Солнечный берег

Лагерь «Солнечный берег»

(Запах позднего СССР… почти 1993, лето, море, пионерский лагерь. Атмосфера: липкий от солнца воздух, хруст песка под сандалиями, запах водорослей и дешёвого портвейна.)

АКТ I Сцена 1. Утренняя линейка

Радио бубнит бодрячок: «На зарядку становись!»

Дети в пионерских галстуках, сонные, как зомби, тащатся на плац.

Вожатая Люся (19 лет, студентка мехмата, в коротких шортах и майке с выцветшим «Миру — мир!»)

курит в кустах, сплёвывая окурок в песок.

— Опять эти сопливые маршируют… — шепчет она Грише

(её напарнику, 20 лет, студенту кулинарного техникума, в растянутом «Адидасе», вечно с лёгкого похмелья).

Гриша зевает, поправляет галстук — он у него всегда как

упавший на плоскость вещей (аллюзия на manifold).

Тостуха Мария Викторовна (директриса, бывшая партработница,

мечтающая о восстановлении старых порядков) орёт в мегафон:

— «Кто не с нами — тот против нас!» (неосознанная цитата Ленина).

Сцена 2. Столовая

Кашка с комками, компот из сухофруктов. Дети толкаются.

— Ешьте, это полезно! — кричит фельдшер Матиас

(латыш, 49 лет, подозрительно блестящие глаза).

Он ведёт «лингвофонный кабинет» — учит детей английскому через «Happy English».

— Кто съест первым — получит бутерброд с курицей. — Матиас крошит Магги на хлеб.

Люся (шепчет Грише):

— Слушай, а где Петька-то? Вчера ещё в футбол играл…

Гриша пожимает плечами:

— Наверное, сбежал. Как та улитка из банки… (отсылка к Стругацким).

Сцена 3. Пляж после полдника

Дети купаются. Вода тёплая, но «солёная, как слёзы блудницы»

(намёк на классический образ).

Люся и Гриша сидят в лодке, пьют портвейн из горла.

— Чё, Гриш, трахаться будем или как?

— Подожди, смотри… — Он указывает на воду.

На воде — пионерский галстук.

Как хлебная крошка (отсылка к «Гензелю и Гретель»). Но детей вокруг нет.

Сцена 4. Ночь. Вожатская

Взрослые «исследуют тела»:

Матиас и Мария Викторовна копошатся в углу с аппаратом.

Электрическая бритва дрожит тушью

(звуки, напоминающие жужжание машинки — аллюзия на Кафку).

Люся и Гриша на полу, но «мыслями ещё в партии их отцов».

Вдруг — сторож Феликс (сутулый бывший зек) стучит в дверь:

— Опять кто-то пропал…

Тишина. Потом Люся:

— Ну и х#й с ним. Завтра будет поздно (перефраз Ленина).

Сцена 5. Аномальная зона

За лагерем — грязи лечебные. Но ночью они шевелятся.

Пропавший Петька стоит там, где «ноль велик» (намёк на бесконечность).

Его глаза — как голубые пиксели с экрана игрового автомата (ожидание чуда).

Рядом — сотни надутых лягушек.

Люся находит трубку в лесу.

Гриша видит «кошку, которая не открывала коробку».

Матиас проводит ночной урок английского с фразой: «What you see is what you get».

(Но дети уже не видят — они ослепли после спирта «Royal».)

(В комнате вожатых — темно. Только синий свет от телевизора «Горизонт», который никто не включает.)

Гриша (разглядывает голую Люсю, как экспонат):

— Ты знаешь, что у тебя родинка как красная точка на карте? Такая… место преступления.

Как столица. (Лижет сосок-миллионник, его пальцы находят суть.)

Люся (лениво тянет портвейн из горла):

— А у тебя руки… как у тех бандитов. В крови.

(Они не целуются. Они изучают. Как археологи на руинах собственной молодости.)

«Пионерский Пигмалион» ver 2.1

Для иностранных гостей черноморского курорта.

(Лагерь «Солнечный берег», запах позднего СССР. Смена 2.

Стиль: ироничный диалог с гротеском, сюрреализмом и аллюзиями.)

