё и с охранником поговорить надо было, ой-вэй...

Короче, за шкирятник себя подняла да поволоклась. А там то одни наскочат с вопросами, то другие. Никакой тебе личной тоски. Пришла домой, думаю: чё пластом бессмысленно лежать? Лучше новый сон Вовкин запишу. Так и расходилась потихоньку.

12 декабря, вторник

Кухню обещали мне сделать недели через две, а вот лавочки привезли уже сегодня! Аж двенадцать штук – и в зал, и в раздевалки, и парочку в коридор, мало ли, ожидающим присесть. Так что сегодня мне уже не будет мучительно стыдно.

И ещё четыре комплекта детских столов с четырьмя стульчиками к каждому. Всё изготовлено из светлой сосны, покрыто лаком и вызывало у меня стойкую ассоциацию со сказкой «Три медведя». Размеры я спросила у Константиновны, она мне из каких-то нормативов вычитала.

Девушка Шура отнеслась к заданию с большой ответственностью. Припёрла мне целую кипу исписанных листочков. Таких центров (или клубов, или школ раннего развития – одним словом, платных заведений для детей) было в Иркутске аж целых два. Офигеть, как много, конечно. Причём, один из них как бы прирастал к какому-то суперкрутому лицею, а второй – наоборот, что-то вроде школы для молодых мам, а оттуда уже ответвляются малышовые группы.

Зато! В Иркутске имелась замечательная Монтессори-группа, организовали и вели её психологини-энтузиастки, и всё это, было, конечно, здорово, но когда я услышала, сколько для этой методики нужно материалов (по факту – целую комнату набить), я чёт подумала, что ну её, эту Монтессори...

– Шур, а что-нибудь более традиционное?

– Из традиционного очень востребована керамика, танцы, изостудии и английский.

– Это всё в тех платных центрах?

– Нет, это в обычных детских клубах – ну, для школьников, муниципальных. Я поговорила со знакомыми и так в несколько позвонила, рядом с домом – зашла. Они должны, вообще-то, только со школьниками работать, но родители без конца идут и просятся с малышами. Шестилеток ещё кое-как берут, а для маленьких – вот, стали платные группы делать.

О, как интересно...

– Кстати, в этом клубе, который рядом с домом, мне сказали, что с февраля будет группа подготовки к школе. Математика, чтение, прописи.

– С февраля, говорите? Хм-м...

– У меня подруга в этом году заканчивает, – сказала вдруг Шура. – Я думаю, она могла бы, если группа будет.

Ха! А чего сидеть-то! Если клубы набирают, значит какой-никакой спрос есть. Надо пробовать!

– Шура, а пригласите вашу подругу побеседовать.

– Может, после праздников уже? У четвёртого курса с понедельника сессия начинается, всё равно она особо готовиться не сможет.

– Ну, хорошо, давайте договоримся на январь. Число где-нибудь на десятое. Пойдёт?

– Думаю, да.

И дальше дли полетели, поскакали чехардой. Пока не пришла она. Моя чёрная пятница.

ОТКРОВЕНИЯ

22 декабря

Троллейбус подошёл практически сразу, и ко второй остановке ИВАТУ я подъехала аж на пятнадцать минут раньше, чем мы с Вовой договаривались. Ну, ничего, подожду.

Я начала прохаживаться вдоль заборчика. Торопившаяся мимо женщина вдруг остановилась и спросила:

– Девушка, извините, не подскажете – который час?

Я глянула на свои часики:

– Тринадцать тридцать.

Сегодня у меня день спокойный, в саду занятий нет, только в Политех к шести, так что можно никуда не спешить. Я дошла до конца пролёта, повернула назад – и увидела, что женщина остановилась и смотрит на меня странным взглядом. Одета прилично, на сумасшедшую, вроде, не похожа, но выражение я никак не могла прочитать. Не люблю такое в принципе и стараюсь сразу выяснить...

– В чём дело?

Она, как будто сомневаясь, пожевала губами и шагнула ближе:

– А вас как зовут?

– А какая вам разница?