Сцена 1. Утренняя линейка

(Плац. Дети в галстуках, сонные. Люся курит, прислонившись к берёзе.)

Мария Викторовна (в мегафон, пафосно):

— Дети! Солнце уже в зените, а вы — как мокрые воробьи! На зарядку, шагом марш!

Люся (лениво, Грише):

— Слушай, если «солнце в зените» — значит, оно над нами.

А если над нами — то почему мы ещё не в аду?

Гриша (почёсывая живот):

— Потому что ад — это ты в шесть утра с этими кретинами. Дай сигарету.

(Пионеры маршируют. Один спотыкается — галстук падает в песок. Никто не замечает.)

Сцена 2. Лингафонный кабинет

(Матиас, латыш, щеголяет в потёртом пиджаке.

На стене — плакат: «Happy English!» Дети тупо смотрят на кассетник.)

Матиас (с акцентом):

— Repeat after me: «Every kitty is sweety if loves dicky and tricky!»

Петька (шепотом соседу):

— А почему «китти», а не «кошка»?

Матиас (ухмыляется):

— Потому что, дорогой мальчик, язык — это зеркало души.

А душа у вас — как пустая коробка из-под папиных «Беломоров».

Забивай. Next!

(В углу — пропавший вчера Васька. Он сидит, улыбаясь, но рта у него нет. Никто не замечает.)

Сцена 3. Пляж. Полдник

(Люся и Гриша делят бутылку портвейна. Дети едят кефир с коржиками.)

Люся (смотрит на море):

— Знаешь, что общего между этим морем и нашим будущим?

Гриша (отхлёбывает):

— Оно солёное, а мы в нём тонем?

Люся (кивает):

— Нет. Оно синее, а мы — нет. Смотри, Петька-то где?

(На песке — следы, ведущие в воду. И галстук. Как хлебная

крошка из сказки. Но Люся лишь пожимает плечами.)

Сцена 4. Ночь. Вожатская

(Матиас и Мария Викторовна «изучают анатомию» на старом диване.

Люся с Гришей играют в карты.)

Гриша (бросает колоду):

— Опять пропал кто-то. Уже третий за неделю.

Люся (зевает):

— Может, они просто не верили?

Мария Викторовна (вдруг отрывается от прибора Матиаса):

— Молчать! Если партия сказала «всё в порядке» — значит, так и есть!

(За окном — пропавший пионер. Он стучит, но стекло не дрожит.

Он — как мнимая единица. Ноль. Великий ноль.)

Сцена 5. Аномальная зона

(Лес за лагерем. Грязи лечебные, но ночью они шевелятся. Люся идёт, спотыкаясь.)

Люся (в пустоту):

— Эй! Петька! Если ты тут — скажи «мяу»!

(Тишина. Потом — голос, как из кассетника: «Every kitty is sweety…»)

(На ветке — фрукт. Но это не фрукт. Это глаз. Шекспир бы оценил.)

(На утренней линейке — ещё меньше детей.

Мария Викторовна орёт что-то про «дисциплину»,

но её голос — шум радио в соседней комнате.)

Петька (с синяками под глазами):

— А мы сегодня опять кино смотрим?

Люся (смотрит на пустые места в строю):

— Нет, Петь. Сегодня у нас… практическое занятие. Мы будем лепить мит-боллы.

(Где-то в лесу лает собака. Или это Корова Ио смеётся?)

К вечеру Феликс-сторож обнаруживает трубку Фрейда в лесу — но это оказывается кость.

Гриша видит «кошку, которая не открывала коробку» — но это Матиас в чёрном пиджаке.

Дети вечером поют у костра: «Хо-хо-хо» — но смех звучит как сигнал бедствия.

АКТ II. «Корова Ио, или Плачь, но ешь кашу»

(Ночь. Лагерь «Солнечный берег». Луна — как жёлтый глаз, подёрнутый бельмом.

Дети спят. Люся и Гриша пьют портвейн у костра. Внезапно земля дрожит.)

Гриша (роняя бутылку):

— Это что, землетрясение? Или Мария Викторовна наконец сбросила лишнее?

(Из леса выходит Корова. Но не простая — а гигантская, мокрая,

с шерстью, как спутанные телефонные провода.

Глаза — как два чёрных экрана «Электроники».

Изо рта капает не слюна, а что-то похожее на варенье из крыжовника.)

Люся (встаёт, невероятно спокойно):

— Ага. Значит, так. Это же та самая Корова Ио, которую Зевс превратил, да?

Только вот вопрос: где тут у неё модуль управления от Геры?

Корова — огромная ржавая детская горка — последняя разработка НИИ «Лучик».

Корова (мычит, но звук — как голос Матиаса из лингафонного кабинета):

— REPEAT AFTER ME… MOO… MOO…

(Дети выбегают из барака. Они не кричат. Они улыбаются. Как будто ждали этого.)

Сцена из 1995: Бессмертные или Как умереть красиво (но не в этом лагере)

(Вечер. Кинозал — он же столовая. Простыня на стене покрыта пятнами от компота.

Проектор скрипит, будто вот-вот умрёт — как и герои фильма.

Дети с зубочистками во рту (после Рэмбо это тренд), жуют сухой хлеб.

На экране — «Бессмертные» с кривым переводом,

где бандиты говорят голосами дикторов «Прогноза погоды».)

Сцена 6. Внутри коровы

(Тьма. Пахнет молоком с гнильцой.

Люся и Гриша падают в пространство памяти — бесконечный лабиринт из:

пионерских галстуков, связанных в петлю Мёбиуса;

кассет с записью «Happy English», которые прорастают из стен, как грибы;

фотографий пропавших детей — но их лица стёрты, будто кто-то ел бумагу.)

Гриша (щупает стену):

— Окей. Если это память коровы, то где тут… ну, «С-сохранить» и «У-удалить»?

(Из темноты выходит Петька. Но он теперь — пиксельный, как герой новой игры.

Говорит голосом радио «Юность».)

Петька:

— ВЫ ЗАПРОСИЛИ ДОСТУП К ФАЙЛУ «СЧАСТЬЕ». НАВЕРНИТЕ КЕФИРА И НАЖМИТЕ «П-ПОВТОР».

Сцена 6.1. Ночь страха или Дети ссутся во сне

(После сеанса. Ночь. В спальном корпусе — мокрый ужас.)

Васька (который днём кричал «Я — Рэмбо!») дёргается во сне и мочит койку.

Девочки (те, что ещё не пропали) шепчут: «Баллы аннулируются… баллы аннулируются…»

Матиас (который должен был следить за порядком) стоит в углу и считает пульс у спящих,

будто проверяет, кто ещё в игре.

(За окном — Корова Ио. Она жуёт чей-то галстук.

В её глазах — отражение экрана, где «актёр» роняет монету.)

Сцена 6.2. Вожатые изучают плоть

(В комнате вожатых — темно.

Только мягкий красный свет от абажура, сделанного из пионерского знамени.)

Гриша (разглядывает Люсю, как экспонат музея невинности):

— Ты знаешь, что у тебя пупок — как пулевое отверстие на карте?

Такое… место преступления. Я возьму образцы слюны.

Люся (с обидой тянет портвейн из горла):

— А у тебя руки… как у тех бандитов. В крови.

(Они не целуются. Они изучают. Как патологоанатомы на вскрытии своей юности.)

Сцена 6.3. Утро. Баллы аннулированы

(На утренней линейке — ещё меньше детей.

Мария Викторовна орёт что-то про «дисциплину»,

но её голос — как шум радио в соседней комнате.)

Петька (с синяками под глазами):

— А мы сегодня опять кино смотрим?

Люся (тревожно смотрит на пустые места в строю):

— Нет, Петь. Сегодня у нас… практическое занятие.

(Где-то в лесу лает собака. Или это Корова Ио смеётся?)

Сцена 7. Диалог с Божеством

(В центре найденного лабиринта — Мария Викторовна.

Но она теперь три метра ростом, а её волосы — это провода, воткнутые в розетки.

Рядом — Матиас, который больше не латыш, а говорящий клубок грязи.)