Не имею привычки каждому желающему представляться.

Она ещё приблизилась, и я инстинктивно отшагнула назад. Ну, нафиг! А вдруг и впрямь психованная? Сейчас, говорят, лечить стали только по желанию самого сумасшедшего...

Она остановилась и нервно поправила сумочку:

– Вы же Володю ждёте?

Вот тут у меня в животе похолодело.

– А что с ним?

Она горько покачала головой:

– Вот именно – «что с ним»? С ним – вы. Вы хоть знаете, какие у него из-за вас неприятности?

Тут я снова подумала, что тётка, верно, сумасшедшая, а имя Вовкино она случайно угадала. Какие у него из-за меня могут быть неприятности? Чушь собачья.

– М-м-нэ! Не верите! – довольно драматически выдала тётка. – А вы у него самого спроси́те. Парень поступил, военным собирался стать. Оружейником! Ему ведь уже и место было приготовлено. Хорошее! Вы хоть знаете, что он на дочери генерала собирался жениться? Гулял с ней...

В животе у меня образовался не просто холод, а здоровенный ледяной булдыган. Всегда так, когда я психую. Неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы Вовкин возмущённый голос не спросил?

– Тётя Лена?!

– Здравствуй, Володя, – скомканно поздоровалась та и торопливо удалилась.

Меня затрясло так, что аж зубы застучали. Не от холода. От нервов. Да, такая вот дебильная психическая реакция – последний раз подобное летом было, когда на меня в лесу те насильники напали...

Вовка схватил меня за руку через ограду.

Да я, собственно, и не собиралась убегать! Ха! С воплями бежать куда глаза глядят – это вообще не про меня! Мне сейчас важно было выяснить: что это за пурга вообще, и какова роль в происходящем бедненькой, чтоб её сплющило, генеральской дочки?

– Что она тебе наговорила?! – прорычал Вовка.

– Ну... – я постаралась перестать трястись, – жаловалась на твою несчастную судьбу, которую я, оказывается, поломала. Свадьбу вот тебе с генеральской дочкой расстроила...

Вовка зарычал и заскрипел зубами так страшно, что у меня аж в ушах защекотало.

– Ой-й-й-й, перестань! – я тряхнула его за руку. – Объясни мне всё нормально, иначе я прямо щас, под этим вот забором, помру! Это кто была? Да не скрипи зубами-то!

– Это моя тётка. Тётя Лена, – фу, блин, какой он страшный сейчас стал, если б не была знакома – ни за что бы не подошла! Впору картину про превращение в оборотня рисовать, как раз перед трансформацией.

– Которая отцова сестра? – я спросила по большей части, чтоб он начал говорить. И дышать.

– Да. Дядька, муж её, в ИВВАИУ служит.

– Помню, ты рассказывал. Бабушка с дедом пивоварихинские – это её родители?

– Да.

– А что за генеральская дочка? Не рычи только, просто объясни.

Вовка выдохнул сквозь стиснутые зубы.

– В прошлом году вот эта тётя Лена со своей подружкой решили, что есть шикарный вариант породниться.

– А подружка – это генеральская жена?

– Да.

– Великолепно. Ну и как?

– Да как... Предложили с этой девчонкой познакомиться. Познакомился. Погуляли раз.

Н-да, а теперь, следуя логике Фаины Раневской, «вы проехали со мной в лифте и, как порядочный человек, должны сделать мне предложение»...

– И бабушка, я так понимаю, тоже в курсе этого плана.

– Ещё бы!

Случай запущенный, понятное дело. Судя по тёткиным словам про карьеру, они давно всё за «глупого мальчика» просчитали.

– А тебе, поди, говорят, что ты ничего в жизни не понимаешь?

Нет, вы не подумайте – я не из личного опыта. Была у нас у одного одноклассника такая матушка. «Папа порешает, а ты ничего не понимаешь» – папа же начальник, приготовил место, даром что парень совсем другую профессию хотел. И пилить она его могла часами...

– По четыре часа – слабо? – словно продолжая мои мысли, ответил Вовка. – С вариациями.