Мария Викторовна (голосом Ленина):

— ДЕТИ — ЭТО ЦВЕТЫ ЖИЗНИ. НО ЦВЕТЫ НУЖНО ПОЛИВАТЬ. ПОЛИВАТЬ КЕФИРОМ.

Люся (Грише):

— Видишь? Я же говорила — они тут все ебнулись.

Матиас (капая кефиром на пол):

— YOU SEE… WHAT YOU GET…

(Стены начинают сжиматься. Это не желудок коровы — это архив языческого лагеря,

где все делают вид, что ничего не происходит.

Баллы манускриптов аннулируются — как приговор поколению.

Руки в крови — но никто не помнит, чьей.)

Сцена 8. Выход (или нет?)

(Люся хватает трубку (да, ту самую, фрейдовскую) и бьёт по стене.

Та трескается — но за ней не свобода, а новая сцена:)

Тостуха и Матиас танцуют вальс под «А я сяду в кабриолет» на столе, как марионетки.

Дети сидят за партами и учат английский. Их рты — как в японской манге.

Корова смотрит в камеру и говорит:

«ВЫ ДОСТИГЛИ КОНЦА ИГРЫ. НАЧАТЬ СНАЧАЛА?»

Гриша (смеётся):

— Ну хоть портвейн настоящий был.

Люся (пожимает плечами):

— Ага. И галстук. На память.

(Занавес. Или просто отключение экрана.)

Финал-открытка:

Люся и Гриша просыпаются в другом лагере — но всё повторяется.

Эпилог-шифр:

Дети поют гимн, но слова — это код новой программы на Фортране.

Эпилог обычный:

Утро. На плацу — никого. Лужа портвейна. Записка: «Идите домой».

Люся (закуривает):

— Ну что, Гриш... По новой… Третья смена?

Гриша (достаёт из кармана ещё одну зубочистку):

— По новой. Но сначала — кино.

Сегодня у нас... «Кин-дза-дза». С переводом на латышский.

(Где-то мычит Корова Ио. Или это ветер. Или новый мир.)

Мета-сцена:

Автор входит в текст и спрашивает: «Ну что, продолжим?»

АКТ III. Бонусная глава 1. «Вечерний кинопоказ, или Рэмбо как национальная идея»

(Столовая лагеря «Солнечный берег». На стене — простыня вместо экрана.

Проектор «Русь-2» скрипит, будто вот-вот умрёт.

Дети сидят на табуретках, жуют коржики.

Вожатые — Люся и Гриша — крутят бобину с фильмом,

который «подарили американские пионеры»

(на деле — купили у фарцовщика за три бутылки портвейна).

На экране — «Рэмбо: Первая кровь» в кривом переводе,

где все называют друг друга «товарищ-каратель».)

Сцена 9. Зубочистки как символ эпохи

(Крупный план: Рэмбо в джунглях. У него во рту — зубочистка.

Дети заворожённо смотрят.)

Петька (шёпотом):

— Смотри-ка… у него зубочистка! Как у настоящего мужчины!

(В следующую секунду все дети — и мальчики,

и девочки — достают зубочистки и вставляют их в рот.

Теперь у каждого торчит эта белая щепка решимости. Даже у Люси.)

Гриша (вынимает свою, осматривает):

— Интересно… если воткнуть её в землю — вырастет дерево свободы?

Люся (саркастично трогая соски):

— Нет, Гриш. Вырастет опять чувство долга. И мы все будем на него вешать свои галстуки.

Сцена 10. Рэмбо vs. Пионерская правда

(На экране — Рэмбо взрывает вертолёт. Дети аплодируют. Мария Викторовна хмурится.)

Мария Викторовна (взрывается):

— Это что за пропаганда?! Где коллективный труд? Где социалистическая сознательность?!

Матиас (не отрываясь от экрана):

— Товарищ директор, это же импортный продукт.

Там у них одиночный герой — это как передовик производства, только с гранатомётом.

(Дети кивают, зубочистки подёргиваются в такт.)

Сцена 11.1. После фильма: массовая истерия

(Фильм кончается. Дети в экстазе.)

Васька (с горящими глазами):

— Я тоже так хочу! Буду рвать рубаху и кричать «За Родину!»

Люся (сухо):

— Вась, у тебя не рубаха — а пионерская форма. Порвёшь — толстуха убьёт.

(Но дети уже не слушают. Они бегают по лагерю, изображая маленьких Рэмбо:

прыгают с крыши столовой (2,5 метра, но с криком «Аааа!»);

обматываются туалетной бумагой, как мумии;

сбивают флаг СССР и вешают красную тряпку (но это просто чьи-то трусы).)

Сцена 11.2. Ночные последствия

(Поздно. Лагерь затихает. Но зубочистки — всё ещё во ртах.)

Гриша (лёжа на койке):

— Люсь… а если Рэмбо — это наш будущий президент?

Люся (зевает):

— Нет, Гриш. Наш президент будет с калькулятором вместо гранатомёта.

И зубочистка у него будет золотая.

(За окном — Корова Ио жуёт пилотку пропавшего Петьки. Никто не видит.)

Философское послесловие 1.

(Утром все дети просыпаются без зубочисток. Никто не помнит Рэмбо.

Только на песке — следы, будто кто-то тащил раненого героя… Но это просто ветер.)

Мария Викторовна (на линейке):

— Вчера был воспитательный час про дружбу народов. Все молодцы!

Люся (шёпотом Грише):

— Запомни, Гриш. Правда — это то, во что все согласились верить.

А зубочистки — просто зубочистки.

(Где-то в лесу заиграл гимн. Но это не гимн.

Это магнитофонная плёнка, застрявшая в пасти коровы.

Корова Ио начинает мычать гимн США — но некоторые дети слышат «Варяга».

Матиас обнаруживает, что его «Happy English» — это код для вызова чего-то.

Зубочистки прорастают в деревья — но это грибы-галлюциногены.)

Бонусная глава 2.

(Вечер. Клуб «Дружба» (бывшая столовая). Кинопроектор скрипит, как кости старика.

На экране — The Immortals (1995) с Эриком Робертсом,

но перевод такой кривой, что бандиты говорят голосами дикторов

«Спокойной ночи, малыши!».

Дети с зубочистками во рту (после Рэмбо — обязательный аксессуар)

жуют сухое печенье «Юбилейное», которое крошится, как их надежды.)

Сцена 12.1. «Ты знаешь, сколько стоит твоя жизнь?»

(На экране: Эрик Робертс, но дети думают, что это «дядя Вова из гаража,

который вечно пахнет бензином», в дешёвом костюме бьёт кого-то монтировкой.)

Голос за кадром переводит:

— «Ты знаешь, сколько стоит твоя жизнь?

Ровно столько, сколько у тебя в кармане. А у тебя — пусто».

Петька (вынимает зубочистку, смотрит на неё):

— У меня в кармане — зубочистка. Значит, моя жизнь стоит… зубочистку?

Люся (не отрываясь от экрана):

— Нет, Петь. Твоя жизнь стоит ровно столько,

сколько за тебя дадут в приёмнике-распределителе.

А там курс низкий.

(В углу Матиас шепчет что-то на латышском. Похоже, на молитву. Или на ценник.)

Сцена 12.2. Дети ссутся во сне (опять)

(Ночь. Спальный корпус. Васька, который днём кричал «Я — Рэмбо!»,

дёргается во сне и мочит койку.

Девочки — те, что ещё не пропали — шепчут:)

— Ты знаешь, сколько стоит твоя жизнь?

Ровно столько, сколько у тебя в кармане…

(За окном — Корова Ио. Она жуёт чей-то пионерский галстук.

В её глазах — отражение экрана, где Эрик Робертс роняет монету.)

Сцена 12.3. Вожатые изучают плоть (и тлен)

(В комнате вожатых — темно. Только синий свет от телевизора «Рубин»,

который никто не включает.

Гриша сидит на диване. Люся животом легла ему на колени.)

Гриша (разглядывает ягодицы Люси, как экспонат в музее):

— Ты знаешь, что у тебя здесь родинка? Место следующего преступления, Джина.

Люся (лениво тянет портвейн из горла и оборачивается на Гришу):

— Хочешь попробовать?

(Они целуются и боязливо смотрят на бюст Ленина.)