Бедный мой парень...

– Слушай, а может, она беременна?

Вовка посмотрел на меня так...

– Да мы с ней даже не целовались!

– А может не от тебя, а сказала, что от тебя? Мало ли.

Он покачал головой и сжал мою ладонь:

– Ты завтра дома будешь?

– Завтра? А завтра же суббота?

– М-гм.

– Буду.

Я думала, он мне позвонить собирается.

– Я приду.

– Так тебя же не отпускают? – я что-то аж испугалась.

– Отпустят. Я приду.

Утром он пришёл как ни в чём ни бывало, принёс тортик, шутил с бабушкой, потихоньку смирившейся с тем, что молодёжь стала жить «не регистрированно». И как-то он глядел странно – я даже и расспрашивать его опасалась. Гадала про себя: может он достучался каким-то образом до своих странных родственников, и они, наконец, от него коллективно отстали? Для меня вообще вся эта картинка представлялась совершенно дикой. То есть, вот эти тётки, бабушка и тётушка в содружестве с тёткиной подружкой (по счастливому стечению обстоятельств генеральской женой) так здорово всё придумали, что когда парень отказался чётко следовать их плану, они нашли силы и средства влияния... чтобы что?

Заставить его сделать как им хочется?

И если в один прекрасный день он вдруг скажет: «Ну ладно, ладно, достали вы меня! Женюсь, на кого вы там пальцем тычете...» – жизнь его мгновенно окрасится в райские цвета?

Это так они себе всеобщее взаимное счастье представляли?

Бред выше моего понимания вообще.

Одним словом, ничего я выспрашивать не стала. Надо будет – сам расскажет.

А Вовка ничего рассказывать не стал, а вместо этого предложил сходить погулять. Мы сделали бутербродов, чаю в термосе и пошли в лес – за Юбилейным сразу начинается, минут десять от силы до лесничества. Погода по сибирским меркам стояла совсем тёплая – градусов пятнадцать. Солнышко. Лес весь белый-кружевной, красота!

Вовка вёл меня и вёл, пока натоптанные тропинки не сузились до еле заметных стёжек, потом свернул сквозь полосу ельника – и вышли мы на маленькую полянку. Тишина стояла – только дятел долбил да иногда снег с веток падал. Вот тут Вова развёл костёр, устроил на поваленном дереве наши сидушки из кусков туристического каремата, и начали мы чай пить с бутерами.

Сидели, негромко разговаривали. Вовка мне всякие истории рассказывал из своей железногорской охотничьей и просто лесной жизни. Шрамы от медвежьего удара на руке показывал. Вот они там отморозки, блин.

А когда тени на снегу стали синими, мы затушили костёр и пошли домой.

Легли мы рано. А уснули поздно.

Уже проваливаясь в сон, я почувствовала, как он крупно вздрогнул. Спросила:

– Ты чего?

Он ответил, словно просыпаясь через силу:

– Извини. Уже летел. Штопором. Там, когда... падаешь... главное – помнить: это не ты кружишься. Это Земля вокруг тебя кружится. Тогда не замутит, – и уснул.

И я поняла, что в этом сне он опять был драконом.

Это почему-то вдруг меня разбудило, и я ещё лежала, прислушиваясь к его дыханию – иногда порывистому, ощущая мелкие, микроскопические движения тела, стараясь угадать – что там происходит с ним, в том сне, в котором он купается в воздушном потоке?

Утром он неожиданно не ушёл! Сказал, что в увольнении до вечера. Мы готовили всякую вкуснятину и ходили на ГЭС – сегодня в зале собиралась ролевая фехтовальная тренировка, а потом, сразу после – танцевальная. И мне даже удалось уговорить Вовку немного повальсировать, хотя он всё время шипел сквозь зубы и бормотал, что ему приходится прилагать чудовищные усилия, чтобы перебарывать вбитые рефлексы и не бросать меня через бедро. А на каждом шаге тело прямо требует!

Ну, смех и грех.