Сцена 13. Утро. Всё аннулировано

(На утренней линейке — ещё меньше детей.

Мария Викторовна орёт что-то про «дисциплину»,

но её голос — как шум радио в соседней комнате.)

Петька (с синяками под глазами):

— А мы сегодня опять кино смотрим?

Люся (смотрит на пустые места в строю):

— Нет, Петь. Сегодня у нас… практическое занятие на перекладине.

(Где-то в лесу лает собака. Или это Корова Ио смеётся?)

Сцена 14. Дело о пропавших пионерах, или Десять негритят на советский лад

Люся (затягиваясь «Беломором», смотрит на список пропавших):

— Итак, Гриша, у нас десять человек. Как в той считалочке.

Только вот негритят у нас нет — одни пионеры. И корова.

И этот ваш... Матиас с его «Happy English».

Гриша (поправляет галстук, который всё больше напоминает удавку):

— Люсь, может, они просто децентрализовались? Как в той твоей математике.

Люся (хлопает его по лбу списком):

— Гриш, блокчейн — это когда все всё помнят. А у нас тут никто ничего не помнит.

Даже Мария Викторовна забыла, сколько у неё пионеров было в начале смены.

(За окном Корова Ио жуёт галстук. На нём пятно, похожее на кровь. Или на варенье из крыжовника.)

Сцена 14.1. Допрос первого свидетеля: Петька

Петька (с синяком под глазом):

— Я ничего не видел! Ну, кроме... Ну, корова. И зубочистка у неё в носу.

И Матиас говорил что-то про «аннулированные баллы»...

Люся (заносит в блокнот):

— Значит, Матиас и корова. И зубочистка. Это уже три улики.

Гриша (шепчет):

— Люсь, а может, они все в корове?

Ну, как в том фильме «Бессмертные», где бандиты прятали трупы в бочках?

Люся (смотрит на фарфоровую фигурку коровы с позолотой):

— Гриш... а вдруг она не корова? А вдруг это Мария Викторовна после диеты?

Сцена 14.2. Осмотр места преступления: Комната мальчиков

(Койки стоят пустые. На одной — дневник с записью:

«Сегодня кино. „Бессмертные“. Баллы аннулируются. Я боюсь.»)

Люся (берёт дневник):

— Гриш, смотри. Они знали, что пропадут.

Гриша (ковыряет зубочисткой в ухе):

— Или их заставили это написать. Как в „1984“, только с пионерскими галстуками.

(В углу — пионерский горн. На нём надпись: «Следующий — ты».)

Сцена 14.3. Допрос Матиаса

Матиас (пьёт «Рижский бальзам»):

— Я ничего не знаю. Я просто учил их английскому. «Happy English». Every kitty is sweety...

Люся (бьёт кулаком по столу):

— Матиас! Где дети?!

Матиас (улыбается):

— Maybe... they became immortal?

(За его спиной — плакат с алфавитом. Буква «X» помечена кровью.)

Сцена 14.4. Развязка (или нет?)

(Люся и Гриша стоят перед Коровой Ио.)

Люся:

— Ну что, корова... Где дети?

(Корова медленно открывает рот. Внутри — пионерские галстуки. И зубочистка.)

Голос Матиаса из темноты:

— Баллы... аннулируются...

Корова оказалась быком…

Гриша (достаёт портвейн):

— Люсь... может, просто выпьем?

Люся (закуривает):

— Да, Гриш. Как всегда.

(Занавес. Или отключение сознания.)

Бонусный акт 2.Сцена 15.1. "Последний пионерский обряд, или Ключ от никуда"

Дневник Тостухи (запись №13):

Люся (разглядывает потрёпанную тетрадь в кожаном переплёте):

«Дети — это временные вещи. Как портвейн в пластиковых стаканах. Как зубочистки. Как...»

— Гриш, тут дальше страница вырвана. Но пахнет... крыжовниковым вареньем.

Гриша (нюхает):

— Нет, это "Красная Москва". Духи Марии Викторовны.

Значит, она плакала, когда писала.

(На обороте — детская ладошка, обведённая карандашом. Подпись: «Петька. Последний».)