Потом мы всех проводили, закрылись на засов, пошли в маленькую комнату, раскатали на полу новый ковёр и задёрнули шторы. А потом он посадил меня на автобус, а сам пошёл на противоположную остановку.

Было грустно, но я утешала себя тем, что ещё несколько дней – и у курсантов наступит две недели зимнего отпуска. Не будут же его и в отпуске в казарме держать, правда?

К ПРАЗДНИЧНОМУ СТОЛУ...

К новому году, числа где-то двадцать шестого привезли гарнитур. Василич с мамой деловито засуетились, повесили его. Саша пару дней потратил, выложил из плитки фартук между верхним и нижним рядом шкафчиков. Кухонька наша преобразилась.

Папа подогнал мне три банки красной икры – роскошь неимоверная. Привезли они её с Дальнего Востока, куда ездили за мехами на шапки. Папа предупредил, что икру для получения наилучших вкусовых ощущений нужно вкушать исключительно с белым батоном и обязательно с хорошим сливочным маслом. Масло я купила на рынке у староверов, с батоном особых проблем не возникло, так что тут мы были во всеоружии. Одну баночку мы с бабушкой решили вскрыть собственно к новогоднему столу, вторую – на Рождество, а третью оставить «для всякого случая».

Мама с Василичем укатили на дачу, они вообще любят там праздники справлять. А ещё все боялись, что кто-нибудь из соседей по пьяни уснёт с сигаретой (ну, или с печкой чё-нить сделает) и сожжёт полсадоводства, как уже однажды было. Так что, вроде и отдых на природе, а вроде и покараулили.

Я предвкушала, как Вовка придёт, мы накроем стол и посидим втроём с бабушкой, а потом пойдём гулять и фейерверки смотреть...

Но всё получилось не так.

Двадцать восьмого, поздно вечером, мне позвонил какой-то парень.

– Здравствуйте, а Ольгу я могу услышать?

– Я слушаю.

– Меня Володя попросил вам позвонить.

В животе у меня похолодело.

– Что случилось???

– Он просил передать, чтобы вы его на новый год не ждали.

Слова как-то отказывались складываться в смысл.

– Что такое??? Да почему, объясните толком! Что с ним случилось?!

На том конце повозились и тяжко вздохнули, видимо, призывая всё своё красноречие.

– Ну... Вы же в курсе, что он сессию отказался сдавать?

– То есть – как? Нет, я... Как это – отказался?

Трубка снова вздохнула. Видимо, объясняться с тормозящей мной, да ещё когда я ничего не в курсе, парню было сильно в тягость.

– Не пошёл на экзамены и всё.

Я тупо молчала.

– И сегодня пришли за ними, – мне представилось что-то страшное в духе страшных тюремных застенков... – перевели их в автобат. Володю и ещё одного парня.

Так, стоп! Это звучит уже не так страшно, как тюрьма.

– Погодите, а это где? Автобат этот?

– Это у нас же в городке ИВАТУ, только казармы другие.

– А почему туда, а не просто... выселили или как это...

– Так два года дослужить надо, – удивляясь моей недалёкости, пояснила трубка, – по призыву.

– А-а, так он теперь просто в армии?

– Ну, да. В нашем же автобате дослуживать будет.

– Ясно.

– До свидания.

– Спасибо вам, – успела я сказать, и связь оборвалась.

Я положила трубку и увидела, что бабушка стоит в дверях своей комнаты и внимательно на меня смотрит.

– Не придёт?

– М-м, – покачала я головой и села на тумбочку, как стояла рядом. Слёзы покатились неостановимо.

Лекарство у нас на всё было одно – посидеть, чаю попить, поговорить. Я, хлюпая и вздыхая, как могла объяснила ситуацию. Бабушка сердито цыкала зубом, потом обнимала меня и утешала:

– Ну, ладно! Уж сделано, не поправишь. Ничё, сколько тут осталось – полгода? Дождёсься. Щас вот утрясётся всё – и он позвонит, вот увидишь.

Однако, Вовка не позвонил. Ни завтра, ни послезавтра, ни тридцать первого...