Сцена 15.2. Морской анал как ритуал перехода

(Ночь. Чёрное море лижет песок, как Корова Ио — пионерские значки.

Люся стоит согнувшись по пояс в воде. Грудь касается волн.

Галстук размок и прилип к шее, как вторая кожа.)

Люся (Грише, который неуверенно раскрывает

старый презерватив с серпом и молотом на упаковке):

— Ты же понимаешь, это не про секс. Я тебя не люблю…

Это... переход. Выход теперь вход.

(Волна накрывает их. На секунду кажется, что под водой светятся глаза — много глаз.

Но это просто медузы. Или дети. Или медузы-дети.)

Сцена 15.3. Зубочистка-ключ

Гриша (всовывает зубочистку в щель на двери склада):

— Так... Если это "дверь в никуда", то почему тут написано "Инвентарь"?

(Дверь скрипит. За ней — комната, где: на стене висит карта СССР,

но вместо Союза — одно большое пятно варенья, на полу — 40 пар детских сандалий,

расставленных по кругу. В центре — проектор, который показывает «Бессмертных»,

но в главной роли — сам Гриша.)

Люся (трогает плёнку):

— Гриш... это же ты вчера вечером. Когда ты успел?

Сцена 15.4. Новорождённые (латвийская версия)

Корова Ио мычит последний раз и разваливается пополам.

Из неё вываливаются —

Петька (теперь с бородой и в свитере с оленями),

Васька в очках, бормочет: «Daudz laimes dzimšanas dienā» (с днём рождения),

девочки все вдруг стали блондинками и поют «Pūt, vējiņi» (дуют ветры).

Матиас (с умилением):

— А ведь "Happy English" не зря учили! Теперь будем "Happy Latvian"!

(Мария Викторовна падает в обморок. Но это не важно.)

Бонусный эпилог: "Смена окончена"

(Пустой лагерь. Флаг СССР спущен — но не снят,

просто обвис на флагштоке, как пионерский галстук на шее повешенного.

Ветер шевелит страницы дневника Марии Викторовны, раскрытого на последней записи.)

«Дети ушли. Вожатые тоже.

Осталась только корова да этот проклятый лингафонный кабинет.

Я сижу в своём кабинете и пью "Рижский бальзам" прямо из горла.

Наверное, так и надо было закончить. Баллы аннулированы.»

Сцена 1. Люся и Гриша уходят

(Дорога. Пыль. Автобусная остановка с разбитым стеклом.

На скамейке — надпись: «Здесь был Петька».

Но это враньё — Петька теперь где-то в Латвии, и у него борода.)

Люся (смотрит на лагерь вдалеке):

— Гриш, а мы что-то забыли?

Гриша (щупает карман):

— Зубочистку. Но теперь она не ключ, а просто зубочистка.

(Автобус подъезжает. Водитель — вылитый Матиас, но без усов.

На лобовом стекле — табличка: «Rīga». Они садятся.)

Сцена 2. Корова Ио остаётся одна

(Она жуёт последний галстук. Потом подходит к лингафонному кабинету, толкает дверь копытом.

Внутри — «Happy Latvian» уже вовсю играет на кассетнике.

Корова садится за парту. Надевает наушники. Она теперь — ИО Руководителя.)

Кассета (шёпотом):

«Daudz laimes... Daudz laimes...» (... Много счастья)

(Корова закрывает глаза. Ей снится море золота. Завтра — продажа земли.)

Сцена 3. Последний кадр

(Пустой кинопроектор. 1996. Плёнка кончилась.

Но если присмотреться — на последнем кадре не тьма, а Люся и Гриша в автобусе.

Они смеются. Или кричат. Или поют.

Не разобрать. Потому что кино закончилось.)

КОНЕЦ

P.S.

Если вдруг когда-нибудь вы окажетесь в пионерском лагере,

где вожатые пьют портвейн вместо того, чтобы следить за детьми,

фельдшер учит английскому, но сам знает только латышский,

а корова смотрит на вас слишком осознанно...

Бегите. Или останьтесь.

Но тогда не жалуйтесь, если баллы аннулируют.

Ваш "Солнечный берег"

(Лагерь, которого никогда не было.)